Ольга (джен)

Воевода представился Данилой Семеновичем. Одна из ведьмочек, та, что посмелее, звала его Данилушкой. А вторая так и величала по имени-отчеству. Это не мешало им спать всем втроем на брошенном прямо на неметеный пол казармы соломенном тюфячке. Одеяло тоже было одно. От своей внезапно обретенной власти воевода стал для обеих девушек чрезвычайно привлекателен. И пока что они втроем прекрасно уживались. Но, скорее всего, вместе их удерживало только осадное положение, да ощущение близкой смерти.

До войны Полтава жила тихо. Дозоры тут были маленькие. Эти трое были единственными оставшимися в городе иными. Два вампира в первый же день осады ушли за стену, да так и не воротились. Воевода-оборотень погиб неделей позже. Смерть настигла его в человеческом обличье. Его поймали шведы, и как шпиона расстреляли из пушки. Данила Семенович, конечно, мечтал, что займет в Дозоре высший пост. Но не ведал, что так скоро. Юноша ступил в Тень прошлой зимою. За два месяца на осадном положении он повысил свой порядок. Любой, кто посмел бы оспаривать его право сидеть в кресле воеводы, не дожил бы и до утра.

Ночной Дозор продержался чуть дольше. Зато пали светлые все разом. Месяц назад вышли за стену вместе с небольшим отрядом на разведку, но там их уже поджидали. Бой был жарким и кровавым. Дозорные, не сговариваясь, приняли на себя основной удар, чтобы шведы остальных солдат не казнили, а в плен взяли. А вот темные выжили. Ведьмы вдохновили старого уже охотника на постройку этого чудного трехрядного редута за воротами. Молодой воевода «надоумил» шведов город вокруг не обходить, слабых мест не выискивать. Так и палили из пушек по одним воротам, давно уже до третьего слоя укрепленных. Данила Семенович и сейчас следил за тою защитою, подлатывал, как умел. Осторожно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, выбирался ненадолго за стену. Еду добывал. Однажды даже каких-то сирот обокрал. А чего? Все равно одни не выжили бы.

Новый воевода знал себе цену. Даром, что из крепостных вышел. Его трудами шведы будто бы и не замечали, что стены Полтавы деревянные. Враги каждый день обстреливали ворота из пушек, и не дивись тому, что ядра до сих пор не разнесли их в щепки. А узнавши, что Ольга боярского рода, Данила Семенович только гордо выпрямился, да снисходительно усмехнулся. Он-то себе ещё наживет и плечи пошире, и девок почище, чем эти две ведьмочки. А вот волшебница Головина красавицей уже вряд ли станет, хоть и боярыня. Но к предложенному ею плану снятия осады отнесся со всею серьезностью.

Глубокой ночью, когда шведский осадный редут погрузился во тьму, оставив лишь два-три костерка, да немного охраны, Ольга вышла за стену через Тень. Можно было, конечно, просто перерезать солдат спящими, выныривая потихоньку с первого слоя. Но ненависти к подневольным служивым девушка не испытывала. И надо было народу собрать поболее, чем пять десятков шведов. К тому же Брюс осерчал бы, кабы не дали разгуляться оборотням да вампирам. А потому, приказавши рассыпать хотя бы по одной корзине пороха подле ворот, она тихо, по-дружески, окликнула ближайших к воротам солдат на шведском:

-Огоньку не найдется?

Почти тут же рядом с её головой засвистели пули.

* * *

-А я думал, — Гесер споткнулся в темноте об какую-то кочку, — тебе Меньшиков отпущение выбил.

-Выбил, — вздохнул Святослав, — раньше инквизиторы не отпускали, а теперича служба. Ольгу оставить никак не могу.

У Гесера что-то подпрыгнуло в животе. Слухи вокруг его ученицы всякие ходили. Молва сватала Ольгу и за отчима, и за Филиппа. За других иных, попроще. Приписывала ей совсем уж невероятные связи с людьми. И даже с молодым королем Сигизмундом. А иначе что она так долго делала в Речи Посполитой? Степняк знал, конечно, что слухи надобно на два делить. А то и на четыре. Но не мог не заметить, что на битву Ольга с инкубом приехала, и тут же с Эриком сошлась. Но чтобы Святослав!

Князь после смерти Малуши так и не женился. Сперва содержал на свои деньги семью покойного Освальда, и остальных женщин и детей, оставленных погибшими светлыми дозорными. Жалование у него было хорошее, а тратил он мало. После, как все они померли, так и вовсе один жил. Весь в службу ушел. Может и были у него какие-то бабы, но он этим не хвастал.

Святослав приметил, что молчание становится тяжелым, и обернулся.

-Ты чего? — голос у него был, как у провинившегося ребенка, — Осерчал что ли? Али ревнуешь? Так ты не думай. Ольга мне, как младшая сестра.

-Какая там ревность, — Гесер слышал, насколько фальшиво это прозвучало, но сделать уже ничего не мог.

-Коли с нею помириться хочешь, — посоветовал князь, — ты сперва к Басманову обратись.

-Чего ради? — надулся степняк, — а что, все правда, что про них толкуют?

-Ты с бабой никогда не жил? — усмехнулся Святослав.

Гесер пожал плечами. Жил, конечно. С покойной женой, и потом несколько раз бывало, что подолгу задерживался. Но тогда он был очень молод. И давно позабыл, как это.

-У бабы любовь не там, где люди в одну постель спать ложатся, — доверительно начал Святослав, — а там, куда она со своей бедою придти может. И это не всегда муж. Даже почти никогда. Уж коли Ольга кому и понесет своё горе, так это будет Флор. Ежели его не станет, там я буду. И то не сразу. Раньше после меня Кая шла. Но потом Головина к ней охладела. Дружит с нею, в беде поможет, даже если не просить. Но вот горя своего с нею уже не разделит. Одного отведенного взгляда забыть не может. Простила, а не позабыла.

-И ты что же, — фыркнул Гесер, — боишься, что Ольга тебя со второго места навсегда сдвинет?

-Я за Ольгу опасаюсь, — нахмурился князь, — толкают её Басманов с Меньшиковым куда-то. Чую недоброе, а что, понять не могу. Был бы Освальд жив, будущее поглядел бы. А я не мастер по этой части. Только помню я, как Флор сына моего учить наладился. Прикипел к мальчику-невольнику, дружил с ним, как с Олей сейчас. Опекал по-своему. Помню, на год одного в лес спровадил. С собою нож выдал и соль. Остальное велел самому добывать. Сказывал, что никому слабый правитель не надобен. А какой из сына ключницы князь-то? Владимира тогда никто и за человека-то не почитал. А через год его княжить отрядили. Вот так! Флор бойцов растить большой мастак. Сын ключницы братьев своих в два счета обскакал, да на Киевский престол сел. Но какою ценой?! Никакими средствами не гнушался. Силы не экономил. Как и Оленька сейчас.

-Но она-то царицей не станет, — усмехнулся Гесер.

-А власть не в царском венце, — огрызнулся Святослав, — Меньшиков, вон, безо всякого венца воду мутит. Все под себя гребет. Я разумею, отчего Флору город этот новый нужен. Он там свои порядки учинить намерен. Как дома. Баяны, гетеры. Теперь он и Оленьку к этому делу привлек. Ещё год назад ей все это не надобно было. А сейчас и ей этот город вдруг понадобился. Будто бы дел других нету. Ты уже знаешь, что царь Петр свою армию к вам направляет. В Османскую империю?

-Самоубийство! — отозвался Гесер, — из одной войны в другую, да с войском вашим, малочисленным. У нас только пеших воинов раз в десять более будет. На что тогда мир с султаном заключали? С ума ваш царь сошел, что ли?

-Это ты Меньшикова вопрошай, — кивнул Святослав, — он цареву уму хозяин. Я не вмешиваюсь. Меня Фёдор с цепи московской отпустил при условии, чтоб я в это дело не совался. Партию не портил. Вот токмо, чего эти двое хотят, не пойму никак. Ольга им зачем? Добро бы, берегли её. А то вперед толкают, на растерзание. С чего вдруг на неё инквизиция осерчала? Я же видел, как Брюс пулю в воздухе поворотил. Короля в ногу ранил. Четвертого порядка колдовство было! И ничего. Все в нужный момент отвернулись. А Ольгу с её пустяшным заклинанием сразу на суд! Пропадет с ними девка. Ой, пропадет!

За невеселым разговором вышли на неширокую поляну. Полную, как сперва Гесеру показалось, обнаженных людей. Оборотни, сложив свои мундиры у деревьев, спешно перекидывались. Женщины в оной стороне, мужчины в другой. Полтава пылала, Святослав торопил. По дороге к ним присоединилось несколько вампиров из тех, кого Брюс отрядил на помощь осажденным. Гесер первым к шведскому редуту подскакал, и тут же Ольгу увидел. Увидел, и пропал.

Она ничего не делала. Просто стояла, выставив перед собою силовой щит. Пули, градом сыпались ей под ноги, разбитые, сплющенные. Ворота пылали у девушки за спиной, освещая её растрепавшуюся рыжеватую косу. Она улыбалась, блаженно прикрыв глаза. Нимб её искрился от переизбытка чужого счастья. А у Гесера волосы на теле встали дыбом. Сердце ударилось о ребра в последний раз, и замерло. Чтобы через минуту забиться с новой силой, вдвое чаще. Намного сильнее. Они же стреляют по Богине! Неужто никто не видит её красы? Волос этих огненных, тонких черт, лебединой шеи? Силы её не видят!

Шведы и правда девушки не видели. Сами же солдаты стекались со всех шатров, и за редутом из было уже сотни три. Все ликовали, предвкушая скорую победу. Обороняющиеся из Полтавы даже головы над стеною поднять не могли, такой плотный был обстрел. Ворота за время осады так сильно не горели ни разу. Никому из них и в голову не приходило спросить, отчего штурмовать город принялись среди ночи. В их лагере тоже не спали. Король, которую ночь не смыкавший глаз из-за боли и жара, верно проклинал тот день, когда на его пути встала Полтва. И тут, через весь этот гам и крики, Гесер услышал короткую команду, обращенную к пушкарям.

Уже в следующее мгновение четыре пушечных ядра проломили деревянные ворота. Все четыре оглушительных залпа сопровождали радостные вопли. Солдаты перескакивали редут, и неслись вперед, чтобы достичь ворот первыми. Возможно, первым вошедшим в город были обещаны какие-то награды, ордена или деньги. Или то было чье-то внушение. Первые небольшие отряды исчезали за воротами, а из-за редута уже напирали следующие. Они огибали Ольгу, едва не задевая её плечами, локтями и штыками.

Святослав коротко бросил себе за спину: "Пора!" И над головой у Гесера, сидевшего верхом, пролетел чей-то белый мохнатый живот. Кая, огромная, ощетинившаяся, накрыла собою одну из пушек. Деревянные колеса жалобно треснули, и лафет провалился под тяжестью орудия и огромной волчицы. Пушкарь так и остался стоять, без головы, с зажженным факелом в согнутой руке. Гесер, выхватив саблю, одним прыжком перемахнул невысокую бревенчатую преграду, и оказался подле городской стены вместе со шведами. Из-за ворот тоже неслись какие-то крики, далеко не радостные. Уже приблизившийся отряд в нерешительности замер. И тут Ольга сняла морок.

-Чего застыли? — тихо спросила она, — в Полтаву хотели? Пожалуйте, гости дорогие!

А в следующую минуту Гесер с ужасом, и каким-то неведомо откуда взявшимся восторгом наблюдал, как его Богиня, только что спокойно стоявшая неподалеку, летит, подхваченная пушечным ядром. Все было так быстро, что он даже не успел замедлить время. Хотя в тот момент полет Ольги и без того показался ему тягучим плавным. И таким долгим, что он успел увидеть ту огромную яму, в которой уже копошились раненные солдаты в светло-синих мундирах. И куда ударилось ядро, раскидывая руки, ноги. Какие-то кровавые лоскуты. И вокруг которой суетились присланные Брюсом вампиры.