Ольга (джен)

Обеспокоенная тем, что наследник престола вторую неделю отсутствует на богослужении и не ходит к исповеди, сестра его прибыла в гости. В маленькое село Преображенское, куда из опасной, искрящей, бунтующей Москвы сбежала вдовствующая великая княгиня Наталья с сыном Петрушей, царевна-регент Софья Алексеевна въехала уже под вечер. Непривычно резанула глаз «стража» на дороге. Мальчики лет тринадцати, со взглядами маленьких волчат, проводили несколько богатых карет недовольными взглядами.

Брата в тереме не было. Вдовая царица Наталья Кирилловна пила чай. Женщины не ладили. Но Софья мачеху не притесняла. Она и от столицы бы их не отпустила. Да только когда мятежные стрельцы ворвались в Кремль, царица повела себя, как умалишенная. Схватила на руки младшего сына, и принялась причитать. Клялась, что царевичей, Петеньку да Ванечку, никто не убивал. Не подменял. И при этом трясла мальчика так, что он чуть Богу душу не отдал. Не должно царице так себя распускать. Сына напугала так, что он и теперь в свои пятнадцать по ночам от страха просыпается. Головными болями мается. Припадками страдает.

Софья была девушка решительная. Твердая, властная. Править ей, конечно, не даст никто. Но пока Петруша молод, и не женат, твердая рука нужна. Разворуют казну. Заговор составят. Бунт. Трону пустым быть не должно. Но брата, хоть и сводного, Софья любила. Своя кровь. Романовы. Выделено им с матерью было из казны приличное их положению довольствие. Учителя наняты. Прислуга. Вот тех самых учителей-то и рассчитывала встретить этим вечером царевна в тереме. Но никого, окромя мачехи, тут не было.

-А Петруша где? — легко поклонившись, но так и не дождавшись ответного кивка головы, строго поинтересовалась девушка.

-Занят, — не отрываясь от трапезы, отозвалась Наталья Кирилловна, — плотничает.

Вот, значит, как. Будущего царя всея Руси не токмо не учат, чему положено. Но и вовсе за ним не присматривают. Этак он тут нужники рыть начнет! Оставив прислугу готовить постель, царевна вышла на широкий двор. Вечер был жаркий, душный. Ночью ждали грозу, и она не хотела трогаться в путь. Предпочла остаться. Чай не потеснит Наталью Кирилловну. Да и по брату соскучилась.

Мимо девушки, утирая грязный нос, прошмыгнул Сашка. Царевна поморщилась. Этот широкоплечий недоросль со странными глазами ей не то, чтобы не нравился. Он вызывал у неё тревогу, а иногда и тоску. Но все же окликнула, хоть и брезговала рядом стоять. Не глядя на пригретого братом уличного парнишку, она бросила ему сухой приказ Петра Алексеевича разыскать, и перед свои светлые очи представить. Тот не особо сгибаясь, поклонился, одновременно разворачиваясь, и тут же умчался куда-то к реке.

Прошло довольно времени, прежде, чем такой же, если не более грязный, с измазанным кровью рукавом, брат её, Петр Алексеевич, стоял у порога. Мальчик был весь в поту, земле, и какой-то светлой пыли. Пахло от него стружкой. Помимо всего остального. Софья с пониманием относилась к тому, что брат играет в войну с мальчишками. Она при случае старалась присутствовать. Когда время позволяло. Ей только не нравилось, что он то барабанщиком в своих полках обретается, а то знаменосцем. Редко полководцем. И никогда царем.

-Пожалуй, братец, в баньку, — любезно потребовала она, — а после поговорим.

-Освобожусь, приду! — коротко бросил Петя, чего никогда раньше себе не позволял. Затем он просто развернулся и ушел. Далеко за забором, почти у самого поворота на реку, его уже поджидал преданный Сашка. Царевна кликнула слугу, и отправилась на берег. К её немалому удивлению на воде покачивалось что-то, отдаленно напоминавшее лодку, но имевшее парус и руль. Правда, только с одною скамьей. Но по берегу было поставлено несколько козел, на которых такие же подростки старательно пилили бревна. На земле лежали вповалку длинные стволы, покрытые корой.

-Это ты сам смастерил? — удивленно спросила царевна.

-Да, — кивнул Петруша, продолжая сосредоточенно орудовать рубанком. Надо сказать, выходило у него хорошо. Как у мастерового.

-Что же ты не сказывал, что флот водить хочешь? — обрадовалась Софья, — я тебе через месяц дюжину таких лодочек подарю!

-Я сам, — Петя поднял на сестру строгий взгляд, — хочешь меня чем подарить, камнетеса найми. Учиться буду.

-Для чего? — прошептала царевна.

-Город хочу построить, — и мальчик вновь уткнулся в свою работу.

Софье на минуту стало страшно, когда она увидала, каким огнем горят его глаза. Она растерянно обвела собравшихся взглядом. Встретилась глазами с Алексашкой. А он вдруг совсем по стариковски усмехнулся и подмигнул. Вот же, дурень неграмотный! Выпороть бы его, да братец не даст.

Кабы знала царевна, с кем имеет дело, в жизни бы в Преображенское не совалась. Но никогда не ступавшая в Тень темная иная Софья, хоть и видела, что Сашка отличается от остальных детей, и от людей, но ни понять, ни сделать ничего не могла. И сколько бы она не кричала на всех углах, что брата околдовали, ей никто не верил. Все будто бы разом оглохли и ослепли. Когда царевич перестал ночевать в тереме, когда убежал жить к немцам в соседнюю деревню, и даже когда напрочь забыл, что женился, и пропал на неделю, все лишь пожимали плечами.

Мачеху судьба сына отчего-то перестала интересовать. Она полностью сосредоточилась на его молодой жене. А та, будто бы и не видела, что юный муж её неделями дома отсутствует. Что Сашка который одевается все лучше, много богаче и аккуратнее, теперь с ним и вовсе неразлучен. Не замечала, что у Петруши есть другая женщина. Что, едва родился сын, он тут же, не прощаясь, из дому уехал. И Алексашку с собою прихватил.

Тот о ком царевна отзывалась исключительно, как о сопливом неграмотном воре, был для иного довольно молод. Ему и двухсот лет не было. Круг его интересов простирался далеко за пределы строительства лодок. Едва объявившись в Ночном Дозоре Москвы, он тут же сменил на посту воеводы Ольгу Андреевну Головину. Девушку рвали на части. Её присутствия требовалось подчас в нескольких городах одновременно. Воеводство не давало великой волшебнице нормально работать. И Бернская инквизиция пошла навстречу. В ответ на многолетние запросы прислала Меньшикова.

На Родине его звали Лоопе. Чухонец, правнук богатыря Кальвепоига* был мелковат. Но не робкого десятка. Назначение в далекую Московию принял с благодарностью. Надо ведь с чего-то начинать. Начал он с того, что разбил нос темному, желавшему над ним подшутить, выдав чухонцу документы на неприятно звучащее для русского уха имя Еврит. Сам вписал крупным размашистым почерком «Александр Данилович Меньшиков». И в первую же битву показал, что имени великого иного Искандера не посрамит. Поляки бежали от его гнева вдвое быстрее, чем Ночной Дозор планировал. Правил, которые запрещают нападать со спины, воевода не признавал.

Дозор его в штыки принял. Новый воевода презирал оборотней не меньше, чем отчим Ольги. Хотя Святослав, да и сама боярыня Головина охотно воевали с ним рядом. Правда, и дружбы меж ними особой не завязалось. Зато со стариком Брюсом они друг друга возненавидели сразу и навсегда. Трудно сказать, чем руководствовался шотландец. Александр Данилович в нем видел исключительно врага Света. Победа над Тьмой была его самой большой мечтою. Но ума не ссориться с Басмановым у нового воеводы таки хватило.

«Сопливый вор» читал и писал на пяти языках. Бился во всех без исключения битвах Ночного Дозора. Имел небольшой, но качественный опыт морских сражений. В совершенстве владел картографией. Коллекционировал астролябии. Увлекался европейским фехтованием на шпагах. А саблей мог побрить человека прямо в драке. Боевая магия его была выше всяких похвал. Своей кипучей энергией он тут же переполнил стольный град Московский. И если от Святослава происходили войны, то с приходом Меньшикова начались заговоры.

Так ненавидевшая его Софья, на самом деле должны была благодарить своего благодетеля. Без него Романовы, ведшие свой род от не шибко знатных бояр Кошкиных, не могли бы к трону даже близко подойти. Ничто, как говориться, не предвещало. Алексей Михайлович Тишайший свое имя полностью оправдывал. Править не рвался. Меньшикову не мешал. Женился, на ком велено было. Детей наплодил. Софью, чьей дальней родственницей была светлая иная Анастасия, сразу отвергли, как наследницу. Иная она была темная, слабенькая. Александру Даниловичу от неё никакой выгоды не было. Но и отдавать её Дневному Дозору он не поспешал. Держал про запас. Скрывал. Иван родился больным. Нить его жизни обрывалась где-то в ближайшем будущем. Оставалось только устранить царицу, приносящую столь негодное потомство. И подложить царю Наташку. Дура дурой, зато здоровая и красивая.

Петруша тоже здоровьем не вышел. Видно, не все от царицы зависело. Но вырос умненький смелый. Внушить юному царевичу свою мечту о каменном городе на берегу моря было парой пустяков. Делом одного заклинания седьмого порядка. Но руки у мальчика тоже оказались из правильного места. Дело тут же на лад пошло. А что под конец головы стрельцам рубить пришлось, так у Петруши руки к тому времени были хорошо под топор заточены. Справился. А чего ради мечты не сделаешь?

*Кальвепоиг — герой эстонского эпоса. Богатырь-великан.