Некромант (джен)

Вероятно, если б Рабастан задумался хотя бы на мгновенье, он бы поступил иначе, только думать он не стал: просто шагнул вперёд и отодвинул колышущуюся в проёме Арки Завесу. Ладонь обожгло холодом, и Рабастан, вздрогнув, схватился правой рукой за край Арки и шагнул за Грань, успев услышать чей-то вопль:

— Сириус!!!

Сразу стало очень тихо. Прямо перед собой Рабастан увидел так и продолжающего падать Блэка, и на этот раз успел схватить его за мантию в области груди и намертво в неё вцепиться.

— Держись! — то ли приказал, то ли взмолился Рабастан, отчаянно пытаясь хоть на дюйм притянуть Блэка к себе. — Блэк, держись за мою руку!

Тело Блэка было невероятно тяжёлым — словно Рабастан пытался удержать по меньшей мере Хагрида, а то и великана. Рабастан понятия не имел, насколько это правильно: ему никогда ещё не доводилось держать в руках живое тело здесь, на Той стороне. Если это была, конечно, Та сторона, а не ещё Что-то. Внешне всё выглядело очень похоже на знакомую ему Другую сторону, начиная с запаха и заканчивая отсутствием цветов и красок, но кто знает? Этот кусок Завесы был на ощупь очень странным…

Рабастан никогда ещё не отходил сколько-нибудь далеко от поднятой Завесы, и тем более не делал этого вместе с кем-нибудь живым. Он, конечно, знал, что это возможно, и даже рассматривал этот вариант как способ бегства из Азкабана, но тогда он сам бы подготовил всё. А сейчас всё было по-другому, и он чувствовал себя здесь неуверенно и нервно — словно то ли пришёл сюда впервые, то ли вообще проник туда, где его не должно быть, обманом.

Что-то было не так, но что, Рабастан не понимал и отнюдь не был уверен в том, что хочет это выяснить. Так что он решил надеяться, что ему все странности просто кажутся. Может, дело в том, что он, по сути, не поднимал Завесу сам, а вошёл под ту, что была поднята другим? Когда-то. И так, вероятно, и осталась если и не поднятой, то не опущенной. Рабастан, правда, никогда не слышал, чтобы подобное вообще было возможно, но кто знает — может быть, так можно? Мало ли, о чём он никогда не слышал. Ведь не просто так невыразимцы забрали эту арку.

Рабастан вдруг осознал, что его затягивает внутрь: пальцы правой руки отчётливо скользили по шершавому, неровному камню, кажущемуся сейчас неестественно реальным. И что если он окажется здесь весь, целиком, если ни одной его частицы, хоть даже края пальца, не останется за Гранью, в мире живых, ему туда не вернуться. Ни ему, ни Блэку — они оба сгинут здесь, став… кем? Кем становятся живые, попавшие за Грань? Рабастан не знал и не желал узнать.

— Держись, — повторил он, почти не чувствуя свою левую руку. Как же тяжело… — Держись за мою руку!

В серых глазах Блэка мелькнул страх — подлинный, животный, и Сириус, кажется, не слишком даже понимая, что делает, медленно, словно двигаясь даже не сквозь толщу воды, а через куда более плотную субстанцию, поднял руки и сжал их на предплечье Рабастана. Как ни странно, стало легче: тело Блэка словно потеряло добрую половину веса, и Рабастану, кажется, даже удалось немного сдвинуть его с места.

— Хочешь жить — держись, — сказал Рабастан. — Крепко. И глаза закрой. Зажмурься! — велел он. Блэк послушался, и, кажется, стал ещё легче, и это дало Рабастану некоторую надежду. — Теперь медленно доберись до плеча и обхвати меня за шею, — велел он и повторил: — Медленно. С закрытыми глазами.

Блэк послушался, и через некоторое время… хотя времени здесь не было, и Рабастан запретил себе думать, сколько же его прошло в реальности. Вероятно, не так много, потому что… он вдруг понял, что его правую руку держат, крепко держат и тянут назад — туда, в жизнь. Это ощущение, с одной стороны, придало ему сил, позволив теперь не делить их между той частью себя, что была здесь и той, что оставалась там, а с другой почему-то начало причинять сильный дискомфорт: его словно разрывали на куски. Впрочем, Рабастан умел терпеть, и теперь, когда они с Блэком слились в по-настоящему смертельном объятье, оставалось лишь проделать совсем короткий путь назад, совсем короткий путь и такой, вроде бы, привычный и простой. Однако же чем больше Рабастан старался податься назад, туда, к живым, держащим его правую руку и плечо, тем сильнее его затягивало внутрь. Это место не желало отпускать добычу — но и Рабастан намерен был отсюда выбраться.

Некоторое время они боролись с этим местом, а потом Рабастан понял, что вместе с Блэком медленно, по одной десятой дюйма сползает в бесцветное безмолвное ничто. И вдруг Блэк разжал руки и прохрипел:

— Отпусти!

— Не смей! — ярость, густой горячей волной захлестнувшая Рабастана, придала ему сил. — Держись! — он прижал к себе, по счастью, не сопротивляющегося Блэка, так стиснув его ворот, что, похоже, слегка придушил его владельца. — Держись, — повторил Рабастан, прекрасно понимая, что пытается сделать сейчас Блэк.

Однако Рабастана подобный вариант развития событий не устраивал.

— Пусти, — повторил тот и добавил: — Уходи.

— Только вместе, — отрезал Рабастан, и не увидел, разумеется, но ощутил улыбку Блэка. — Держись, — повторил Рабастан и едва сдержался, чтобы не сказать: «Кретин». Он чудовищно, отчаянно злился на Блэка, к счастью, снова хоть и медленно, и куда слабей, чем прежде, но всё же обхватившего его руками. Почему, ну почему он вечно вляпывается в какое-то дерьмо? Блэки. Дракклова семейка. Все проблемы в жизни Рабастана исключительно от них! Или почти все. Не важно — сейчас он будет думать, что все, потому что злость стала чуть ли не единственным источником таящих сил. — Глаза закрой, — пробормотал Рабастан, тоже опуская веки.

Да, так было легче. Ненамного, но сейчас любая мелочь могла стать решающей. Странное какое место. Это была Та сторона, определённо, однако Рабастан здесь ощущал себя чужим… хотя, пожалуй, нет. Не так. Не чужим, но слабым и зависимым — почти как мёртвые. Словно он попал сюда впервые и не знает здешних правил и законов.

Или же не «словно»?

Пальцы правой руки вдруг сорвались, и Рабастан потерял уже почти привычное ощущение шершавого камня — единственное, что сохраняло его связь с тем, живым миром. На миг Рабастана охватила паника, однако почти сразу он поймал левой ладонью ощущение чужой кожи. Живой. Его всё-таки держали и, кажется, их было много…

Нет, он выберется! Они выберутся. Слишком многое не сделано: не решена проблема дементоров, хоркруксы хоть и собраны, но не уничтожены, не подписано помилование… Он вдруг вспомнил, как Мальсибер угощал их в школе ореховой настойкой и рассказывал о Пьемонте, который так любил. А ведь Рабастан так никогда и не был там, хотя обещал и собирался! Почему-то эта мысль показалась ему важной — может, даже самой важной, и он даже ощутил во рту тот самый вкус орехов. Нет, он должен выбраться.

И Блэка вытащить.

Он же обещал.

Наконец, Рабастан не собирался уходить рабом. Эта мысль словно собрала его исчезающие силы, и Рабастан все их вложил в движение — и сумел податься назад и сделать шаг. В ответ его резко потянули, причём разом в обе стороны, а потом вдруг Рабастан сквозь горькую ослепляющую боль раздираемого тела понял, что он может сделать, если хочет…

…Того, что произошло потом, он уже не понял и не осознал — как мощный рывок выдернул-таки из Арки их обоих, как не удержались при этом на ногах его брат, Мальсибер, Эйвери, Люпин и Поттер и буквально посыпавшись со ступенек вниз, к подножью лестницы, и как тела Сириуса и Рабастана отлетели неестественно далеко и, так и не расплетя объятья, рухнули на пол и остались там, холодные, недвижные и белые. Рабастан не слышал криков, зовущих и его, и Блэка по именам, не чувствовал трясущих и хлопающих его по щекам рук, не видел появившихся-таки в огромном зале с аркой сперва Лорда, а после и авроров, не видел бегства Лорда с Беллатрикс и ареста остальных своих товарищей. Он вообще уже не видел и не слышал ничего, провалившись в бархатную черноту, бесстрастную, безмолвную и всеобъемлющую.