— Это не так плохо, — говорил Родольфус, неспешно расхаживая по главному залу Лестрейндж-холла. — Мне, конечно, жаль покидать и дом, и Англию — но всё могло закончиться намного хуже. Ты здесь можешь жить по-прежнему, — сказал он сидящему в одном из кресел у камина Эйвери. — Эльфы будут рады, да и дом присмотрен. Впрочем, ты, конечно, не обязан.
— Я остался бы, — негромко проговорил Маркус, глядя то на Родоьфуса, то на сидящего в соседнем кресле Рабастана. После суда тот стал мёрзнуть почему-то, и теперь всегда садился к самому огню.
— Отлично, — Родольфус улыбнулся. — А ты? — спросил он брата. — Здесь останешься? Или со мной уедешь?
— Не знаю, — Рабастан действительно не знал — и, в целом, ему было всё равно. Если будет нужно, он всегда сюда вернётся. Хотя что ему может здесь понадобиться? Разве что библиотека. И потом, здесь Маркус. А Родольфус — там…
Приговор Визенгамота оказался не таким суровым, как Родольфус опасался: его самого приговорили лишь к изгнанию и огромнейшему штрафу, почти опустошившему их сейф. Руквуд был передан под надзор Отдела Тайн, а вот Эйвери и Рабастана оправдали — правда, штрафы тоже наложили. Мальсибера же Визенгамот мёртвым не признал — «поскольку тело его в данный момент вполне функционально, а достоверно определить наличие или отсутствие в нём души не представляется возможным» — и судить заочно отказался, отложив слушанье по его делу либо до его смерти, либо до выздоровления. Тело его оставалось в Мунго, где, Рабастан знал, с ним работали не только штатные целители, но и сам Дамблдор, и Снейп, и ещё кто-то… Рабастан этим не интересовался. Мысль о том, что тело Ойгена изучают, его раздражала и казалась отвратительной. Рабастан даже порой думал о том, чтобы отобрать его и упокоить — но не находил в себе сил его увидеть.
— Ты не хочешь навестить его? — спросил его Родольфус через несколько дней после суда. На сборы ему неожиданно дали целый месяц — Родольфус язвительно шутил, что судьи опасались, что они с братом не успеет продать кое-что, дабы покрыть штрафы, потому что наличных денег в сейфе не хватило даже на один.
— Зачем? — ровно спросил Рабастан.
Какое-то время после суда он отлёживался в своей спальне и оставался бы там и по сей день, но Родольфус не позволил ему этого. Сперва он просто приходил к нему и садился рядом, а потом начинал что-нибудь рассказывать. О том, что происходит в Британии, о том, что именно он продаёт, о том, куда решил перебираться… а потом задал этот вопрос про Ойгена.
— Увидеть, — ответил Родольфус. — Попрощаться. Говорят, что тело без души живёт недолго.
— Не с кем там прощаться, — резко ответил Рабастан и тогда впервые сел в постели. — Это просто оболочка. Ойгена там нет.
— Прости, — Родольфус, кажется, смутился, и некоторое время они молчали.
— Скажи, — спросил вдруг Рабастан, не глядя на Родольфуса, — люди так воспринимают смерть?
— Все по-разному, — сказал Родольфус после некоторой паузы. — Но, в целом, да.
— Но ведь даже магглы знают, что душа не умирает, — Рабастан ищуще смотрел на брата, сам не зная, что хочет от него услышать.
— Верят, — поправил его Родольфус. — Но не знают. Далеко не все. Даже для волшебников душа — понятие не то чтобы абстрактное, но… Мало ведь кто может пообщаться с умершим. Смерть, как правило, воспринимается ими как финал. Если это кто-то близкий — это больно.
— Если это так, — помолчав, сказал Рабастан, — нас многие хотят убить. И я их понимаю
— Хотят, — подтвердил Родольфус. — Но мало кто пойдёт на это. К тому же, как ни странно, ты нравишься газетчикам. У них вышла весьма сентиментальный образ, пусть нам с тобой это и стоило небольшого состояния.
Рабастан непонимающе нахмурился, но вопросов задавать не стал. Газетчики… Мерлин, какое ему дело?
Этот разговор не то чтобы встряхнул Рабастана, но заставил его встать и начать хотя бы имитировать обычную жизнь. Впрочем, имитация выходила очень бледной: теперь вместо того, чтобы лежать, Рабастан почти все дни сидел, глядя в окно на зимнее море и на летающих над ним чаек, и не думал ни о чём. Просто смотрел — и вздрагивал, когда кто-то обращался к нему. Есть он по-прежнему не мог — у него просто не получалось проглотить даже тщательно разжёванный кусок, да и он воду вливал в себя буквально силой. Впрочем, Рабастан старался, не желая делать больно ни Маркусу, ни брату. И потом, так умереть было бы совсем уж глупо. Да и не хотел он умирать — он вообще ничего не хотел. Но Родольфусу, наверное, потребуется помощь с переездом — да и Маркуса оставлять одного было бы неправильно.
— Тебе не обязательно решать сейчас, — сказал Родольфус. — Да и вообще решать. Вполне можно жить и на два дома.
— Да, наверное, — кивнул Рабастан. — Так будет разумнее всего.
— Я возьму с собой часть эльфов, — продолжил Родольфус. — Двух мне хватит, полагаю: домик небольшой. А там посмотрим. Если хочешь, — сказал он Эйвери, — у тебя там тоже будет комната. Дом, конечно, маленький, но места хватит. Тебе понравится — там тоже побережье, море, скалы, острова… Бретань красива.
— Хочу, — Маркус как-то нервно улыбнулся. — Я… Тут… Вот, — он вынул из кармана смятый лист и протянул его Родольфусу. — Сова утром принесла…
— Что там? — спросил Рабастан, дождавшись, пока брат прочтёт. Тот вопросительно глянул на Эйвери и после его кивка ответил:
— Если коротко — отец ищет с ним встречи.
— А ты? — Рабастан, совсем не удивившись, посмотрел на друга. Единственного, что у него остался.
Удивляться ему было не с чего — потому что накануне ночью у него был гость.
Рабастан проснулся от того, что кто-то звал его по имени и, открыв глаза, не увидел никого — только темноту. Комната была пуста, и Рабастану потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что звук доносится с Той стороны. Кому он мог понадобиться? Говорить с кем-либо Оттуда Рабастану совершенно не хотелось, но голос был весьма настойчив.
Пришлось уступить.
Вот тогда-то Рабастан и увидел Эйвери, ждавшего его сразу за Завесой.
— Ну здравствуй, ученик. Я был неправ, пожалуй, — сказал он.
— Я не звал тебя, — нахмурился Рабастан. — Ты умер?
— Ты хотел бы этого? — усмехнулся Эйвери. Он выглядел заметно постаревшим с их последней встречи, но это было и не удивительно. Сколько лет прошло? Лет двадцать? Больше?
— Зачем ты меня звал? — Рабастану не хотелось с ним болтать без дела.
— Поговорить хотел, — ответил Эйвери. — Именно здесь. Мне важно, чтобы ты не сомневался в моей честности.
— Говори, — согласился Рабастан.
— Как я уже сказал, я был неправ, — заговорил Эйвери. — Признаюсь: я надеялся, что смогу завести ещё одного ребёнка, и он будет лучше Маркуса. Я пытался, но все мои попытки пришлось, в итоге, уничтожить. Больше их не будет.
— Я не собираюсь заводить детей, — сказал Рабастан. — Я знаю, чем это закончится, и никогда не хотел проверять теорию на практике.
— Я надеялся на то, что не родился некромантом, — то ли поясняя, то ли… да нет — поясняя, сказал Эйвери. — Но, по-видимому, я ушёл слишком далеко по этому пути. Других детей у меня не будет. Маркус — единственный. И я, как уже сказал, был неправ по отношению к нему. Не следовало так себя вести.
— Что ты хочешь от меня? — спросил Рабастан, которому видеть своего учителя и слышать от него подобные слова было странно и слегка неловко.
— Маркус никогда мне не поверит, — сказал Эйвери. — И будет прав по-своему — во всяком случае, я бы на его месте сделал так же. Я знаю, что он все эти годы скрывался от меня и, в сущности, не жил нормально. Помоги мне убедить его, что в этом больше нет нужды. Я не причиню ему вреда. Я дам тебе слово.
— Это слишком общая формулировка, — заметил Рабастан.
— Изволь назвать свою, — согласился Эйвери. — Я повторю. Я хотел бы сам поговорить с ним, но потом. После того, как ты мне поверишь.
— Он, возможно, не захочет, — Рабастан поймал себя на мысли, что очень бы хотел почувствовать сейчас хоть что-нибудь. Но никаких чувств не было.
— Возможно, — Эйвери кивнул. — И будет в своём праве. Я не стану его преследовать. Но я хочу дать ему знать, что он может жить, как хочет, и не ждать удара в спину от меня.
— Почему? — спросил Рабастан. Не потому что ему было любопытно, но он ведь должен был понять мотивы Эйвери прежде, чем принять решение.
— Я не хочу, чтобы род на нём закончился, — ответил Эйвери. — Теперь уже не важно, на ком именно, но я хочу, чтоб он женился и завёл детей. Даю слово, что не трону их — никак. Во всяком случае, без его добровольного согласия.
— Я возьму время, чтобы всё обдумать, — сказал Рабастан. — Как мне найти тебя потом?
— Зови, — пожал плечами Эйвери. — Ты ведь меня услышал. Мы слышим, когда нас зовут отсюда. Зайди за Завесу — и зови. Разве ты не знаешь?
— Не обещаю, — осторожно сказал Рабастан, и Эйвери кивнул.
Возможно, Рабастан обдумывал этот странный разговор излишне долго, возможно, Эйвери поторопился — но, так или иначе, обсудить всё это с Маркусом он не успел.
И вот теперь это письмо.
Пришлось рассказывать — и объяснять, что Там не лгут. По крайней мере, напрямую. Рабастан и рассказал — правда, смягчив слова про те «попытки», что Эйвери пришлось уничтожать. Не стоит. Им всем достаточно смертей.
— Я думаю, — закончил Рабастан, — с ним можно встретиться. Просто поговорить.
— Можно составить контракт, — предложил Родольфус. — И мы можем пойти вместе, если хочешь.
— Я не знаю, — Маркус помотал головой и вдруг признался: — Мне до смерти надоело прятаться. Я даже в Азкабане утешал себя тем, что уж здесь-то отец точно до меня не доберётся.
— Если ты хочешь, — предложил Рабастан, — я с ним поговорю.
— Я сам не знаю, — сказал Маркус расстроенно.
— Что бы ни было, ты можешь жить здесь, — напомнил Родольфус. — Прячась или нет, постоянно или нет, мне будет приятно знать, что ты считаешь этот дом своим.
— Правда? — Маркус просиял, и Рабастан кивнул, подтверждая слова брата. — Ну тогда… не знаю, — его взгляд снова стал растерянным. — Я попробовал бы… но ты с ним договоришься? — встревоженно спросил он. — Там? Где он не сможет лгать?
— Я договорюсь, — пообещал Рабастан, но заставить себя улыбнуться ободряюще не сумел, как ни пытался. — Я обещаю. Мне нравится идея, что у тебя однажды будут дети, — добавил он и добавил, посмотрев на брата: — Мне хотелось бы племянников.
— Жизнь длинная, — сказал тот, слегка пожав плечами и едва заметно дёрнув углом рта. — Я не предсказатель — я не вижу будущего.
КОНЕЦ XIV ЧАСТИ И ОСНОВНОГО ТЕКСТА
Скажите, а Долохов - куница потому что песец - это слишком иронично?) Я в главах про анимагию не могу развидеть песца, это выше моих сил..
1 |
Alteyaавтор
|
|
Netlennaya
Скажите, а Долохов - куница потому что песец - это слишком иронично?) Я в главах про анимагию не могу развидеть песца, это выше моих сил.. Песец - слишком жирно. ))) Он помельче, он куница ))1 |
Alteya
Ладно, а тогда почему не соболь (он всё-таки мужского рода), а куница (женского)? (Но я всё равно внутри себя буду думать, что Долохов - песец. Потому что он ПРИХОДИТ))) |
Потому что куница - тот ещё хЫшшник))) Куда там до неё бедолаге соболю...
|
Да я почитала про них, они все хищники, хотя куница, конешн, круче других.
Но Долохов-песец теперь навечно в моем сердечке |
Netlennaya
Но Долохов-песец теперь навечно в моем сердечке 2 |
val_nv
Не, летний - худой, облезлый, ловкий, голодный и злой |
3 |
2 |
Когда-нибудь я научусь вставлять картинки, а пока вот - самый страшный клочкастый голодный летний песец, которого смогла найти
https://www.drive2.ru/l/1746850/ |
Ну ловите...
3 |
Nalaghar Aleant_tar
Такой ми-илый! Скажите ж! |
И, к слову, вполне себе укормленный и благополучный)))
|
Худенькый.. но милый)
|
1 |
И вообще... Пора бы запомнить, что песец сюда не приходит, он отсюда ВЫХОДИТ.
1 |
Alteyaавтор
|
|
Netlennaya
Да я почитала про них, они все хищники, хотя куница, конешн, круче других. Вот! Куница круче всех! Поэтому и. ) Но Долохов-песец теперь навечно в моем сердечке А песцы прекрасны! )) Последний так даже похож на Тони. Чем-то. ) |
Пролог , Рабастан немного аутист? Да и мог сразу выпалить родительнице про то , что дед сказал , что он некромант.
|
Alteyaавтор
|
|
Baphomet _P
Пролог , Рабастан немного аутист? Да и мог сразу выпалить родительнице про то , что дед сказал , что он некромант. Не то чтобы аутист. Есть некоторые черты.Не мог. Потому что уже знает, что некромант - это ужасно. |
Перечитывать оказалось тоже прекрасно, спасибо)
2 |