Ольга (джен)

Это был долгий день. Фёдор, тоже порядком уставший и злой, вынес падчерицу из терема, чтобы хоть в тишине посидела. Сама-то она выйти не могла. О том, что в инквизицию её не зовут, Ольга перестала сожалеть почти сразу же. Если не было угрозы нарушения Договора, вся работа здесь сводилась к переговорам. Зато отец Михаил торговался, как в последний раз. Что и говорить, ему тут было самое место. Притом, что кроме себя самого он ничего инквизиторам предложить не мог, игумен требовал на диво много.

Будущему инквизитору было глубоко за семьдесят. А в монастырь он попал ещё отроком. Так что вся жизнь игумена прошла в трудах по разным монастырям. Видел он и голод и войну. Да и сам за каменными стенами не отсиживался. Пока был молод, да силу в себе чувствовал, его, как на грех, в каждой обители какая-то битва заставала. Думал он тогда, что Господь его испытывает. Старался не убивать понапрасну, когда мог. Молился о врагах и соотечественниках своих одинаково. Самого его ни стрела ни копье не брали. За все годы ни одной царапины с поля боя не вынес.

И вот, под старость, когда он уже игуменом стал, и монастырь небольшой в подчинении имел, привелось ему Учителя повстречать. Пришел к вечерней службе не старый ещё мужчина, тоже в рясе монашеской, да и призвал старика к служению иного рода. Не токмо слово божье теперь нести надо было. Но и делом его подкреплять. Игумен, как те речи услыхал, враз поверил. Всю жизнь чего-то подобного ожидал. Да и как было ангелу не довериться, да ещё и пришедшего с благою вестью?

Надо отметить, что отец Михаил был мастер проповедовать. Порою даже среди мусульман да язычников. Думал он, что слова те в его уста сам Господь вкладывает. А он, ничтожный, токмо повторяет. Учитель же объяснил, что не просто так со всех окрестных деревень люди к нему на проповедь чуть ли ни затемно собираются. Язычники от богов своих ложных отрекаются. Дар у него. Иной он. Можно так жить, словом Господа славить. А можно делом. Только надобно следом на Учителем пройти, куда он отведет, и вопросов не задавать. И не дивиться ничему.

Ну, иной, так иной. Тем более, что сам гость старику крылья свои ангельские показал. И у отца Михаила точно такие же оказались, только он раньше их не замечал. Принял игумен своё новое обличие с почтением, и Силу в себе великую почувствовал. И уже учиться начал, как тою Силой по уму распорядиться можно. Какое благо сотворить. Как врагов покарать, чтобы не померли. Как других таких же иных в толпе распознать. А уж как их издалека призвать, отец Михаил как-то сам понял. Без Учителя. Дар у него открылся.

Было это лет тридцать тому назад. Игумен как раз в стольный град прибыл, по делам монастыря. И Учитель с ним. Выяснить, кто это был, инквизиторам так и не удалось. По описанию мужчина ни одному известному им светлому иному не соответствовал. Про Договор и Битву он игумену ни словом не обмолвился. Да что там, отец Михаил даже имени его не знал. Да и знать не хотел. Зачем ангелу имя, когда его устами Господь глаголет? А про то, что средь иных Тьма великая обитает, он случайно узнал. В день приезда среди бела дня на Учителя демон напал и убил его страшно. На куски разорвал в поле за посадами. Видать, невысокого порядка тот ангел оказался. Михаил оборотня одним ударом прикончил и крепко призадумался.

Кроме евангелия да библии игумен токмо жития читал. И нападение оборотня истолковал, полагаясь на имевшиеся у него познания. Осмотревшись пристально окрест себя, он с ужасом увидал, что среди людей на улицах Москвы нет-нет, да и встретится мертвый горожанин. А поблуждав по городу с неделю, старик пришел к заключению, что и зверей в человеческом обличии в огромном городе предостаточно. Другие признаки конца света тоже были все на лицо. Надо было что-то делать и очень быстро.

Сообщить в епархию о предстоящем крушении мира Михаил не удосужился. Кабы Господь захотел того, он выбрал бы себе пророка посолиднее. Со связями в царевых палатах. А ему, скромному монаху, дорога была обратно в свою обитель. Нужно было собирать ангельское войско. Дома он, человек имевший большой военный опыт, осмотрел постройки и понял, что эти стены совершенно не годятся для укрытия всех, кто придет сюда в поисках просветления. На Бога можно было надеяться сколько угодно. Но стены придется укрепить. А лучше спрятать. Не ровен час, демоны тоже на огонек заглянут.

Иные приходили. Не так много, как хотелось бы. И не той Силы, чтобы с войском сатанинским на равных сразиться. Но случилось в рядах вновь прибывших пара хороших плотников, да кузнец. И в этом игумен тоже добрый знак увидал. Оповестил епархию, что желает скит построить в отдалении от столицы. И за тридцать лет значительно в том строительстве преуспел. Чему мог, всему монахов своих выучил. Не знал он только, отчего среди них ни одного крылатого не было. Кого не свел за собою в пустое сумрачное поле, сплошь синим мхом поросшее, ни у кого больше крыльев не увидал.

Ну, нет, так нет. Били нечисть и без крыльев. Сколько могли и как умели. Сил порою не хватало. Но воровать их у мирян отец Михаил сам избегал, и другим запрещал. Когда само, случайно выходило, много каялся, молился. Даже вериги* носил. И в конце концов перестал иных за собою в то поле уединенное уводить. Тем более, что такие иные куда лучше стреляли, бились, работали. Меньше уставали. Паче чаяния, в монастырь подземный нередко приходили и женщины. К вящему удивлению старого монаха, были они порою куда сильнее мужчин, и могли преследовать демонов по несколько дней, терпя лишения, питаясь подаянием. Вера их была так же крепка, как у остальных.

Многое мог игумен Михаил. Не мог только ноги Ольге вернуть. Не умел. И на удивление мало о том сожалел. Ему было нужно, чтобы паства его в целости и сохранности осталась. За все то долгое время, что он пребывал в заключении, он не выдал ни одного из тех, кто на свободе остался. Никого, кто в Угличе жил. Он готов был биться за своих «ангелов» до последнего вздоха. И пасть вместе с ними, коли потребуется. Цена вопроса его не интересовала. Девушка же, глядя на отчима видела ясно, что он задумал недоброе. Хоть и улыбался, и говорил с игуменом вежливо. И даже отдал падчерице двоих монахов, каких сама выберет. Но с условием, что боярыня за них потом сама ответ держать будет, коли снова надумают они на оборотней да вампиров охотиться.

И вот сейчас девушка силилась представить, что же такое Басманов задумал. Аукнутся ещё игумену слова его дерзкие. Неужто Филипп дозволит? Он ведь и не сердится уже. Сказал, что для него сравнение с Пилатом почетно. Что тот был великий воин и дипломат, родом из патрициев. Но глаза у светлого инквизитора тоже холодные были. И себе он никого не забрал, чтобы участи страшной избегли. И как они дальше собираются с инквизитором Михаилом уживаться, было не совсем девушке ясно. Ведь не мстят светлые. За слово, в пылу случайно брошенное. Не мстят же?!

-А ты чего в черное обрядилась? Вдовица что ль?

От неожиданности Ольга дернулась. Рядом с нею, в нескольких шагах остановилась девочка лет двенадцати. В большом овчинном полушубке, ярком платке, с такими же кольцами, как у взрослых женщин, только поменьше. С лучистыми голубыми глазами и любопытным взглядом. Но, присмотревшись, можно было заметить, что глаза у неё слегка косят.

-Я к монаху гостевать приехала, — улыбнулась девушка, — надо было скромно одеться.

-Что такое «кмонах»? — не поняла девочка.

-Человек, который молится, — Ольга только сейчас вспомниа, что здесь нет ни одного монастыря. Даже простенькой часовенки нет.

-Волхв что ля? — надулась собеседница, — так это надо ть в рощу идтить. А ты об чем молиться хотела?

-Ходить не могу, — вздохнула девушка.

-А у меня вот! — девочка широко улыбнулась показав на небольшую щель между передними зубами, — не пригоже совсем. А я невеста.

Ольга грустно усмехнулась. У каждого горе свое. И для каждого оно большое. Значительно больше, чем у остальных. Было время, она и сама молилась, чтобы грудь хоть немного выросла. А то и правда, замуж не возьмут. Не пригожа. Эх, вернуть бы то малое отроческое горе, да поменять на нынешнее!

* Вериги — Железные цепи, надевавшиеся на тело с религиозно-аскетическими целями.