Ольга (джен)

Голос эпохи. Александр Вертинский: https://www.youtube.com/watch?v=1SuBwCqoB5g

Первой и самой верной приметой того, что Борис Игнатьевич не в духе, служила его преувеличенная вежливость в обращении с подчиненными. Новички наивно радовались, а люди с опытом спешили скрыться с глаз директора как можно скорее, так как в печали пресветлый фонтанировал нездоровыми идеями, и для их реализации требовались исполнители. Нынче его, казалось, обуяла страсть ко всем видам искусств, представленных в Москве. Ночью он, то сам куда-то исчезал, а то, прихвативши с собой Яшку или Семена, отправлялся на поэтические чтения. А днем дозорных ждали всевозможные революционные и рабочие «кружки». Революцию в городе приближали аккуратно. Старик подстилал соломку везде, где это было возможно. Виделись ему в ближайшем будущем и повешенные на столбах офицеры, и бегущие на последний уходящий пароход бывшие миллионщики. Разгромленные дворцы. И почему-то разваливающийся Храм Христа Спасителя. Хотя объяснить даже себе, кто и зачем будет воевать в церкви, где и укрыться-то негде, разве что за колонной, он не мог. Можно было допустить мародерство. Но какому вору, скажите на милость, придет фантазия сносить при этом храм? Эдакую махину!

Но главной заботой старика стали Списки. Их слали со всех концов мира. Иные, видевшие в революции не только обновление, но и грандиозное по своим масштабам бедствие, старались спасти важных для будущего России людей. Свой список прислал даже Басманов, хотя ему-то что за дело до провинциальных певцов да поэтов из чужой для него на сегодняшний день страны? Гесер, Семен, да и многие другие составляли списки по уму, включая в них ученых и механиков, талантливых педагогов и ремесленников. Юристов и опытных сыщиков. Всех тех, кто будет действительно строить мир будущего, а не паразитировать в нем, сея разврат и вредные идеи.

Кому, к примеру, дался в светлом будущем экзальтированный морфинист Вертинский* или скандально известный, и на вкус степняка совершенно бездарный Маяковский**? В обновленной стране появятся новые графоманы. Нечего заполнять отплывающие в безопасную Америку или более близкую Францию корабли всяким сбродом от богемы. Только репутацию стране портить. Кому в будущем понадобится художник Нестеров? Он пишет одних печальных девиц, да монахов. Новому миру потребуется новое искусство. Впрочем, так любимый Ольгой художник Казимир Малевич* * *

, весьма почитаемый революционерами, тоже малюет откровенную Хрень. Подпортил отчим девке художественный вкус, нечего сказать.

-Посылают нас, — грустно констатировал Семен, удобно устроившись на кожаном диване в кабинете Гесера, пролистывающего принесенные дозорным записи, — кто покультурнее, к черту. Но культура в наше время не в почете. Даже в среде интеллигенции.

-Чего хотят? — шеф нервно затянулся от рабочего кальяна.

-Остаться хотят, — развел руками маг, — не видят для себя жизни без России-матушки. Будем, говорят, работать на благо Родины.

-Замечательное желание, — усмехнулся Гесер.

-Половина с голоду помрут, — поморщился Семен, — жаль, конечно. Но эксперимент уже не остановишь. От Ольги весточки не было?

Взгляд директора на миг затуманился, «поплыл». Но тут же сделался вновь осмысленным и серьезным.

-Что, — сочувственно осведомился дозорный, — разбежались окончательно?

-Куда она от меня денется на службе? — философски отмахнулся степняк, — перенос столицы в Москву дело решенное. А вот доверия мне нет, и, похоже, уж не будет. Беды, видите ли, мы вместе не переживем! Горя общего нет! Накаркает ещё, чует мое сердце.

-Это она на царскую семью с больным сынком насмотрелась, — утешил его Семен, — почитай, с самой помолвки за ними пристально наблюдает. Всякими их видела, и на грани измены, и в горе, и в отчаянии. А все же вместе. Только крепче друг за друга держатся.

-Чаю, царица себе отдельной тайной квартиры не заводила, — проворчал Гесер, отворачиваясь к окну, — и с любой бедой сразу к мужу бежит.

Что царя разумно женили на бабе, не Великой и даже не шибко самостоятельной, да к тому же больной, Гесер хорошо знал. Тёмные давненько от этой пары наследничка ожидали. Старик даже в тайне завидовал Николаю Александровичу. Жена, нарожавшая четверых не нужных для престолонаследия девок и одного хворого мальчика, всеми ненавидимая, без мужа никуда из Царского села не выезжала. Порою старик и сам мечтал, чтобы Ольга была так же слаба, и так же всеми презираема. Оба они смотрели на царское семейство, но видели разное. Недоступное, и от того ещё более желанное. Ну, ничего. Последнее слово степняк планировал оставить за собой. Не сейчас, и даже не в ближайшие лет пять, но Великая придет сама. Придет и останется. Лишь бы дров по дороге не наломать. Вот, и Аринушка записочку прислала. «Не перестарайся». Надо бы спросить при встрече, что она имела в виду, да отрез шелка приличного ей пожаловать. Не доверять старухе повода не было. Раньше они всегда мирно жили, и ведьма его ни разу плохим советом не одаривала. И время для визита нынче подходящее. Уже и подмораживать начало, но и снег пока не выпал. По твердой грязи к ведьме в лес проехать куда как проще.

Ольгу мучила бессонница. Она давно уже из-за работы переселилась жить в ночь. Но теперь сон и днем не шел. Вновь и вновь она перечитывала отчеты аналитиков, пытаясь понять, где и как в предстоящей операции задействована Дагмара. Судьба вдовствующей императрицы никого не волновала. Женщину давно сместили с политической сцены, и от её мнения в стране ничего не зависело. Тем не менее, два возможных сценария для неё все же было рассчитано. В первом случае Мария Фёдоровна гибла во время штурма Зимнего дворца. Пьяные матросы, ворвавшиеся в опочивальню вдовствующей императрицы, сталкивались с женщиной, вооруженной двустволкой. Охранявший дворец женский батальон к этому времени был уже весь перебит, и помочь Дагмаре было некому. Правда, смерть её была лёгкой и быстрой.

Путь второй вел женщину вместе со всей её оставшейся семьей и частью прислуги куда-то на север. Где ей предстояло упокоиться в общей могиле после неудачного расстрела. Назвать эту смерть легкой язык не поворачивался. В общую могилу женщина попадала ещё живой, и два дня умирала в мучениях от сломанной в двух местах берцовой кости. И хотя формально Дагмара погибала от жировой эмболии, воеводу Эрика это вряд ли утешит. Ольга поделилась своими опасениями с Дашковой, но та только руками развела. Скандинавский блок в первой мировой войне по всем линиям вероятности занимал нейтральную позицию.

Посоветоваться было не с кем. Дашкова не вылезала с работы, и полностью доверяла в этом вопросе аналитикам. Гесера тревожить не хотелось. Будет потом думать, что без него Великая шагу ступить не может. А у него и без этого к женщинам потребительское отношение. Даже странно, что он занят сейчас строительством нового мира, где бабы с мужиками в правах будут уравнены. Ему бы по душе пришелся жесткий патриархат. Отчим выслушал девушку внимательно, и даже посочувствовал вдовствующей императрице на свой лад. Но, утратив свой инквизиторский пост, он потерял и возможность влиять на происходящее. Одно он знал наверняка. Эрик слов на ветер не бросает. В итоге, Басманов посоветовал ситуацию отпустить. Сумрак сам выведет, куда надобно. Ольге сейчас об его Списках нужно было думать. Певцов и поэтов был полон город, а средства этих людей порой были столь ограничены, что их шансы спастись на корабле или поезде сводились к нулю.

Распутина легко было найти. Охрана обоих Дозоров буквально не слезала с него. Старик фактически был изолирован у себя в квартире, и к началу декабря порядком извелся. Посетителей было все так же много, а вот с ночными попойками, позволявшими старцу подпитываться Силой стало туго. К тому же подле царской семьи сейчас крутилось столько Светлых, что ему там поживиться было нечем. Склонные к самосозерцанию, супруги Романовы много молились, и с каждым днем становились все печальнее. Расцветал только целитель Деревянко. Наследник престола теперь был в его полном распоряжении. Проникшийся всеобщей печалью, шалил мало, и его болезнь давно не обострялась.

-Мне сказали, — спокойно начала Ольга, — что у вас были на меня какие-то планы. Я слушаю.

Пророк вздохнул. Много мог он рассказать. Да только Великая ему не поверит. Какой Темный для других стараться станет? Любую его правду она за хитрость примет, начнет подвоха искать, и, в конце концов, уйдет. А дело не сделанным останется. Не только Головина ему не поверит. Лефорт, Дашкова. Нет человека, которому он мог бы поведать, что видит во сне комнату с низким потолком и двумя стульями посередине. И нет из той комнаты выхода. Царевен, коротко стриженных, с большими, почерневшими глазами. Наследника, такого исхудавшего, что он и сидеть-то сам не может, его батюшка придерживает. Обреченно глядящую ему в глаза, Маму. Не спас, не сберег, хоть и обещал. А ведь старик сделал все, что мог. Сплел свою бесконечную жизнь с жизнями царя и царицы, их дочерей и этого больного мальчика. Думал, за ним не пропадут. Видать, не все пророкам открывается. Что-то и сокрыто. Только нить его собственной жизни начала с того дня стремительно укорачиваться. Вот, уж и конец её виден. Под мостом у проруби.

Хотел он что-то ободряющее сказать. Могла бы Великая семью царскую после его смерти подхватить. Уж у неё-то сил не меряно. Не отдаст она беззащитных на растерзание. И только он рот открыл, как вдруг привиделось ему, что у Ольги нос в клюв превращается. И сама она съеживается, светлеет, и округляется. И вот уже сидит на стуле напротив него птица лесная. Сова белая. Голову в плечи втянула, и глазами желтыми зло сверкает. И надо бы хоть про записку от Арины ей поведать, да только что сова из его слов поймет-то? Да и помочь он ей ничем не сможет. Ему жить осталось от силы месяц, а дел невпроворот. Пущай сама как-нибудь.

-Бог милостив, — буркнул он, тряхнув головой, чтобы отогнать видение, — обойдется как-нибудь. Ты себя побереги.

*Алекса́ндр Никола́евич Верти́нский (1889 — 1957) — русский и советский эстрадный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец, кумир эстрады первой половины XX века. Лауреат Сталинской премии 1951 года. Отец актрис Марианны и Анастасии Вертинских.

**Влади́мир Влади́мирович Маяко́вский (1893 — 1930) — русский советский поэт. Один из крупнейших поэтов XX века

* * *

Казими́р Севери́нович Мале́вич (1879 — 1935) — российский и советский художник-авангардист польского происхождения, педагог, теоретик искусства, философ. Основоположник супрематизма — одного из наиболее ранних проявлений абстрактного искусства новейшего времени.