Некромант (джен)

Когда над подоконником появилась остроносая мордочка куницы, Рабастана захлестнула радость. У них почти получилось! Оставалось превратиться ещё раз, долететь до берега — и опасность будет позади.

Они вновь спустились вниз, и Долохов, едва обретя возможность говорить, обрушился на Рабастана с руганью на незнакомом языке — что, впрочем, ничуть не помешало ему понять смысл сказанного.

— Извини, — сказал Рабастан искренне и попросил: — Давай продолжим на берегу. Обещаю выслушать всё, что скажешь.

— Ты пообещал, — предупредил его Долохов, вручая ему небольшой бугристый камень и вновь натягивая свою мантию.

Хорошо хоть, не стал спорить.

Обратный путь Рабастан проделал с такой скоростью, с которой прежде не летал ни разу — так ему хотелось оставить ненавистную крепость как можно дальше. И поэтому, опустившись, наконец, на покрытые снегом скалы и превратившись в человека, упал на ближайший камень совсем без сил и даже Долохова расколдовал не сразу.

— Ты мне едва шею не свернул в том гамаке, — буркнул тот, отряхиваясь, словно вылезший из грязи пёс, и потирая шею. — Обязательно надо было бить меня о камни?

— Я не нарочно, — извинился Рабастан, тоже начиная растирать уставшие и ноющие руки. — Это оказалось сложно с непривычки.

— Что сложного было в том, чтобы перехватить пониже? — спросил Долохов, ёжась от пронизывающего ветра, и добавил вдруг: — Этого не потерял?

— Нет, — ответил Рабастан серьёзно — и непонимающе воззрился на внезапно и совершенно непонятно почему расхохотавшегося Долохова.

— Ну нет так нет, — сказал тот, отсмеявшись, и развёл руками.

— Как я мог бы потерять его? — озадаченно спросил Рабастан. — Я же превратился вместе с ним!

— Ну, кто тебя знает… Если бы ты совой нёс его как крысу в лапах, он бы мог упасть, — весело сказал Долохов и, опять коротко ругнувшись, спросил: — Что мы тут торчим? Холодно же!

— Ты можешь аппарировать? — спросил Рабастан, напряжённо обдумывая слова Долохова. — Я устал и опасаюсь промахнуться.

— Давай руку, — велел Долохов и сообщил ему: — Бодроперцовое — редкостная дрянь.

Рабастан поднялся и, вытащив из кармана камешек, повертел его в руке. В самом деле, если сейчас, например, превратить его в снежинки и развеять, никто, включая Лорда, не узнает, что случилось. Или просто в море выбросить, куда-нибудь от берега подальше. А Лорду рассказать, что, в самом деле, выронил над морем — Петтигрю чего-то испугался и задёрнулся, вот Рабастан его и не удержал в когтях. Не убьёт же Лорд его за это… Функцию свою Петтигрю исполнил до конца — зачем он теперь нужен?

Вот только Рабастану не хотелось убивать. В конце концов, нужно же оставить Блэку право и возможность сделать это самому.

Рабастан протянул руку очень выразительно хлопающему себя по плечам Долохову, и мир схлопнулся, а раскрылся снова у ворот Малфой-мэнора.

— Драккл знает их защиту, — буркнул Долохов, назвав пароль воротам. Те открылись, и Рабастан с Долоховым вошли в парк и двинулись по расчищенной от почти уже стаявшего снега дорожке к дому.

— Спасибо, — сказал Рабастан. Долохов махнул рукой и, вдруг развернувшись, прошептал, приблизив своё лицо почти вплотную к лицу Рабастана:

— Я всё помню. Ты пообещал всё объяснить.

— Я помню, — кивнул Рабастан. — И сделаю.

— Я подожду. Недолго, — Долохов развернулся и быстро пошёл к дому. Рабастан же, постояв ещё немного, вынул камень из кармана, снова покрутил его в руках и бросил на дорожку. А затем, вернув Петтигрю его обличье, с интересом на него уставился.

Некоторое время Петтигрю лежал, поджав ноги и прикрыв голову руками, и не шевелился. Рабастан не торопил его: ему было некуда спешить и хотелось, чтобы Петтигрю заговорил с ним сам. Но, поскольку тот не обнаруживал ни малейшего желания не то что разговаривать, но даже шевелиться, Рабастан, в конце концов, не выдержал и, подойдя ближе, слегка толкнул его носком ботинка и сказал:

— Лорд желает тебя видеть. Мне его сюда позвать, или ты поднимешься и сам дойдёшь к нему?

Петтигрю дёрнулся и, торопливо и неловко повернувшись, недоверчиво-непонимающе уставился на Рабастана. Затем огляделся и прошептал:

— Но как же… я же… а где Азкабан?

— В море. Я тебя оттуда вытащил, — ответил Рабастан. Лорду он, конечно, скажет правду, но Петтигрю подробностей не заслужил. — Вставай — Лорд давно ждёт.

— Это ты меня спас? — переспросил Петтигрю, глядя на него во все глаза.

— Идём, — Рабастан повернулся к дому и пошёл, не оборачиваясь. То подобострастие, с которым Петтигрю на него смотрел, вызвало у Рабастана смесь раздражения и отвращения. Они ведь дрались когда-то в школе, наравне почти — как он вообще может унижаться так? Он же ведь, в конце концов, волшебник! Чистокровный!

Кстати, чистокровный ли? Или нет?

Рабастан даже слегка притормозил. А в самом деле, кто его родители? Они… его мать жива — а где отец? Рабастан вспомнил дом — обычный домик, маленький и, наверное, уютный… колдографии на стенах… Много детских, юношеских снимков Питера… пара общих колдографий с матерью…

Мерлин, да какое ему дело до семейной истории Петтигрю? И какая вообще разница, чистокровный он, полукровка или вовсе грязнокровка? Что это меняет? Чистокровность его лучше сделает? Хуже? Что она вообще даёт, по сути? Рабастан уже когда-то размышлял об этом и хотел потом обдумать, но забыл. Но ведь, в самом деле, в данном случае какая разница? Чистокровный или грязнокровка, Петтигрю был омерзителен.

Они вошли в дом, и Рабастан, пройдя по лестницам и коридорам, остановился у комнат Лорда и постучал. Дверь открылась сразу, будто бы их ждали, и Рабастан пропустил Петтигрю вперёд.

— Я доволен, — сказал Рабастану Тёмный Лорд, игнорируя топчущегося на месте Петтигрю. — Подойди.

Рабастан послушно подошёл. Лорд милостиво улыбнулся и положил руку ему на плечо, и в этот момент Рабастан ощутил прикосновение того же ветра, что он чувствовал возле хоркрукса.

Надо было что-нибудь сказать, но Рабастан никак не мог подобрать нужные слова, и поэтому просто принялся рассказывать о том, как они с Долоховым вызволяли Петтигрю — и, похоже, угадал: Лорд слушал его весьма благосклонно, иногда кивая, а когда Рабастан закончил, проговорил, против обыкновения, даже не сквозь зубы:

— Ты прекрасно послужил мне. Вы оба с Антонином. Я вознагражу тебя за это, — сообщил он, и Рабастан склонился, как можно преданнее выговорив:

— Благодарю вас, мой лорд.

— Ты, — велел Тёмный Лорд, ткнув пальцем в дрожащего то ли от страха, то ли от трепета Петтигрю, — иди к себе. И не выходи, покуда я не позову. А ты, — сказал он Рабастану, когда дверь за Петтигрю закрылась, — подойди ко мне. Я решил вознаградить тебя за верность, — сказал Лорд торжественно. — Ты дважды доказал её и, как самый верный мой соратник, заслужил особую награду. И поэтому я дам тебе одну из самых ценных вещей, которой обладаю, — он подошёл к большому и тяжёлому сундуку и, загородив его спиной, коснулся его палочкой. Рабастан не видел жеста и не слышал заклинания, но крышка распахнулась, и Лорд наклонился, доставая что-то, а затем, обернувшись к Рабастану, протянул ему небольшую золотую чашу с изображением стоящего на задних лапах барсука. — Ты доказал мне свою верность, — торжественно проговорил Тёмный Лорд. — Храни это как самое ценное, что у тебя было, есть и будет. Сохрани это и спрячь в самое надёжное место, — приказал он, вкладывая чашу в ладони онемевшего и замершего Рабастана. — Поклянись мне, что позаботишься о ней, — проговорил он неожиданно мягко, касаясь кончиком своего острого и толстого, словно коготь, ногтя подбородка Рабастана и слегка приподнимая его вверх.

— Я позабочусь о ней, — еле выговорил Рабастан, осторожно смыкая ладони на гладком холодном металле и их кожей ощущая так уже хорошо ему знакомый ветер. — Да, мой Лорд, — сказал он уже увереннее. — Я о ней позабочусь.

КОНЕЦ Х ЧАСТИ