Ольга (джен)

Ольга проснулась среди ночи. После поездки в Китеж она и так плохо спала. А тут прямо подскочила. Вершина! За каждой видимой другая стоит. Прежде незаметная. Не все средства она использовала! Есть слова не сказанные, доводы не приведенные. И надежда у монахов осужденных ещё есть. Пока она про волхвов ничего не ведала, и не думала даже, что второй, и даже третий порядок её голос значимым делают. Да, служила честно. Но Силу свою как довод в спорах ни разу не использовала. Берегла. Вот и пригодится.

В жизни бы она не поверила, что Басманов мимо Дневного Дозора такую прорву иных пропустит. Да, все пятьдесят пойманных монахов настоящие или будущие светлые оказались. Но ведь сейчас половину из них насильно вампирами сделают. А куда их потом девать? Пригреет их у себя в дозоре Гордей. А чем светлые-то плохи? Тот же Пров со своим третьим порядком. Да, пущай отступники с годик поживут по дальним деревням, нужду и кнут познают, в тяжком труде смирение обретут. А после можно и простить. Пусть вину свою работой в Дозоре искупают. Пусть не все, но хотя бы часть.

-Тенька!

Ключница, заспанная, спавшая за последние дни с лица, и казавшаяся больной, молча принесла кувшин с водою. Зажгла свечу. Молоденькая чернавка выудила из сундука платья. Ольга ткнула в то, что побогаче. Ни куда-нибудь, в инквизицию ехать. Фома тоже проснулся, и недовольно фыркал. Было ясно, что придется все самой делать. Он ради монахов опальных и пальцем не пошевелит. Девушка глянула на него недовольно. Мог бы и поддержать, коли в женихи прорывается. Муж будущий, как-никак.

Тенька с видимым трудом подняла с пола тяжелый ларец с драгоценными уборами. В предрассветной полутьме боярыня, недолго порывшись, выудила что попроще, две монетки, украшенные арабской вязью. Гесеров подарок. Все равно под платком не видно. А длинные да тяжелые серьги мешать будут. Святослав, разбуженный её безмолвной речью и недовольный, все же Ольгу выслушал. Он и сам о том же думал, но союзников себе не сыскал. А девушку спросить не догадался.

-Ты обещалась ничего от него не брать, — голос Фомы неожиданно вклинился в беззвучную беседу с князем. Ольга подняла на жениха удивленный взгляд. Тот смотрел печально и укоризненно.

-У кого? — переспросила она.

-Монеты эти, — Фома указал на маленькие золотые серьги, что лежали сейчас на столе, — Гесер подарил. Я эти его побрякушки хорошо знаю. Он ими в походах от баб степных отдаривается. Я же просил не брать у него ничего. Ты поклялась.

-С чего мне такую клятву давать? — удивилась Ольга, — я и не ведала, что Гесер подарок пришлет. И ты просил у Басманова ничего не брать, я точно помню.

-Что Фёдор Алексеевич тебя балует, вся Москва знает, — вздохнул Лермонт, — про вас чего только не говорят. Что не признаешься, я понимаю. Сам не без греха. Но Гесер! Старик!

-Да у нас и не было ничего, — отмахнулась девушка, — он и Басманову подарок сделал. Подороже, чем мне и покрасивее. Что же ты к нему не подступаешь?

-Я тебе уборы дарил, а ты не берешь, — насупился Фома, — в дом к себе зову, не идешь. Замуж взять хочу, а ты будто и не слышишь.

-И что?

-Когда тебя в монастырь уволокли, ты обо мне и не подумала, небось! — зло выпалил светлый, — Меня на помощь не позвала! А Гесера Святослав у самой Китайгородской заставы остановил! Ты, может, сразу в степь к нему поедешь? В юрте не жила, небось? Чего ты там не видала? Воды с песком пополам?

-Первый раз о том слышу, — у Ольги отчего-то дыхание перехватило, — когда?

-Да как ты пропала, — насупился Фома, — точнее не скажу, я старику не пастух. Но ты, считай, оправдалась.

-В мыслях не имела оправдания себе искать, — девушка отняла у жениха руку.

-Чем я тебе не хорош? — вздохнул он, — я молод, честен. У меня, конечно, тоже есть дети, но не так много, как у Гесера. Да, я не царских кровей, как он. Но все же дворянин.

-Не пойму, к чему ты клонишь, — проворчала девушка.

-Выбирай, — твердо произнес он, — за меня выйдешь, женою воеводы станешь. Мне в Эдинурге место предложили. Мир посмотришь. В тепле жить будешь. Среди воспитанных благородных людей.

-А сейчас дикаркой средь медведей обретаюсь? — ехидно поинтересовалась она.

-Что ж, — он пожал плечами, — два месяца тебе на раздумье. Потом уеду. И не ворочусь никогда.

-Так ты бы раньше намекнул, — спокойно улыбнулась девушка, — я бы тебе дорогу расчистить приказала. Тебя ведь только сугробы тут держат? Среди дикарей неграмотных.

Фома покинул терем, хлопнув дверью. После ссоры, как ни странно, стало намного легче. Ольга с удовольствием поела, время от времени протягивая заспанному Мане кусок блина со сметаной под стол.

-А Уля где? — без особого интереса поинтересовалась она.

-Спит, — буркнул юноша.

-Так разбуди, — потребовала боярыня, — видишь ведь, что уезжаю. Меня весь день не будет. Кто его потом покормит?

Но девушка посланная за вторым близнецом, вернулась ни с чем. Дверь в спальню оказалась заперта. Ольга сурово глянула на раба сверху. Тот побледнел, но с места не двинулся. Видимо он полагал, что лишившись ног, его хозяйка потеряла и часть своей власти.

-Отопри, не то накажу, — потребовала она.

-Воля твоя, — потупился Маня, — а только не пойду за ним. Пущай помрет, не жалко.

Девушка только тяжело вздохнула. Где-то в «черной» половине с треском разлетелась тяжелая дверь. И до смерти перепуганный, заплаканный Уля примчался в горницу. Он наспех натягивал рубаху, но Ольга все же успела углядеть на его руках и боках синяки разной давности. Маня побледнел ещё сильнее, и поджал губы.

-Он щиплется, — пожаловался юноша на брата.

-Сейчас обоих накажу, — пригрозила девушка, — сказывайте, чего не поделили. Да поскорее. Некогда мне.

Что оба близнеца без памяти в Басманова влюблены, это она и раньше знала. Фёдор Алексеевич в жизни бы силком в постель никого не потащил. Желающих пригреть его хоть на час и так полна Москва была. Так что он спокойно подождал, пока оба брата к нему неподдельной страстью воспылают. И много лет они втроем, а то и вчетвером, в одном постели ночевали. Уж и Гордей привык, и даже научился не только удовольствие, но и выгоду от близнецов получать. Но тут не жданно не гаданно, влюбился сам инкуб. Хотя Уля мелькал у него перед глазами каждодневно, и на вид ничем от брата своего не отличался, выбор пал именно на него. Гордей об том даже не догадывался. Фёдору отношения с ним были нужны, и долгое время влюбленные скрывались да прятались. Уля был счастлив до беспамятства, и большего не требовал, но брат ревновал обоих страшно.

Ничего удивительного, что Басманов предпочел отослать обоих близнецов. Влюблялся он часто, забывал быстро. И, хотя ревность была ему нужна для пропитания, но Гордей неизбежно начал бы мстить братьям. А иные близнецы были слишком большой редкостью, чтобы пускать дело на самотек. Ольге он ничего не сказывал, зная её нетерпимое отношение ко всякого рода вранью. Так Уля оказался в одиночестве, и Маня, не имея другой возможности отомстить, потихоньку изводил брата. Как ни крути, а оба они были темные.

Подумав, Ольга решила тоже смолчать. И правда, поубивает Гордей «щеночков», а ей потом с чувством вины жить. Сперва надо было с Фёдором объясниться. Но инквизитора дома не оказалось. На пороге их со слугой встретил улыбающийся самой счастливой и невинной улыбкой воевода. Гордей сиял, как начищенный котел. На пальце у него было кольцо, а по нимбу отслеживался хорошо заметный «крючок». У Ольги на душе стало как-то тоскливо. Вспомнила брата, хотя уже много времени минуло, и тоска давно прошла.

-Про близнецов спросить пришла? — не переставая улыбаться, спокойно спросил воевода, — так я все знаю.

-Мстить будешь? — насторожилась девушка.

-С чего бы? — усмехнулся Гордей, — Фёдор может любить хоть собаку. Но для жизни меня выбрал. Кольцо подарил, и клятвы принес. Все, как полагается.

-А сам он где?

-Так его Святослав с утра в инквизиторском тереме поджидает. Ты же сама о встрече просила.

И уже когда Ольгу слуга в санях меховой накидкой укрывал, Гордей её через забор окликнул.

-Мне труда не составит близнецов за город отвести да бросить. — Сообщил он, широко улыбаясь. Воевода должен был уже в казарму уезжать. И лошадь его запряженная у забора топталась. — С голоду помрут, не жалко. Ты придержи их у себя, Ольга Андреевна. От греха.

-Не спеши мне грозить, — спокойно попросила она, — а то ведь, сам понимаешь. Близнецы — моя собственность. И порядок у меня второй. Если с ними что случится, биться нам придется. Уверен, что Фёдор Алексеевич и в поединке твою сторону примет?

Побледневший и заметно напуганный Гордей остался у ворот. Светало. Инквизиторы заждались.