Ольга (джен)

В казарме было по вечернему многолюдно. Ольга сбросила кафтан на руки молодой волшебнице, обычно подносящей кубок гостям, кивнула дозорным, и отправилась к себе. Святослав обещался быть после полуночи. Фома которую ночь сидел у писарей. Правили заклинание для личных бумаг. Ольга усмехнулась. Женщины-дозорные обходились без документов, их имена упоминали только в случае наследования, или особо выгодного замужества. Или за особые заслуги. Ксения вот, вряд ли рада, что в дозорные летописи угодила. А простые бабы, не иные, и вовсе нигде никогда не значились. Даже про цариц, как иных, так и обычных женщин, никто, как правило, не знал, где и когда они родились. И на вопрос: «Почто?», мужчины недоуменно переглядывались. Зачем же бабе документы? И только Святослав с Малушей назначения «пачпорта» вовсе не понимали.

Басманов официальные бумаги уважал, но получать не любил. Покуда колдовскими документами иных не начали снабжать, ему приходилось много раз менять бумаги, писанные от руки. Он посмеивался над непривычными для его слуха именами-отчествами, и до того, как стать Басмановым, носил другую фамилию. По счастью, делать это чаще, чем каждые сорок-пятьдесят лет смысла не было. И даже так редко Фёдор за бумагами своими не ездил. Ему все Гордей на дом таскал. Да и Филиппа девушка в Ночном Дозоре в очереди к писарю что-то не встречала. За прошедшие годы её работы иные из инквизиции вообще ни разу не появлялся в казарме. Когда что-то было нужно этим «небожителям», Освальд сам к ним ездил.

Сложности ждали в основном выходцев из других стран. Фома с Варенькой из Англии приехали. И помимо клятвы, данной ими при поступлении на службу, должны были блюсти верность присяге, принесенной ими на Родине. В случае же войны между Англией и Московией, давали обещание не вмешиваться, и «своим» не помогать. То же сделал и Мэй, и ещё добрый десяток иных, родившихся в другой стране, и на службу в Москву инквизицией назначенных. А вот Гесер, Завулон, и Хена, насколько Ольге удалось понять, никаких клятв никому не приносили. Их, как дорогих гостей звали, когда большая война случалась. И втайне девушка о том же мечтала.

А жаловаться ей грешно было. Для дозорного с таким маленьким опытом у Ольги и так всего было вдоволь. И даже в избытке. Своя горница в казарме. Маленькая, зато с окном. С узорной печкой, небольшим столом, креслом и лежанкой. Ночевать, а, вернее, дневать иногда приходилось. Ковер Басманов подарил. Таких изысков здесь даже Освальд не имел. У Святослава не было и горницы, за ненадобностью. Зато князь девушку сразу на хорошую должность принял. Десятником. Не за красивые очи, потрудиться пришлось.

Остальные дозорные Ольгу сперва прохладно встретили. Особенно, кто давно служил. Отца её хорошо знали. Бабы да девки тут и до неё работали. И по-хорошему, ей для начала полагалось на малой должности год — другой побыть. Письма разбирать, в казарме пол мести и лишь изредка в дозор выходить. Обязательно с сопровождающим. Но за десять лет девушка уж не раз и не два со Святославом в тот дозор ходила. Её услугами и Басманов не брезговал. Всякое бывало. Не только снотворными заклинаниями пользоваться приходилось. Научилась помаленьку. На испытаниях вступительных Освальду руку чуть не отрезала. Да и князь настаивал, чтобы сразу к нему под начало поступала. Не просиживала штаны понапрасну.

Ольгу пробовали было шпынять, да быстро унялись. Про то, как она Гесеру нос сломала, знали в обоих дозорах. Проверять никто не поспешал. Попреки она мимо ушей пропускала. Дружить особо ни с кем не рвалась. И первый год в дозор одна выходила. И, поскольку некому было её поучать, действовала, как Басманов наставлял. А Святослав не вмешивался. Добро с кулаками, оно ж намного действеннее ничем не подкрепленного.

Со стороны заднего двора послышался отчетливый треск и женский крик. Ольга глянула в окно. Какая-то молоденькая волшебница не рассчитав, обожглась от собственного меча огненного. Ей оставалось только посочувствовать. Теперь вместо дозора к целителю неделю ходить придется. Зато на её слезы набежали молодцы со всех отпертых дверей. И Фома. Этот пуще всех суетился. Ольга фыркнула. К ней на помощь по таким пустякам не то, что не подходили. А даже и не глядели в её сторону. Да она и выть бы не стала от простого-то ожога.

Она уж и за работу засела, и стемнело давно. И Святославу скоро быть. Но тут Фомушка в гости забежал.

-Притомился, — тяжело выдохнул он, — бестолковый какой писарь у нас! Так и не выходит у него заклинание до ума довести. Придется, видно, по старинке, каждые пятьдесят лет новые бумаги выписывать. Не читается проклятая бумага через Тень, хоть убейся.

-Так ты бы помог, — буркнула она, оторвавшись от своих дел, — к девице-то, небось, быстрее всех примчался. Несмотря, что из подвала поднимался.

-Ревнуешь? — улыбнулся Фома, — сама меня в отдалении держишь. Сто раз просил, приходи хоть в гости, хоть насовсем. Но тебя же не допросишься, не дождешься.

-Благодарствую, — холодно улыбнулась девушка, — мне и дома хорошо.

-Ну да, — грустно отозвался Фома, — нашелся-таки коршун, подстерег лебедь белую.

-?

-Говорю, как Фёдор Алексеевич поживает? — вздохнул он, — не хворает?

В глаза попрекать её жизнью среди мужчин темных мало смельчаков находилось. Но за спиной шептались. И чего только не говорили, каких только связей им не приписывали. Фома уж больно изводился, что во всяком деле Ольга с отчимом советуется. К мнению его всегда прислушивается, и всякому его слову верит. А чтоб одну её где застать, это уж извернуться приходилось. Конечно, девка замуж не сбирается. Чего ей там делать? Когда есть уже мужчина, занявший все время. Фёдор ей был и за отца, и за брата, а порою и за сына неразумного. И за мужа, если слухам верить. Судачили много.

Святослав как раз вовремя пришел, начавшуюся ссору враз погасил. Вытеснил Фому, и дверь изнутри запер. Не имея своей горницы, он тут часто сидел. Даже чаще, чем у воеводы.

-Глянь-ка, — он сунул девушке истрепанную котомку, — я весь лес облазил.

-Что это? — она высыпала на стол несколько мелких предметов.

-Стрела, которая тебя отметила, — объяснил князь, — крест деревянный. Чуть не у самого терема в Угличе нашел. Всех расспросил, с кипарисовым крестом никто не ходил, кроме как в баню. И не пропадал ни у кого. Ну и так, помаленьку. Нитки на ветках остались, не с твоего кафтана и не с инквизиторского. Шерсти клок, тоже не лесного зверя. И вот.

Он выудил из-за пазухи золотую серьгу с обломанной дужкой, и протянул ей.

-Не признаешь?

-Так не скажу, — пожала она плечами, — не моя.

-У Фёдора глянь, — попросил Святослав, ссыпая улики обратно в котомку, — я сферы по третьему разу пересмотрел. Такая сила, чтоб ребенку на большом расстоянии внушить гвоздем зарезаться, не каждому дана.

-На что намекаешь? — она глянула князю в глаза.

-Глянь, — настойчиво потребовал он, — от тебя не убудет. И с отчима подозрение снимешь.

-Какие? — удивилась она, — Фёдор дома был.

-Сказал, посмотри! — рявкнул потомок Рюрика.

Глаза у него нехорошо блестели. В его роду были и ясновидящие, и ещё несколько иных, помимо них с маленьким Дмитрием. Да и Олега, регента при отце его, тоже не за прекрасные очи «вещим» прозывали. Фёдор к другу прислушивался. Велено было зерно запасать, да меха. Скотину оставить только дойную, да птицу всякую. А поля сенокосные тоже засеять, чем попроще. Да хоть горохом. Чтобы в голодную годину без пропитания не остаться. Даже Малуша уже в Тень поглядывала с интересом и сочувствием. Голод и смута большие скоро начаться должны были. Бунты крестьянские. Ольга в своих деревнях налог так уменьшила, что старосты забеспокоились. И накопления делать повелела.

-Ты не серчай, боярыня, — смягчился князь, — но сколь ни думаю о том, не выходит выгоды со смерти мальчика никому из людей. Годунову он не соперник. От брака гражданского рожден, церковью не признанного. А Шуйский, что следствие затеял, на трон уж и не метится. Страшится.

-А Фёдору-то что с Димитрия малолетнего?

-Того пока не ведаю, — вздохнул Святослав, — а только серьги такие на Москве не часто встретишь. Такие в Галиции*, и дальше мастерят. Я сам ему лет сто назад привозил. И на нем недавно видел.

*Гали́ция (польск. Galicja) — историческая область в Восточной Европе, примерно соответствует территории современных Ивано-Франковской, Львовской и большей части Тернопольской (кроме северных районов) областей Украины и югу Подкарпатского воеводства Польши.