Огненноликая (гет)

Эдвард

Тему отъезда было решено обсудить позже. Мы с Джаспером спустились вниз, оставив наших девочек поболтать о чем-то своем, девичьем. Сначала мы с братом смотрели новости, потом я пошел на кухню, чтобы приготовить Айрин поесть, решил поджарить для нее большой сочный стейк. Примерно через полчаса Элис и Айрин тоже спустились вниз. Элис присоединилась к мужу, который в гостиной все еще смотрел телевизор, а Айрин направилась ко мне на кухню.

Остановившись у входа в кухню, она с нескрываемым удовольствием втянула носом исходящий из нее запах жарящегося мяса. По еще влажным волосам и новой одежде можно было понять, что моя девочка успела принять душ и переодеться. Она широко улыбнулась, увидев меня у плиты, а затем с довольным видом подошла и обняла меня сзади.

— Ты в конец меня разбалуешь, — игриво проговорила она.

— Надеюсь, — в том же шутливом тоне ответил я и, обернувшись, чмокнул ее в губы.

Затем я быстро накрыл на стол и усадил за него Айрин. Она с аппетитом ела стейк и пила свой любимый виноградный сок.

Когда с едой было наконец покончено, мы прошли в гостиную. Элис с Джаспером куда-то вышли, и мы были одни в доме. Я вспомнил кое о чем и быстро поднялся наверх в свою комнату, принеся оттуда тот пакет, который мы собрали в квартире Айрин. Эммет еще в тот вечер успел пригнать мой Volvo, и они с Розали уже даже начали его ремонтировать.

Увидев пакет, Айрин очень обрадовалась.

— Маленькие обрывки и останки прошлой жизни, — светло улыбнулась она.

Я присел рядом с ней на диван, и мы стали рассматривать старые фотографии. Мне попалось на глаза семейное фото, на нем была запечатлена молодая пара с маленькой рыжеволосой девочкой лет четырех-пяти с забавным бантиком на голове. На женщине был легкий развевающийся сарафан и широкополая шляпа, а мужчина был одет в светлые брюки и белую тенниску. Они стояли, обнявшись, на берегу моря. Девочка в красном платьице, присев у их ног на корточки, мило улыбалась, держа в руке ведерко с лопаткой.

— Это я с родителями, — пояснила Айрин, увидев, что я особенно пристально разглядываю эту фотографию. — Я хорошо помню тот день, помню все до мелочей. Было ветрено и прохладно, купаться в море мне не разрешили, и мы с мамой бродили по берегу, собирали ракушки, строили замок из песка. А потом ели мороженое в кафе. Еще я потеряла на берегу свою любимую куклу, которую вечно всюду с собой таскала, и очень от этого расстроилась, и все отдыхающие потом долго ее искали, но так и не нашли. И папа тогда сказал, что, наверное, кукле понравилось здесь и она не хочет уезжать, поэтому и спряталась. От этого мне стало еще хуже, и маме потом долго пришлось меня успокаивать. Но все равно это был один из самых замечательных дней в моей жизни.

Эти ностальгические воспоминания Айрин были так похожи на мои собственные, почти стертые прошедшим столетием, но оживающие здесь и сейчас при звуках ее голоса.

— Знали бы твои родители, что их дочь — ангел, — сказал я, коснувшись ее руки.

— Кажется, они всегда это знали. Папа так вообще называл меня «ангел мой» и никак иначе, — она посмотрела на меня с задорной улыбкой и сплела свои пальцы с моими.

Я взял еще одну фотографию, это была очень старая черно-белая фотография, снятая, наверное, в начале 20-го или даже в конце 19-го века. На ней был изображен высокий красивый мужчина лет 25 с выразительными чертами лица, волевым подбородком и густыми длинными усами. Он показался мне странно знакомым. Я машинально перевернул фотографию и на обороте увидел сделанную от руки надпись: «На память Уне от Патрика», а ниже была еще одна: «Патрик Томас Коннолли» и дата — 1875 год. Патрик Томас… Я остолбенел. Я снова перевернул фотографию и пристальнее вгляделся в лицо мужчины. Ну, конечно, это был он, сомнений быть не могло, с фотографии на меня глядел мой родной дед, отец моей матери, но в пору своей молодости. Таким я его не помнил, позже он отрастил бороду. Но теперь я ни с кем бы его не спутал.

— Откуда у тебя фотография моего деда? — обратился я к что-то ищущей в шкатулке Айрин.

— Твоего деда? — удивленно переспросила она и обернулась.

— Ну да, моего деда. Это мой дед — Патрик Коннолли, отец моей матери, — сказал я, протягивая ей фотографию.

Она внимательно посмотрела сначала на фото, затем на меня и улыбнулась.

— Выходит, мы с тобой действительно родственники. Это отец моей прабабки, мой прапрадед, — пояснила она. — И, кстати, он похож на тебя, вернее ты на него.

— Не может быть, — я был действительно потрясен.

— Подожди, если он твой дед, кем тогда ты мне приходишься? Троюродным дедушкой? — рассмеялась она.

— Что-то вроде того, — все еще пораженный этим нечаянным открытием, промямлил я, тоже находя это немного забавным.

— А это часом не инцест? — сказала она, явно забавляясь моей реакцией. Я картинно закатил глаза.

— Это боковое родство, в этом случае запрет на вступление в брак действует до четвертой степени родства включительно, а троюродный дед — это шестая степень, — на всякий случай успокоил я ее, хотя она явно об этом не особо беспокоилась.

После моих слов она перестала смеяться и светло улыбнулась. На ее щеках медленно расцветали нежные розы.

— Знаешь, там была очень грустная, но в общем-то банальная история. Мне бабушка рассказывала.

— Что за история? — с любопытством спросил я.

— Мать моей прабабки была из зажиточной ирландской семьи. Они с Патриком встретились и полюбили друг друга, но, как это часто бывает, ее родители были против такого союза, ведь Патрик был из бедных. Они пытались сбежать и даже тайно обвенчались. Но в итоге ее выдали за другого, а Патрик уехал в Америку искать счастья и новой жизни. Тогда многие ирландцы отправлялись за океан за лучшей долей. Он так и не узнал, что у него на родине родилась дочь. Брак мой прапрабабки не сложился. А моя прабабка, уже будучи взрослой, узнала о своем настоящем отце и сменила фамилию, взяв фамилию Коннолли.

Я даже присвистнул, услышав эту удивительную историю.