Последний шанс (джен)

Я сидела между теми двумя мужчинами, — судя по тому, как к ним обращался хозяин дома, это были М-21 (странное имечко) и Такео, — которые обнаружили меня, и пыталась объяснить с интересом слушавшей компании, кто я такая, зачем пришла и почему оказалась не где-нибудь, скажем, в лаборатории, а в холодильнике, что лишь чудом вместил в себе мою тушку. То, как я туда поместилась, — тайна, покрытая семью печатями. Кадис Этрама Ди Рейзел смотрел на меня не первый час, и с каждой секундой желание залезть под стол всё росло и росло. Голос в голове что-то бубнил, мешая сосредоточиться на собственных мыслях, единственная девушка в компании накрывала на стол. Мужчина с ноутбуком на коленях беспрестанно барабанил по клавиатуре, изредка бурча под нос «не то», а мальчишка моего возраста помогал расставлять тарелки.

Франкенштейн стоял рядом, вытянувшись по стойке смирно, и я чувствовала себя, словно нахожусь на допросе у полицейского. Возможно, даже хуже. Те хоть не прибьют, если скажешь или подумаешь что-то не то, а эти… Одного взгляда на Франкенштейна хватит, чтобы понять: если я хочу выйти живой и вернуться домой, то нужно сидеть смирно и честно, не пытаясь увиливать, отвечать на вопросы, какими бы странными они не казались. К примеру, какой-то Союз… Ага, независимых государств. Ой, нет, там же содружество…

Знаю ли я Кромбеля? Нет, только Айболита и Бармалея. И попугая Кешу. Нет, ни о каких Старейшинах не слышала, только сразу что-то вспомнилось вече из курса истории. Благородные? Эмнм… Вы аристократов имеете в виду? Ну, которые маркизы, графы, герцоги?..

Голос в голове ухохатывался с моих ответов и не забывал добрую половину из них комментировать. Ближе к концу я просто уже не слышала ни слов Франкенштейна, ни бубнёжа со стороны остальных; единственным желанием было, чтобы этот неизвестный, деливший со мной моё сознание, наконец-то заткнулся и дал минуту отдыха. Пивший чай и с интересом за мной наблюдавший Рейзел изящно склонил голову к плечу. По-видимому, его мой вид тоже настораживал и вводил в ступор. Да мне б самой знать, что происходит.

Франкенштейн почесал подбородок и нахмурился. То, что я не помнила практически ничего о семнадцати годах моей жизни, явно ему не нравилось.

— Как, говоришь, тебя зовут? — оторвался от ноутбука Тао — к нему немногим ранее обратился Такео — и я очнулась, услышав посторонний шум. Лорд утих, я нахмурилась.

— Что, простите? — усевшись поудобнее, я словила недовольный взгляд М-21. Подумаешь, коленкой его задела, — великое ранение мира.

— Имя есть?

— Аня. Захарова Анна Андреевна.

— Русская? — посмотрел на меня Франкенштейн.

Кстати… Они ведь и правда со странными именами. Больше похоже на клички, чем на реально существующие. Ну разве что Кадис Этрама Ди Рейзел более-менее может вписаться в старинные английские роды, у них там тоже тот ещё набор непонятных букв. И Франкенштейн. А вот остальная компания…

Я молча кивнула. Вслух подтверждать не хотелось, тем более под взглядом Рейзела. Он до сих пор не отводил своих алых глаз. И не сказать, что смотрел он прямо на меня, скорее, куда-то в сторону мозгов. Наверное, пытался рентгеновским зрением определить их наличие. Что ж, если обнаружит, пусть сообщит, мне тоже будет интересно. А то все учителя постоянно твердят, что головы у нас пустые и мы ничего не добьёмся в жизни, не сдадим экзамены, поступим в отвратительный вуз и…

Очнулась я от грустных мыслей, когда Франкенштейн щёлкнул меня по лбу. Потерев покрасневшее место и поморщившись, я подняла взгляд на хозяина дома и вопросительно подняла брови.

— Идём, — мужчина направился к стене, нажал на какую-то кнопку, и, казалось бы, безобидная часть дома отодвинулась и явила взору лифт.

— А почему не в микроволновке? — вприпрыжку последовав за Франкенштейном, я с интересом осмотрела кабину. — Портал ведь в холодильнике.

Блондин подозрительно покосился на мою голову. Я, чисто на всякий случай, замолчала и во время спуска пыталась взглядом проделать дыру в полу. Ничего не получилось, но Лорд вновь решил выйти на связь.

«Правильно, достойным оппонентом нужно становиться сразу, — кажется, ему было весело. — В следующий раз обращайся — помогу опустить самомнение злыдня ниже лукедонских катакомб».

«Каких-каких катакомб?» — понадеявшись, что мои мысли он будет прекрасно слышать, чтобы не казаться сумасшедшей, вдруг заговорив сама с собой, я краем глаза посмотрела на Франкенштейна. На меня он больше внимания не обращал. Вот и хорошо.

Кстати, как бы сократить его имя? Исключительно для личного использования. Чует моё лёгкое, назови я его так в обычной беседе, и я этого самого лёгкого лишусь. А что? На чёрном рынке прилично заплатят за человеческие запчасти.

«Теперь понятно, почему здесь так много места, — протянул Лорд, и я вздохнула, — у тебя пустая голова. Никаких воспоминаний. Только те, что заняты последним днём на турбазе, годятся в качестве табуретки. Неудобной, прошу заметить».

«Ты там что, королевские апартаменты хотел увидеть?» — опешив от наглости посетителя, я опомнилась только тогда, когда Франкен… не-е, когда Штейн вновь подозрительно на меня посмотрел.

Прикинув, с какой скоростью меняется моё выражение лица, я постаралась контролировать эмоции. Не очень-то хочется объяснять, что в моей голове кто-то засел.

«Хотя бы комнату с кроватью, — пожаловался Лорд, и я приложила колоссальные усилия, чтобы не начать возмущаться вслух. — Кстати, Эн, ты хотя бы имеешь представление о том, кто я?»

«Да, — ядовито отозвалась я, слегка подавшись вперёд и скривив губы в усмешке. — Ты — моя персональная психушка».

«Ну я ж по-доброму… — голос зазвучал тише. — Злая ты, уйду я».

— Скатертью дорожка, — согласилась я, и только после крайне пристального внимания со стороны Франкенштейна поняла, что последнюю фразу сказала вслух.

Упс. Вот что меньше всего хотела — так это вызвать подозрение. Особенно со стороны этого… Злыдня. Что прекрасная внешность является лишь отвлекающим фактором, — весьма эффективным, будь у меня голова в порядке, я б уже слюнями истекла, — можно было догадаться, оценив обстановку там, где собрались все жильцы дома. Штейна все явно уважали и боялись; чего было больше, ещё предстоит выяснить. Но от странной удушающей ауры мне и сейчас не по себе становится. Что произойдёт, если он вдруг выйдет из себя или захочет припугнуть, — думать страшно.

Лифт остановился, и мы оказались в лаборатории. Вокруг стояло оборудование, общей суммы от продажи которого хватило, наверное, для беззаботной и спокойной жизни и мне, и моим далёким потомкам. Техника подобралась интересная. Только вот зачем меня сюда привели? Я для опытов не гожусь, да и у Франкенштейна варианты получше есть. Погодите, а что там говорил М-21 по поводу свинины для рамена?..

Штейн кашлянул, и я сделала несколько шагов вперёд, с любопытством осматривая помещение. Не каждый раз, когда ты практически ничего не помнишь, доводится побывать в подобном месте. Обычно такие только в книжках да фильмах: в реальности нужно или иметь огромные деньги, чтобы лечили нормально, или наслаждаться допотопными версиями предоставленного оборудования.

Мать моя женщина! Печеньки! И, судя по запаху, были приготовлены совсем недавно. Ещё тёпленькие, вкусненькие…

Живот громко заурчал, соглашаясь с моими мыслями о том, что даже такая еда — всё равно еда. Задумавшись, когда же ела в последний раз, и не найдя ответа, я медленно подошла к этой божественной машине и посмотрела на стоящего у пульта управления Штейна. Тот не обращал на меня внимания, занятый явно чем-то интересным, и я впилась глазами в печенье. Оно должно быть вкусным. Ибо не может гадость иметь райский аромат. А для голодного желудка…

— Мистер Франкенштейн, — всё ещё любуясь печеньем, позвала мужчину я, — можно стащить парочку? — живот вторил громким заявлением, что он пуст.

— Нельзя, — Штейн бросил быстрый взгляд на часы. Потом на меня. — Иди сюда, — закончив с пультом, мужчина указал на… Как же это правильно назвать? Рентгеновская камера? — Ложись, — кивок головы в сторону капсулы. Обзовём так.

Живот прощаться с печеньем не хотел, посему, когда я с печальным вздохом отправилась исполнять волю хозяина дома, обиженно заурчал. Виновато пожав плечами и дёрнув уголком губ, я легла, вытянувшись по струнке. Франкенштейн ещё раз внимательно посмотрел на мой лоб — опять поиски мозгов, однозначно — и посоветовал закрыть глаза, что я и сделала. Прибор завибрировал, и я начала медленно погружаться в полумрак. Яркий свет по векам уже не бил, но занервничать я не успела. В ушах раздался всё ещё обиженный голос Лорда, однако подбадривающий, и я расслабилась.

Где-то что-то пищало, гудело — действовало на нервы, в общем. Со временем это перестало раздражать, и я задумалась, сколько уже лежу без движения. Тихое бормотание Франкенштейна себе под нос мешало сосредоточиться на попытках хоть что-нибудь вспомнить, и, в конце концов, я просто попыталась не уснуть.

Лорд затих, и мне показалось, что я услышала тихий храп, который вскоре совсем исчез. М-да уж, повезло мне с «сожителем».

Минут через двадцать приборы перестали пищать, я почувствовала движение, и Штейн разрешил встать.

Разлепив веки и аккуратно сев, свесив ноги, я обратила заинтересованный взгляд в сторону Франкенштейна, стоящего с кипой листов в руках. Он их бегло просматривал, и с каждой страницей выражение лица мужчины становилось всё более и более скучающим. Пока он, видать, не наткнулся на нечто необычное и интересное. До этого движущиеся зрачки, во всяком случае, замерли.

— Все данные говорят о полном истощении организма, — вслух произнёс Штейн, ни к кому не обращаясь. — Но странная мозговая активность. По показателям общие результаты должны быть… — Франкенштейн не договорил. — Никаких посторонних вмешательств. Как ты оказалась в Корее?

— Где-е-е? — начав вставать, я тут же села обратно. — Уснула в кровати гостиничного номера. Наверное. Очнулась в холодильнике. Понятия не имею, как так получилось.

— Не врёшь, — разочарованно произнёс мужчина. — Как поднимемся, можешь идти.

Куда это, интересно? Я потрясающе выгляжу (ох, кстати, а как я смотрюсь со стороны? Зеркало не дали, ироды!), в карманах только дырки, в голове ни одной мысли (помимо голоса Лорда, но он не считается) и никакого представления о том, как мне вернуться домой. Для полного счастья — я не имею никакого права просить Франкенштейна о помощи, а надавить на жалость явно не получится. Впрочем, вдруг у него всё-таки появятся альтруистические наклонности и мужчина оплатит мне билет на родину? Или хотя бы карту нарисует, как туда добраться. Или покормит… На этой печальной ноте живот в очередной раз заурчал, поняв, что кормить его не будут.

Мы молча зашли в лифт.

— Мистер Франкенштейн, а как мне домой вернуться? — решилась на отчаянную попытку выпросить билет на самолёт я.

— Я провожу, — надежда на доброе сердце хозяина дома отправилась в мусорку после окончания фразы: — и посмотрю, не свяжется ли кто с тобой.

— Ну хоть на этом спасибо.

Мы вернулись к компании, которая ужинала. Ела. Употребляла пищу. Прямо при голодной мне! Ни стыда, ни совести у людей! Что ж такое, а? Мало того, что держали взаперти, так потом ещё какие-то тесты устроили, а теперь голодной отправляют в Россию, так ещё и волнуются не за меня, а за…

«Цыц, — раздался усталый голос, и я вздрогнула. Нужно привыкать, что меня теперь в любое время дня и ночи могут потревожить в моей собственной голове. — Твои мысли мешают мне спать».

«Кто-то недавно говорил, что там пусто», — съязвила я, последовав за Франкенштейном к входной двери.

«Тогда ты не думала, — безапелляционно заявил Лорд, — а теперь твои мысли тут летают и пытаются найти удобное место. Знаешь, не очень приятно, когда тебе раз в пять минут дают подзатыльник».

Я хрюкнула, стараясь сдержать смех, и Штейн в очередной раз на меня покосился. Постаравшись сохранить нормальное выражение лица, я вспыхнула, услышав чей-то комментарий из кухни:

— Нет, всё-таки свинья.

— Она леди, — тут же одёрнул другой голос.

— В каком месте?

Они вообще в курсе, что я всё прекрасно слышу?! Развернуться и высказать ужинающим личностям то, что я о них подумала, мне помешало покашливание Франкенштейна. Он кивком головы указал на дверь, и я непонимающе захлопала ресницами, когда поняла, что стою во вполне себе нормальной одежде. Что ещё за магия вне Хогвартса? Научите, я тоже так хочу!

Решив, что плохо копить негатив в себе, нужно и прощать уметь учиться, я глубоко вздохнула и сделала шаг за дверь. И почему-то тут же перед глазами потемнело, а тело вновь отозвалось жуткой болью, словно все кости сломаны. Шевелиться получалось плохо, но нога однозначно что-то задела. Раздался звук, как в тот день, когда я попыталась встать и стукнулась обо что-то головой. Пожалуйста, только не говорите мне, что я снова в…

Ответ на свой вопрос я получила тут же. Дверь открылась, и перед собой я увидела уже знакомую физиономию М-21, за которым маячила кухня. Вытаскивать меня не спешили. Я уже начала думать, что меня так и оставят — ну а вдруг у них мясо кончается, а здесь я? — но тут появился Франкенштейн. Доволен стечением обстоятельств он не был. Под пронзительным взглядом голубых глаз я ничего умнее не придумала, как жалобно посмотреть на открывшего холодильник мужчину и попросить закрыть дверь. Уж лучше замёрзнуть, чем встретиться с хозяином дома.

М-21 исполнять мою просьбу настроен не был, поэтому вскоре я стояла рядом с мужчинами, опустив голову и теребя край пиджака. Пока мне исключительно везло и оказывалась я на нижней полке, где, по счастливому стечению обстоятельств, было достаточно места, чтобы вместить меня без нанесения серьёзных увечий, и не стояло ничего из еды.

Франкенштейн нахмурился, размышляя, и жестом указал на входную дверь, до сих пор открытую. Понятно. Он не убедится в том, что я таинственным образом перемещаюсь, пока не увидит всё с разных ракурсов. Что ж, авось поймёт, чего меня так к холодильнику тянет.

Компания в столовой отвлеклась от еды, когда я прошла мимо них в пятый раз. Они прекрасно видели, что ещё несколько минут назад я уже покидала дом. Тао и Такео стало интересно, и они встали так, чтобы видеть и входную дверь, и кухню. Что происходит, никто не понимал, но было интересно.

Приготовившись вновь оказаться в своём излюбленном месте, я сделала шаг на улицу и тут же выпала из открытого холодильника к ногам М-21, лишь посмотревшего на меня сверху вниз. Такео и Тао глядели то на улицу, то на кухню. К товарищам присоединились две особы в школьной форме и с серебряными волосами. Судя по тарелкам в руках, они убирали со стола, но концертная программа «девчонка из холодильника» представляла больший интерес, чем мытьё посуды.

Теперь мне стало обидно. Я что, не могу покинуть дом Франкенштейна, ибо обязательно оказываюсь у него в холодильнике? Нечестно! Я хочу домой, пустите!

С твёрдым намерением пробовать до тех пор, пока что-нибудь не получится, я из раза в раз с упёртостью барана выходила из дома, падала рядом с М-21, облокотившегося на дверцу холодильника и скучающе за мной наблюдавшего, поднималась, отряхивалась и продолжала экзекуцию. Цикл прекратился тогда, когда я в очередной раз сделала шаг на улицу, но меня за ворот пиджака поймал, как позже выяснилось, Штейн.

Такого поворота событий не мог предсказать никто. Голос в голове ржал так громко и вдохновенно, что заболели виски; Тао пытался сдержаться, но ему это плохо удавалось, поэтому он просто ускакал за пределы видимости хозяина дома; Такео и М-21 теперь у холодильника стояли вместе, склонившись над бедными узниками, выпавшими из него; подростки с серебряными волосами наконец-то донесли тарелки до раковины, но уходить с кухни не спешили; единственный, кто до сих пор оставался в гостиной, теперь медленно и чинно приближался к основной части компании. А мы с Франкенштейном…

Мне было весело. В процессе телепортации с улицы в холодильник наши конечности переплелись, чтобы мы могли уместиться в не предназначенном для людей месте, и теперь забавно брыкались, пытаясь распутаться. Ничего не удавалось, и от всей ситуации в целом мне стало дико смешно, поэтому освободиться пытался лишь Штейн, пока я ухохатывалась на пару с Тао и Лордом. Никто не шевелился, все просто смотрели. А потом… Вздохнувшие М-21 и Такео принялись за работу.

Шёл третий час попыток выйти из дома Франкенштейна…