Огненноликая (гет)

Сал

Я принял звонок от Деметрия. Он коротко изложил мне суть дела. Аро просил меня об одолжении: он хотел, чтобы я стёр кое-какие воспоминания Корин и Афинодоры, поскольку обе из-за сильных эмоций стали неуправляемы. Избавиться от них он не мог. Корин так вообще была одной из опор клана, на ней держалась вся лояльность его членов, поскольку именно она своим даром удерживала в клане Челси, которая в свою очередь была ответственна за крепкие связи членов клана с правителями. Афинодора же была близкой и, пожалуй, единственной подругой Сульпиции, и та не хотела ее терять.

Я рассудил, что, оказав Аро эту услугу, смогу попросить его о взаимной услуге. Я пообещал мужу Элис помочь вернуть ей семейные привязанности. Как я успел понять, их лишился и Эдвард, и ему тоже требовалось восстановление. Зачем я решил это сделать — отдельный вопрос. Наверное, потому, что дал обещание, а свое слово я предпочитал держать. А еще потому, что больше не воспринимал Калленов как врагов. Они явно не претендовали на господство в вампирском мире и не пытались оспорить власть Вольтури, пока их не трогали. Конечно, Аро со мной бы не согласился. Теперь, когда Айрин снова с ними и их поддерживает семья Клэр, они для него стали еще более опасными врагами, чем прежде.

Я коротко объяснил Клэр причину, по которой должен ненадолго отлучиться, а затем сообщил Карлайлу и Джасперу, что, возможно, смогу помочь восстановить семейные узы, утраченные двумя членами их клана.

Я взял один из автомобилей и направился в Вольтерру. Поездка не заняла много времени, однако, когда я добрался до Вольтерры, на город уже спустилась ночь.

В тронном зале меня ждали. Аро, как всегда, лучился наигранной радостью, хотя дела у клана шли из рук вон плохо. Но я чувствовал, что он искренне рад меня видеть. Чего нельзя было сказать обо мне. Аро сыграл не самую благовидную роль в истории моей матери. Да, он лично не совершал насилия над ней, но допустил его. И он не сдержал своего обещания разрешить ей видеться с сыном, а затем одобрил решение предать ее смерти. Теперь я не мог не смотреть на него другими глазами. Как бы хорошо Аро ни относился ко мне, но именно он лишил меня матери и столько лет скрывал от меня правду. Конечно, все это вполне соответствовало характеру владыки, каким я его знал. Когда дело касалось власти, он был расчетлив, коварен и безжалостен, не останавливался ни перед чем ради достижения цели. За обаятельной улыбкой и приветливостью всегда скрывался жестокий и властный правитель. Но я легко мирился с этими его качествами, пока они не затрагивали меня лично. Да и править таким кланом, как Вольтури, мог именно такой лидер.

В зале находилась и Сульпиция. Видимо, она пришла, чтобы поддержать подругу.

Я сразу предупредил Аро, что ожидаю от клана ответной услуги в виде Челси, которую я собирался на время позаимствовать. Владыка в ответ лишь нетерпеливо махнул рукой в знак согласия.

Он приказал Феликсу и Деметрию привести Афинадору и Корин. Через несколько минут парни вернулись, ведя под руки обеих. Вместе с ними был Алек, он продолжал все это время окуривать обезумевших вампирш своим черным клубящимся дымом, лишая их всех чувств.

Чтобы стереть им память, нужно было сначала привести их в чувство, поэтому я попросил Алека перестать воздействовать на Афинадору.

Придя в себя и увидев перед собой того, кто, хоть и косвенно, но был причастен к гибели мужа, несчастная вдова рассвирепела как пантера. Она готова была наброситься на меня, но ее все же удерживало присутствие старейшин.

— Ты! Жалкий! Ублюдок! — с перекошенным от ярости лицом выплевывала она мне в лицо каждое слово. — Ты помог убить собственного отца! Хотя чего еще можно было ждать от выродка демоницы!

— Я сожалею, Афинадора, но Кайус никогда не был мне отцом. Он был лишь насильником, получавшим удовольствие от истязания женщин.

Она яростно взвизгнула и бросилась на меня, но я остановил ее взглядом и решил больше не продолжать этот бессмысленный спектакль.

Через несколько минут все ее бесконечные воспоминания о муже были стерты. Вампирша пару раз сморгнула и медленно обвела зал пустым взглядом. К ней подошла Сульпиция, мягко обняла подругу за плечи и увела из зала.

Да уж, говорят, любовь зла... А вампирская любовь зла тысячекратно. Что ж, стереть воспоминания — было единственным, хоть и не самым идеальным выходом из этой крайне неприятной для всех ситуации. Да и для самой Афинадоры в какой-то мере это было спасением от той невыносимой скорби и боли, которую она испытывала после потери партнера. Хотя вряд ли амнезия сделает ее существование более осмысленным. Я очень сомневался в том, что Афинадора сможет обрести новую привязанность. Вампиры — однолюбы.

Затем настала очередь Корин. Неужели эта глупышка на самом деле полюбила Эдварда? Неужели он ее истинная любовь? Или же это очередная прихоть взбалмошной вампирши, всегда отличавшейся своей любвеобильностью. Надеюсь, верно второе.

С Корин проблем также не возникло. Прощайте воспоминания о телепате. Наконец, Алек смог свободно вздохнуть и уйти восвояси, необходимости сдерживать его даром свихнувшихся от любви и скорби женщин больше не было.

Деметрий и Феликс также были отпущены с приказанием сопроводить немного пришибленную от моих манипуляций Корин в ее покои.

Когда в зале остались лишь два правителя и я, Аро встал с трона и подошел ко мне.

— Спасибо, сынок, что так скоро откликнулся на наш призыв. Что касается Челси, то я доверяю ее тебе и уверен, что с ней ничего не случится.

— Даю слово, дядя, Челси ничто не грозит, она будет под моей защитой, и я верну ее, как только она сделает то, что должна.

— Хорошо, но обещай мне, что и ты вернешься в клан как можно скорее.

— Я вернусь, как и обещал. Но мне нужно время.

Аро понимающе кивнул и приказал одному из дежуривших стражей найти и привести Челси. Через несколько минут в зал вошла высокая вампирша, способная манипулировать чужими привязанностями. Когда Аро объяснил ей, что от нее требуется, она сначала насторожилась, ведь ей предстояло направиться прямиком во вражеский клан. Но я успокоил ее, пообещав безопасность и защиту.

Попрощавшись, мы с Челси уже направлялись к выходу, когда Аро вновь меня окликнул:

— Диотисальви, скажи мне, в чем секрет Ларта?

Я обернулся. На лице владыки играла добродушная и чуть лукавая улыбка, словно он просил о сущей малости.

— Дядя, я не могу этого сделать. Это не моя тайна.

Улыбка на губах Аро померкла, он наигранно громко вздохнул, а затем тихо проговорил:

— Что ж, рано или поздно все тайны раскрываются.

Мы с вампиршей вышли из зала и направились по коридору, ведущему к выходу из дворца. Послышались торопливые шаги. За одним из поворотов нас нагнал Деметрий.

— Эй Сал, постой. Надеюсь, мы тебя еще увидим, — сказал он, положив руку мне на плечо.

— Определенно, дружище, даже не сомневайся.

Он улыбнулся.

— А у меня новость... в общем мы с Беллой вскоре собираемся пожениться. И Аро одобрил.

— Отличная новость, Дем! Рад за вас. Передавай Белле мои поздравления. И когда планируете?

— Пока с точной датой не определились, но как только выберем день и место, дам тебе знать. Теперь твоя очередь побыть шафером.

Я улыбнулся и согласно кивнул, хотя его слова всколыхнули во мне отдающие болью воспоминания о совсем недавних событиях.

— Правда, от пышных празднеств мы отказались. Белла не любит всей этой шумихи, да и мне все это совершенно по барабану. Так что церемония будет очень скромной, всего несколько близких друзей. Мы решили провести свадебный обряд у меня на родине, в Греции.

— Я могу прийти со спутницей? — неожиданно даже для себя самого спросил я.

— Конечно, — слегка удивленно проговорил Дем, — но я думал, что вы с Айрин уже не...

— Нет, не с Айрин.

Брови Деметрия от изумления поползли вверх.

* * *

Примерно через час мы уже были на вилле, а еще через час Челси, сделав все, что от нее требовалось, уехала обратно в Вольтерру.

Авиабилеты уже были куплены. Самолет Калленов вылетал в Штаты незадолго до рассвета. А я вместе с семьей Клэр собирался лететь в Лондон.

Прощание с Айрин вышло натянутым и немного болезненным. Мы оба не знали, что сказать. Она в очередной раз благодарила меня за все, а в ее глазах читалось сожаление. Что она читала в моих глазах, боюсь даже представить. И лишь с Орландо было все просто и легко. Он подбежал ко мне, забрался на руки и крепко обнял, а затем взял с меня слово, что мы очень скоро увидимся и я приеду к ним в гости.

Что же до нашего с Айрин брака, то если он и имел хоть какую-то силу, то с отъездом Айрин терял ее безвозвратно. В ответ на ее вопрос об этом, который она после долгих колебаний все же мне задала, сильно при этом смущаясь, я объяснил, что для того, чтобы брак, заключенный по эллинскому обычаю, считался расторгнутым, женщине достаточно просто уйти из дома своего мужа и пожить где-то еще. Конечно, муж всегда мог воспрепятствовать этому. Но я препятствовать Айрин не собирался. Да и не был я ей мужем, во всяком случае она меня таковым никогда не считала.

Мы вылетели из Флоренции вечером следующего дня. Туманный Альбион встретил нас туманом и моросью. Поместье семьи Фиоретти располагалось в одном из элитных пригородов британской столицы в графстве Суррей. Окруженный пышной зеленой растительностью, этот идиллический уголок старой доброй Англии привлекал вампиров тем же, чем и голливудских звезд — отсутствием городского шума и суеты, малолюдностью и приватной атмосферой. Великолепный дом с уединенным садом и небольшим прудом располагался на невысоком живописном холме.

С Лукой мы быстро сблизились, он был легок в общении, и у нас с ним нашлось много общих интересов. Парень был самым младшим членом семьи, он родился в середине девятнадцатого века. Как призналась мне мать, потеряв дочь и сына, она потом очень долго не хотела больше иметь детей. Но все изменила Жюли, появившаяся в их семье за несколько десятилетий до рождения брата.

Лука занимался живописью и фотографией. Как он сам рассказал, на его становление как художника очень сильно повлиял импрессионизм, ставший крупным и популярным течением в живописи вскоре после его рождения. Он какое-то время жил во Франции и лично знал нескольких известных представителей этого художественного направления, а с некоторыми даже водил близкую дружбу. Он много рассказывал мне о том периоде своей жизни, делился воспоминаниями. Лука сокрушался, что его замечательный учитель и близкий друг Камиль Писсарро, так искренне и по доброму относившийся ко всем своим ученикам и всегда дававший им хорошие советы, до конца своей жизни терпел нужду и лишения, в то время как сегодня его картины, как и полотна других импрессионистов, стоят десятки и даже сотни миллионов долларов.

На мой дилетантский взгляд, сам Лука тоже был талантливым художником, мне нравились его картины, они были полны эмоций и не оставляли равнодушным. А его фотографии стабильно занимали первые места на многих престижных международных фотоконкурсах.

Брат также живо интересовался моей жизнью в клане Вольтури и моим даром, мы с ним часто обсуждали наши способности — их сходство и различие.

С матерью мы проводили дни в бесконечных беседах, о которых я когда-то не смел и мечтать. И каждое ее слово, каждый жест, каждый безмолвный взгляд были пронизаны безмерной материнской любовью, любовью, которую я переживал и ощущал каждый миг и которая заставляла меня чувствовать себя центром вселенной. С ней я наконец чувствовал себя цельным. Она много рассказывала о своей жизни, расспрашивала о моей. С ней я был предельно открыт и не скрывал своих чувств. Узнав, что с Айрин у меня ничего не вышло, она попыталась меня приободрить.

— Что ж, хорошо, что ты не вампир, а значит, не однолюб, — заметила Клэр.

— До встречи с Айрин я думал иначе.

— Вот и хорошо, что теперь так не думаешь. Надеюсь, ты еще найдешь свое счастье, если не с Айрин, то с кем-то другим.

Она улыбнулась и обняла меня. Было что-то такое в ее словах, что заставляло в них верить.

Клэр познакомила меня со своими благотворительными проектами. Она много и усердно работала, стараясь сделать жизнь осиротевших и больных детей лучше. Ее усилиями многие сироты обретали новые семьи, а дети с тяжелыми пороками развития получали самое лучшее лечение.

Ларт (я все еще называл своего учителя тем старым именем) пригласил меня в основанные им медицинский центр и научную лабораторию. Они были предметом его гордости. Там он ставил амбициозные цели и упорно шел к ним, достигая невероятных результатов. Страстное желание лечить людей не покинуло его и спустя два тысячелетия. Именно благодаря его стараниям на протяжении последних столетий появлялись новые передовые методы лечения и суперэффективные лекарства от многих болезней, ранее считавшихся неизлечимыми. Однако он не афишировал свое новаторство, щедро делясь новыми открытиями с другими известными лабораториями. Ларт очень хотел, чтобы я остался и работал вместе с ним и Жюли, которая была ему большим подспорьем, взяв на себя систематизацию всей проводимой ими колоссальной работы. Я и сам был не прочь остаться. Знакомясь с новейшими проектами лаборатории Ларта, я все больше загорался этой идеей и даже поделился с ним результатами и целями своих генетических исследований. Возможно, нам стоило объединить усилия.

Но самым ободряющим для меня после моего сердечного фиаско стало общение с Жюли. Ее история была трагичной. Она происходила из дворянской помещичьей семьи, которая в годы Великой французской революции стала жертвой крестьянских восстаний. Голод, а также стремление к уничтожению феодальных повинностей, платившихся помещикам, и желание вернуть себе землю, толкало крестьян к бунтам. Летом 1789 года весь восток Франции был охвачен восстаниями, они разливались широкой волной, сметавшей всё на своем пути. Взбунтовавшиеся крестьяне грабили и жгли замки и усадьбы, громили и разрушали аббатства, а всех сопротивлявшихся убивали. Семья Жюли, жившая в провинции Франш-Конте⁽¹⁾, также попыталась оказать сопротивление и поэтому пала жертвой жестокой расправы. На глазах у девушки восставшие убили всю ее семью — мать, отца, двух братьев и старшую сестру. Она тоже была обречена умереть и стать еще одной жертвой Великой революции, но счастливый случай привел в сожженное поместье Ларта. В то время они с Клэр как раз находились во Франции и жили неподалеку. Он и спас умиравшую от смертельных ран Жюли. Оправившись от ран и узнав тайну своего спасителя, девушка сама изъявила желание стать вампиром.

Но несмотря на свое трагичное прошлое Жюли не озлобилась. Эта девушка была настоящим моторчиком, заряжавшим всех вокруг своей энергией, оптимизмом и любовью к жизни. У нее было много самых разных увлечений. Веселая и заводная, она любила танцы, вечеринки и праздники. Обожала и прекрасно знала литературу, искусство, живопись, при этом хорошо разбиралась в естественных науках и философии, одним словом, была настоящей интеллектуалкой. Но истинным призванием Жюли была музыка, особенно пение. Однажды она привела меня на собственную студию звукозаписи, располагавшуюся прямо в поместье, и позволила присутствовать при записи нового альбома. Она пела божественно. Я никогда не слышал такого хрустально-чистого и нежного сопрано, а я довольно неплохо ориентировался в мире оперного пения, знал почти всех ведущих мировых исполнителей.

— Знаешь, это будет особенный для меня альбом, — сказала она.

— И чем же он будет особенным? Конечно, не считая того, что своим пением ты затмишь всех когда-либо известных оперных див, — с улыбкой сказал я, ничуть не кривя душой.

— Увы, никто в мире об этом не узнает, — смеясь заметила она. — Мои альбомы никогда не станут достоянием публики.

— Но почему? — удивился я.

— Это слишком рискованно. А особенным этот альбом делает то, что всю музыку к нему написала я сама. Раньше я исполняла лишь мировые шедевры, теперь же замахнулась на то, чтобы создавать их самолично.

Она снова громко рассмеялась. Ее переливчатый звонкий смех мне невероятно нравился.

Сначала я не придал особого значения ее словам, посчитав, что это обычная вампирская осторожность, нежелание привлекать к себе внимание людей. И даже когда позже Лука в разговоре со мной обронил, что публичный релиз альбома стал бы весьма опасным шагом, я все еще не оценил всей рискованности подобного предприятия. И лишь после того, как он объяснил мне, кем была Жюли, я понял, что идея была бы не просто рискованной, но почти безумной. Во-первых, после выхода этого альбома мир имел бы все шансы попросту сойти с ума. Ну а во-вторых, ее прекрасный и в то же время опаснейший дар непременно стал бы достоянием какого-нибудь злодея, решившего покорить или даже уничтожить весь мир.

Правда, на меня магические чары Жюли не действовали, но даже я испытывал невероятный трепет и величайшее наслаждение, случая ее чарующее сопрано. И лишь намеренно сняв защиту и попросив Жюли еще раз спеть мне, я в полной мере испытал на себе силу ее дара. Я вмиг позабыл кто я и что я, зачем и почему я. Мне хотелось лишь одного — бесконечно слушать этот голос, его завораживающие, божественные звуки, погружаться в них как в безбрежный, ласкающий океан, впитывать их в себя всем своим существом и самому превращаться в одну вибрирующую волну. В этом состоянии я был абсолютно уязвим, но не понимал этого, пока не вернулся в реальность. А вернуться в нее я смог только после того, как этот волшебный голос смолк. Что же было бы с обычными людьми и вампирами, если бы они оказались в его власти?! И как же им всем повезло, что Жюли не строила коварных планов по завоеванию мира. Она вообще не воспринимала свой божественный дар как оружие или орудие для достижения неких целей, для нее он был лишь инструментом для самовыражения.

Конечно, Жюли в душе сожалела о том, что не могла сделать свое творчество достоянием мира людей, и это было понятно и естественно. Она не желала никому зла, наоборот, через пение дарила миру свою любовь, от которой, тот, увы мог опьянеть, как он самого прекрасного вина. Ведь Жюли была сиреной.

1) Франш-Конте — историческая провинция на востоке Франции. Название происходит от выражения «вольное графство Бургундия» (фр. Franche Comté de Bourgogne)

Вернуться к тексту