Ольга (джен)

-На кого думаешь? — беззаботно поинтересовался Фёдор протискиваясь вослед за падчерицей через кусты, по случаю весеннего тепла уже сплошь покрытые чуть распустившимися почками. Стрела на трупе смотрела в направлении леса, и девушка смело ринулась в указанном направлении.

-На воре шапка горит, — рассуждала она, — кто раньше зашевелился? Шуйский, Годунов или Глинский?

-Тогда Шуйский, — задумчиво протянул Басманов, — он и про иных ведает, и расследование уже затеял. Хотя, Бориска тоже не отстаёт.

За прошедшие восемнадцать лет при дворе произошло много нового. И хорошими эти перемены могли считать только Ольга с Басмановым. Ну, и Дневной Дозор. Темные же. Как и ожидалось, все мужья дочерей Скуратова сцепились промеж собою, и сейчас образовали что-то вроде змеиного клубка. Безостановочно жаля друг друга, интригуя и подставляя соседу подножку.

Немалую роль в происходящем играл Мэй. Поддерживая то одного из «наследников», то другого, он умело сталкивал их лбами. И потери несли обе стороны. К примеру, Мэй вовремя заронил в царевы раздумья, что неплохо было бы женить кроткого царевича Федора Ивановича на стойкой духом сестре Бореньки Годунова. Чем немало способствовал продвижению последнего к вожделенному российскому трону. Правда, царица, исправно беременея, из году в год детей теряла. И тот же Мэй подсылал к ней то одного лекаря, то другого. И не позволял не в меру озабоченному продолжением рода Иоанну Василевичу от неплодной снохи избавиться. И сам же чосон сеял смуту среди бояр, указывая на неплодность Ирины Годуновой.

Варенька понимал, что происходит неладное. Выписал из родной для него Англии иную-акушерку. Все происходило в строжайшей тайне, но по неведомой причине, женщину вдруг задержали по какому-то нелепому поводу под Вологдой, и дело о приглашенной к бесполезной царице чужеземной акушерки приняло невиданный размах. Огласка чуть было не привела к выдворению царицы в монастырь, и даже боярский бунт назревал. Но расторопный Мэй подтянул на решение вопроса боярина Бориса. И дворянкое недовольство мигом сошло на «нет».

Другой раз, теперь уже царь, Федор Иоаннович захворал, и был при смерти. Чосон, наславши чары беспокойства, и практически лишив Бореньку сна и трапезы, внес тому в голову идею сосватать свою сестру за австрийского принца. И тот, при живом ещё супруге, Ирину на то побил. И даже соответствующее письмо уж отправлено было. Но тут Мэй, чуть не в слезах, поспешил к Вареньке. Тот за неделю поставил царя на ноги. Но кто ж теперь письмо-то заморское догонит? А Боренька отплевывался от последствий ещё очень долго.

С Шуйским, убийцею Ингигерды, чосон забавлялся, как кошка с мышью. Начал с того, что куда бы ни забросил свои сети Годунов, туда тут же принимали Шуйского. В ответ Борис интриговал так, что несчастный его родственник был даже со всею семьей ненадолго в ссылку отправлен. Но после, как ни в чем не бывало, принят обратно, и даже подарками пожалован. Да так Мэю вдруг «приятен» стал, что он его с Борисом свел, да крючками обоих соединил. Подружились враги. А чем пожаловать лучшего друга, как не полководческим званием? На войну поехал любезный друг Шуйский. А приказ Годуновым подписан был.

Боярину Глинскому, мужу самой старшей из дочерей Дэвида, хватило ума в действующую армию сбежать. Да вовремя под Годунова прогнуться. В свободное от учений и бесконечных боевых стычек (Святослава-то от столицы никто не отпускал) время, боярин потихоньку карабкался по служебной лестнице вверх, и под конец стал в думе вторым человеком. И все это мирно, не привлекая излишнего внимания. Мстить ему было не за что, и чосон им лишь изредка прикрывался, когда в игре нужны были лишние фигуры. Боярин Глинский просто мозолил глаза то Шуйскому, то Годунову, подталкивая обоих к неразумным, поспешным действиям.

Жене Скуратова тем временем была пожалована большая пенсия. За этим сама Ольга следила. Женщина была ей симпатична. И не о чем не подозревая, доживала свои дни в покое и достатке. Мстить ей девушка никому не позволяла, хотя у чосона были планы с участием матери будущих «цариц». А чтобы мать о судьбах дочерей не тревожилась, на неё чары наложены были. И правда, зачем женщину зря изводить? Освальд на игры у престола косо посматривал. Да Святослав вмешиваться не велел. За Ирину надобно было мстить. А каким там мстители из светлых? Нет. Разумеется, наказать и они могли. Но в данный момент наказанием их было невмешательство.

Князь весь был сосредоточен на воспитании наследника. Хоть и говорили ему, что бесполезное затеял. Вымирает потомство Софьи. Но Рюрикович никого не слушал, и Дмитрий получал обычное для князей допотопной эпохи воспитание. Матери глаза отводили, подосланного боярами шпиона-дьячка всячески изводили. Князь приучил наследника играть, отрубая головы у снежных и соломенных фигур, которым были даны имена. Разумеется, главными действующими лицами в играх были Шуйский, Глинский и Годунов. Сам же Рюрикович с умилением наблюдал эти игры, стоя на крыльце терема. И на челе его отчетливо читалось: «Век бы смотрел!»

Инквизитор с падчерицей продвинулись уже достаточно далеко. Лес становился все гуще, а следов присутствия «воров» в нем не наблюдалось. Оба уже не по разу отправляли следящие чары, но никого не выследили. Гордей остался на широком дворе со Святославом. Бумажной волокиты по делу было много уже в самом начале. Он лишь с тоскою Басманова за руку ухватил, да придержал. И носом в волосы зарылся, пока никто не видит. За годы он так и не стал для Фёдора «единственным». Но всячески делал вид, что за этим дело не станет. По-настоящему же крепкие отношения у инквизитора были только с Ольгой.

Он сам обучил её многому. Как падать, в воздухе переворачиваясь, чтобы спину не повредить. Руку-то быстро подлечить можно, когда та сломана. Не то, что шею или голову. Как щиты ставить, с «лезвием» совмещенные. Чтобы ломая их, противник сам себя ранил. Как ловушки на оборотней устраивать, чтобы не сразу померли, а сперва помучались. Но девушка это заклинание под себя переделала. Чтоб не мучились, а без движения пребывали. Князь посоветовал. От него все больше мирные, оборонительные приемы исходили. Правда, с нападением он не особо стеснял себя в действиях. Перед тем, как горло перерезать, али сломать чего, всегда предупреждал, даже вежливо. И улыбался миролюбиво.

-Зря время теряем, — буркнул Фёдор, пригибаясь чтобы выпростать сапог из коряги, которыми тут была вся земля устлана. Буря была, и много деревьев поваленных вокруг теперь лежало. Бурелом редко аккуратным бывает, и бывший бестиарий то об одну корягу запинался, то об другую. Ольга же, возбужденная поиском тех самых «воров», что желают быть пойманными, и того не замечала. И только когда Басманов резко вскинувшись, крикнул: «Cave*!!!!», чуть поджалась. Но все равно стрела, пролетевшая мимо, по щеке полоснула.

-Цела? — тихо спросил инквизитор.

Девушка кивнула. Меж деревьев, откуда была выпущена стрела, стал хорошо заметен спущенный арбалет. Никого рядом не было. Просто ступая неосторожно, девушка спрятанную где-то в обломках веток веревку, зацепила.

-Вот тебе и «стрелка», — усмехнулась она, подходя ближе, — как думаешь, тебе, или мне предназначалась?

-И кем? — он тоже поднялся, и подошел поглядеть.

Арбалет, как арбалет.

И пока они по лесу бродили, да приключений себе на голову искали, в усадьбе люди, прослышавшие об убийстве царевича Димитрия, дьячка-шпиона со всей семьей порешили. А молва, не без помощи чосона, уж трезвонила: ЦАРЕУБИЙЦА!

*Cave — берегись (лат).