Ольга (джен)

Настроение главы песня группы Би-2 "Серебро".

Мария Старицкая-Гданилецкая давно жила в Берне, рядом с работой. Но особняк свой в Праге сохранила, и даже иногда навещала. Раз в год, а то и реже. Горничные, кухарка и дворецкий уже так в нем прижились, что считали этот дом своим. Вся мебель на господской половине была аккуратно накрыта муслином, а камины давно не топили. В отсутствие хозяев прислуга ложилась рано. Две наспех причесанные горничные, едва набросившие поверх ночных платьев стеганые домашние халаты молча выслушали распоряжения и ушли готовить гостевые покои. А дворецкий, выглядевший так, словно он и вовсе никогда не спит, подхватил маленький кожаный хозяйкин ридикюль, и понес его в господскую спальню. Мария осталась занимать гостей.

Хорошей новостью стало то, что инквизиторы в Праге «берут на обе лапы» точно так же, как и в России. Судьба Великой Волшебницы застыла на тончайшей грани между ожиданиями с одной стороны, и данным слова Чести с другой. Инквизиторы взяли время до утра, чтобы продумать список требований. Маша, которой приходилось вести переговоры подобного рода каждый день, уже давно ничем не смущалась. Спокойно выставила на стол перед Басмановым и Гесером небольшой графин с вином два бокала, а сама присела в кресло перед камином. Степняк медленно цедил свой напиток, размышляя о том, как заберет Ольгу к себе, героически отбив у трибунала и отчима. Станет для неё героем, и, наконец, женится. Будет ли жена сидеть после свадьбы дома, и в каком состоянии она вообще выпутается из этой передряги, его сейчас мало заботило.

Флор тихонько шептался со своей собакой. Он сам, не доверяя посыльному, сходил в лавку на углу, и выбрал мясо посвежее из того, что ещё оставалось нераспроданным к вечеру. Песик по кличке «Цикада» капризно поворчав для порядка, снизошел до старательно измельченного хозяином куска утренней телятины. Из вещей у профессора с собой был один ларец, битком набитый всевозможными редкими дозволениями, накопленными за долгие годы службы. Он сорвался из дома в чем был, оставив растерянного и обеспокоенного судьбой Ольги Георгия командовать близнецами. Маленький особнячок, в котором семья ютилась вчетвером, сейчас как раз обставляли после грандиозного ремонта. А история о том, каких трудов стоило разыскать в центре города мало-мальски приличную «халупу» с высокими потолками и большими дверями, изобиловала красочными подробностями, и включала насильственное выселение старого владельца, обедневшего графа. Ибо незачем занимать целый дом в одно рыло, и совершенно за ним не ухаживать! К дому прилагалось небольшое владение, даже с какими-то с фермерами-арендаторами. Так что у Жоржа не оставалось ни одной свободной минуты. Он без устали творил на ниве садоводства. Попутно выкапывая и принося домой для изучения то римские монеты, то какие-то сомнительные глиняные черепки. Рассказывая об этом, Флор печально вздыхал, и страдальчески закатывал глаза. Обе горничные, пришедшие сообщить, что постели готовы, и набрать из камина немного угля для грелок, поглядывали на бывшего инквизитора с плохо скрываемым вожделением.

Гесер всю ночь глаз не сомкнул. Его тяготило плохое предчувствие. Было совершенно очевидно, что Хена и Витезслав не случайно встретились именно на этом процессе. Им обоим было, что припомнить и ему, и Басманову. Скорее всего, инквизиторам самим пришлось интриговать и давать взятки, чтобы получить возможность обобрать не самых слабых иных. На худой конец, столкнуть их лбами в битве за освобождение одной Великой. А значит, весь этот процесс и отсроченный приговор были лишь частью ловушки. Что готов отдать Басманов, чтобы спасти дочь? А сам Гесер? Старик подумал, и понял, что готов отдать все. Пустить на самотек огромную многоходовую революционную операцию, немедленно очистить все до последнего списки ученых и поэтов, певцов, художников и композиторов. Пусть крутятся сами, как умеют. Дом и все деньги до последней полушки. И если есть хоть малейший шанс вытащить Олю ценой собственной жизни, то и здесь он не задумался бы ни на миг. Хотя, кому они с Флором нужны мертвыми? Что с умерших можно будет взять? Тогда как с живых можно спустить три шкуры, а при должном умении не один раз.

Природа наделила Флора стальными нервами. Тогда как Гесер и Мария выглядели поутру измученными и не выспавшимися, Басманов сиял свежестью прекрасно отдохнувшего человека. Свой утренний кофе он пил в компании пёсика, для которого прямо на стол поставил блюдечко молочной овсянки. Цикада тоскливо поглядывал на хозяйскую тарелку с точно таким же лакомством, но вел себя примерно. Морду в чужие чашки не совал. К остальным сидящим за столом за подачками не бегал. Как мог, хозяина охранял. Едва в столовой появились остальные гости, тут же занял оборонительную позицию. Деловито тявкнул на степняка, повилял хвостиком перед гостеприимной хозяйкой дома, а после завтрака, удобно устроившись у Басманова за пазухой, поехал в инквизицию.

Встретили их молчанием. Хена о чем-то недолго поговорил с Машей, и удалился, прихватив с собой Флора. Гесер же остался на растерзание Витезславу. Тот даже встречать не вышел. Спокойно дожидался у себя в комнате, уютно обставленной, чисто выметенной. Правда, не натопленной. Ни о каком равном торге даже речи не шло. При всем желании Гесер не мог бы вернуть вампиру обратно его оторванное на магическом поединке крыло. Тот обиженным не выглядел. Свои требования все сразу изложил. И степняк подивился той малости, которой от него требовали. Оказалось, что у Витезслава есть какой-то дальний родственник. Как ни странно, Светлый. Уже не молодой, по словам вампира, чрезвычайно одаренный, честный и от того многими нелюбимый. Амбициозный вояка, которому не сыскалось места в европейских дозорах. Тем более, что должность простого дозорного или аналитика того мало интересовала. Мужчина искал директорского кресла. Москва, хоть поотстала чутка от Петрограда, но тоже город крупный. А со временем отстроится, в новом столичном статусе. Эту бумагу Гесер не глядя подписал. Тем более, что у нового директора Ночного Дозора Москвы было блестящее военное будущее по всем линия вероятностей. Старик даже фамилию запомнил, чтобы справки при случае навести. Рокоссовский.

А вот с Фуараном заминка вышла. Арина свои книги обратно получила, да только на все просьбы вампира отказом отвечала, и с заветным гримуаром расставаться не собиралась. Все пути к своей избушке скрыла, да так, что её уже сто лет ни один оперативник выследить не мог. Ведьмы даже под пыткой места обитания своей прабабушки не выдавали, хотя инквизиторы дали ясно понять, и не единожды, что вопросов к старушке у них накопилось предостаточно. А вот у степняка с нею все ладно да гладко. Витезслав клялся девой Марией и всеми святыми, ни в одного из которых не верил, что никакой обиды Арине не сделает. Фуаран ему уже не так надобен, как в прошлом. Сейчас он эту книгу искал исключительно в научных целях. Для убедительности инквизитор даже обвел рукой свой кабинет, имея в виду, окружающую его библиотеку. Пока он говорил, вежливо улыбаясь, и подливая собеседнику вишневой наливки, Гесер сам с собою боролся. Хоть и ведьма, а все же "своя". И чтобы предать старую знакомую, тоже силы нужны немалые. На прощание Витезслав, аккуратно пряча в нагрудный карман карту и список потребных для проезда заклинаний, тактично порекомендовал бабушку бабушек не предупреждать. Не ставить под удар так удачно достигнутые договоренности.

Флора целый день не было. В особняк он возвратился только вечером. Совершенно обессиленный, весь в крови и без собаки. Инквизитор, и правда, задумал отыграться за многолетнее унижение своих собратьев. Бедный маленький Цикада бросился на защиту, и Хена разорвал его на глазах у хозяина. И после этого уже не церемонился. К счастью, все до последнего дозволения Маша утром забрала с собой. Иначе старейший присвоил бы их себе, или попросту уничтожил. За ужином Басманов ничего не ел, и глаза у него были красные. Гесер, с которым Витезслав был предельно вежлив, слегка удивленный этой разницей в обхождении, обнаружил его в спальне, и предложил скоротать время до прихода Марии за трубочкой. Не имея под рукой даже походного кальяна, он набил новую, только сегодня купленную трубку под завязку чандой*, и, сделав несколько неглубоких затяжек, протянул собеседнику. Тот поморщился, но один раз все-таки затянулся.

-А как ты узнал, что Ольга хочет спастись? — поинтересовался Гесер, поудобнее устраиваясь на тонких подушках, — ведь она не просила.

-Ты до прихода Двуединого её прошения ждать будешь, — предупредил Басманов, вновь затягиваясь, и с непривычки покашливая, — Не умеет она просить. Не приучена. Только ты никому! Про это только Оля с Жоржем ведают.

Гесер клятвенно заверил, что унесет эту тайну с собою в Сумрак. Было это давно, Флор ещё молодой был. На господской вилле гостей развлекал. Понятно, какими способами. Хотя и спеть мог, и станцевать. Но для этого у хозяина другие рабы были. А инкуба он по особым случаям предлагал. Когда сделка выгодная намечалась, да сорваться могла. Или хотел подружиться с кем-то, кто близок к императору. Боги! Сколько же всяких живодеров через него прошло! Чего только бедный инкуб не вытерпел, да никому ни рассказать не мог, ни пожаловаться. Молчал да улыбался ради Господина своего. Влюблен был. Дурак! Долго надо сказать молчал. Пока один гость не вошел во вкус, и не задумал миловидного мальчишку придушить. Чувствуя его пальцы у себя на горле, Флор все на двери поглядывал. И ждал, что Хозяин придет. Отнимет у гостя дорогую игрушку. Хоть как-то защитит. Мог он и сам отбиться. Против обыкновения, связан он не был. Да только рабу за ослушание поротым быть. А уж если свободного ударил, тем более друга императорского, так и на месте убьют. И зачем тогда зря силы тратить, гнев хозяйский на себя навлекать, если и так конец пришел?

Последняя надежда на спасение угасла, когда Господин в двери появился. Поглядел, как Флор на постели задыхается, синеет и хрипит, и улыбнулся. Вот тогда будущий гладиатор первый раз на него разозлился. И даже не на него, а на мир этот, несправедливо устроенный. Это что же получается? Он, молодой, сильный и прекрасный, будет убит сейчас из пустой прихоти царедворца? Убит пьяным, жирным и уродливым дураком. Ни за что. Из простого баловства. А хозяин другого инкуба из нового раба себе сделает. Нет! Второго такого в мире нет!

-Собрал я последние силы, — печально вздохнул Флор, — и убийцу своего ударил. Не сильно, а так, чтобы только отпустил меня. Не задушил насмерть. И ведь знал я тогда, что жить мне осталось считанные минуты. Хозяин видел, как его раб дорогого гостя прямо на ложе ударил. Раб, вся жизнь которого на чужие утехи пущена. Более ни для чего непригодна. И покуда царедворец на полу кровью отплевывался, я все хозяину в глаза смотрел. Ждал, когда он меня через клеймо упокоит.

-И как? — сочувственно спросил Гесер, — упокоил?

-Дурак ты, — прыснул Басманов, — ничего он мне не сделал. Любил меня хозяин. Не стал сам убивать, пожалел. В гладиаторскую школу продал. Я всем говорил, что не знаю, что произошло, потому, что мне до сих пор обидно. Оля, она на меня похожа. Знала, что смерть ей в затылок глядит. И только от инквизиторов зависит, сколько ей дышать осталось. Что никто её защитить не придет. А коли и придет, так время понапрасну потратит. И все равно из последних сил ударила. Так, без надежды. Только чтобы без боя не помереть. Не за просто так. Понимаешь?

Степняк кивнул.

-Ничего ты не понимаешь, — обиделся Флор, — она мне как дочь, я её люблю. А ты так, на время. Для развлечения.

-Я научусь, — потупился старик, — жизнь положу, но научусь. Оставь нас. Должен тебе буду.

-Надымили-то! — прозвенел откуда-то от дверей чем-то опечаленный голос Маши, — Фёдор Алексеевич, ты идти можешь? Ольге приговор пересмотрели. Можно по домам отправляться.

*Чанду — курительный концентрата опиума.