Ольга (джен)

Сахар в доме прижился. Лет ему на вид было четырнадцать, может чуть больше. Он и сам не знал. Ещё в дороге выучился немного говорить по-русски, но как его на самом деле звать, так и не признался. С ужасом отвергал возможность возвращения на Родину. Фёдору понравилось его так пугать. Хотя тиранить мальчика было не за что. Вставал до свету. Ходил за лошадьми. Носил воду. Мыл посуду. Есть не просил. Вообще. Отчего Ольга про него частенько забывала. Зато Басманов, имевший опыт владения живыми людьми, мальчика баловал и кормил сам. От Бориса Сахар прятался. Ольгу боготворил. Но как хозяина воспринимал только Темнейшего.

Борис, как будто внезапно вспомнив, что у него сестра есть, в гости зашел. Весь сияя, палец с простым золотым кольцом показал. Фёдор, как ночью вернулся, так и надел. Ольга и не удивилась даже. Басманов, когда только к Москве подъезжали, не утерпел, вперед ускакал, бросив своих попутчиков и телегу на дороге. Пришлось самим добираться, через пост сторожевой проезжать, да со стрельцами объясняться. Хотя чем именно официальный статус брата от его прошлого житья отличается, Ольга так и не поняла.

Брату же, как оказалось, более всего нравилось, что можно из дому не выходить, кроме, как в баню. Так он и раньше не выходил! Всю работу по хозяйству брат с сестрой благополучно свалили на Сахара, он не возражал. А после того, как ему старые рубахи да портки Бориса отдали, он и вовсе от радости спать перестал. С той поры, как официальный фаворит единожды выказал свое недовольство новым обитателем терема, местом для сна мальчику определили пятистенок. Ольга часто его у себя подле кровати находила поутру, хотя с вечера он в кухне на лавке ложился.

Борис, хоть и стал в жизни Фёдра первым человеком, ревновал страшно. А Гордей нового слугу просто возненавидел. И когда Басманов испытывал нужду в избытке Силы, он собирал всех четверых за одним столом. Вернее, звал Гордея в гости, а Сахар на стол собирал*. После таких посиделок Темнейший был, как пьяный. После возвращения он то и дело амулеты заряжал, и Силы ему много надобно было. После каждой встречи Гордей шел плакать у Ольги на плече.

И не то, чтобы они особо сдружились. Ученик Басманова вообще ко всем прохладен был кроме брата своего. Но Фёдор распорядился инкуба девушке выделить, и на Гордея это дело благополучно повесил. Но в отличие от вампиров, инкубами Московский Дневной Дозор похвастать не мог. Стало быть, надобно было извернуться, и такового произвести из обычного не ступавшего в тень иного, которого тоже надо было где-то найти. И чтоб Ольге непременно по нраву пришелся. Да с правильной ведьмой его в нужный момент свести. В общем, затея обернулась долгой работой, а за это время Гордей к Ольге чуть потеплел.

-Вот чем я ему не хорош? — вздыхал он, глядя через окно пятистенка на терем Басманова, — отчего брата твоего он год обхаживал, кольцо вот теперь подарил. А на меня даже не глядит?

-Любят они друг друга, — утешала его Ольга.

-Когда любят на цепь подле себя не сажают, — огрызался Гордей, забывая, как сам не дает брату и шагу ступить, — хотя, ежели Фёдор по-другому не хочет, я и посидел бы.

Девушка только вздыхала. Второй человек Дневного Дозора и без колец с цепями занимал слишком много места в её жизни.

А времени у девушки стало в обрез. Хоть и не могла она пока что одного ореха в руке разбить, но видя заметное улучшение, Фёдор стал её с собой в Дневной Дозор брать, и две ленты выдал. Так, чтобы дозорные не ревновали, что ничья без дела за воеводой ходит. Кроме того, велено ей было до свету вставать, и бегать. Зачем, Фёдор не сказал, но приказал для начала до Китайгородского поста и обратно пробегать.

Сперва Ольга ленилась, пешком ходила. Потом Басманов прознал, с нею один раз пробежаться изволил. Сразу же из виду исчез. А за отставшею девушкой вдруг собака огромная, откуда ни возьмись, появившаяся, погналась. Темнейший, даже не запыхавшийся, ждал возле самой стены. Смеяться против обыкновения не стал, только спросил, нужна ли собака на каждый день, или нет.

Ещё велено было полено небольшое каждый день поднимать по многу раз. Так же пересадил её Басманов на лошадь окончательно. Теперь Ольга везде верхом ездила. Сначала болело все, потом привыкла. Когда через преграды прыгать начинала, падала раз двадцать. Басманов только хмурился, да велел чаще упражняться. Так и научилась.

Нравилось Ольге в её новом житье и то, что не нужно было больше в сарафан рядиться. В штанах да кафтане удобнее, да и теплее. Осень на Москву разом обрушилась с дождями и холодом. Бабьего лета не было вовсе. Все листья с деревьев разом облетели. Месяца не прошло, иней по утрам появляться стал. А вскоре и первый снег. Фёдор ворчал, кутался в свои меховые кафтаны, а в шубу оделся уже в конце сентября.

Сахар мерз намного меньше Темнейшего, хоть и родился в теплых краях. Просто всю свою жизнь, сколько себя помнил, он спал на улице. Хозяева не пускали его в юрту даже в дождь. Деревянные дома Москвы были первыми в его жизни настоящими увиденными им постройками. А каменный терем Басманова он воспринял, как дворец. Мальчик сам брил себе голову, молился пять раз в день, а в остальное время был тише воды, ниже травы. И в прятки мог играть на деньги.

Способности Сахара к языкам мог позавидовать даже Иаков из Ночного Дозора. К концу сентября мальчик сам начал ходить на базар и объяснялся с торговцами без затруднений. Торговался мастерски, по-восточному. Темнейший ему амулет дал, чтобы не обижал никто. Татарин все-таки. По всему городу вдовы да сироты после недавней войны остались.

Под самую зиму в гости нежданно зашла Малуша.

-Что, — как всегда глянув куда-то за мальчика, буркнула она, — Флор себе игрушку новую нашел? Брату твоему на замену, али как?

Ольга пожала плечами. Басманов Сахара и пальцем не тронул. Борис за тем зорко следил. Сахара даже в баню с квасом не пускал. В дом-то не пустил бы, когда бы не дрова, да не вода. Хотя, Фёдор на мальчика с интересом поглядывал. А тот, может не понимал, что к чему, а может в обычае у него на Родне было во всем хозяину угождать. Не прятался, не бегал. Даже не дичился, когда иной раз Темнейший его по голове гладил, задумавшись.

Тут в сенях дверь хлопнула. Малуша встречать вышла, даже двери в горницу толком не прикрыв. Впустила в дом холодного воздуха, а заодно дала Ольге возможность чужой разговор подслушать.

-Да не может такого быть! — огрызался на что-то Темнейший, — это ж времени-то сколько надобно!

-Было у него время, — ворчала женщина, — лет пятнадцать, а то и более.

-Освальду сказала?

-Не верит, — буркнула Малуша, — ты, вот, тоже не веришь, хоть и в обычае это у темных.

-Верить или нет, я могу сколько мне угодно, — отозвался Басманов, и, судя по звуку, сел на что-то в сенях. Шуба зашуршала, — но царицы не просто так помирают. Москва черна. Тут подумать надобно. В два дозора. Только где ж такую прорву народу спрятать можно? Теремов-то таких на Москве нету.

-Видать, время пришло, — тихо сказала Малуша, — кому-то на трон сесть. Иначе беда неминучая.

-Кому? — голос у Темнейшего стал глухой, и какой-то испуганный.

-Ты садись, — настаивала волшебница, — у тебя детей не будет.

-У Освальда тоже не будет, — буркнул было Фёдор, — а, черт. Он же прижил пару сыновей с кем-то! Ольга?

-Ты сам дело затянул, а теперь на девке выехать решил? — разозлилась женщина.

-Ладно, — согласился в конце концов Басманов, — но опосля себя хранителем меня сделаешь!

* Собирать на стол (устар. Толковый словарь Ушакова) — накрывать на стол.