Некромант (джен)

Зажечь Свет здесь, в этом мире, оказалось сложно: прежде всего потому, что у Рабастана не было тут фонаря. Он, конечно, понимал, что тот — иллюзия, но настолько привык к ней, что, лишившись, ощущал определённую беспомощность. Впрочем, после некоторых размышлений, Рабастан решение нашёл: обрисовал пальцем на краю стола круг и поместил огонёк туда. И замер, глядя на невидимое здесь живым пламя, раздумывая, видят ли его дементоры.

— Персиваль Дамблдор, — чётко произнёс Рабастан, на всякий случай, и вслух, и про себя. — Своей силой и властью я зову тебя. Приди.

Сказал — и поймал себя на нетерпеливом ожидании. Придёт? Нет?

— Властью? — услышал он насмешливый вопрос и увидел, как сквозь стену соседней камеры — но не Родольфуса, а другого заключённого — выплывает вчерашний предводитель… нет. Переговорщик. Так вот он кого ему напомнил! Дамблдор! Да, определённо: тот же рот, и лоб, и нос… деталей внешности директора школы Рабастан, впрочем, не помнил, но теперь прекрасно видел общие семейные черты. Да, конечно. Это Дамблдор. Теперь только бы ему хватило смелости… и гибкости. Рабастан, похоже, ему не слишком симпатичен. — В чём же твоя власть здесь, некромант?

— Позвать тебя, к примеру, — улыбнулся Рабастан. — Так, чтобы ты услышал.

— Ну разве что, — мертвец сложил на груди руки. — Зачем звал?

— Обсудить то, о чём мы говорили накануне, — Рабастан довольно долго обдумывал формулировку, и остановился именно на этой.

— Ну давай обсудим, — согласился мёртвый.

— Как я говорил, я намеревался отпустить вас, — сказал Рабастан. — И моё намерение не изменилось: я вас отпущу. Всех. Но для этого теперь мне требуется ваша помощь.

— Я тебе не доверяю, — сказал мертвец. — И не надо мне рассказывать, что мёртвым лгать нельзя, и некроманты этого не делают. Мы прекрасно слышали, как вы с Экридисом обсуждали ваши планы. Значит, ты кому-то лгал: ему или нам. Не важно: мы все мёртвые.

— Логично, — вынужден был признать Рабастан. — Как ты предлагаешь доказать мои намерения?

— Я не знаю, — мертвец пожал плечами. — Это же ведь ты позвал меня, и помощь требуется тебе. Не мне.

— Ну, как сказать, — усмехнулся Рабастан. — Я, конечно, не хочу остаться здесь навечно — но ведь я всегда могу поднять Завесу и уйти. А вы здесь останетесь.

— Добрый некромант, — насмешливо проговорил мертвец. — Как интересно.

— При чём здесь доброта? — Рабастан поморщился. — Знание накладывает некоторые обязательства. Я не считаю себя вправе оставлять здесь всё как есть. Это нарушение порядка. Некоторые законы нарушать нельзя — не важно, для чего.

— Некромант-законник? — изумился мёртвый. — Это что-то новое. Как, однако, изменился мир.

— Мир и вправду изменился, — заметил Рабастан. — Например, директор школы-полукровка — мыслимо ли такое было прежде?

— Ты ведь Лестрейндж, — сказал мёртвый. — И я знаю, почему ты здесь. Так вот…

— Я тоже знаю, почему здесь ты, — негромко заметил Рабастан. — Что ты сделал с теми магглами, чтобы заслужить пожизненное? — поинтересовался он. — И можно ли поэтому считать тебя магглоненавистником? — Мертвец хмуро молчал, и Рабастан продолжил: — Твой сын Альбус уже много лет возглавляет Хогвартс — и говорят, что он далеко не худший из директоров. Времена действительно меняются, как видишь.

Мёртвый Дамблдор уставился на Рабастана так, будто бы пытался пронзить взглядом его черепную коробку, и тот вспомнил, что Альбуса Дамблдора считают чуть ли не самым сильным легиллиментом современности. Может быть, это фамильное? Может ли вообще душа такое сделать?

— Альбус стал директором?

— И величайшим из волшебников нашего времени, — повторил любимую газетную формулировку Рабастан. — Председателем Визенгамота и много кем ещё. У тебя великий сын.

— А дочь? — тихо спросил мёртвый. — Что ты знаешь про неё?

— Она умерла, — ответил Рабастан. — Давно. Ещё ребёнком.

— Умерла, — повторил мертвец. И замолчал — надолго. Рабастан тоже ничего не говорил, и они сидели так, пока мертвец не попросил: — Я хочу её увидеть. Арианну.

— Я могу её позвать, — кивнул Рабастан. — Потом.

— Позови, — потребовал мертвец.

Рабастан задумался.

Да, конечно, Эйвери учил его никогда не идти на поводу у мёртвых — но, в конце концов, пора ему уже и самому решать, что делать. Иначе он так никогда не выйдет из учеников.

— Позову, — пообещал он. — Когда ты кое-что для меня сделаешь.

— Позови сейчас, — угрюмо повторил мертвец.

— Хорошо, — помедлив, согласился Рабастан. — Я дам поговорить вам. Но сперва ты дашь мне слово, что поможешь мне потом.

— Я помогу, — мертвец согласился сразу.

— Обещай, — мягко проговорил Рабастан, и мертвец сказал нетерпеливо:

— Обещаю. Позови мне дочь!

— Как её зовут? — спросил Рабастан. Кажется, мертвец назвал её Арианной… нет, лучше уточнить. И, получив ответ, велел: — Отойди. Выйди из камеры. Я позову, когда она будет здесь.

Мертвец поколебался, но послушался — и когда он вышел, Рабастан пожалел, что для лечения сегодня выбрал ногу, а не руку. Хотя бы левую! Или надо было отложить вызов этой Арианны… но теперь уже, пожалуй, поздно. Ничего. Он справится.

Ещё никогда в жизни Рабастан не поднимал Завесу с такой осторожностью. Без его согласия Экридис переступить её порог не сможет — но ведь Рабастану нужно вызвать Арианну. И кто знает, не даст ли это шанс другой душе вернуться сюда следом?

За Завесой было пусто.

— Арианна Дамблдор, — позвал Рабастан, держа на сей раз фонарь в руке.

И увидел девочку-подростка — и Экридиса. Тот был далеко и, похоже, его не услышал — зато, кажется, увидел свет. Но ему как будто что-то мешало двигаться, и он шёл на этот свет, поминутно оглядываясь и останавливаясь, так что Арианна оказалась рядом с Гранью куда раньше, и Рабастан с облегчением помог ей перейти её и, погасив свет, опустил Завесу. Как же интересно! Почему Экридис двигался так странно? Что ему мешало? Жаль, что он не может поискать ответ сейчас — но, впрочем, это никуда не денется. За Завесой не теряются — по крайней мере, от него Экридис никуда не денется.

— С тобой хотят поговорить, — сказал Рабастан Арианне и позвал: — Персиваль! Подойди.

Тот почти ворвался в камеру — и замер, глядя на призрачную девочку.

— Папа, — сказала Арианна, сделав шаг вперёд, и он, метнувшись вперёд, крепко её обнял. Это выглядело так, словно их тела друг в друга погрузились, не смешавшись, но образовав на миг почти что одно целое. Почему так? Простое ли это соединение, или чувства здесь важны? И если да, то мог ли Экридис использовать что-то подобное? Опять же, если да, то как он это сделал? Амортенция не действует на души — или, может быть, он создал какое-то другое заклинание?

Рабастану было некуда уйти — будь он в состоянии, он бы сделал это, но теперь он просто подошёл к решётке и уставился в пустой коридор. Звать он никого не стал — зачем? Стоять было тяжело, и Рабастан присел на край койки и задумался. Ему предстояло принять принципиальное решение — очень непростое. Сейчас, когда Экридиса здесь больше не было, у него появился вполне реальный шанс не рушить стену, а просто тихо улететь, забрав своих. Если достать палочку. Нет, он не отказывался от идеи отпустить все запертые здесь души, включая те, что выросли в дементоров, но ведь это же не обязательно делать именно в момент побега.

С другой стороны, метка наливалась силой. Значит, рано или поздно — и скорее рано — Лорд вернётся. И тогда кто знает, что произойдёт — вероятно, он решит войну продолжить, и тогда им всем придётся тяжело. И что будет, если Рабастана попросту убьют? Значит, нужно, всё-таки, тюрьму обрушить и, по крайней мере, вывести отсюда мёртвых. С дементорами так легко не выйдет, так что задачу эту в любом случае придётся отложить на будущее — но вот рушить стену или нет? Если нет — они могут сбежать довольно скоро, но зато у Рабастана появляется не иллюзорный риск не выполнить своё намерение. Если рушить — им придётся торчать тут целый год, но зато он точно сделает то, что собирался. А чего по-настоящему он хочет сам?

Всего. К сожалению, Рабастан хотел всего — и выбраться скорее на свободу, и обрушить стену. Но ему придётся выбрать — к счастью, не сейчас.

Но скоро.

— Отпусти её, некромант, — услышал Рабастан. — Ей тут тяжко.

Рабастан развернулся и велел ему:

— Уйди.

Потом так же осторожно, как и в прошлый раз, приподнял самый краешек Завесы, заглянул туда, поднял его повыше и, пропустив Арианну, сразу опустил, так и не увидев на сей раз Экридиса. Как же ему было любопытно, что с тем происходит! Он узнает это, непременно. Но потом.

— Спасибо, — Дамблдор сам подошёл к нему.

— Теперь служба, — сказал Рабастан. — Для начала, тебе нужно выяснить — не важно, самому, или с чьей-то помощью — где дементоры берут ту палочку, что приносят Долохову. Завтра они сделают это опять — проследи за ними. Но не попадись — ты нужен мне.

— Если попадусь, тебе всё передадут, — пообещал мертвец.

— Это не единственное, что мне нужно от тебя, — возразил Рабастан. — Ты обещал помочь.

— Что, — усмехнулся Дамблдор, — я теперь должен тебе служить? Вечно?

— Нет, — Рабастан даже головой качнул. — Мне нужна помощь с одним делом — когда я закончу, ты исполнишь службу, и уйдёшь, если захочешь.

— Если захочу? — перепросил мертвец, и Рабастан пожал плечами:

— Всякое бывает. Твоя воля — я насильно гнать тебя не буду.

— Ты встречал кого-то, кто решил остаться? — недоверчиво спросил покойник. — Добровольно?

— Да, встречал, — ответил Рабастан, вспоминая Уилкиса. Смог ли он уйти? Нет? Это можно выяснить — но что, если Рабастан его там не найдёт? Нет — после. Когда у него будет возможность, при необходимости, найти Уилкиса здесь и отпустить. Если тот захочет, разумеется… Если он остался — стал он призраком? Или предпочёл такой же вариант, как и Экридис?

— Странно, — сказал мёртвый. — Ну, мне оставаться незачем.

— Значит, ты уйдёшь, — констатировал Рабастан. — Но сперва ты мне поможешь. Для начала узнай, где дементоры берут палочку — и приходи, когда исполнишь. Ступай, — он потёр разнывшийся затылок.

А когда мертвец ушёл, Рабастан лёг, наконец, на койку, и закрыв глаза, заснул почти мгновенно — и последней мыслью его было, что, возможно, ему стоит посоветоваться с другими участниками предполагаемого побега. По крайней мере, с братом и Мальсибером.

Потому что их это касается не меньше, чем его.