Огненноликая (гет)

Белла

Но вернусь к нашей свадьбе. Поскольку мы не собирались заключать религиозный брак, священник нам не требовался. Поэтому роль церемониймейстера взял на себя (кто бы мог подумать!) наш большой веселый друг Феликс. Кстати, он оказался в этой роли более чем уместен, так как имел лицензию юриста, будучи выпускником престижного Туринского университета, готовящего лучших специалистов в этой области. Феликс знал все тонкости итальянского законодательства, в том числе брачного, и вызвался лично подготовить для нас брачный контракт. Но даже если бы это было не так, выправить официальные документы для Вольтури не составило бы труда, на клан работали лучшие юристы мира.

Но представляя, как Фел будет толкать речь и торжественно объявлять нас мужем и женой, я не могла сдержать улыбки. Ох, как бы он не превратил нашу маленькую свадебку в фарс и шоу с клоунами.

На церемонии в качестве гостьи также должна была присутствовать спутница Сала, вампирша из клана его матери — высокая брюнетка Жюли. Мы ее совсем не знали, видели лишь однажды — в тот день, когда в Вольтерру прибыли Каллены и семья Клэр. Деметрий рассказал мне по секрету, что Айрин каким-то образом умудрилась разбить Салу сердце (да уж, рыжая оказалась еще той сердцеедкой, хотя я больше не питала к ней ненависти, как, впрочем, и теплых чувств), и теперь, по-видимому, дампир нуждался в утешении. Возможно, он нашел его в Жюли. Это было бы неудивительно, ведь, по словам Деметрия, дампиры, в отличие от вампиров, не однолюбы. И хотя Сал и Жюли не показались мне парой, скорее хорошими друзьями, но Сал не выглядел особо страдающим. Быть может, это была лишь его обманчивая внешняя невозмутимость или влияние особой, солнечной ауры Жюли. Но рядом с ней он казался непривычно веселым и жизнерадостным, не таким отстраненным и непроницаемым, каким я уже привыкла его видеть. Признаться, я перед Салом почему-то слегка робела. Но тут он стал более открытым и приветливым, и та стена, что всегда как будто стояла между нами, неожиданно стала покрываться трещинами и стремительно рушиться.

— Я рад за вас с Деметрием, — подойдя и обняв меня, сказал Сал, когда мы встретились на Крите.

— Спасибо. А я рада, что вы здесь, с нами.

— Давай на "ты", ладно? — улыбнувшись, предложил он.

— Ладно, — охотно согласилась я.

— Береги ее, amico⁽¹⁾, — обращаясь к подошедшему Дему, сказал Сал и дружески похлопал его по плечу.

Они обнялись.

— Ну а как у тебя на личном? Вижу, ты в хорошей компании, — спросил Деметрий, подмигивая другу.

Сал улыбнулся, но ничего не ответил. Может, не хотел спугнуть зарождающиеся между ним и брюнеткой отношения, а может, просто сказать было нечего. Я, конечно, не Маркус с его умением видеть незримые нити отношений и привязанностей, но эти двое, на мой неискушенный взгляд, пока больше напоминали близких друзей, чем влюбленных.

Подготовка к свадьбе заняла кучу времени. Сначала я совсем не собиралась выбирать свадебное платье, мне казалось, что для скромной, неофициальной церемонии достаточно просто немного приодеться. Но Хайди меня переубедила. О, она умела переубеждать. И не последнюю роль в этом играла ее невероятная харизма. Нет, дар ее на меня, конечно же, не действовал, но ее красота и умение себя подать, а также уверенность в своей неотразимости и безупречном вкусе во всем, что касалось красоты и моды, все равно прекрасно работали.

— Послушай, dolcezza mia⁽²⁾, — так она стала называть меня почти с самого нашего знакомства, — это ведь твоя первая свадьба в жизни — и человеческой, и вампирской.

— Надеюсь, и последняя тоже, — пробурчала я.

— Не факт, моя прелесть. Возможно, лет через пятьдесят или сто вам захочется всё повторить и «освежить» данные вами клятвы. В нашем мире так бывает. Но эта свадьба навсегда останется первой. Так что будь добра, предстань на ней во всем блеске.

Хайди убедила меня, что мне просто необходимо белое платье, пусть скромное, но изящное. И несколько дней мы только тем и занимались, что ходили по свадебным бутикам Милана — мировой столицы моды. При этом она параллельно умудрялась по-прежнему безупречно выполнять свои обязанности по доставке «улова» в Вольтерру. Я еле выдерживала эти морально изнуряющие шопинг-туры и готова была на любой наряд. Но Хайди оказалась непреклонна: платье должно быть тем самым. Что именно подразумевалось под «тем самым», было известно лишь ей одной. Своим напором и кипучей деятельностью по организации свадебной церемонии она напоминала мне Элис, и мое застывшее навек сердце иногда охватывала странная печаль. Пока моя бывшая подруга была в Вольтерре, нам с ней так и не довелось поговорить. Я знала, что наша с Элис дружба навсегда осталась в прошлом, но больше на нее не злилась. И все же в душе осталась тихая грусть. Воспоминания об Элис неизбежно приводили к мыслям о родителях. Чарли и Рене остались где-то далеко за тысячи километров и, что хуже всего, в совершенно другой жизни. Но я их не забыла. Как же я скучала по ним! Как бы я хотела, чтобы к алтарю меня повел Чарли, чтобы он познакомился с моим Деметрием. Я уверена, в другой жизни они бы поладили. А мама. Она бы умилялась и плакала, глядя на меня в свадебном платье. Эти мысли рождали у меня в душе тоску. Замечая ее в моих глазах, Хайди спрашивала:

— È tutto a posto, Bella?⁽³⁾

А когда я кивала ей в знак того, что все в порядке, она с ослепительной улыбкой добавляла:

— A testa alta, dolcezza!⁽⁴⁾

Я не вылезала из примерочных, и когда уже совсем отчаялась, не веря, что Хайди хоть что-то одобрит, желая меня приободрить, она сказала:

— Обещаю, dolcezza, ты будешь самой сногсшибательной невестой. Деметрий обалдеет от твоей красоты.

— Не знаю как Деметрий, а я уже порядком обалдела от этого бесконечного шопинга, — пробурчала я в ответ, вызвав переливчатый смех красавицы.

Наконец, мы отыскали то, что было нужно: белое платье от Temperley London в стиле флэппер длиной чуть выше колена. Оно было скромным и в то же время стильным. Дополняли наряд красивые белые босоножки на шпильке с перекрестными ремешками.

Деметрий с Феликсом тоже готовились к свадьбе, но что-то мне подсказывало, что они разобрались с костюмом, кольцами и всем остальным намного быстрее нас.

Церемония была назначена на первый день июля. Накануне я, Деметрий, Феликс и Хайди отправились на Крит на частном самолете. Сал с Жюли должны были прибыть туда из Англии. К вечеру того же дня мы прибыли на арендованную заранее закрытую виллу, а чуть позже к нам присоединились дампир и его спутница.

Сама церемония должна была состояться на рассвете следующего дня на вершине горы Ида — в самой высокой точке острова. Согласно греческой мифологии, именно с этой горы боги наблюдали и за ходом Троянской войны, и именно на этой горе состоялась свадьба Ариадны и Диониса. Ариадна, как и я, была покинута возлюбленным Тесеем, ради которого отказалась от семьи и родного края, и, так же как я, впоследствии обрела счастье с Дионисом, после брака с которым боги сделали ее бессмертной. Правда, бессмертие у меня уже было, но лишь любовь Деметрия придала смысл моему бессмертному существованию.

Наступила по-южному тёмная, жаркая ночь, и мужская половина нашей небольшой компании собралась на мальчишник в горы, в программу которого, по-видимому, входила охота на одиноких туристов-альпинистов, а женская — осталась проводить девичник на вилле.

Хайди и Жюли как-то быстро нашли общий язык и вели себя как закадычные подружки. Во мне даже в какой-то момент зашевелилась не то зависть, не то ревность. Но вскоре француженка покорила и меня. От нее буквально исходила светлая энергетика, она щедро одаривала ею всех окружающих и была необыкновенно легкой в общении. Из-за ее такой светлой, солнечной ауры я даже мысленно прозвала ее портативным солнышком. Возможно, это был ее дар? Все-таки хорошо, что Сал взял ее с собой.

Идею девичника, как и всего остального, касающегося свадьбы, подала Хайди и, несмотря на все мои робкие попытки протеста, успешно её воплотила.

— Вы только посмотрите, кого я вам привела! — воскликнула она, выйдя из автомобиля и направляясь к нам в сопровождении троих молодых мужчин.

Оставив нас чилить на вилле у бассейна, Хайди отправилась на не совсем обычную «рыбалку» и вернулась с потрясающим уловом: к ней на крючок попались три греческих адониса — лучшие мужские экземпляры местного разлива. Парни-стриптизёры и не догадывались, куда попали и с кем имели дело.

Наша внешность их, конечно, поразила, но красные глаза слегка отпугивали. Поэтому Хайди выдала первое, что ей пришло в голову: это у нас такое редкое генетическое заболевание. Парней такое объяснение вроде бы устроило. И все же они слегка нервничали, поэтому Хайди сразу же предложила им выпивку. Они охотно выпили пару коктейлей с виски и заметно расслабились.

Один из парней, красивый мускулистый блондин с голубыми глазами и «голливудской» улыбкой, встав напротив моего шезлонга, специально для невесты, то есть, для меня, стал танцевать приватный танец. Он был одет в потертые синие джинсы и белую майку, плотно облегавшую рельефные мышцы широких плеч и груди. Парень танцевал передо мной, выделывая смелые эротические па и постепенно скидывая с себя одежду и наконец остался в одних стрингах. А я от сильного смущения не знала, куда деть глаза. Представляю, как бы я выглядела, если бы не была вампиром. Мое покрасневшее до ушей лицо могло бы с легкостью сойти за красный сигнал светофора. Но мысль о том, что бы сделал с бедным парнем Деметрий, если бы застал нас в этот момент за подобным занятием, меня пугала до чертиков. Хайди, видя мое смущение, от души веселилась и подшучивала надо мной.

Они с Жюли вовсю развлекались. Хайди заигрывала с высоким брюнетом с длинными слегка вьющимися волосами, по комплекции немного напоминавшим Эммета, а Жюли мило болтала с рыжим красавцем с тонкими чертами лица и добродушной улыбкой.

А на меня томными, чуть затуманенными алкоголем голубыми глазами смотрел парень, танцующий передо мной с обнаженным торсом и в одних, мать его, стрингах. Однако помимо сильного смущения меня одолевала и сильная жажда. И чем ближе блондин подходил ко мне, тем сильнее она становилась. Хотя у меня отличный самоконтроль, но этот парень пах особенно сладко, было невероятно трудно сдерживать себя. Неужели он мой «певец»?

Когда он приблизился на расстояние вытянутой руки, я непроизвольно облизнулась и обнажила в оскале зубы. В тот же миг в его взгляде мелькнул страх и он чуть отпрянул. Его страх пробудил во мне монстра. Мозг стремительно отключался, а инстинкты брали верх над разумом и волей. Потеряв на миг самоконтроль, я накинулась на него и почти вонзила зубы в мягкую кожу на его шее, туда, где билась соблазнительная жилка. Но даже несмотря на то, что я уже несколько месяцев, как перешла на человеческую кровь и охотилась на людей, какая-то часть меня все еще отказывалась становиться убийцей человека, который только что для меня танцевал, смотрел мне в глаза и даже слегка волновал меня в эротическом смысле. Для меня это было немного слишком. Возможно, не всё человеческое во мне умерло после обращения. Надо было срочно возвращать контроль. Неимоверным усилием воли мне удалось взять себя в руки и побороть свою вампирскую природу. Я резко отстранилась и зажала нос рукой, как когда-то делал Каллен, пытаясь не убить меня. На шее парня выступила маленькая капелька крови, такой восхитительно ароматной и невыносимо желанной. И тогда второй рукой я оттолкнула парня от себя, он полетел в бассейн, вызвав фонтан прозрачных брызг, обрушившихся на мраморную плитку пола.

Я не хотела никого убивать в день своей свадьбы и вообще не хотела в этот день никаких смертей и трупов, во всяком случае, не на моем девичнике. Я даже заранее предупредила об этом Хайди. И она меня заверила, что проблем с этим не будет, так как Жюли предложила свой особый метод питания, после которого «и волки будут сыты, и овцы останутся целы». Только вот откуда нам было знать, что Хайди подцепит на крючок моего «певца крови».

Тянуть дальше не было смысла. Пока ошарашенный парень вылезал из бассейна, я подала девочкам знак, и Жюли, оторвавшись от своего рыжика, запела. Она пела тихо, словно только для себя. Но такого чарующего пения я никогда в жизни не слышала. Парни как зачарованные повернулись в ее сторону. Они словно погрузились в транс, казалось, все вокруг перестало для них существовать, кроме этого волшебного голоса. Точно такой же эффект пение Жюли произвело и на Хайди. Она сидела, завороженно вперив свои красивые глаза в брюнетку.

Продолжая петь, Жюли поднялась с шезлонга и потянулась за лежащей рядом сумкой. Раскрыв ее, она вытащила и разложила необходимые инструменты, а затем быстро и четко принялась за дело: по очереди, одного за другим усаживала парней, перевязывала им одну руку жгутом и после коротких манипуляций вводила в вену иглу, которая тонкой трубкой соединялась с пластиковым контейнером. Так она набрала три пакета крови, ни на миг не прекращая при этом петь. Она могла бы проделать всё это и молча. Но тогда не обошлось бы без шума, пришлось бы применять силу, и наши гости сильно пострадали бы. А я этого не хотела. И не только я. Хотя Жюли и питалась человеческой кровью, но придерживалась гуманистических взглядов, считая, что если можно обойтись без насилия, то почему бы и не обойтись.

— Я осознаю, что я монстр и паразит, — сказала мне она, когда в разговоре мы затронули эту тему, — но меня хотя бы извиняет то, что я делаю это для них безболезненно и даже приятно.

— Так ты считаешь неправильным пить человеческую кровь? — спросила я.

— Я не всегда так считала, — ответила она. — В первые годы после обращения я упивалась охотой и не чувствовала угрызений совести. Но постепенно во мне произошла перемена. Не обошлось, конечно, без Клер и Гвидо. Они не осуждали меня, но личным примером показывали, что можно поступать иначе. А когда я узнала об образе жизни Калленов, то не смогла не восхищаться их принципами и их силой воли. Но мне пока трудно совсем отказаться от человеческой крови. Однако я не хочу быть человекоубийцей.

Пела Жюли на французском, и ее тихая песня, льющаяся легко и свободно, как хрустальная вода из родника, заполняла собой все пространство и время. Весь мир вокруг был словно заворожен этими невероятно прекрасными звуками. Благодаря моему дару щита, на меня её пение не действовало так, как на других. Я все еще контролировала себя и в случае опасности могла дать отпор или убежать. Но даже мне не хотелось шевелиться, чтобы ненароком не нарушить эту невероятную гармонию звуков. И я понимала, что отныне любое другое пение станет для меня лишь бледной тенью того божественного вокала, который мне довелось услышать накануне своей свадьбы.

После процедуры добровольно-принудительного донорства, во время которой у незадачливых стриптизеров было взято примерно по полулитру крови, Жюли подала им восполняющий кровопотерю напиток, содержащий железо, а также что-то седативно-снотворное. Почти сразу наши гости мирно отрубились, пережив встречу с тремя вампирами с минимальным ущербом для жизни, да и для здоровья в общем-то тоже, ведь молодые организмы быстро восстанавливаются.

Песня наконец смолкла. Отмершая наконец и поначалу совершенно сбитая с толку Хайди, осознав, что какое-то время находилась в полной власти француженки, явно почувствовала себя не в своей тарелке, хотя и старалась не показывать виду. Однако между этими двумя вампиршами ранее установилось такое взаимное доверие и такая приязнь, что мне подумалось, что этот эпизод вряд ли как-то негативно скажется на их дальнейшей дружбе.

А вот самоконтроль Жюли вызывал восхищение. Такой же самоконтроль, являющийся не даром, а результатом многолетней практики, был, наверное, только у Карлайла, а по словам Жюли, еще и у Гвидо. Видимо, общее ремесло — врачевание, которому посвятили свою вечность эти три вампира и которое стало для них призванием, сближало их в этом и влияло на их жизненные принципы и философию.

Мы погрузили спящих парней в автомобиль, и Хайди, для которой было сложнее всего устоять перед соблазном, ведь она не обладала моим даром и за спиной у нее не было многих лет практики, как у Жюли, отвезла их обратно туда, откуда взяла. Во всяком случае, так она меня заверила. Жюли же заверила, что, придя в себя, парни ничего не вспомнят, а если что и вспомнят, то примут за бредовые сновидения — последствия изрядно принятого ими алкоголя.

— Сказать, что ты поёшь чудесно, восхитительно, волшебно, значит, ничего не сказать! У меня нет слов! Это божественно! — не удержалась я от комплимента после того, как Хайди уехала и мы с Жюли остались вдвоем.

— Спасибо, Белла. Мне было приятно петь для того, кто не впадает в ступор от моего пения, — с улыбкой ответила сирена. — Ты одна из немногих, на кого мой голос не действует.

— Но это не мешает мне восхищаться твоим божественным голосом, перед которым блекнут все самые прекрасные сопрано мира.

В ответ на мой комплимент, который на самом деле был вовсе не комплементом, а лишь слабой попыткой констатировать факт и выразить все мое восхищение, она благодарно улыбнулась.

— Я очень рада, что тебе понравилось. Хотя мой дар считают опасным, но он прежде всего выражение моего «я», моей души.

— Ты считаешь, у нас есть душа? — спросила я, памятуя об убежденности Эдварда в том, что у вампиров нет души и что они прокляты.

— Конечно, есть, — убежденно сказала она. — Разве у той, кем ты была в человеческой жизни, и той, кем стала после обращения, нет ничего общего? Мы просто физически изменились. Но наши души всё те же.

Оставшуюся часть ночи мы провели, наслаждаясь приятным обществом друг друга и здоровой молодой кровью, которой, к слову сказать, было не так уж много, она нас только раздразнила. Кровь моего «певца» была и вовсе восхитительна на вкус. Только теперь я смогла наконец оценить, чего стоил Каллену его самоконтроль и каких поистине неимоверных усилий от него потребовалось, чтобы просто меня не выпить.

— Пришлось отказаться от такого роскошного ужина, и все ради тебя, dolcessa, — в шутку сокрушалась Хайди.

А еще она надо мной подтрунивала:

— Так и быть, я не стану рассказывать Деметрию, как ты млела под горячим взглядом голубоглазки с мускулами.

В ответ я в притворном возмущении лишь закатывала глаза.

Став свидетелем того, что Жюли сделала с парнями и Хайди, я поняла, что клан Клэр, несмотря на свою малочисленность, очень силен и единственным слабым звеном, не обладавшим опасным даром, в нем был Гвидо или Ларт, когда-то входивший в клан Вольтури. Думаю, узнав о способностях француженки, Аро непременно захочет ее заполучить. А в том, что он о них рано или поздно узнает, да хотя бы от той же Хайди или Деметрия, и даже не обязательно по их собственной воле, я не сомневалась. Правда, сейчас Аро находился в положении "око видит, да зуб неймет". Но я была уверена, что он не оставит попыток взять реванш в будущем. Мне не нравились все эти клановые разборки и войны. Хотелось просто жить и наслаждаться жизнью рядом с любимым и друзьями. Но, увы, моего мнения на этот счет никто не спрашивал. Я, как и Деметрий, Хайди, и другие стражи Вольтури, была хоть и ценным, но лишь исполнителем воли владык, теперь уже вернее будет сказать, воли Аро, никак не влияющим на проводимую им политику.

Мужчины вернулись через пару часов. Они были веселы и расслаблены, какими я почти никогда их не видела. Служба у Вольтури не способствует расслабленности. Там всегда нужно быть собранным, бдительным и готовым в любой момент отразить любую угрозу. А тут все мы расслабились и почувствовали настоящий вкус вампирской жизни. Невообразимая для человека физическая и ментальная мощь и сила, отсутствие каких-либо человеческих преград вкупе с пусть и обманчивой, но свободой — на целых семь дней — сделали свое дело. Продолжалась короткая южная ночь, и мы все просто ловили кайф. Феликс непрерывно шутил, Сал больше не казался неприступным и отстраненным, а Деметрий блистал красотой, мужественностью и харизмой. Я глядела на него пьяными от счастья глазами и не могла наглядеться. Не могла поверить, что скупая на подарки судьба подарила мне такого спутника жизни. Даже эпитет "идеальный" не передавало всей полноты моего восприятия этого великолепного мужчины. Деметрий был для меня сверхидеальным.

Он поймал мой взгляд, и наши чувства полыхнули яркой вспышкой. В нас вспыхнуло и разгорелось пламя страсти. Хотелось прямо здесь и сейчас, забыв про всех и вся, отдаться этому пламени, утолить его. Хотя бы на время. Потому что наша страсть была неутолима.

Чтобы отдать дань традиции и еще больше обострить и без того острое обоюдное желание, мы решили перед свадьбой устроить себе воздержание. Но теперь эта затея казалась невероятно трудно выполнимой, почти невозможной. Глаза Дема горели ненасытным огнем желания и страсти. Он вмиг приблизился, жадно провел кончиками пальцев по моей щеке и, низко склонившись надо мной, жарко прошептал мне на ухо, так, чтобы никто больше не расслышал:

— Ты сводишь меня с ума, tesoro⁽⁵⁾. Я могу расплавиться раньше, чем Фел объявит нас мужем и женой. Может, ну его, уединимся?

Я больно закусила губу и перестала дышать. Его запах срывал мне крышу.

— Потерпим до рассвета, любимый. И тогда напьемся друг другом, — едва справляясь с чувствами, хрипло выдавила я из себя.

Он сглотнул и отстранился.

— Тогда до рассвета, tesoro.

— До рассвета, любимый.

Так мы и терпели до рассвета, развлекая себя беседами с друзьями. Феликс не давал никому скучать:

— Слышали новый анекдот про Хайди?

— Нет милый, но готовы послушать, — Хайди прильнула к Фелу, лукаво улыбаясь ему в лицо, а тот подыграл ей, подарив нарочито страстный воздушный поцелуй губами.

— Тогда слушайте. Тёмная глубокая ночь. По центральной площади Вольтерры бродит маньяк, — таинственным шепотом заговорил Феликс. — Вдруг ему на пути встречается Хайди. "К кайфу", — подумал маньяк. "К завтраку", — подумала Хайди.

Все весело рассмеялись, а Хайди погладила Феликса по щеке.

— Занятно, но давай лучше расскажи тот, про Алека и Джейн. Мне он так нравится, — проворковала она.

Феликс заржал в голос. А когда отсмеялся, то принялся за очередной анекдот:

— У Алека спрашивают: «Как вы вот так сразу в клан Вольтури попали? Блат?» «Какой блат?! Сестла!»

— Ай-ай-ай, Феликс, детей обижать нельзя, — смеясь, проговорил Деметрий.

— Да ладно, эта парочка любимчиков всех уже достала.

1) Amico (итал.) — друг.

Вернуться к тексту

2) Dolcezza mia (итал.) — моя милая, милочка.

Вернуться к тексту

3) È tutto a posto, Bella? (итал.) — Все в порядке, Белла?

Вернуться к тексту

4) A testa alta, dolcezza! (итал.) — Выше голову, милая!

Вернуться к тексту

5) Tesoro (итал.) — любимая.

Вернуться к тексту