Ольга (джен)

-А это что? — строго поинтересовался темный оборотень, указывая на плотно свернутую волчью шкуру. Ольга молча распутала два узла седельной веревки, и серый клочковатый мех в бурых кровавых пятнах развернулся полностью. Повисло тягостное молчание.

Конь у Стефана был новый. Купленный несколько дней назад совсем почти не объезженный молодой жеребец. А кираса с затейливыми «крыльями» старая. Отцовская. Её, да свой нехитрый скарб мужчина погрузил в карету. А поводья своего бывшего коня протянул Ольге. Расставаясь на границе, они не чаяли больше увидеться. Оборотень все ещё сильно хромал, но держался с достоинством. Машенька плакала, краснела и смущалась. Ей предстояло знакомство с будущей свекровью. Хотя с её приданым, и такою красой по мнению Ольги можно было пинком открывать двери в любой дворец.

Верхом она быстро до Москвы добралась. Два раза остановилась в придорожных кабаках переночевать. В первом была осторожна, но во втором уже спала, не заперев дверей, и толком не спросивши, кто коня расседлывать будет. С её порядком ей одного взгляда хватило, чтобы в лучшей комнате переночевать, да ещё с крепким молчаливым парнем, который при кабаке охранителем числился. От безделья не страдал, но красивыми девками особо не был избалован. Порядок понимал, принес с собою крынку хорошего первача и букетик пыльных придорожных васильков. Несмотря на его грозный вид, Ольга его совсем не боялась. Он вовсе не был так опасен, каким хотел казаться. А воры да разбойники девушку и так всю дорогу за версту обходили. Но вот отведать местной стряпни она так и не отважилась. И виною тому были вовсе не грязные руки и одежды хозяев и постояльцев. Над одним кабаком прямо у самой крыши притулилась черная тучка чьего-то старого, но сильного проклятия. А второй и вовсе стоял на «проклятом» месте. И вместо платы за постой она сочла за благо немного поколдовать.

Москва выглядела, как взъерошенный промокший воробей. Серой, неуютной. Сиротливой. Город будто бы оплакивал павших дозорных. И без Малуши некому было его осматривать, заботиться о нем, да высветлять. Зато городскую стражу теперь сопровождали иные. Ольга без вопросов отдала несколько привезенных амулетов. Отныне и впредь в город нельзя было ввозить ничего магического, не сдавши предмет для осмотра в дозоры. Сделаные за границей амулеты попали под запрет, но спорить девушке и в голову не пришло. Хоть и знали её в лицо, а все же записали в большую книгу, что дозорная Головина, первого порядка, въехала в стольный град Московский. Теперь так всех приезжих записывали.

Где искать казарму Ночного Дозора, Ольга не знала. Решила сперва по городу проехаться. Высветлить немного. Да и соскучилась. И пока раздумывала над тем, отчего это Святослав воеводой стать не поспешает, по привычке к отчиму свернула. Да так и застыла. От огромного терема, двора и построек остался только стальной забор. Как могильная ограда он отделял от остального города разоренное пепелище с обгорелыми каменными стенами терема. Девушка тяжело вздохнула. Запах пожарища все ещё был силен. Да и след от заклинания не истлел до конца.

Отчим обосновался у неё в доме с размахом. «Хозяйскую» опочивальню, правда, не занял. Порядок Фёдор уважал. Но сделал себе из маленькой кладовки, где обитали Маня и Уля, огромные хоромы. С большой кроватью, стенами обитыми узорной парчой. Неизменными мягкими коврами на полу. На пороге дома Ольгу встретил лекарь. Привычно коротко поклонился, пожаловался на Басманова, который, де, лёжа хворать не умеет, и уехал. А сам Фёдор, хромая, опираясь на короткую палку, вышел девушку встретить. Глянул нимб, усмехнулся.

Лицо у него уже чистое было, без ожогов. Кожа почти вся зажила, в отличие от костей. Вечером Гордей спохватился, что защитный амулет в Кремле забыл. Фёдор любезно ему свой с барского плеча отдал. Дорогой, привезенный от поляков. Первая молния ударила, когда воевода в кладовую к ларцу отошел. В густой черной тьме разом вспыхнуло ароматное масло, что на полках стояло. Басманов почивать наладился. Из бани воротился. В спальне был. Вторая молния в него не попала. Но в окно инквизитора выбросила. Колья железного забора проломили ему ребра, едва не задевши сердце. Но порвали одно легкое. А обгорел он уже на первом слое, в Тени. Да ещё чтобы ту Тень поймать, ему пришлось хотя бы лицо осветить. Вот теперь заклинатель неведомый не промахнулся. Ударом «бича» рассекло инквизитору ногу. Кабы не боль дикая, может быть он и вспомнил бы, что в доме остался Сахар. Спас бы от страшной смерти в огне. Своих домашних инквизитор на свой лад любил, берег. Но спасаясь на втором слое, спешно латая раны, он об остальных и не думал. А раб все равно был смертным.

Зато Басманов весь буквально расцвел, стоило Ольге расстелить перед ним окровавленную шкуру Темрюкова. В отличие от домашнего раба, о котором ни в одном Дозоре и спросить-то не удосужились, Михаил грозил прожить ещё долго. А под суд он не попадал. Все, что только можно было, делал чужими руками. Даже сестрица его, измученная постоянными угрозами, Ольгу не осуждала. Напротив, осыпала подарками, и обещала при случае отслужить. Шкуру инквизитор приказал отдать скорняку, чтобы после вместо ковра на пол бросить.

Со второго этажа спустился Мэй. Уважительно глянул на Ольгу, поклонился. А за спиной у чосона потупившись, уже стоял Влас. Все ещё исхудавший, бледный, он явно шел на поправку. Мимо них очень быстро, подтолкнув мужчин плечом, протиснулась молодая девушка. Растрепанная, зарумянившаяся, отчего-то старательно прятавшая от хозяйки глаза. Ольгу ждали со дня на день, и Басманов счел за благо инкуба обучить. В тереме тот жил, как боярин. Спал на хозяйской кровати, ел до сыта. И Фёдор ему покровительствовал на свой манер. Что странно, женского прозвища ему никакого не дал. Но и по имени нового дозорного не назыал. Все больше «сладеньким» да «медовеньким» кликал. Близнецы, которые за время отсутствия хозяйки отъелись и отоспались, относились к Власу настороженно. Хозяином он в доме не стал, но и рабом, как мальчики, не был. Братья примирились, по крайней мере, в открытую не ссорились. И хотя «крючки» рабов более с хозяином не связывали, весь их мир был сосредоточен вокруг Федора.

Остальных выживших монахов Святослав приютил. Не хотел в пустую избу возвращаться. Да и новая казарма была в двух шагах. Больше-то мужчины пока что пройти не могли. Потерявши почти всех своих товарищей, они все же согласились подкармливать вампиров кровью. И за короткое время сильно ослабли. Да как на грех, принесенные с собою скудные запасы в первые же дни крысы обнаружили. Князь подлечил их, как мог. Но особо не усердствовал. В отличие от Власа, спать им приходилось на полу, укрываясь тулупами. Жили чуть ли ни на хлебе с водою. И глаза у них все ещё болели от света, хотя времени прошло довольно. Все это Ольге Мэй поведал. Фёдор при одном упоминании Святослава пришел в тихую ярость, грозившую перерасти в истерику.

-Он последний ключ от библиотеки моей! — процедил инквизитор, когда Ольга вечером принесла ему чашку травяного отвара, — Сам он, понимаешь?!

Как только отчим смог с постели встать, он тут же ринулся в Кремль. Про таинственного иного, которого никто не знал, даже Варенька, ему ещё год назад Мэй поведал. Да письмо показал, где ему место темного воеводы предложено. Должность в светлой казарме отводилась Гесеру. Главного инквизитора Витезславу. Гордей чуть с ума не сошел. Но преданность чосона оценил, тут же жалование прибавил едва ли не вдвое, и секретную миссию на него возложил. Иного того разыскать. Но сколь не смотрели, никого даже близко похожего не обнаружили. Все претенденты на престол, их жены, слуги, все были людьми. Кто бы то не был, он определенно затаился, и чосону больше никаких писем не присылал.

Побродив по богатым хоромам, и закончивши свои дела, инквизитор отправился в «свою» библиотеку. На душе было тоскливо, хотелось уединения. Здесь он всегда успокаивался. Книги Фёдор любил, а допотопные и вовсе берег, как детей своих. Здесь он словно бы возвращал себе частицу навеки утраченной прошлой жизни. Да и многочисленные запоры, которыми Малуша со Святославом понаставили, нужно было взламывать. Загадки инквизитор любил даже пуще книг своих. И каково же было его удивление, когда одной из них он на прежнем месте не обнаружил.

Князь таиться не стал. Сразу признался, что они с женою живыми ключами от хранилища являются. Померла Малуша, и сразу стало одним «замком» меньше. Как будто стены истончились. Дверь, что раньше со скрипом отворялась, как новая стала. Легкая да тихая. Но покуда жив последний Рюрикович, не видать Басманову тех книг. Увещевания на Святослава не действовали. И отдавать своего долга последним «ключом» он не пожелал. А напротив, стал торговаться и спорить. Просил отпустить его из Москвы от греха. Горевал по жене, и даже пил, правда недолго. А инквизитор, хоть и затаил смертельную обиду, все же с убийством бывшего друга не спешил.

-Вот, — Фёдор сунул Ольге в руки тоненький свиток, — не по тебе служба, конечно. Но ты уж потерпи чуток. Нет сейчас никого на примете. Гесера думали позвать, так его, оказывается, ляхи перехватили. А Ночному Дозору без воеводы никак нельзя.

-Надолго? — девушка развернула пергамент, пробежала глазами немудреный сухой текст.

-Пока на год, -пожал плечами Фёдор, — а там куда Тень выведет. Глядишь, князь одумается. Хоть и зол я на него смертельно, а все же на войне лучше него никто воеводство не сдюжит.

-Скоро война-то? — Ольга поставила под жалованной грамотой свой аккуратный росчерк.

-Как пойдет, — отмахнулся Басманов, — но из четверых всадников трое уж выехали*.

* Всадники апокалипсиса. Чума, война, голод, мор.