Палочка для Рой (джен)

— Они хотят чего? — спросила я.

— «Ежедневный пророк» хочет взять у вас интервью, — ответил Дамблдор. — Лекарство от Круциатуса — потрясающий прорыв, и тот факт, что идейным вдохновителем выступила одиннадцатилетняя девочка, воспламенил воображение читателей.

Я пристально посмотрела на него. Его мотивы в этом деле были ясны; напоминая миру, что магглорожденная даровала им лекарство, он надеялся изменить их сердца и разумы. Тем не менее, последнее, что мне сейчас требовалось — оказаться в центре всеобщего внимания.

Насколько я понимала, на меня нацелился один Пожиратель Смерти. У Эйвери были причины ненавидеть меня, с учётом моего статуса крови и того факта, что я навредила его племяннику. Но другие Пожиратели Смерти, кажется, не имели зуба конкретно на меня; они преследовали вообще всех магглорожденных, а я просто под руку попалась.

Если я окажусь в центре внимания общественности, всё может измениться. Эйвери, вероятно, видел меня, когда атаковал из-под невидимости, но оставалось возможным, что он просто послал посредника. Но даже если так, посредник должен был знать, как я выгляжу. Знает он уже, что я самозванка, или вспомнит меня, лишь увидев в газете и хорошенько разглядев мою фотографию?

Его напарник тоже может увидеть эту фотографию, и тогда они будут рассматривать меня как взятое, но не выполненное обязательство. Это может сделать нападения на меня более отчаянными, с большими шансами на успех.

В конце концов, сколько ресурсов на самом деле Эйвери потратил на меня? Он наложил несколько заклинаний на беспомощного сквиба и произвёл несколько выстрелов наобум в мою сторону, когда возможность сама подвернулась ему под руку. Оборотное зелье, вероятно, требовалось, чтобы дать возможность подняться по лестнице, на случай, если невидимости Филча и его статуса смотрителя оказалось бы недостаточно. Он шепнул на ухо кое-кому из авроров.

«Пустые» оборотные зелья продавались в Лютном Переулке. Я слышала, как некоторые старшеклассники перехихикивались об этом. Добавить волос человека в конце, и с зельем происходило мгновенное изменение. Но почему они продавались так обыденно, я не знала.

Я решила не размышлять об извращениях взрослых волшебников.

Если бы Протекторат управлял волшебным миром, то оборотное было бы вне закона, или, может быть, разрешено только аврорам. Здесь же этому зелью учили всех, в ходе занятий по основным предметам, в сущности, наделяя каждого волшебника рейтингом Скрытника.

Варить Оборотное было утомительно, но я подозревала, что через пару лет смогу его сделать. Скорее всего, прикуплю зелья, если найду, у кого. Я не знала цен на ингредиенты, и насколько дорогостоящим является зелье. Когда узнаю, пойму, насколько сильно Эйвери хочет моей смерти.

— Вы считаете, если рассказать всем обо мне, это хоть как-то поможет моему положению? — спросила я. — Даже без всеобщего знания, как я выгляжу, будет достаточно тяжело скрыться, когда придет лето. Также, последнее, что мне требуется, так это нечто, что заставит всех остальных детей завидовать мне.

— Боитесь обидчиков? Вы? — спросил Дамблдор, приподняв одну бровь. — Я считал, что вы души не чаете в вызовах.

— То, что я их не боюсь, не означает, что я наслаждаюсь дразнилками за спиной, когда дразнящие знают, что я их слышу, — отозвалась я. — И, я уверена, Гермионе слушать все эти вещи тоже очень не по душе.

— И всё же, если никто ничего не сделает, чтобы завоевать умы и сердца, всё останется по-прежнему навсегда, — сказал он мягко. — Мир полон несправедливости, и большинство людей учатся жить с ней. До тех пор, пока первый храбрец не делает шага вперед, после чего всё меняется. Разве не в вашей стране совсем недавно юная женщина отказалась уступать своё место в автобусе, просто из-за цвета её кожи?

Даже здесь, в прошлом, прошло примерно тридцать шесть лет с того момента, когда Розу Паркс ⁽¹⁾ выбросили из автобуса. Дамблдор считает это недавними событиями?

Волшебный мир казался мне мухой, застрявшей в янтаре и замороженной во времени. Волшебники, как правило, помнили те аспекты маггловского мира, которые существовали во времена их последнего контакта с таковым; для большинства это было время, когда они учились в школе. Учитывая тот факт, что волшебники, как правило, жили вдвое дольше магглов, для кого-то вроде Дамблдора это означало, что самобеглые повозки, видимо, до сих пор оставались удивительнейшими изобретениями..

— Вы же не всерьёз сравниваете меня с Розой Паркс, — ответила я. — Попозировать для фотографий — это не то же самое, что начать целое движение.

— Она, вероятно, также не думала, что начинает движение, — сказал он. — Она просто отстаивала то, что было правильным. Несмотря на вашу довольно.... сложную историю, я верю, что вы тоже обладаете сильным чувством того, каким должен быть мир.

Он не сказал, что у меня сильное чувство справедливости. Было ли это скрытым оскорблением?

— Просто ощущение такое, что я ввязываюсь в неприятности, ровно в тот момент, когда всё начало успокаиваться, — объяснила я. — Зачем бы мне захотелось подобного?

— Я мог бы воззвать к вашей более корыстолюбивой стороне, — сказал Дамблдор. — Есть люди, которым поможет данное лекарство, и которые будут благодарны вам, если вы дадите им узнать, кто вы.

— Сколько всего человек там может быть, с кем такое происходило? — спросила я. — Разве Пожиратели Смерти не убивают людей, которых пытали, после окончания пытки?

Дамблдор покачал головой.

— Они наказывали некоторых людей в назидание другим; это было частью их кампании по распространению страха в прошлой войне. Смерть — это просто; но оказаться вынужденным всю жизнь ухаживать за оказавшимся в тяжёлом положении родственником — такое внушает страх. Принимая во внимание, насколько близкородственно наше сообщество, это означает, что практически у каждого есть родственник, неважно насколько дальний, попавший под воздействие Круциатуса.

— Я не слышала, чтобы много семей имели с чем-то подобным дело, — медленно сказала я.

— Сколько времени потребовалось юному мистеру Лонгботтому, чтобы он поделился тем, что случилось, с вами? — спросил Дамблдор. — Большинство семей предпочитают заботиться о своих инвалидах дома, пряча их от мира, словно то, кем они стали, является постыдным.

Неужели это и правда принесёт мне так много политического капитала? Чего не говорил Дамблдор, так это того, что если я когда-либо предстану перед судом, личное отношение присяжных может означать выбор между свободой и Азкабаном... или даже Поцелуем.

Я не могла продолжать рассчитывать на то, что всегда буду ребёнком; всего лишь через несколько лет я вырасту достаточно, чтобы стать просто ещё одной взрослой, и если не подружусь с теми, кто во власти, то окажусь в полной жопе.

Мысль о получении некоторой политической поддержки была привлекательной, но стоило ли оно риска привлечь внимание Эйвери и его напарника?

Да пошли они на хрен. Я не могла продолжать жить в обороне. Нужно было нападать, и подобное могло оказаться чем-то конструктивным, тем, что я смогу осуществить.

— Хорошо, — сказала я. — Но я предпочла бы обойтись без фотографий.

— Уверен, что они будут настаивать на них, — ответил Дамблдор. — Но мы постараемся, по крайней мере, не дать разместить вашу фотографию на заглавной странице.

— Мне не нравится, когда мной манипулируют, — сказала я, вставая. — Когда всё произойдет?

— В течение часа, — ответил Дамблдор.

— А если бы я сказала нет? — спросила я.

Он просто считал самим собой разумеющимся, что я соглашусь, и это очень сильно раздражало. Настолько сильно, что это было почти достаточно для занесения его в мой список неотложных дел.

На текущий момент список был довольно коротким: Эйвери, Пожиратели Смерти, Волдеморт и Шляпа.

Я обернулась, чтобы бросить сердитый взгляд на Шляпу, которая сидела там, словно была простым куском фетра. Я не забыла, что она сотворила, но придумать соответствующий ответ было затруднительно.

Я достаточно легко могла уничтожить Шляпу; в замке было более чем достаточно насекомых, поедающих ткани, чтобы я, вероятно, смогла управиться за одну ночь, предполагая, что Шляпа не была каким-то образом магически защищена.

Но у Шляпы было важное предназначение в школе, и уничтожение её, вероятно, рассердит всех, кто когда-либо ходил в Хогвартс. Этого я себе позволить не могла, не прямо сейчас.

Тем не менее, на Шляпу не было никаких других рычагов воздействия. Насколько я могла сказать, у неё не было друзей. Она не ела, не пила, да практически ничего не делала. У неё не было коленей, которые можно сломать, и мысль о пытках шляпы являлась нелепой.

Сбрасывание Шляпы в канализацию могло сработать, но будет ли её заботить то, что она запачкалась? У Шляпы не было человеческих страхов, что затрудняло определение того, что она сочтет неприятным. Она, казалось, вообще ничего не хотела, кроме как рассовывать детей по факультетам. Это было всё равно, что пытаться запугать ноутбук.

Заставить её говорить о других возродившихся тоже было в моих планах. У меня не было ничего, что я могла бы предложить Шляпе... может, стирку?

— Откуда мне знать, что это не уловка, дабы напасть на меня? — спросила я. — Физически или на мою репутацию?

— Мне кажется, лучше всего будет, если мисс Скитер переживет своё столкновение с вами, — сказал Дамблдор.

Я принудила себя не напрягаться, и тщательно отводила от него взгляд. Я выталкивала эмоции в насекомых, и надеялась, что никто не заметит, насколько они возбуждены. Знал ли он, что я сотворила? Что он планировал предпринять по этому поводу?

— Она не тролль, хотя некоторые люди могут и не согласиться с этим.

— Хорошо, — сказала я. — Где будет проходить встреча?

— Я организовал вашу с ней встречу в классе Чар, — ответил Дамблдор. — В свете предыдущих затруднений, я решил, что присутствие учителя будет уместно.

— Кого вы пытаетесь защитить? Её или меня?

— Благополучие всех, находящихся на территории школы — моя ответственность, — мягко сказал он. — Полагаю, сейчас вам потребуется привести себя в порядок.

Я нахмурилась, затем кивнула. Первое впечатление было важно.

У меня были занятия с Гленном Чамберсом, пускай я на самом деле и не уделяла им много внимания. В то время я беспокоилась насчёт спасения вселенной; произведение хорошего впечатления на прессу стояло не слишком высоко в моём списке.

Тем не менее, некоторые из его советов засели в моей голове. Важно было подготовиться. Важно было думать, прежде чем говорить; «эм» и «ну» выставляли вас глупым. Было важно избегать жаргонных слов; вы говорили с общественностью в целом, не с членами Протектората.

Сохранять ответы простыми и краткими. Любая пресса предпочитает эффектные реплики, и они, вероятно, в любом случае сократили бы то, что вы сказали, до того, что смогла бы понять аудитория.

Я нашла свою лучшую мантию, и приложила усилия к тому, чтобы мои волосы выглядели прилично. Трейси показала мне заклинание, которое облегчало задачу, и я не видела причин не использовать его, пускай в глубине души и гадала, не облысею ли я в конечном итоге, когда стану старше, из-за злоупотребления этим заклинанием.

Найти дорогу и прибыть в класс до репортёра было не так уж и сложно. В конце концов, я следила за её продвижением по замку.

У неё были светлые волосы с тщательно завитыми локонами. Её очки были украшены стразами. Челюсть её была массивной, а пальцы — ещё более массивными и длинными; покрашенные в красный ногти выглядели немного похожими на когти. У неё была сумочка, выглядевшая так, словно её сделали из крокодиловой кожи.

Было в ней что-то, что вызывало ощущение щекотки в голове. Я откуда-то её знала? Это немного тревожило, и я решила быть настороже.

Её сопровождал профессор Флитвик.

— Она одна из лучших моих учениц, — говорил он своим писклявым голосом.

Он двигался быстро, чтобы поспевать за Скитер.

— Обе мои лучшие ученицы, поступившие в этом году, магглорожденные.

— Это необычно, не так ли? — спросила она.

— У магглорожденных отсутствуют некоторые из преимуществ, которыми обладают чистокровные, — сказал он. — Включая возможность практиковать магию в ходе летних каникул.

— Вы же не критикуете эту политику, не так ли? — спросила она, наклоняясь к Флитвику. — Министерство считает, что детям нельзя доверять в вопросе неиспользования магии рядом с магглами, и что это стало бы настоящим кошмаром для обливиаторов.

— Э-э... нет, — торопливо сказал Флитвик. — Я просто говорил, что по моему опыту, повсеместно распространённое убеждение о том, что магглорожденные не слишком способны к магии, в корне неверно.

— Пара магических дарований не показатель закономерности, — с упрёком ответила она. — Возможно, если бы у вас имелись какие-то доказательства, Пророк и оказался бы заинтересован взглянуть на то, что вы нашли.

Её тон предполагал, что она просто проявляет вежливость, и что газета, скорее всего, не стала бы печатать никаких материалов подобного рода.

Я спокойно ждала, когда они зашли в класс.

— Привет! Ты, должно быть, Тейлор!

При личной встрече её голос оказался более высоким, сладким и приторным. Так говорят с маленьким ребёнком.

Я кивнула, и она протянула свою руку для рукопожатия. Я слегка изогнула запястье, так, чтобы моя рука оказалась сверху, и крепко сжала. Это была демонстрация превосходства, и по её глазам я видела, что она знает об этом.

Я уставилась на неё, не моргая. Это также было демонстрацией превосходства при помощи языка тела, и я обнаружила, что подобное, исходящее от девочки моего возраста, нервирует людей. Даже в волшебной культуре девочек готовили к жизни в обществе как более послушных, особенно в части их языка тела. Противоречие такому поведению служило посланием.

Она отдёрнула руку.

— Что вы хотите знать? — спросила я.

— Не возражаешь, если я использую магическое перо? — спросила она.

Она вытащила перо из своей сумочки и установила его на одном из столов. Я приглядывала за тем, что оно пишет, при помощи насекомых.

Я стояла, слегка расставив ноги, и молча наблюдала за ней, не говоря ничего. Зачастую люди ощущают побуждение заполнить тишину, и говорят намного больше, чем собирались.

Посмотрев на меня мгновение, она сказала:

— Как тебе в голову пришла идея лекарства от Круциатуса?

— Она показалась мне очевидной, — ответила я. — Когда я узнала, как работают Омуты Памяти, мне показалось, что истончение воспоминаний лучше обливиэйта, который просто прикрывает их. Это не единственная часть процесса; остальное было результатом усилий команды одарённых и целеустремленных медиволшебников, начиная с медиведьмы Хогвартса, Мадам Помфри.

— Они использовали результаты сканирования твоего мозга, не так ли? — спросила она. — И это означает, что ты прошла через нечто невыразимое.

— Вы можете понять, почему я не хочу говорить об этом, — ответила я. — И почему я так решительно настроена, чтобы нечто подобное не случилось снова со мной или кем-то ещё.

— Поэтому у тебя сложилась определённая... репутация?

— Репутация? — спросила я.

Я знала, к чему она клонит, но собиралась заставить её сказать об этом вслух.

— Склонности к физическим расправам, дорогая, — ответила она. — Говорят, ты убила по крайней мере одного тролля, и ранила нескольких своих одноклассников. Есть люди, недоумевающие, почему тебе вообще разрешили продолжать учиться в этой школе.

— Конечно же, вы не поверили этому, — отозвалась я. — Взгляните на меня; разве я выгляжу как человек, способный убить тролля?

Она замялась в нерешительности; словно бы увидела меня в первый раз.

— И помимо этого, если бы вы и правда верили, что я какая-то психопатка, которая убивает любого, причинившего ей боль, вы, вне всякого сомнения, не стали бы просить ваше перо написать то, что оно сейчас пишет.

Я даже не смотрела на перо, но могла видеть, что оно пишет, и написанное не было приятным.

— Что ты имеешь в виду, дорогая? — спросила она.

— Вы вообще меня не боитесь, — ответила я. — И это означает, что вы не верите ни во что из той ахинеи, которую пишете. Это ведь должна была быть статья о новой медицинской технологии, или вы просто пытаетесь написать ещё одну статью о том, насколько опасны магглорожденные?

— Не имеет значения, во что я верю, — сказала она. — Имеет значение то, во что поверят читатели.

— Мне кажется, будет лучше, если вы напишете что-нибудь более уравновешенное, — сказала я.

И сделала маленький шаг к ней.

— Ты угрожаешь мне? — спросила она почти восхищённо.

— Конечно нет! — ответила я, приложив усилия, чтобы звучать шокированно. — Мне просто было интересно, нет ли... у определенных людей симпатий к врагам Министерства. Вы, конечно же, знаете, о ком я говорю.

Впервые она выглядела действительно поражённой.

— О чём ты говоришь?

— Все знают, какова его программа, — ответила я. — И может настать момент, когда людям придётся выбирать сторону. Если вы выберете слишком рано, то впоследствии можете пожалеть о том.

— Я не на стороне Сама-Знаешь-Кого, — быстро сказала она.

Странно, но я ей верила.

— Разве не вы только что сказали, что не имеет значения, какова на самом деле правда? — спросила я. — Это то, что люди воспринимают как таковую. Если люди сочтут, что вы на стороне Волд...

— Не произноси этого! — сказала она.

— На его стороне, разве не потеряете вы половину своих читателей?

— Но людей на самом деле не интересует всё это, — сказала она, делая жест в нашу сторону. — Они хотят знать о настоящей сенсации, об опасной магглорожденной.

— Если я опасна сейчас, насколько опаснее я стану в будущем?

— Я постоянно имею дело с опасными людьми, — безапелляционно отозвалась она. Встала, по-видимому вернув себе самообладание. — Так ты не хочешь говорить о том, что ты попала под Круциатус. Как насчёт тайны твоего происхождения? Кажется, никто ничего о тебе не знает?

— Я сирота, — сказала я. — Что тут ещё знать?

— А почему нет записей об убийстве твоих родителей? — ответила она. — И почему в маггловских документах за последний год нет записи о семье Эберт, переехавшей в Британию. Откуда ты, и кто ты на самом деле? Я собираюсь опубликовать что-нибудь, и разве не будет лучше, если ты сама расскажешь эту часть истории?

Я бросила взгляд на Флитвика, ощущая желание скорчить рожу. Последнее, что мне требовалось, чтобы члены персонала начали задавать такие вопросы. Если она разместит их в газете, то у меня будут серьезные проблемы.

1) Роза Паркс — американский общественный деятель, борец за права чернокожих. https://ru.wikipedia.org/wiki/Роза_Паркс

Вернуться к тексту