Некромант (джен)

— У нас два хоркрукса из пяти, не считая мальчика, — сказал Мальсибер, меняя тему. — Уничтожим их сейчас?

— Нет, конечно, — почти испуганно возразил Эйвери. — Лорд наверняка это почувствует и… и я не знаю, что он сделает за это с Рэбой. Он же знает, что чаша у него.

Ойген покраснел и виновато опустил голову, и Рабастан, который и так чувствовал себя не слишком хорошо, постарался сгладить хотя бы этот неприятный всем момент:

— Мы поизучаем их. Вместе и отдельно. Может быть, поймём, как искать другие.

— Я об этом думал, — проговорил Родольфус. — Один из хоркруксов Лорд сделал, когда убил маггловскую часть своей семьи. Может быть, он спрятал его где-нибудь в их доме? Или в доме Гонтов — тех же не осталось, вроде. Можно поискать — попробовать, по крайней мере. Только вот сумеем ли мы опознать его…

— Сумеем, — сказал Рабастан уверенно. — Я смогу. И Ойген тоже, может быть.

— Я не уверен, — тихо возразил Мальсибер.

— Одного достаточно, — заметил Рабастан и спросил брата: — Ты знаешь, где эти дома?

— Не представляю, — признался тот. — Я полагаю, можно поискать в газетах — маггловских и наших, — если ты узнаешь год, когда это случилось.

— В самом деле, можно мёртвого спросить, — оживился Рабастан. — Он и дом покажет… если захочет. Год он может и не вспомнить — они все ушли, и для них всё это в прошлом. Сложно вспоминать детали.

— Я не понимаю, — сказал Ойген. — Если они все ушли, как они идут к тебе на вызов? И куда они потом уходят?

— Дальше, — ответил Рабастан. — Я не знаю, что там. Я могу предположить, не больше. Многие считают, что через какое-то время… в нашем понимании, потому что времени Там нет — душа рождается ещё раз, и так — не один раз. Что с ней происходит в промежутке — я не знаю, и никто не знает.

— Кто что заслужил? — улыбнулся Ойген.

— Да, так говорят, и многие, — Рабастан кивнул, — но я не уверен, что так происходит напрямую. Я неправ, возможно, но, по-моему, всё несколько сложнее. Но, так или иначе, отвечая на вопрос о том, как они пришли ко мне на вызов, если ушли дальше. Там нет времени, как я уже сказал. В некотором смысле каждая душа всегда стоит и у Завесы, и идёт по своему Пути, и заново рождается. Это сложно, — он мягко улыбнулся. — Понять проще, чем объяснить словами. Если душа ушла далеко, или снова родилась, до неё дозваться сложно. И хотя это возможно, они не всегда настроены на разговор. Многие из них не любят вспоминать, к примеру, свою смерть — а заставить их нельзя: мне просто нечем это сделать. Можно лишь уговорить — так или иначе. К сожалению, из меня плохой переговорщик, — он снова улыбнулся и поглядел на Ойгена. — У тебя намного лучше вышло бы.

— Но я их не вижу, — проговорил тот несколько растерянно.

— Я понимаю, — вздохнул Рабастан. — И понимаю, что, хотя ты мог бы научиться этому, ты не захочешь. Да и долго это — у нас нет столько времени.

— Я и вправду не хочу, — проговорил Мальсибер, запуская пальцы в волосы. И добавил тихо: — Мне дементоров хватило…

— Это вовсе не так жутко, — возразил Рабастан. — В любом случае, это очень долго. Я попробую поговорить с тем Риддлом, что пришёл ко мне.

— Что он сделал, убив Риддла? — спросил Родольфус.

— Кольцо, — ответил Рабастан. — Кольцо с каким-то тёмным непрозрачным камнем.

— Ты устал, наверное, — спохватился вдруг Мальсибер. — Мало тебе Лорда — ещё мы теперь… ты бы хоть поел. И спать лёг.

— Да, пожалуй, — согласился Рабастан, потерев лицо руками. — Надо только чашу спрятать.

— К медальону положи, — предложил Родольфус. — Или полагаешь, что опасно?

— Я не знаю, — признался Рабастан. — Думаю, можно попробовать — на сутки, скажем. И посмотрим, что получится. Я отнесу, — он встал и, сунув чашу в карман, сам же себе и возразил: — Хотя нет. Пойдёмте вместе. Я не знаю, что случится, если два хоркрукса окажутся рядом, и я не уверен, что хочу быть там один.

…Уложив хоркруксы в «сокровищнице» Лестрейндж-холла, они разошлись не сразу — но когда все уже аппарировали обратно в Малфой-мэнор и разошлись по комнатам готовиться к ужину, Мальсибер зашёл в комнату к Рабастану и, присев на край кровати, спросил:

— А собрать обратно душу можно?

— Да, наверное, — сразу, даже не подумав, отозвался Рабастан. — Я не знаю, как, — добавил он. — Но души — очень... — он задумался — цельные субстанции. Я вообще довольно плохо представляю, как от них можно что-то оторвать. Это можно сделать, как известно, и я знаю ритуал — но как именно это происходит, я всё равно не понимаю. По моим ощущениям, это как отрезать часть глазного яблока. Оно вытечет и перестанет быть — и то же самое должно бы было произойти с душой, но она-то сохраняется. И как это происходит — я не понимаю. И не понимаю, что представляет из себя та часть души, что спрятана в предмете.

— Но ты ведь увидишь это, — полувопросительно проговорил Мальсибер.

— Да, наверное, — с некоторым сомнением ответил Рабастан. — Если мы поймём, как их извлечь, а не просто уничтожить. Но вообще, всё это очень странно.

— Да, наверное, — рассеянно кивнул Мальсибер. — Скажи, а ты не думал собрать душу Лорда?

— Собрать? Зачем? — изумился Рабастан.

— Ну, — Мальсибер, кажется, смутился, — тогда бы это точно не было предательством. Всё, что мы сделаем. В некотором смысле, ты бы как раз и исполнил клятву… если вообще считать, что она была. Долг раба — заботиться о господине, верно? — улыбнулся он. — Вот ты бы и позаботился…

Рабастан молчал, так пристально глядя на Мальсибера, что тот совсем смутился и даже едва ли не покраснел.

— Да, ты прав, — сказал, наконец, Рабастан. — Тогда это предательством не будет.

— Если это вообще можно сделать, — почему-то виновато добавил Ойген.

— Можно, думаю, — ответил Рабастан. — Душа вообще очень устойчива ко всяким повреждениям. То же расщепление души, что происходит при убийстве — оно ведь заживает и, порой, бесследно. Но даже если нет — душа просто меняется, на ней не остаётся шрамов в обычном понимании. Я даже думаю, что, может быть, она вообще восстановима без этих отколотых кусков — только я не знаю, как. И тут точно нужно будет её собственное желание. Но это уже после, — добавил он чуть успокаивающе.

— После чего? — осторожно спросил Ойген.

— После смерти, — ответил Рабастан и улыбнулся почти весело. — Руди прав. Ты правда гений.

— В чём? — Мальсибер тоже радостно заулыбался.

— Спроси Руди — он лучше сформулирует, — попросил Рабастан и очень искренне добавил: — Спасибо.

— Ужинать пора, — Ойген поднялся и, скорчив недовольную гримасу, пошёл к двери.

— Пора, — ответил Рабастан ему вслед. Есть он не хотел, но теперь идти на встречу с Лордом ему было куда спокойнее. Ойген прав: если они решили хотя бы попытаться вынуть души, что заперты в дементорах, то с Лордом всё должно быть проще. А главное — если это выйдет, Рабастан с лихвой окупит то, что в глазах Тёмного Лорда всё равно будет предательством. Но это его уже волновало мало.

Так что ужин для Рабастана прошёл, в общем-то, легко — если не считать длиннющую и пафосную речь Тёмного Лорда, с которой он начался. Рабастан вообще недолюбливал излишнее внимание к своей персоне, и оказаться, что называется, героем дня было для него, скорее, наказанием, и уж точно не наградой. Лорд же этого то ли искренне не понимал, то ли — что Рабастану представлялось куда более правдивым — мало интересовался его волей и желанием. Впрочем, Долохов, разделивший с Рабастаном роль героя, кажется, испытывал те же чувства, и бросал на Петтигрю такие взгляды, от которых тот сжимался и, похоже, испытывал сильнейшее желание превратиться в крысу и удрать.

Впрочем, всё заканчивается, и речь Лорда подошла, наконец, к концу, после чего собравшиеся смогли приступить собственно к ужину. За столом сегодня были все, удостоенные Лордом метками — или почти все, Рабастан не поручился бы. Половину этих людей он или вообще не знал, или знал только в лицо — а вот они его теперь знали очень хорошо, и в их взглядах он ловил разом и смешащие и раздражающие его выражения подобострастия, зависти и страха. Впрочем, всё это было удобно — особенно последнее. До тех пор, пока его боятся, к нему не пристанут с ерундой и вообще не станут дёргать без нужды — а большего Рабастану от этих незнакомцев нужно не было. Даже Беллатрикс сегодня, кажется, притихла — нет, конечно же, в её глазах не было ничего подобного вышеописанному, но зато в них иногда мелькало нечто вроде уважения. Вот и отлично: значит, она лишний раз подумает, прежде чем дерзить ему и, главное, мешать.

— Питер, — сказал Родольфус, едва Тёмный Лорд покинул общее собрание — как раз перед десертом, — а ведь ты теперь им должен, — он указал на брата и на Долохова, осклабившегося в ответ чрезвычайно неприятно.

— Я вам очень благодарен, — торопливо забормотал Петтигрю, опасливо на них поглядывая и прижимая к груди руки. — Очень. Вы так рисковали… просто чтобы спасти меня…

— Чем ты им ответишь? — продолжал Родольфус, с интересом глядя на него.

— Я? — перепугано спросил Петтигрю. — Я всем… о, я всё, всё сделаю для вас! — залебезил он, и на лице Долохова появилось отчётливо глумливое выражение.

— Дашь поохотиться? — спросил он, вызвав этим дружный смех сидящих за столом. Петтигрю растерянно заморгал, и Долохов пояснил: — А то здесь не на кого, — он бросил осуждающий взгляд на Нарциссу. — Миссис Малфой — слишком аккуратная хозяйка, тут в округе ни мышей, ни крыс… — за столом снова засмеялись, и Долохов пообещал великодушно: — Буду аккуратен.

— Но я… — Петтигрю так побледнел, словно на него уже не только поохотились, но и поймали, — я не знаю… это… это обязательно?

— Шучу я, — Долохов вздохнул и неприязненно поморщился. — Кому ты нужен, кроме Лорда, крыса недоделанная.

— Почему же недоделанная? — возразил кто-то… Гиббон? Роули?

— Ну ты погляди на него, — ответил Долохов. — Доделанная, что ли?

За столом снова засмеялись, и Рабастан, наклонившись к Ойгеу, рядом с которым он сидел сегодня, спросил тихо, незаметно укрывая их заглушающими чарами:

— Как ты думаешь, почему его все так не любят?

— Петтигрю? — удивился Ойген. — За что его любить?

— Нам — не за что, — согласился Рабастан, — но все остальные? Он ведь Лорда возродил — он и Барти Крауч. По идее, они все должны быть ему благодарны — но ведь даже Белла его едва переносит! Почему так?

— Он же мерзкий, — удивлённо поглядел на него Ойген. — Ты разве сам не видишь? Он и в школе-то был так себе, и я никогда не понимал, зачем Поттер с Блэком дружат с ним. Но сейчас он отвратительней мокрицы.

— Почему мокрицы? — улыбнулся Рабастан, заранее предположив ответ. И угадал:

— Потому что они мерзкие, — решительно проговорил Мальсибер. — Меня в детстве от них просто передёргивало. Вот Петтигрю такой же.

— С этим я согласен, — сказал Рабастан. — Я не понимаю, почему. Он ведь должен выглядеть в глазах всех них, — он кивнул на сидящих за столом, — героем. Он ведь Лорда возродил. Ещё и отыскал его сначала. А они едва сдерживают омерзение.

— Понимаешь, — Мальсибер поглядел на Рабастана, — отношение к нам не так часто определяется нашими поступками. То есть да, они важны, конечно — но куда важнее личность. Петтигрю… идём, — он промокнул губы салфеткой и поднялся. — У меня поговорим.