Огненноликая (гет)

Сал

Спустя какое-то время Айрин и Эдвард наконец выяснили свои отношения и присоединились ко всем в музыкальной гостиной.

Глядя на них, я понял, что вот теперь на самом деле все. И так даже лучше. Теперь Айрин будет думать, что и мои чувства к ней — лишь вмешательство Орландо. Ей не нужно знать, что они настоящие. А мне нужно учиться жить с ними, но без нее.

Тем временем, Клэр начала свой рассказ, который все присутствующие ждали с нетерпением и большим интересом:

— Я родилась в 1470 году в старинной, но обедневшей знатной семье Бельфорти⁽¹⁾. Наше семейство, хоть и было родом из Вольтерры, но к тому времени уже более столетия обреталось в местечке Валь д’Эльса между Сиеной и Флоренцией. По семейным преданиям, Бельфорти восходили к древнему этрусскому роду Тарквиниев⁽²⁾. Члены семьи Бельфорти когда-то даже были синьорами Вольтерры, но потеряли власть после того, как город подпал под власть Флоренции. Из-за этого в 14-м веке семейству пришлось бежать и обосноваться в других местах. Мой отец происходил из младшей ветви этого знаменитого рода.

Моя мать не пережила моего рождения, а отец погиб через несколько лет в одной из военных стычек, которые в ту пору были привычны между итальянскими государствами. Я воспитывалась в семье дяди — брата моего отца. В 17 лет меня выдали замуж за юношу из хоть и небогатой, но благородной вольтерранской семьи, и я переехала в Вольтерру, город своих предков. Несмотря на то, что брак был заключен по договоренности, он оказался счастливым. Мы с мужем были молоды, беспечны и жадны до жизни, поэтому быстро сблизились и полюбили друг друга, а вскоре у нас родилась чудесная дочь.

Однажды, возвращаясь вместе со свекровью из церкви домой и проходя по городской площади Вольтерры, я заметила в толпе странного мужчину. Он не сводил с меня прожигающего взгляда кровавых глаз, от которого мне стало очень страшно. Но мужчина быстро растворился в толпе, и спустя какое-то время произошедшее стало казаться лишь игрой воображения. Но с тех пор мне то и дело чудилось, что за мной незримо следят.

Как-то ночью мы с Козимо, моим мужем, проснулись от страшных криков. Мы не могли понять, что происходит, лишь слышали истошные крики слуг снаружи. Мы решили, что в дом забрались грабители. Но затем кто-то с молниеносной скоростью ворвался через окно в нашу спальню, схватил мужа и у меня глазах буквально растерзал его. Я не могу даже описать, что со мной тогда творилось. Я просто окаменела от ужаса, все происходящее казалось абсолютно нереальным ночным кошмаром, от которого я никак не могла проснуться. Увидев нависшее надо мной лицо, обрамленное седыми волосами, с буравящими меня злобными кровавыми глазами, я с ужасом вспомнила ту мимолетную встречу на площади. Это был тот самый страшный человек. От суеверного страха, его ледяного дыхания и обжигающе холодных грубых прикосновений меня буквально колотило, а спустя мгновение я потеряла сознание.

Когда я наконец пришла в себя, то оказалась лежащей на узкой кровати в небольшой комнатушке без окон, больше напоминавшей камеру, которая, естественно, оказалась заперта снаружи. Я совершенно не представляла, где нахожусь. Все произошедшее в доме разом навалилось на меня. В ушах все еще звучали душераздирающие крики прислуги и домочадцев, перед глазами пронеслась страшная картина убийства мужа. Человек не мог такое сотворить с другим человеком. Тот, кто это сделал, был зверем, бесом, дьяволом во плоти. А мысль о дочери вонзилась кинжалом в самое сердце. Безумная тревога за нее грызла душу, как голодная крыса. Где моя крошка? Что с ней? Жива ли она или этот страшный монстр и ее не пожалел? И почему меня он оставил в живых? Я осталась жива, но была заперта, как животное в клетке, с ужасом ожидая своей еще более незавидной участи и горько сожалея, что не разделила судьбу любимого мужа.

Она глубоко вздохнула, опустила голову и какое-то время молчала, будто собираясь с мыслями, а затем продолжила тихим и ровным голосом.

— Вскоре страшный незнакомец, которым был не кто иной как Кайус, пришел и… грубо надругался надо мной. Я не могла сопротивляться его неимоверной силе, а потом, просто не выдержав боли, отключилась. Придя в сознание, я почувствовала себя так, будто меня затоптал табун лошадей, а затем раздавили и перемололи жернова. Все мое тело было искалечено, и каждое движение отзывалось мучительной болью. Не знаю, сколько я находилась в таком состоянии. Но все это время кто-то лечил мои раны, приносил мне воду и еду.

Она с нежностью посмотрела на Ларта, а тот крепко сжал ее изящную ладонь в своей. Он изменился в лице, и в его прикованном к ней взгляде сквозили бесконечная боль и вина.

— А когда раны почти зажили и мне стало легче, монстр вернулся…

На последних словах голос ее подвел. Она замолчала и вновь перевела дыхание, было видно, что это видимое спокойствие дается ей не без труда. Воспоминания о том, что случилось несколько столетий назад, все еще отдавались болью.

Я бросил взгляд на Айрин. Она сидела бледная как полотно, глядя в окно и впиваясь пальцами в подлокотники кресла. Мои ладони инстинктивно сложились в кулаки, и я почувствовал вновь зарождающийся во мне гнев. Я отметил про себя, что схожие с моими чувства отражались в этот миг и на лице красивой блондинки по имени Розали. Она пылала праведным гневом, и одновременно в ее глазах читалось сочувствие и сопереживание рассказчице, словно она сама когда-то испытала подобную боль.

Когда спустя несколько секунд Клэр вновь заговорила, глядя куда-то в пустоту, ее голос вновь звучал отстраненно и тихо.

— Он снова взял меня силой и делал это еще не раз. Мои мольбы и крики доставляли ему извращенное удовольствие. И снова и снова искусный лекарь возвращал меня к жизни. Только вот спасти меня от чудовища он был не в состоянии. Но тогда я этого не знала, и каждый раз тщетно умоляла его дать мне умереть. Я потеряла счет времени, переживая снова и снова непрекращающиеся мучения в бесконечном кошмарном сне. Мой разум почти помутился, я желала лишь одного — умереть… Но, увы, я снова и снова убеждалась, что моя смерть не входила в планы чудовища, сделавшего меня своей пленницей. Все, что мне оставалось и что меня удерживало от окончательной потери рассудка — это ненависть, и я в равной мере ненавидела обоих — и мучителя, и врачевателя.

При этих словах Ларт едва заметно вздрогнул, словно от пощечины, и опустил глаза.

Стискивая до побелевших костяшек кулаки, я кусал губы, еле сдерживая свои эмоции. Каждое слово матери пронзало меня стыдом и гневом, я ненавидел себя за то, что во мне течет ядовитая кровь этого чудовища.

— А потом я почувствовала характерное недомогание. Как оказалось, я была беременна, беременна от монстра. Как ни странно, это стало моим избавлением.

На лице матери появилась тень улыбки.

— Ты стал моим спасением, Сальви, — обращаясь ко мне, сказала она. — Я никогда не винила тебя в своих страданиях, и ты себя не вини. Наоборот, ты стал лучиком света, избавлением, на которое я уже и не надеялась.

Она снова посмотрела на Ларта, на этот раз давая ему слово, и тот, принимая эстафету, заговорил:

— Тем лекарем, к моему величайшему стыду, был я. Я до сих пор не могу простить себя за то, что ничего тогда не сделал, чтобы спасти Клэр.

Клэр положила руку поверх его руки, сжимавшей ее ладонь и подняла на него глаза, в которых была лишь нежность и признательность.

— Ты делал все, что мог.

Он лишь упрямо покачал головой.

— Я был с Вольтури к тому времени больше полутора тысяч лет. И Кайус был моим создателем, — продолжил Ларт. — Я этруск и родом из этих мест. Я родился очень давно, в 125 году до нашей эры, в Велатри. Так называлась в те времена Вольтерра, которая тогда была очень влиятельным этрусским городом и одним из 12 городов Этрусского союза. Как известно, этруски славились своим искусством врачевания, они прекрасно знали анатомию, и даже римляне восхищались их знаниями. В нашем роду многие были целителями, вот и я пошел по стопам родителей и также занялся целительством. Я любил свое дело, мне нравилось лечить людей, и у меня это очень даже неплохо получалось, так что слава обо мне распространилась не только по всему городу, но даже вышла далеко за его пределы. Ко мне стекались страждущие и недужные со всей Этрурии, и скажу без ложной скромности, большинству из них я действительно помогал — исцелял или на худой конец облегчал страдания. И я был очень горд этим.

Мне было почти 35 лет, и у меня уже была семья — жена и четверо детей, когда началась Союзническая война⁽³⁾. В этой войне Велатри встал на сторону италиков, за что был осажден и уничтожен римским императором Суллой⁽⁴⁾. Вся моя семья погибла от рук жестоких римских завоевателей, разграбивших и утопивших в крови весь город. Именно тогда меня, умирающего, случайно нашел и по каким-то своим соображениям обратил Кайус. Позже я много раз спрашивал его о том, почему он это сделал, но он так и не дал мне вразумительного ответа, возможно, его неосознанно привлекла ко мне вампирская интуиция, распознавшая во мне особый дар.

Став одним из Вольтури, я был предан Кайусу как своему создателю и одному из трех правителей Вольтерры и не мог пойти против его воли. Я отплатил ему за подаренное мне бессмертие, когда спас его, едва не погибшего в схватке с детьми луны.

Когда я впервые увидел Клэр, то понял, что она подверглась жестокому надругательству. Всему моему существу претило то, что совершалось над ней, но я проявил тогда малодушие и не посмел сделать хоть что-то, чтобы предотвратить это насилие, за что буду вечно испытывать жгучий стыд. Да, ее тогда постоянно охраняла приставленная Кайусом стража, но это не извиняет того, что я даже не попытался освободить ее или хотя бы прервать ее мучения. Все, что я делал, это залечивал ее физические раны, которые появлялись вновь и вновь. Я не впервые лечил смертных девушек. Но раньше они долго не выживали, да и быстро приедались Кайусу, и он их просто убивал.

Когда я понял, что девушка беременна, я сказал об этом Кайусу в надежде, что он больше не станет ее мучить. Сначала он решил, что этот ребенок от ее убитого мужа, но я сразу понял, что это необычная беременность и что ребенок от него. Он испугался, что, будучи наполовину вампиром, ребенок окажется таким же неуправляемым, как бессмертные дети, и приказал его уничтожить. Я не хотел этого делать, но не мог перечить Кайусу. К тому же я понимал, что мать не выживет, просто не сможет пережить роды, если вообще до них доживет, поскольку ее тело не было приспособлено к вынашиванию такого плода. С тяжелым сердцем я принялся делать аборт, но едва хирургический инструмент проник в тело девушки, как я почувствовал, что моя рука мне больше не повинуется. Она застыла, никак не желая двигаться, словно, кто-то другой управлял ею.

Поймав мой изумленный взгляд, Ларт кивнул и сказал:

— Да, да, твой дар проявился еще тогда, в утробе матери.

Он улыбнулся, а затем продолжил рассказ:

— Я понимал, что это необычный ребенок — полувампир-получеловек, но после того, что произошло, мне стало ясно, что он обладает удивительной и могущественной способностью. Я сказал об этом Кайусу, но он все еще был одержим идеей уничтожить ребенка из страха перед тем, что это бессмертное дитя. Он сам попытался это сделать, но тоже не смог. Тогда он с большим сожалением, но все же решил обратить Клариче, рассудив, что это даже к лучшему, поскольку девушка не погибнет и останется в его власти, а ее превращение в вампира убьет ребенка. Он успокоился и не стал больше пытаться что-то предпринять. Но все опять пошло не так, как ожидалось.

К величайшему нашему удивлению, Клариче не превратилась в вампира, но и человеком больше не была. Она больше недели оставалась в состоянии забытья, и мы все это время не понимали, что с ней происходит, ведь обычно перерождение длится не больше трех дней.

Когда она очнулась, я осмотрел ее и сделал вывод, что она стала чем-то вроде дампира, наполовину вампиром, а наполовину непонятным существом, похожим на человека. И ребенок внутри нее не погиб, наоборот, продолжал развиваться, а его дар стал еще сильнее. Я чувствовал это каждый раз, когда наблюдал за Клариче.

Ларт сделал паузу и посмотрел на Клэр, которая снова заговорила:

— О перерождении я помню немного. Помню лишь, как по телу горячей волной пронеслась боль, но она не шла ни в какое сравнение с той ужасной болью, которую мне приходилось переживать до этого. Затем я потеряла сознание, а когда очнулась, то сначала не могла понять, что со мной произошло. Но я почувствовала, что все вокруг изменилось: звуки, запахи, краски стали другими, более громкими, более четкими, более яркими.

Первый, кого я, очнувшись увидела, был Ларт, то есть Гвидо. Увидев, что я пришла в себя, он подошел ко мне и попытался заговорить. Но я не хотела его слушать и долгое время отказывалась говорить. Я все еще ненавидела его почти так же сильно, как Кайуса. После всего того ада, через который мне пришлось пройти в том подземелье, я просто не могла чувствовать по-другому. Но несмотря на мою молчаливую ненависть, он оставался неизменно добр ко мне, заботился, приносил еду — мясо и животную кровь, человеческую кровь я пить не могла и не хотела. Он же объяснил мне, где я нахожусь и кто меня похитил и держит в плену в качестве наложницы. Только благодаря доброте и заботе Гвидо мне удалось справиться с осознанием того, что со мной произошло.

Постепенно я стала больше доверять Ларту и попросила его узнать о судьбе моей дочери. Я не знала жива она или нет. Но если осталась жива, то теперь стала сиротой. Ларт пообещал найти ее. Через несколько дней он рассказал мне, что моя дочь жива и живет в семье кормилицы, которая в тот злополучный день по счастью тоже выжила. Вампир просто не добрался до детских покоев, так как они находились в глубине дома. Эта новость стала исцеляющим бальзамом на мою почти омертвевшую душу.

1) В XIII-XIV веках Вольтерра, как и всякий уважающий себя итальянский город, поучаствовала в распрях гвельфов и гибеллинов: первых (это — сторонники папы) возглавляло здесь семейство Бельфорти, вторых (про-императорская партия) — семейство Аллегретто. В 1340 году последние были из Вольтерры изгнаны, и семья Бельфорти превратилась в синьоров Вольтерры. Первый из них — Оттавиано — относительно спокойно правил до самой смерти (1340-1348), а вот его сын Боккино был тираном, рассорился со своими союзниками флорентийцами (гвельфами), попытался продать город пизанцам (те были убежденными гибеллинами). Боккино был свергнут, бежал, был схвачен и в итоге обезглавлен 10 октября 1361 года. Все Бельфорти были изгнаны из Вольтерры. Вольтерра потеряла независимость и попала под влияние Флоренции.

Вернуться к тексту

2) Тарквинии — в Древнем Риме семейный род этрусского происхождения, из которого происходили два царя.

Вернуться к тексту

3) Союзническая война (лат. Bellum Sociale) — восстание италийских племён против Рима и развернувшиеся вслед за ним на территории большей части Италии военные действия в 91-88 годах до н. э.

Вернуться к тексту

4) Луций Корнелий Сулла Удачливый — древнеримский государственный деятель и военачальник, император, организатор кровавых проскрипций и реформатор государственного устройства. Стал первым римлянином, который захватил Вечный город силой, причём дважды. Остался в памяти потомков как жестокий тиран, добровольно отказавшийся от неограниченной власти. Идейный предшественник римских императоров.

Вернуться к тексту