Ольга (джен)

-Я все в толк не возьму, — старуха в черном покрове настороженно глянула ей в лицо, — чего ты в мороз ночью возле кремля делала?

-Не знаю, — отозвалась девушка, — не помню.

-И где живешь, тоже не помнишь?

Она мотнула головой. Перед глазами все ещё плыло, руки и ноги покраснели и болели нестерпимо. Волосы смерзлись.

-Зовут-то тебя как? — матушка-игуменья сунула ей в руку деревянную кружку с дымящейся водой.

-Панька, — потупилась девушка.

Её привели в женский монастырь при Вознесенской церкви. Добрые люди, углядевшие одинокую девчонку, бредущую куда-то мимо высокой кремлевской стены в одной рубахе и валенках на босу ногу. Дело было ночью. Сестры девочку обогрели, как могли накормили, во что пришлось, одели. Женщины, пошептавшись, решили, что её кто-то сильно испугал, а может что и похуже.

Кроме своего имени она ничего не помнила. Ни родителей, ни где живет. Но руки у Паньки были натруженные, плечи и ноги крепкие. Было видно, что она или сиротка, или из небогатой семьи. Только рубаха смущала, тонкого льна. Панька сильно обморозилась, но за неделю полностью поправилась. Была она молчалива, знала любую работу, и в монастыре прижилась. Матушка-игуменья уже хлопотала ей послушничество, но тут за Панькой пришли. Аж из самых царских палат.

-Девица эта на кухне у нас работает, — голос у мужчины был приятный, тихий. Глаза добрые, борода и волосы курчавые, темные, — к молоку приставлена. Так сейчас коровы не доятся, вот и осталась не у дел.

-А что она на улице ночью делала? Раздета — разута!— недоверчиво поинтересовалась игуменья, разглядывая богатую шубу и красные, тонко выделанные сапоги его.

-Не в себе она, — печально отозвался мужчина, — умом скорбна.

Хоть убейся, девушка его впервые видела. Но он, определенно, её знал.

-А рубаха такая тонкая у ней откуда? — сощурилась старуха.

-Царицы-покойницы на бедность много жертвовали, — вновь улыбнулся мужчина, — Паньке рубаха досталась.

Деваться было некуда. Мужчина привез с собой одежду. Простую, но добротную. Девушке все подошло, рубаха и сарафан явно не были с чужого плеча. Черную рясу и подрясник царедворец аккуратно сложил, и оставил на лавке. И пока девушка переодевалась, не присутствовал. За это время игуменья успела шепнуть, что, мол, всегда обратно ждет, если что. Девушка кивнула.

У монастырских ворот ждали богато убранные сани. То, что за кухонной девчонкой прибыл кто-то из царедворцев, да ещё в таких санях, настораживало игуменью и безмерно ей не нравилось. Но деваться было некуда. Сама Панька беспокойства не проявляла и обратно в монастырь не рвалась. Мужчины не дичилась. Села в сани, меховую накидку на колени бросила привычным жестом. И укатила.

«Ох, не простая ты девица, Панька, к молоку приставленная!» — подумала игуменья, и через минуту уже о девушке позабыла.

До палат царевых было рукою подать. Но тащились на диво долго. Пока ехали вдоль стены, все молчали. А как к воротам стали подъезжать, мужчина забеспокоился.

-Ольга, — он легонько толкнул её локтем, — ты в себе ли? Марьюшка по тебе уж больно убивалась. Григорий Лукьянович весь извелся. Фёдор Алексеевич тебя обыскался!

-?

-Ты меня знаешь, — улыбнулся он своей добродушной улыбкой, — просто запамятовала. Борис, Годунов сын. Скуратова зять!

-А где мы могли увидеться? — удивилась девушка.

-Когда царица Марфа Васильевна ещё жива была, ты однажды мне на ногу наступила, — рассмеялся Борис, — на кухню спешила. А другой раз двери «черные» искала, и меня плечиком толкнула. А на свадьбе у неё я дружкой был. Тебя там уже не видел.

-Хорошая у тебя память, боярин! — буркнула Ольга.

-Читать не разумен, — отмахнулся он, — а памятью Бог не обидел. Только не боярин я. Так, в опричнину из помещиков попал. Хотя, тесть хлопочет.

Борис был приятный, обходительный и на первый взгляд совершенно безобидный. Но, доехав до ворот, сани ещё более замедлил. Ждал кого-то или чего-то, подоткнув заботливо Ольге меховую накидку.

-А мы не в царские палаты разве? — равнодушно спросила она.

-Так царь опять в Александровскую слободу переехал, — пожал плечами Годунов, — здесь только «службы» остались, да отряд стрельцов.

-Что ж мы тут забыли? — девушка на всякий случай покрепче в сиденье вцепилась, на случай, если выскочить придется.

-Сейчас, — улыбнулся Борис, — дружка своего встречу, и поедем.

За спиной отчетливо раздавался конский топот. Но Ольга не оборачивалась. Впереди, там, где уже виднелись открытые деревянные ворота, кто-то стоял. Не в шубе, иначе бы на ветру длинные рукава неизменно бы пришли в движение. Но и не в кафтане. А в чем-то вроде длинного плаща. И шапка на нем была, не как у бояр, высокая бобрового меха. И не как у купцов, низкая, с широкой меховой опушкой. И как будто перо сверху воткнуто. Диковинная такая шапка, вся меховая. Ольга таких с роду не видывала.

-Все ли ты здоров, — всадник поравнялся с ними. Ольга подняла голову. Фёдор не смотрел на сидящий в санях. Он тоже всматривался в человека в странной шапке в воротах.

-Благодарствую, Фёдор Алексеевич, — чуть поклонился Годунов, — вот, Ольгу Андреевну в кремль везу.

-Почто в кремль? — Темнейший чуть приподнял бровь, делая вид, что заинтересован, — разве царь не в Слободе?

-Твоя правда, — лучезарно улыбнулся Борис, — я в Москву на часок только. Со старым дружком нужно парой слов перемолвиться.

-Так чего же дружок твой в отдалении застыл? — Басманов прищурившись, оглядел мужчину, — али стыдится тебя?

Ольга снова глянула в стону ворот. Стоявшего там уже не было. Басманов неожиданно сильно ударил лошадь, и чуть ли не мгновенно оказался у ворот. Только снег за ним взметнулся на ветру. Там он коня остановил, хотя тот и продолжал топтаться на месте, все время норовя подняться на дыбы. Не найдя никого, Фёдор воротился к саням.

-Не дождался тебя дружок твой, Боренька, — притворно ласково сообщил он, — а давай, ты меня лучше проводишь. Да и Ольга Андреевна, чай, замерзла уже. Да и что ей в Слободе делать? Скучно там, траур. Ты, кстати, не слишком ли празднично оделся?

-Жена платье выбирает, — потупился Годунов, — поклон передать?

-Передай, — милостиво дозволил Темнейший, — и жене, и тестю. На днях заеду. Так вот, передай, чтобы ХОРОШО встретили. Ты понял, Боренька?

На лице Годунова не отражалось ни единой дурной мысли. Ольгу от этого его благодушия почему-то бросило в дрожь. Но, к счастью, они уже выезжали к пустырю с двумя теремами.

-Ты, знаешь что, Боренька, — Фёдор спрыгнул с коня прямо в сугроб, — домой поспеши. К жене, к тестю. Мы с Ольгой Андреевной сами дойдем. Тут недалече.

Годунов пожал плечами, помог Ольге покинуть сани, и уехал так быстро, что на повороте чуть не перевернулся.

-Хитра лисица, — зло процедил Темнейший, придерживая коня за поводья, — далеко пойдет. Правда, ненадолго. Ну, здравствуй, Ольга Андреевна.

-Как ты меня нашел? — спросила девушка, беря коня под уздцы с другой стороны.

-Следил, — бросил он, — Вампирша прощения просит. Не со зла она. От испуга зов послала. Ждет тебя. Подарок тебе сделалась хочет. Борька весь извелся. Думал, ты в монастыре останешься. Что, и правда уже раньше сбиралась?

Ольга пожала плечами.

-Даже не думай! — погрозил ей Темнейший, — если уж и захочешь себя живьем похоронить, ты лучше к Темрюковой обратись. Хоть и помрешь, а все с пользой! И, тут такое дело…

Он толкнул дверь в «хибару», и навстречу Ольге пахнуло чем-то приятным, вроде ароматной воды, что за безумные деньги можно у купца-француза сторговать. Обладательница пленительных черных глаз, вся бледная, стояла прямо в сенях, теребя косу, перевязанную простой лентой.

-В общем, Мария у тебя пока что поживет, — буркнул Басманов, — от неё пользы более, чем вреда. Подружитесь!