Ольга (джен)

-А я говорю, — насупился Яшка, плотнее закутываясь в полушубок, — мудришь ты, Ольга Андреевна.

-Ну кто стрелы из осины будет в лесу оставлять? — настаивала она, — Набухнут, точность потеряют. Да и легкие они слишком. Только оружие хорошее изводить. На нечисть всякую ловушка была поставлена. Эх, жаль, арбалет с собой не прихватили!

-Может и прихватили, — буркнул оборотень, поглядывая на сопровождавшего их вампира-дозорного, — ты поспрошай у Басманова.

Освальд к рассуждениям Ольги равнодушен остался. Осиновый крест дешевле кипарисового раза в четыре, если не более. И жара банного не боится. Что ж тут странного, что посадские, кто победнее, дешевые кресты нацепили? Правда, размером они более «батюшкам» подходят. Но люди в вере своей и до более странных вещей доходят. А тут крест.

Святославу про кресты неинтересно было, и не совсем понятно. Кипарисовый он, али осиновый, да не все ли равно? А вот стрела подозрительной показалась. Делают, конечно, и не из такого, чего уж. Но для армии, дешевые. Когда надежность не важна, и точность. Охотник, кому стрелы по многу месяцев служат, мягкую и легкую осину не уважает. Кривит её сильно, ежели не тщательно просушена, да весною срублена. И воин хороший, что за оружием своим сам следит, не захочет, чтоб стрела два выстрела отслужив, прямо на тетиве треснула.

А вот кому действительно осиновые лук да стрелы по душе пришлись бы, так это волхвам да шаманам. Князь припомнил, что в его детство много кого из змеев-иных осиновыми колами пронзали. И ведь помогало! Кол — оружие на один раз. Из раны его доставать не надобно. Тесать легко. Осина — дерево мягкое. Правда, волхвы осину за силу её колдовскую любили, а не за мягкость. Первое средство было от змеиного племени во времена его детства. И сейчас еще не забылось.

Потому отправились дозорные в дневное время по оружейным мастерским да артелям. Самострелами, как тут называли арбалеты, Москва была небогата. Соответственно и стрелами к ним тоже. Мастерские, которые те самострелы делали, по пальцам перечесть можно было. А Освальд тоже своего инока-секретаря по мастерам отрядил пройтись. Кресты, что с покойников сняты были, поискать. Грубовато сделаны были. Ученика работа.

Вампир всю дорогу помалкивал. Он был из крестьян. Ни в самострелах, ни в крестах ничего не понимал. Но обязан был присутствовать по случаю дневного времени. Мужчина он был немолодой, очень серьезный. Шел, да по сторонам поглядывал. Авось какое нарушение приметит.

-Мне бы отпуск малый, — Яшка умоляюще глянул на Ольгу, — свадьба на носу.

-Давай, — кивнула та, — но потом будешь бегать, как ошпаренный! И Ксению прихвати.

Прежде, чем тревогу поднимать, решено было остальных оборотней проверить. Может кого уж давно на свете нету, да пожаловаться некому. Один человек жил, например. Или от столицы далеко. Или в лесу упокоился, пока волком или медведем бегал. Дозорным на глаза не попадался. Но работа эта огромная. Ежели в казарму каждого звать, так и год и десять можно выискивать. Не убивать же оборотня только за то, что он письмо получил, а прочесть не сумел. Или вовсе не дошло то письмо. Сгинуло по дороге.

Самим ездить тоже долго выходило. Но, рассудив, решили, что по очереди оборотней навещать станут. Святослав вспомнил тут же про парня неклейменого, что в каземате повесился. А кто ж его обратил? Кому жизнь не дорога? К тому же, когда сам с дозором внезапно нагрянешь, много интересного увидеть сможешь. Глядишь, испугается нарушитель порядка, тревогой своей сам себя выдаст. А то и за руку словить удастся.

Яшка и Ксения вызвались ездить самыми последними. После Покрова начиналось время свадеб. Они отдавали старшую дочь замуж, и сейчас тонули в сопутствующих заботах. Ольга же напротив, просилась первой. Время девичьих посиделок, болтовни и хороводов отчего-то не радовало её. Хоть и приятно было приходить домой, где стайка молодых задорных девиц подтрунивают над монахинями. И каждая молится, чтобы поскорее выйти замуж. Под осуждающие взгляды старых приживалок выбегают к воротам, спросить имя у первого встречного*.

Усадьба, хоть и стояла уединенно, мигом обросла протоптанными в первом снегу тропинками. Полный дом молодых девчонок не мог не привлекать внимания парней из соседней деревни. Во двор никак не попасть было, но вокруг забора всю грязь утоптали. Да и просто так не могли пройти. Нужно было каждому обязательно дать о себе знать. Может в тереме судьба дожидается! Кто под окнами звал, кто пел. Кое-кто подвывал, подражая дикому зверю. Девчонки же, каждый раз с визгом и смехом прижимались носами к цветному оконному стеклу, побросав прялки и вышику. Дураки они, конечно, парни эти. Но, ежели красивый, то пущай себе воет!

Ольгу же веселье это интересовало только в виде пропитания. Сама она замуж не сбиралась. Девичий щебет, и хитро прищуренные глаза, да вопросы «отчего боярыня о женихах не молится», порядком надоели ещё в первую неделю. Фома делавший все тоже самое, только в казарме, тоже начинал раздражать. В гости он теперь приходил без предупреждения, как к себе. И девушка уже подумывала закрыть усадьбу и от него в том числе.

Вторым после боярыни человеком, равнодушным к девичьим разговорам да забавам, была девочка-ключница. Серьезную, даже замкнутую, её на боярский двор пристроил Сила, будущий Яшкин зять. Вернее, он-то привел девочку «в люди» к оборотням. А уж они переселили её к Ольге за ненадобностью. Своих слуг порою кормить было нечем. За последние восемнадцать лет Москва раздалась вширь. Охотиться стало трудно. Зверья поубавилось. Рыбачить все ещё ходили, да с огорода кормились. Но вот денег на разросшееся семейство стало хватать только сейчас, когда опять работа началась.

Ключница звалась Тенькой. Настей её первый и поселедний раз именовал её дальний родственник, сдавая на руки Силе. Сирота, она внесла в терем боярыни Головиной порядок и строжайшую экономию. А такой чистоты в доме отродясь не было. Прорваться же мимо Теньки в терем порою не мог даже Фомушка, с его улыбками и ласковым обращением. Остальные девчонки к нему благоволили. И только ключница каждый раз строго спрашивала, что хозяйке передать.

И пока резные подоконники да лавки жалобно трещали под тяжестью прорывающихся к окнам девушек, Тенька равнодушно, даже презрительно поглядывая на них, продолжала записывать на самом дешевом свитке, какой смогла найти на базаре, сколь денег внесено было на Покров, сколь на хозяйство выдано. Сколь потрачено и на что. Какую пшеницу в сусеки** засыпали. Сколько лошадям овса задано было.

И каково же было удивление Ольги, когда в самый разгар свадебной лихорадки, охватившей Москву и окрестности, к Теньке тоже пришел жених. Бесприданница, девушка никогда о свадьбе не заговаривала. Сундука себе не собирала, о женихе не молилась. Тем не менее, именно по её душу пришли двое дозорных, обрядившихся по такому случаю в белые полотенца. Вся казарма сбежалась поглядеть.

-У вас овца, — улыбнулся один из них, молодой и свежий двухсотлетний юноша, — а у нас пастух!

Ольга от удивления даже не сразу нашлась, что отвечать. Сперва подумалось, что это опять Фома со своими шуточками. Разозлилась не на шутку. Только села свои наблюдения изложить, о том, как оружейные артели проверяли, и чем дело закончилось, а тут на тебе!

-Чего у нас? — она одарила сватов холодным взглядом.

-Невеста говорю, у вас, — посерьезнел сват, — а у нас парень по ней сохнет. Пропадает!

-Какая невеста?

-Аракчеева Анастасия, — «жених», весь красный, очень растерянный, отозвался откуда-то из-за угла, — ключница ваша.

-Ясно, — буркнула боярыня, — покажите хоть пастуха-то. А то, может, негодный какой.

«Пастух» был вполне себе пригожий. В дозоре на посылках пока что числился. Невесту видел один раз, когда Ольгу на убийство оборотня вызывал. Глянулась. Решил, что тянуть не стоит. Такую серьезную девку с руками оторвут, он и пикнуть не успеет. А ему позарез такая надобна. Он поповский сын. У него в семье все степенные, и сноху такую же ищут. Боярыня обещала с невестою поговорить.

Тенька к известию о сватах отнеслась так же спокойно, как и ко всему вообще вокруг. Достала свои плотно свернутые свитки, разложила на столе. Подробно и обстоятельно объяснила, где и сколько в хозяйстве она сэкономила, и как от этого боярыня обогатилась. После же испросила себе хоть маленькое приданое в долг. Ольга улыбнулась и согласилась, рассчитывая про тот долг благополучно забыть. И даже свадьбу дозволила в тереме отпраздновать. «Людская* * *

» велика. На всех места хватит.

Молодые люди, видавшиеся мельком один раз, свою свадьбу назначили на ближайшую субботу.

* Обычай, по которому девушка выходит к воротам, и спрашивает имя у первого встречного. Считалось, что так можно узнать имя будущего мужа.

** Сусек — забранное досками в виде неподвижного ларя место в амбаре, житнице. Предназначено для ссыпки зерна или хранения муки, закладки овощей.

* * *

Людская — помещение для слуг в боярском доме.