Некромант (джен)

— Что ты знаешь о пророках и пророчествах?

— Мой Лорд? — удивлённо переспросил Рабастан.

О прорицаниях Рабастан знал, как когда-то оценивал в школе свои знания о зельях Мальсибер, примерно ничего. Правда, он тогда преуменьшал — СОВы-то он сдал нормально — но это смешное выражение очень точно описывало знания Рабастана о пророчествах. В школе он этот предмет не посещал, а вне школы — никогда не интересовался. Проблема была в том, что отвечать так Лорду наверняка не стоило — это Рабастан понял по одной его интонации.

— Я неясно выразился? — с непонятным раздражением поинтересовался Лорд.

— Я не посещал в школе прорицания, мой Лорд, — осторожно ответил Рабастан.

— Я не спрашивал тебя о школе, — прошипел Лорд, и Рабастану стало неуютно. Он, конечно, не убьёт его, но в последнее время Тёмный Лорд стал очень нервным — Мерлин знает, почему. Хотя как раз Мерлину-то, вероятно, нет до Лорда никакого дела.

— Я не знаю ничего, мой Лорд, — честно сказал Рабастан.

— Найди мне какого-нибудь известного пророка, — велел Лорд. — Или пророчицу, не важно. Сейчас.

— Пророчицу? — повторил Рабастан растерянно.

Да где он её возьмёт? И почему он? У Лорда уже почти армия — почему он даёт столь странное задание именно ему?

— Да, любую. Вызови, — Лорд нетерпеливо щёлкнул пальцами, и Рабастану стало разом и смешно, и почти страшно: ответ на вопрос «почему именно ему» он получил, и он Рабастану абсолютно не понравился. Потому что он понятия не имел, как вызывать кого-то, не зная имени. Нет, он знал, конечно, что это возможно, но, во-первых, сам такого никогда не делал, а во-вторых, это было отнюдь не безопасно. Мерлин знает, кого можно вытащить подобным образом — а главное, как потом его изгнать. Говорят, что опытные некроманты это умеют, но Рабастан пока что не был опытным. И, честно говоря, не чувствовал себя готовым приобретать подобный опыт.

— Я не могу позвать того, чьего имени не знаю, — признался Рабастан.

— А что ты вообще можешь?! — прошипел Тёмный Лорд, вдруг резко приблизив своё лицо к лицу Рабастана, перепугав того этим до ступора. Никогда в жизни Рабастан даже не слышал, чтобы Лорд так делал — это было настолько странно и пугающе, что даже кончик его палочки, больно ткнувшийся ему под подбородок, мало что добавил к этому ощущению. — От тебя нет никакого толка! — сказал Лорд, и Рабастан почувствовал, как холодные пальцы обхватили его подбородок, а кончик палочки исчез. — Чем ты занят, когда мы воюем? — спросил он, и Рабастан вдруг отчётливо ощутил близость Завесы и понял, что сейчас его убьют, а он даже не будет знать, за что и почему. Лорд, тем временем, молчал, пристально вглядываясь в лицо Рабастана, и, похоже, ожидал ответ, которого у того не было. Рабастан понятия не имел, что вообще можно в данном случае сказать. — Зря я, видно, берегу тебя, — бросил, наконец-то, Лорд, выпуская Рабастана и отталкивая его с такой силой, что он едва удержался на ногах. — Пойдёшь с Пиритсом, — велел Лорд. — Отныне будешь в паре с ним. Хватит отсиживаться без толку за книгами. Иди! — он указал Рабастану на дверь.

Пиритс? В паре? Да в чём дело? Что произошло? Рейд Рабастана не пугал, Пиритс — тем более, но вот эта странная, ничем не спровоцированная и потому необъяснимая и не предсказуемая вспышка ярости его тревожила. Да и просьба эта странная… Лорд что, верит в предсказания? Нет, они работают, конечно, но поди их разгадай: как правило, о том, что пророчество было верным, узнают уже потом, когда оно сбылось. И никто не знает, сколько прежде на ту же тему было несбывшихся пророчеств.

О каком именно пророчестве идёт речь, Рабастан узнал буквально через пару дней, а тот вечер ознаменовался для него отвратительным побоищем в доме каких-то волшебников. Рабастан стоял рядом с убитым им мужчиной средних лет — убитым сразу же, с порога, что вызвало недовольное ворчание Пиритса — и думал о том, что он вообще здесь делает. Для чего Лорд их отправил вырезать эту семью? Дом как дом — обычная волшебная семья. Кто они вообще? И почему он так легко послушался и сделал то, что от него потребовал этот пускай даже и потомок Слизерина, но обычный полукровка.

Вообще, откуда это преклонение перед Слизерином? Да, конечно, Основатели были великими волшебниками — с этим никто не спорит. Но, по сути, почему они известны больше всех? Потому что основали школу. А не потому, что были самыми великими волшебниками всех времён. Великих вообще, он полагал, мало знают: истинное величие любит тишину. Если ты действительно велик, зачем тебе признание? Кто, к примеру, знает — лично — Николаса Фламмеля? Вот уж кто действительно велик — но кто…

— Пожалуйста! — кто-то вдруг схватил его за мантию, и Рабастан, чьи мысли так бесцеремонно оборвали, сердито посмотрел на полулежащую рядом с ним девочку лет десяти-одиннадцати. Она была в крови — вся, как будто выкупалась в ней, не раздеваясь — и держала на руках щенка. Небольшого тёмно-рыжего щенка с длинными висящими ушами и волнистой шерстью. — Спасите его, — прошептала девочка. И, поскольку Рабастан продолжал стоять, непонимающе глядя на неё, она с явным усилием приподнялась и, схватив его за руку, буквально положила щенка на его ладонь. А затем закашлялась, разбрызгивая кровь, и Рабастан буквально услышал, как рвутся ниточки, связывающие её душу с телом. Она умирала, но смотрела то с мольбой на Рабастана, то с такой любовью на щенка, от которой Лестрейнджу стало несколько не по себе. У людей он такой взгляд встречал, но… — Пожалуйста! — повторила девочка, и Рабастан, сунув щенка за пазуху, расслабил глазные мышцы и, протянув руку, с лёгкостью, почти играюче вытащил из тела её душу.

— Иди с миром, — молча проговорил он старую, как мир, формулу прощания, открывая перед ней завесу.

— Вы его возьмёте? — спросила девочка, настойчиво глядя на Рабастана. — Его зовут Брауни. Возьмёте?

— Мне не нужен щенок, — сказал ей Рабастан. — Зачем он мне?

— Любить! — воскликнула он. — Я о нём так мечтала! Мне его подарили только вчера. На день рождения, — она вдруг всхлипнула. И спросила жалобно: — Почему вы нас убили?

— Я не знаю, — совершенно честно ответил Рабастан. — Иди, — повторил он. — Там твои родители. Иди, тебе пора.

— Возьмите Брауни, пожалуйста! — повторила девочка. — Пожалуйста! Я так мечтала…

— Я отдам его кому-нибудь, — пообещал Рабастан. — Кому он будет нужен. И кто его полюбит.

— Обещаете? — настойчиво спросила девочка.

— Да, — он приподнял Завесу чуть повыше и почти что попросил: — Ступай. Тебе нужно идти дальше. Здесь всё закончилось.

— Но за что вы нас? — спросила она непонимающе. — Мы же ничего не сделали…

— Я не знаю, — повторил он. И спросил вдруг, сам не зная, для чего: — Как тебя зовут?

— Я Эстер, — ответила она — и вдруг заулыбалась, указывая за завесу: — Там мама!

— Иди к ней, — сказал Рабастан, и девочка, заглянув ему в глаза, опять спросила:

— Вы же позаботитесь о Брауни?

— Да, — пообещал он. — А теперь ступай.

Она развернулась и побежала туда, где стояло две… нет, три других души, и Рабастан опустил за ней завесу. Щенок заворочался и заскулил, видимо, почуяв, что его хозяйка навсегда ушла, и Рабастан превратил его в платок и засунул во внутренний карман.

— Что ты тут застыл столбом? — спросил, входя в комнату, Пиритс. Его ноздри трепетали, возбуждённо раздуваясь, на щеках играл румянец, а одежда и лицо были забрызганы кровью. — Я польщён, конечно, что ты мне…

— Как же ты мне надоел, — морщась, с отчётливым отвращением проговорил Рабастан. Поднял палочку — и Пиритс пролился на пол большой лужей, которую Рабастан тщательно перемешал со щедро разлитой на полу кровью. А когда уже мёртвый Пиритс поднялся над полом, Рабастан вновь поднял Завесу и сказал: — Я всегда хотел увидеть, что происходит при встрече душ жертвы и его убийцы. Они пока недалеко, — он толкнул Пиритса за Завесу, но на сей раз не закрыл её, а остался наблюдать у самой Грани. И позвал: — Эстер! Смотрите, кого я вам привёл.

И почувствовал отчётливое удовлетворение, когда Пиритс вдруг попятился. Нет, с ним ничего особенного не происходило: гром не грянул, и чудовищ никаких не выскочило ниоткуда, однако Пиритс явно чувствовал себя ужасно. Он казался чем-то донельзя напуганным, но Рабастан, к его сожалению, так и не сумел понять, чем именно. Может быть, для этого ему самому следовало бы зайти за Грань, но он не рискнул: любопытство этого не стоило. Пиритс явно никуда не хотел идти, однако же ему пришлось: стоять у Грани долго души могли лишь с поддержкой некроманта, да и то им это было крайне неприятно. Так что он пошёл — вперёд, где его уже поджидали те, кого он только что убил. И Рабастан едва удержался от того, чтобы всё же не пойти за ними, но всё же делать этого не стал: его любопытство этого не стоило.

Опустив Завесу, он оглядел комнату, потёр лицо, старательно не замечая, как заледенела его левая рука, и позвал:

— Пиритс? Пиритс, драккл подери, это не смешно!

Он снова огляделся, оттолкнул с брезгливостью тело девочки, счистил заклинанием кровь с подола мантии и брюк, и пошёл искать Пиритса, время от времени выкрикивая его имя. Потом выругался — и аппарировал.

Но не к Лорду, а сперва домой. Где переоделся, вымылся — и прежде, чем идти к Лорду, опустил в Омут памяти совсем крохотное воспоминание.

И оказался абсолютно прав: Лорд, узнав, что Рабастан вернулся в одиночестве, сказал:

— Легиллименс! — но теперь Рабастану было нечего скрывать.

А подгонять края воспоминаний он умел отлично. Тем более, что там и подгонять-то было нечего: комната и комната.

— Я не знаю, что произошло, мой Лорд, — сказал Рабастан, когда Лорд, закончив, отпустил его. — Мне вернуться поискать его?

— Что ты там делал? — недовольно спросил Лорд. — Почему Пиритс всё делал сам?

— Он сам просил, — пожал плечами Рабастан. — Вы же знаете, ему это доставляет удовольствие.

— А что доставляет удовольствие тебе? — Лорд пристально посмотрел на него.

— Работа, — почти честно ответил Рабастан. — Любая имеющая смысл работа, — уточнил он.

— Значит, — опасно сощурился Лорд, — в рейдах смысла ты не видишь?

— Вижу, — Рабастан едва успел проглотить вертящееся на языке «разумеется». — Смерть пугает. Почти всех. Обыватели не знают, что там, и боятся. Детская смерть пугает вдвое.

— Иногда я понимаю Ирода, — пробормотал Лорд, и Рабастан, хотя и удержал на лице спокойное выражение, очень удивился. Библию его когда-то заставил прочесть Эйвери, так что Рабастан ассоциацию понял — но не понял, к чему она была высказана. Видимо, речь шла об убийстве тех младенцев — он что, хочет сделать что-нибудь подобное? Спора нет, ужас это вызовет, конечно, но не слишком ли велика будет цена? — Иди, найди мне всё о том, как предотвращаются пророчества, — велел Лорд. — И побыстрее. Видеть тебя не хочу, пока не найдёшь.

— Да, мой Лорд, — Рабастан привычно поклонился — и эта привычность его царапнула. Дожил. Когда он привык к такому? И не он один ведь — все они с какого-то момента кланялись, а некоторые так и вовсе опускались на колено. Интересно было бы поглядеть на их реакцию, когда они узнают, что Лорд — всего лишь полукровка.

Хотя…

Чем больше Рабастан об этом размышлял, тем увереннее приходил к выводу, что не так уж многих и взволнует эта новость. Ну, полукровка. Эка невидаль. Главное, что он — наследник Слизерина, змееуст и, как он утверждал, бессмертный. И «восстанавливает справедливость». А кто там его родил — кому какое дело? Ну, связалась Гонт с магглом — имела право! Гонт же.

Любопытно, как всё это уживается в сознании самого Лорда? Сам он презирал таких волшебников с такой страстью, что это больше напоминало ненависть, и теперь её истоки были Рабастану вполне понятны. Интересно, что Лорд сделал бы со своею матерью за то, что та связалась с магглом? Если б мог, конечно. Кажется, именно сейчас Рабастан и постиг понятие «ирония» — и едва ли не впервые в жизни посмеялся сам с собой.