Ольга (джен)

Она ткнула в бок Яшку, который едва различал очертания терема через тень, и спокойно дремал стоя, ни на что не опираясь, и они вместе побрели в темноту. В тереме Басманова тоже не горело ни одно окно. Двор был широкий, обнесенный железной невысокой оградой из редко стоящих острых прутьев. Действительно, кому в голову придет воровать у опричника? А светлый иной не токмо воровать не пойдет, а и вовсе того терема не видит.

Ну, насчет «воровать не пойдет», это Ольга рано подумала. Яшка настоял, чтобы она обошла двор по третьему разу. Выяснилось, что собак нигде не видно, и терем вообще никак не охраняется. Можно дверь отомкнуть.

-Стой, — прошипела Ольга, придерживая цыгана под руку из последних сил. Пальцы от холода не слушались, — мы же хотели по-хорошему зайти. По приглашению. Мы ж не воры!

-Так это и есть приглашение, — насупился Яхонт, — ты бы терем в жизни не увидела, кабы Борис тебя не приметил. У Ксении и у Буслая дома так же упрятаны, сам проверял.

Ольга задумалась. Но мысли путались. Она уже порядком замерзла, и глаза прямо на ходу закрывались.

-Давай завтра, — попросила она, — я сейчас усну.

-Завтра ты его можешь снова не увидеть, — Яшка потянул девушку к запертым невысоким воротам, — пошли! Ты мне покажи, где дверь. Я тебе любой замок в слепую отопру. Ты по-тихому пройдись. Туда больше не заходил никто, они одни живут. Никого не встретишь.

-С чего ты взял? — удивилась девушка.

-За такое житье ноздри рвут, — тоном осведомленного в любовных делах человека заявил цыган, — мужчина с мужчиной жить не может. Их бы давно в каторги отправили. Сейчас и за меньшее ссылают. Я за Басмановым не первый день слежу. Он сюда всегда с дозорными приезжает, людей с собой не приводит. Иные-то ко всему привычные. Даже если знают все, то кому они расскажут? Оттуда кроме брата твоего ни разу никто не выходил. Ни по воду, ни на базар. Темнеший, он, конечно, высокого порядка иной. Но и ему что-то есть надобно. На двоих сколько еды нужно? А на толпу? Понимаешь? Он все с собой привозит. А воду где-то за теремом в колодце берут. Потому что они там одни.

Кабы выспалась Ольга, и была бы в силах, ни в жизнь не пошла бы на такое. А тут её от усталости здравый разум покинул. Спорить с Яшкой никакой возможности не было. Он в миг разомкнул едва различимый для него замок, и ей ничего не оставалось, как войти в темные сени. Она скинула шубу у двери, чтобы не мешала, и потихоньку проскользнула в горницу.

В доме было темно. Прав был Яшка, действительно, ни одного человека. Печь была недавно топлена, но погашена. На столе были остатки ужина. Судя по запаху даже с вином. Была бы ключница, уже давно бы прибралась. Да и печку бы мальчонка какой сторожил, не давал бы огню погаснуть. Зима все ж таки. Хотя и холодно в тереме не было. А может с мороза Ольге так показалось. Цыган поклялся стоять на стреме, и если что — бежать за подмогой. Благо, дозорные тут часто проходят. И до казармы не так далеко. Простые-то дозорные Темнейшему не соперники.

На первом этаже было только две горницы, да изразцовая печь. Пришлось подниматься наверх. Под ногами чуть поскрипывала деревянная лестница. А в остальном доме везде ковры были. Басманов жил богато. Спальню она почти сразу нашла, и плутать не пришлось. Тут тоже было темно, но на маленьком столике рядом с постелью догорала небольшая свечка под дорогим стеклянным куполом. Такие итальянцы продавали, но кто их покупал, для Ольги до сих пор оставалось загадкой. Теперь понятно.

На большой постели спали двое. Бориса она узнала безо всякой свечи. Он всегда так спал, на спине, закрыв лицо согнутым локтем. Второй мужчина спал на боку, и лица его она не видела из-за руки брата. Темнейший лишь по-хозяйски закинул на своего соседа руку. Ольга тихонько обошла постель, и легко толкнула брата в плечо. Борис открыл глаза, и глянул на неё. Сперва испуганно. Но сразу же улыбнулся, и потянулся к ней.

-А я уж думал, не придешь, — шепнул он, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить Фёдора, — мне говорили, что ты жива, а я не верил. Оленька!

Она хотела что-то ответить, но не успела. Федор, ещё мгновение назад спокойно спавший, сейчас резко поднял голову, и глянул на неё зло и тревожно.

Все, что было дальше, Ольга запомнила на всю жизнь. Вот она летит по морозному воздуху из окна терема, вот падает навзничь. Сперва ничего не почувствовала. Только взорвался вокруг снег, показавшийся удивительно твердым при падении. А после все разом навалилось. Боль в спине и затылке, шею ломило так, будто она горит. А вниз, туда, где из платья торчали два стальных прута от забора, она и вовсе смотреть боялась. Там быстро расползалось черное в темноте пятно. Трясущимися руками она тоже чувствовала соседние прутья. Почему-то подумалось, что железная ограда на Москве, наверное только у Басманова и есть.

Из терема выбежал Борис в одной рубахе. Упал возле сестры, и что-то кричал и даже плакал, как ей показалось. А потом она увидела Фёора. Он шел по снегу, в наброшенной на рубаху шубе и сапогах на голу ногу. Казалось, Темнейший ничем не был расстроен и никуда не спешил. От боли Ольге он виделся алым, и даже дымящимся.

-В терем ступай, — коротко бросил Федор, отпихивая Бориса. Тот путался под ногами, и все просил: «Спаси её, ты же можешь!»

Что потом было, Ольга не помнила, сознание теряла, наверное. Очнулась, когда вместе с резью от прутьев в животе, гудением в голове и леденящим холодом, почувствовала адскую головную боль. Федор, склонившись над нею, смотрел прямо в глаза, и от этого взгляда у неё заметно отнимались язык и губы. Все внутри сжималось.

-Понятно, — буркнул он, и выпрямился, осматриваясь, — Эй! Цыган! Как тебя там?

Ответа не было. Ольга застонала.

-Дура везучая, — проворчал Басманов, и стало темно.

Очнулась она уже в сенях Ночного Дозора. Все платье было в крови, но на плечи была кое-как наброшена её шубка из покрытой бархатом лисы. Коса была распущена. Басманов, полностью одетый, очень недовольный, подтолкнул её вперед. Туда, где сидели дежурные дозорные, Ксения и Освальд. Рядом стоял запыхавшийся Яшка. Все были очень бледные, сосредоточенные. Но никто особо не удивился ни Ольге, ни Басманову. Ксения сама поднесла ему кубок. Он недовольно поморщился, но не отказался.

Ольга прислушалась к своим ощущениям. Живот болел, но не сильно. Голова тоже. И все тело как-то ломило. Но определенно она была жива, и кровью больше не истекала. В продранных рукавах платья виднелись свежие порезы.

-Изволь объясниться, воевода, — голос у Фёдора был такой же, каким она его помнила. Зычный, приятный. И движения его, кошачьи, перетекающие, напомнили ей о последней встрече. Басманов не был бодр и весел, как тогда. Во всем его облике сквозила усталость. Ему принесли кресло, и он в него тут же опустился, как у себя дома, свободно откинувшись на резную спинку. Шубу он сбросил прямо на пол, там она сейчас и лежала. Кафтан у него был дорогой, бархатный. И какой-то большой. Как будто ватный. Руки почти до пальцев были спрятаны в рукава, и Ольга увидела в их концах тонкий мех. Так у него и кафтан на меху!

-Потолковать бы надо, — осторожно начал Освальд, но Фёдор его перебил.

-Записку бы прислал, если только потолковать. Не слишком ли, а, Светлейший? Вот только светлых воров Москва ещё не видела!

-Ты что с Ольгой сделал? — так же спокойно поинтересовался воевода, игнорируя его желчный тон.

-Я сломал, я и починил, — отмахнулся Фёдор, — думать надо, прежде чем бывшего гладиатора среди ночи будить! Скажи спасибо, что она удачно на колья приземлилась.

-А что она на кольях делала? — зло встряла Ксения.

-А что она у меня в спальне ночью делала? — в тон ей поинтересовался Темнейший, — постучалась бы, как нормальный человек, раз терем увидела. Борька бы ей двери отпер. Посидели, потолковали. А? Девица! Чего молчишь?

Ольга шмыгнула носом. От стыда она не знала, куда смотреть.

-Ты моего отца убил, — тихо произнесла она, — и сестер. Брата похитил. Не стану я к тебе стучать, Темнейший.

-Я твоему брату жизнь спас! — огрызнулся Фёдор, — и отцу.

-Так жив Анри? — Освальд подался вперед.

-А что ему сделается, — отмахнулся Басманов, — жив, и относительно здоров.

-Ах ты!!! — Ксения резко вскочила, и как-то вздрогнула всем телом. Ольга даже опомниться не успела, как та уже перекинулась в ощетинившуюся, готовую к прыжку снежно-белую волчицу, размером с большую лошадь. Одежда на ней натянулась, отчетливо был слышен треск рвущейся материи.

Басманов только рукой махнул. Волчицу отбросило к дальней стене, да так, что весь терем задрожал, а на деревянном полу за её лапами остались глубокие борозды.

-Не клеится разговор, воевода, — недобро усмехнулся Темнейший, поднимаясь. Ольга видела, как он складывает руками знак, и поняла, что он готовиться напасть. Но тут откуда-то сверху спустилась маленькая, тоненькая девушка и встала у Освальда за спиной.

-Ингигерду пригласил? — лицо у Федора в минуту стало каким-то серым, нездоровым. И сам он стал неожиданно тихим, — добро. Дозволь, и я приглашу.

Он опустился обратно в кресло, и в наступившей тишине прозвучал чуть напряженный его голос:

-Дневной Дозор взывает к помощи инквизитора Московского!