Ольга (джен)

Как Гордей стал воеводой Дневного Дозора, Ольга поняла уже к лету. Он обладал поистине внеуровневым терпением, а к заветной цели шел, не замечая препятствий. Оставалось только дивиться тому, что у него до сей поры второй порядок. Устин с дороги черкнул ему лишь пару коротких писем. Он благополучно добрался до места, и поступил под начало пана Витезслава. Было совершенно очевидно, что опека ему более не нужна. Все нерастраченное внимание бывший кузнец устремил на Фёдора.

Спальня последнего и раньше была более на проезжий тракт похожа. Нынче он и вовсе, никого не таясь, каждый день разных мужчин привечал. И сам куда-то ездил. А однажды Ольга с Филиппом поутру в горнице встретилась. Тот смутился, и быстро ушел. Гордею же, как «своему», был выделен один день в неделю. И сперва он делал вид, что ему того достаточно будет.

Но постепенно воевода захватывал все новые позиции. Делал он это без ссор и упреков. Вид имел спокойный, даже когда со своими подчиненными в горнице встречался. Сначала он с ними просто вежливо здоровался, да раскланивался. Но вскоре Ольга стала замечать, что при встрече с Басмановым Гордей норовит его, то за руку подержать, а то и с поцелуям подступает. И дозорные это видели.

Отчего-то Фёдор против такого сближения не возражал. Дошло до того, что приходившие к нему мужчины Гордея смущать перестали, и он часто оставался в тереме, пока инквизитор в бане с кем-то парился. И третьим, насколько могла судить Ольга, часто присутствовал. Он готов был участвовать в любом непотребстве, что угодно подставить, и что захочешь, сделать. Лишь бы рядом быть. Сначала.

Ни слова упрека он инквизитору не высказывал. Был всегда весел, приветлив с его полюбовниками. Но из терема уходил все реже. Девушка эту его манеру ввинчиваться в чужую жизнь по себе знала. Гордей как будто границ не чувствовал. И стоило ему сделать шаг вперед, назад он уже не отступал. И то, что было ему не по нраву, потихоньку поправлял, как сам хотел.

Не нравилось ему, к примеру, что Фёдор с ним не милуется. С Борисом-то он чуть не в обнимку сидел. То и дело рукой его касался, даже во сне. И, по словам Гордея, Басманов все ещё ночью просыпался, когда Бориса рядом не находил. Взялся он за это дело решительно, но действовал осторожно. И начал с того, что на нужную сторону кровати спать перелег.

Сперва просто рядом с инквизитором за столом садиться начал, да все ближе придвигаться. Потом Ольга стала замечать, что Гордей, когда меховую накидку Фёдору на плечи набрасывает, норовит приобнять. А потом и вовсе в затылок целовать начал. И снова Басманов не возражал. Как и следовало ожидать, вскоре нежности эти вошли в обычай, и все дозорные то видели. Теперь уж не токмо у Фёдора спрашивали, можно ли на ночь остаться, но и на воеводу взгляд бросали. Точно ли можно. И пока что он не возражал.

Труднее оказалось вытеснить из постели инквизитора толпу любовников. Ольга и раньше догадывалась, что Фёдор дозорных под себя набирал. Как будто все мужеложцы огромной страны в одной службе враз оказались! Но после Басманов растолковал, что не все так просто. Тут и воспитание, и отсутствие девок доступных. Любопытство. Ну, и природная склонность, но не так часто, как ему бы хотелось.

Потеснить Гордея было, кому. На защите Дозора многие погибли, конечно. Но из новых рекрутов один подходящий нашелся. Имени его Ольга даже узнать не успела, хотя одно время он зачастил. И даже дня три в тереме прожил. Как воевода это терпит, осталось для девушки загадкой. Как и то, отчего его заботливость и терпение не перетянули Гордея в свое время на «светлую» сторону.

Ольга как раз наладилась из лука стрелять. Давно хотела научиться, да все не так просто оказалось, как со стороны выглядело. Промахиваясь мимо цели второй час, она нервно поглядывала на Гордея, который в гости зашел, а в терем не поспешал. Сидел на скамье перед дверью. Оно и понятно. По случаю весеннего тепла в спальне на втором этаже окна были нараспашку, и стоны на весь двор слыхать было. Новый любимчик в гости зашел.

-Руку разверни, — посоветовал он, равнодушно глянув на её стрельбу.

-Без тебя знаю, — огрызнулась девушка, — не люблю, когда смотрят. Пришел бы вечером, видишь ведь, не до тебя ему.

-Ничего, — холодно улыбнулся Гордей, — обожду. Это ненадолго.

-С тобой так же? — она кивнула на распахнутое окно.

-Когда как, — его лицо было непроницаемо спокойно. Только жилка на лбу набухла и билась.

-Ревнуешь? — посочувствовала Ольга.

-Не без этого, — он поднял взгляд на девушку, — всегда есть кто-то лучше. Краше, сильнее. Но жить Фёдор со мною будет.

И было в его взгляде столько неприкрытого эгоизма, что она поежилась, как от нежданного мороза. Вся любовь Гордея, его забота и нежность были лишь способом привязать к себе, заставить с собою считаться. Он отдавал немногое, чтобы потом взять всё. Судя по всему, Ольга тоже входила в его планы.

-Ольге шуба нужна, — говорил он, и вез девушку к меховщику.

Инквизитор не возражал. Скорняжные работы — дело долгое. И ежели весной заказать, только к осени та шуба и будет готова. Ольга про такие вещи и думать не думала. Ей-то шубу отец готовую привез. Да она и сама могла себе пошить. Долго, и не так красиво, а все ж могла. Но Гордею виделась шуба соболья или бобровая. Он в мехах разбирался лучше, да и через Тень мог глянуть, правда ли соболь зимой бит, а не весной или осенью, когда линька идет. И не летом, когда совсем другой мех. Сам же ходил в стрелецком кафтане, и большего не требовал.

-Ольге учитель нужен, — заявил он, и в тот же вечер привёл маленького сухонького мужчину, с огромным носом и реденькими черными волосами. Выходец из Анжу*, мсье Реми, был обычным человеком. Работал в книжной лавке у ливонцев и по-русски едва понимал. Про иных даже не догадывался. Но раз Малуша велела девушке учить французский, то Гордей не мог пройти мимо.

На Святослава с Малушей он тоже покушался, правда, менее успешно. Они в последнее время все чаще наведывались. Кае подошло время родить, и Фёдор грозился ребенка от матери забрать. Яшка не знал, кому в ноги пасть. Ксения обреченно поглядывала на Ольгу, да строчила свитки дрожащей рукою. Все пальцы у неё были в чернилах. А на шее заметно отпечатался след от ошейника. Ночевать-то она домой возвращалась. Но если бы решила в библиотеку больше не приходить, Басманов убил бы её, не задумываясь.

Удивляло Ольгу даже не то, что Гордей со светлыми засиживается у Фёдора в тереме, да ведет переговоры. А то, что Малуша с ним секретничает, по сеням да горницам о чем-то шепчется. Гордей только кивает да улыбается. Думала сперва, что княгиня от мужа загуляла. Чего не бывает. Сказывали ей, что светлые с темными не любятся. Слишком уж разные. Но приветил же Басманов Филиппа, хоть и на одну ночь. Да тут случай вышел, все и разрешилось.

Басманов приболел. Был он и ранен, и при смерти, и заклинания в него не раз попадали. А тут продуло после бани. Да так неудачно, что от боли ни припарки, ни заклинания до конца не помогли. Лекарь Ольгу с Сахаром на пороге развернул. Инквизитор по терему метался, и всякого вошедшего грозил проклясть. Мог и развеять, с него бы сталось. Сам старик что смог сделал, и к утру боли должны были уже пройти, но поди ту ночь перетерпи.

Гордей ожидаемо к вечеру появился. Узнал, что Фёдор застудил что-то, что целитель назвал «nervus trigeminus*» Тут же в терем бросился, никого не слушая. Он привык за больным братом ходить, ему в радость было. Ночью Ольга его в горнице нашла. Воевода на полу у печи сидел. Басманов спал, положив голову ему на грудь. Гордей поправил ему меховое одеяло, и сурово глянул на девушку, выпустившую холодный воздух из сеней.

-Чего тебе? — буркнул он, — Не топчись понапрасну. Федя только спать наладился.

-Ври, да не завирайся, — усмехнулась Ольга, — ты его заклинанием усыпил. Он теперь только утром проснется.

-?

-Что у тебя с Малушей? — решительно поинтересовалась девушка.

-Обмен, — чуть улыбнулся Гордей, — она мне пропуск в терем дала. А я ей Ксению из неволи выведу.

-Да ты же и так здесь почти поселился, — прищурилась она.

-Почти, да не совсем, — он улыбнулся ещё шире, и погладил Басманова по волосам, — ладный он какой. Хорошо инкубом быть. Больной, нечесаный, и все равно красивый.

-А некрасивого полюбил бы? — язвительно поинтересовалась Ольга.

-Молчала бы, — он криво усмехнулся, — сама-то из толпы самого лощеного выудила.

Крыть было нечем.

-И что же такое Малуша про Басманова знает, что тебе полезно было? — спросила она, чтобы тему сменить.

-Кошмары ему снятся, — потупился Гордей, — но я, сколько смотрел, все в толк не могу взять, что его так пугает. Просто рука к нему тянется. Не с оружием, не с ударом, и даже не мертвая. Только он каждый раз аж подскакивал. А сердце у него плохое. Стучит, как у брата моего. Целитель сказал, нельзя ему волноваться. Он и нынче просыпался, но как понял, что не один, тут же снова уснул. Привыкнет, и вовсе по ночам пугаться перестанет.

А через неделю Гордей в терем переселился.

* Тройничный нерв (лат).