Ольга (джен)

Надо отдать должное Прову, соображал он быстро. Поняв, что Ольга может видеть сквозь двери, и стрелять в неё из лука бесполезно, а побить достаточно трудно, он исхитрился, и провел её самой короткой дорогой на внутренний двор. Тут держали какую-то скотину, рубили дрова. Здесь же лежало заготовленное сено. Все постройки были добротными крепкими. Но кто все это делал, не было понятно. По дороге никого не встретили. И шли только коридорами. Такими узкими, что самому проводнику приходилось идти боком и чуть пригибать голову.

Ольга обернулась. Двор как будто небольшое крестьянское подворье, стоял на опушке леса. Монастырь со всеми его кельями и коридорами находился под землей. Вход был пристроен к дровяному сараю, и выглядел, как ларь для корма. Ничто не выдавало в нем дверь. Найти монастырь, не зная о нем, было совершенно невозможно. Но зачем монастырю так прятаться? От кого? И сколько же труда на то строительство положено было?!

-Ты какого роду будешь? — поинтересовался он, когда вел девушку обратно.

-Боярского, — отозвалась она, — а тебе на что?

-Так, — уклончиво ответил мужчина, — смотрю, и понять не могу. Рубаха у тебя больно тонкая, а сапоги простые. Кафтан и вовсе стрелецкий. Руки белые.

Судя по всему, мысль о том, что он разбил лицо боярыне, а не крестьянке безродной, не давала мужчине покоя.

-Тебе мож принесть чего? — мрачно пробурчал он себе в бороду, — есть уже можешь?

-Могу, — кивнула Ольга, — только, ежели убить меня надумали, так нечего зазря еду переводить.

-Грех это, — надулся Пров, — никто тебя убивать и не помышлял. Но и выпустить не можно. Ходить тут женщине не по уставу, монастырь-то мужской. Игумен велел его ждать. В отъезде он. Так чего принесть-то?

-А что сами едите, — милостиво согласилась девушка.

-Нешто простой хлеб есть станешь? — удивился монах.

-Жить захочешь, и отруби* съешь, — пожала плечами Ольга, — ночь на дворе. Нечего народ из-за ерунды булгачить.

-В трапезной всегда кто-то есть, — заявил со знанием дела Пров, — а то смотри. Пока пост не начался, могу и скоромного** принесть.

Она пожала плечами.

Пров не вернулся. Вместо него пришел другой монах. Этот уже был одет в черное и покрывал голову. С тонкими чертами лица и ухоженными изнеженными перстами. Правда, на указательном пальце правой левой руки у него была заметная мозоль, какую обретает любой опытный лучник. Он принес какого-то хлеба, отдаленно похожего на сдобный и горшок с овсяным киселем* * *

. И пока девушка ела, неотрывно смотрел. И в нимбе его наравне со страхом играло детские любопытство.

Она грустно усмехнулась. Подняла голову, глянула на монаха внимательнее. Иной, но в Тень не ступавший. Зато из лука, небось, белке в глаз попадает. Все подобные ему иные, которых Ольга знала, имели до работы какое-то дело, дававшееся им легче, чем остальным. И достигали порою в том деле высот несказанных. Гордей, так до сих пор иногда для отдыха молотком в кузне постучать любил. Делал железные цветы необычайно тонкой работы.

Занятно у монахов этих все устроено. Пров, он ведь из простых. Может даже деревенский. А вот ведь, умом и умением наверх пробился. Боярский сын у него на посылках. Боец четвертого порядка, если он тут один, у них может и всеми остальными командует. Но вот сейчас он понял, что силой тут ничего не решить. Он и первый раз еле-еле с Ольгой справился. А второй поединок он может и не потянуть. Прову оставалось только ждать игумена, и надеяться, что девушка не нападет первой. Небось, весь монастырь не спит, в страхе пребывает. И в ход пошла дипломатия. Еда, надсмотрщик равного с пленницей положения. Которого ещё с постели поднять надо было.

-А ты почему в Тень не ступил? — спросила она.

Монах смутился. Он не ожидал, что с ним заговорят. И даже при слабом магическом свете было видно, что он покраснел. Отвечал боярский сын, осторожно подбирая слова. Но из беседы этой Ольга только и поняла, что ни о какой Тени он представления не имеет. Ходит в послушниках. И что всем здесь ведает игумен, отец Михаил. А покуда нет его, то Пров за главного.

-Ну, тогда ты испроси у Прова мне келью поудобнее, — Ольга поднялась с пола, отдавая мужчине посуду, — здесь дышать нечем. Игумен ваш, может месяц ещё ехать будет. А мне все это время на земляном полу спать?

-Отчего же месяц? — улыбнулся монах, — завтра прибудет. Он недалече. В Угличе по делам был.

Ольга больше ничего не просила и не спрашивала. Было ясно что без приказа ей даже одеяла не дадут. Воды оставили, и на том спасибо. Спрашивать про баню, или хотя бы просто умыться, тоже не было смысла. А выходить через второй слой к колодцу, который был во дворе, она опасалась. Увидят, что уйти может, так, пожалуй, и развернут игумена с дороги. Побояться. И сами разбегутся. Да и Силы жалко было.

Отец Михаил появился неожиданно. Ольга весь день в темноте просидела, и уже счет времени потеряла, когда давешний монах ей двери открыл, и за собою поманил. Коридоры, где они проходили, тоже были пустыми. Но вели в другую сторону. И полы тут были деревянные. А когда проходили через большую горницу со столами, где пахло едой, несколько бывших там монахов Ольгу встревоженными взглядами проводили. И у каждого самострел под рукой был заряженный. Но никто не целился.

Игумен обитал в такой же крошечной келье, только стены деревом были обшиты. Это был седой старик, ростом на две головы выше Ольги. Его скуфья* * *

, касалась потолка. Он окинул девушку тревожным взглядом и какое-то время оба молчали. Отец Михаил имел на себе второй порядок. Хотя и чувствовался в нем тот же магический голод, что и в остальных иных, встреченных ею здесь, но чуть меньший. Он недавно был в церкви, или среди иных послабее.

-Это что? — он указал на снятый с девушки стрелецкий кафтан, аккуратно сложенный в углу.

Ольга медлила с ответом. Она давно не говорила со священниками лично, и уклонялась от исповеди. Но чувство, что надо хотя бы поздороваться, мешало ей сейчас. Старик же, кажется, и не заметил ничего. Он не протягивал руки для поцелуя. Не смотрел выжидательно, пока голову не склонишь. Ему было все равно, насколько с ним вежливы.

-Кафтан мой, — пожала плечами Ольга, не дождавшись от него хоть какого-то знака.

-А это? — игумен протянул ей амулет.

-Толмач, — тихо ответила она, — на польский и татарский языки.

-С чего ворожишь? — сухо продолжал старик, — мы тебя вдвоем едва одолели.

-Тень третьим порядком пожаловала, — Ольга выпрямилась.

-Людей обираешь? — он резко обернулся, и глянул ей в глаза. Взгляд у него был колючий, недобрый. И это дико смотрелось на фоне его нимба, где сияли такие безграничные Любовь и Вера, что ими можно было врачевать на расстоянии.

-Знаете другой способ? — удивилась она.

-Уединенно живу, — буркнул он, отворачиваясь, — силу с людей не тяну. Пользу приношу, какую могу. Колдун отдавать должен, коли выбор имеет.

-Хороша «польза»! — рассердилась девушка, — Вы оборотней убиваете, а у них дети!

-Ты почто зверя отпустила? — игумен сделал вид, что не услышал её, — они в Угличе царевича порешили.

-Тень ему судья, да инквизиторы, — пожала плечами Ольга, — я в Дозоре служу. Следить должна, а не убивать бессудно.

-Баб беззащитных кто судил? — снова недобро усмехнулся старик, — Прасковья, юродивая наша, чем тебе не угодила?

-Меня за это судили, — начала было Ольга, но игумен её перебил.

-А может вы и оборотней тоже судили? Да оправдали.

-Судили, — кивнула она, чувствуя его недовольство, — каждый десятый казнен был.

-Не больно строго, — вздохнул старик, — мы, стало быть, строже судим.

-То, что вы делаете, незаконно, — твердо заявила девушка, — и если вы думаете, что правы, тогда почто прячетесь?

-Миру скоро конец, — вздохнул игумен, — все знаки, что в писании указаны, уж были. Когда огонь небесный на землю сойдет, нас не тронет.

-Какие знаки? — Ольга напряженно всматривалась в нимб собеседника, выискивая там сумасшествие. Иные с ума сходят так же, как и обычные люди . Да только их сумасшествие опаснее. Силы-то у них немерено. Да и магия на их стороне. Но у старика все было гладко. С силой, упорством, даже упрямством. Но с чистым разумом.

-Нечисть плодится, — отвечал игумен, отойдя в угол, где на маленьком столике лежала открытая книга, — с этим мы, худо-бедно справились. Люди верить перестали. В церковь ходят себя показать. Не для молитвы, не ради очищения. Или как ты, и тебе подобные. Силу из людей тянуть. С этим мы тоже постепенно совладаем. Что мы не успеем, огонь небесный довершит. Войны, как начались, так и не кончаются. Москва каждый год воюет.

Ольга потупилась.

-Чего глаза прячешь? — старик обернулся к ней, — Сатанаил, что тебе потворствует, иному учит?

-?

-Выше всех встать возмечтал, и тебя к тому призывает? К престолу Всевышнего рвется?

Она почувствовала, как у неё горят щеки.

-Поймали мы старика, с которым вы идолам поганым поклонялись, — продолжал спокойно собеседник, — он посильнее тебя был. Долго прятался, крепко бился. Мне вмешаться пришлось. Согрешил, а все же одолел. И надо ж так жить-то неумело. Силу свою на бесовщину изводить! Вон, как ловко молодым-то прикидывается! Тебе, вот, сколько лет? Сорок, небось? А все как молодуха. Чем своя личина не угодила, Господом данная?

-Убили? — выдохнула Ольга.

-Почто? — пожал плечами старик, — он вред приносил. Тапереча пользу приносить станет. Да и ты тоже. Кресты заряжать станешь, что кроврпицев да зверей убивают. Бойцов моих учить будешь. Как вину свою искупишь, так и начнешь.

-Конец мира уже был, — Ольга чуть отступила к двери,— есть свидетели.

-Конец мира происходит сейчас, — он спокойно глянул на Ольгу, — где Вера в людях? Твоя Вера где, боярыня? Знаю, ты меня уж всего как книгу пролистала. Чую. Мою Веру ты видала. А я твоей не чаю и дождаться. Помочь же тебе желаю всем сердцем.

Девушка, сделав последний шаг, уперлась спиной в дверь. Собрала последние силы, поставила щит. Хотя и понимала, что бесполезно. Старик недавно ходил среди людей, и был полон сил. А у неё только и оставалось, чтобы пару его ударов выдержать. Что-то хрустнуло у неё внутри. Ноги подкосились, и она осела на пол.

-Молись, боярыня, коли снова ходить захочешь, — сухо бросил ей игумен, — кому веруешь, тому и молись. Поглядим, кто тебе поможет.

Её вернули в ту же келью, с земляными стенами и низким потолком. Сил не было на освещение даже этого крошечного пространства. Старик, как мог, старался изолировать себя и свою паству от людей, единственного источника Силы для иных. В монастыре, скорее всего, их и не было. Бойцы бились обычным оружием. А заряженные кем-то из сильных магов кресты раздавались тем, кто послабже. Вот, зачем им умелые охотники. Для этого Сила не надобна. Можно вовсе в Тень не ступать, коли талант к зверобойному промыслу имеется. Как же выбраться теперь?

Обнадеживало одно. Ни разу не был упомянут Яшка. А вдруг живой?

*Отруби — Остатки от оболочки зерна, получающиеся после размола. В старину — корм для свиней.

**Скоромная пища — продовольственные продукты, в состав которых входит пища от теплокровных животных.

* * *

Кисель — Старинное русское блюдо, получаемое путем брожения овсяной закваски. Употребляли как основное блюдо.

* * *

Скуфья — Остроконечная чёрная мягкая шапочка у православного духовенства.