Некромант (джен)

— Ты словно удивлён, — сказал Родольфус, когда Рабастан, прочитав принесённое очередной совой письмо, положил его рядом с тарелкой.

— Две недели уже прошло, — ответил Рабастан. — Я полагал, все, кто хотел воспользоваться предложением, сообщили мне об этом в первые пару дней.

— Люди сложно принимают подобные решения, — проговорил Родольфус. — И кандидатура сделавшего предложение здесь играет не последнюю роль. Непросто принять помощь у того, кто, возможно, отнял у тебя семью. Сам или не сам — не важно.

— Я это понимаю. И каждый раз, — признался Рабастан, — я жду, что кто-нибудь из них попробует меня убить.

— Что ты тогда сделаешь?

— Надеюсь, что сумею защититься, — пожал плечами Рабастан.

— Но пока такого не случалось? — полувопросительно проговорил Родольфус.

— Нет. Но, полагаю, это дело времени. Пойду на берег, — Рабастан отложил салфетку и, оставив недопитый чай и почти полную тарелку, вышел.

День был пасмурный, но тихий и, наконец-то, без дождя — который, впрочем, щедро обещало небо, затянутое красивейшими облаками всех оттенков сизо-серого. Оно было тем, что Рабастану нравилось здесь сильней всего — даже больше моря. Иногда он, лёжа на брошенной на вереск или камни зачарованной подстилке, мог смотреть в небо часами — смотреть и ни о чём не думать. Это странное занятие успокаивало и давало силы, которых Рабастану хватало на очередную встречу с кем-нибудь из тех, кому он методично отдавал долги. Встречи эти были непростыми, отнимая много сил не только потому, что на них он нередко материализовывал отнюдь не одного покойника, но и из-за эмоциональности всех участников. Он, конечно, понимал её причину, однако легче ему самому от этого понимания отнюдь не становилось, и восстанавливать силы Рабастану после таких встреч помогало небо, в которое он глядел часами, слушая шум моря. Иногда он даже засыпал вот так — и, проснувшись, часто обнаруживал себя заботливо укрытым.

И сейчас Рабастан, лёжа на спине, смотрел, как менялись облака, и как на небе всё больше становилось сперва белого, а затем и голубого. Как в просветы прорывалось солнце, по которому они все здесь соскучились, и представлял, как под его лучами море изменяет серый цвет на сине-зелёный. Когда-то у него были, кажется, такие же глаза…

— Привет, — услышал он негромкий голос, весёлый, ласковый и до дрожи хорошо знакомый.

Кто был тот, кто почему-либо решил, не важно, подшутить ли, напугать ли Рабастана, он не знал — но, резко разворачиваясь и вскакивая на ноги, он был абсолютно готов его убить. И, возможно, сделал бы это, потому что палочка оказалась в его пальцах ещё когда он вставал, однако то, что Рабастан увидел, подействовало на него не хуже Ступефая, если не Петрификуса.

В паре шагов от него стояли четверо: Родольфус, Маркус, Снейп и… Ойген. Бледный и худой, он улыбался солнечно и ярко, и прежде, чем Рабастан обрёл способность двигаться и думать, сказал:

— Ты можешь посмотреть, живой я или нет. Ты же ведь умеешь.

— Проверь, — попросил непривычно счастливо улыбающийся Родольфус.

Рабастан медленно, словно зачарованный, поднял левую руку и притянул Завесу, прикрывая ею левый глаз.

Он, конечно, не мог опознать заключённую в тело душу — но он точно видел, что она там есть. Обычная душа в обычном теле.

Но ведь так быть не могло? Он же видел тело Ойгена пустым и тёмным. Может быть, она чужая? Глупость: Рабастан прекрасно знал, как выглядит чужая душа, вселённая в чужое тело, это ему ещё Эйвери показывал.

Медленно убрав Завесу, Рабастан, не опуская палочки, сказал:

— Я не понимаю.

— Мы с Руквудом всё это время работали над телом, — заговорил Снейп. — В Мунго не возражали. Полагаю, для него это был очередной эксперимент, но работе это не мешало. К сожалению, не могу сказать, что именно наши усилия дали результат: честно говоря, я до сих пор не знаю, что произошло, но недели две назад меня днём вызвали с уроков, сообщив, что он очнулся. Оставалось только тело привести в порядок.

— Две недели? — переспросил Рабастан.

— Они здесь незаконно, — сообщил Родольфус. — Ойген же пока под следствием. В газетах, правда, тишина пока, но суд…

— Когда точно это произошло? — перебил его Рабастан.

— В прошлый вторник, — ответил Снейп, пока Мальсибер, молча улыбаясь, смотрел на Рабастана.

Рабастан задумался, пытаясь посчитать, но быстро сдался и спросил Родольфуса:

— Когда похоронили Регулуса… нет. Когда арестовали Петтигрю?

— Об аресте объявили на следующий день, — ответил за Родольфуса Снейп и спросил быстро: — Ты полагаешь, это связано?

Рабастан в ответ только улыбнулся, широко и счастливо, и, шагнув вперёд, обнял, наконец, Мальсибера. Тот ответил тем же, и с этим объятьем с Рабастана словно сдёрнули зачарованный покров, делавший всё вокруг блёклым и неинтересным, и на него буквально обрушились звуки волн и кричащих чаек и запахи моря, сырой земли и вереска. И, кажется, ещё каких-то трав.

— Ты ведь знаешь, что произошло? — шепнул Мальсибер еле слышно, но Рабастан в ответ пока мог лишь смеяться.

Значит, всё же ритуал был верным. И, возможно, изначально камень и нужен для того, чтобы возвращать в тела такие души. Только как? И что, всё-таки, произошло с душою Ойгена?

— А ты? — так же шёпотом ответил Рабастан.

— Я не помню ничего, — разочаровал его Мальсибер. Впрочем, на разочарование чувства Рабастана сейчас похожи были мало: он был слишком счастлив. Ведь, наверно, именно так и называлось душившее его сейчас желание смеяться, плакать и кричать одновременно? — Почти, — добавил он лукаво — Рабастан не видел его лица, но ясно слышал интонацию. — Помню ритуал, а потом что-то вроде тёплого солнечного тумана, густого, как… мне почему-то он напомнил взбитые сливки. Чуть ли даже не на вкус, — он рассмеялся и вдруг погладил его по голове, а потом прижал её к своему плечу. — И как я стекал туда… не знаю, как ещё сказать. Как соус по мороженому, — он снова засмеялся. — Как там было хорошо! А потом я просто проснулся — словно мы только ритуал закончили. Ты не скажешь?

— Нет, — решительно ответил Рабастан, отпуская, наконец, Мальсибера.

Как соус.

Получается, душа что же, может заново собраться где-то там? Значит, и Лорд сможет? Или дело в том, по какой причине она расчленилась?

Ничего. Это он ещё узнает. Теперь, когда он представляет, что такое в принципе возможно, и знает, что искать, рано или поздно он отыщет правду.

Только после. Сейчас Рабастану даже раздумывать над этой загадкой не хотелось — ему вообще хотелось сейчас просто улыбаться, слушать и смотреть. И видеть Ойгена живым.

Так же, как себя.

— Ну и ладно, — отозвался Ойген легко, снова обнимая Рабастана, правда, теперь вместе с Маркусом. — Я так рад вас видеть!

— Как и мы тебя, — сказал Родольфус и позвал: — Пойдёмте в дом. Здесь ветрено и холодно.

— Как вы вообще выбрались? — спросил Маркус, заглядывая в лицо Ойгену. — Если ты пока что под арестом?

— Под домашним, — ухмыльнулся Снейп. — Он в Мунго. Они там изучают его вдоль и поперёк. Немного магии, — он сделал неопределённый жест. — Но мы должны вернуться, — он посмотрел на часы, — через полтора часа.

— Дамблдор помог, — не стал интриговать Мальсибер, продолжая обнимать за плечи Маркуса и Рабастана.

— Он знает, где вы? — удивился Маркус.

— Он догадывается, полагаю, — Ойген рассмеялся. — Я отпросился навестить друзей и пообещал, что мы вернёмся вовремя. Но я не хотел, чтобы вы узнали обо всём из писем и газет. Потому что мне хотелось увидеть ваши лица, — весело признался он.

— Когда суд? — спросил Родольфус.

— Не назначили ещё, — легкомысленно ответил Ойген. — Но меня уже допрашивали. Ты мне сделал такую рекламу, — сказал он Рабастану, — что меня, по-моему, не то что оправдают, а ещё и наградят. Шучу, — он рассмеялся снова.

— Ну а что, — возбуждённо сказал Маркус. — Вдруг с них станется?

— Его просто оправдают. Этого вполне достаточно, — с деланным раздражением оборвал Снейп. И добавил: — В самом деле, пошли в дом. Холодно.

— Насморк меня не особенно пугает, — пошутил Мальсибер, но, впрочем, возражать не стал.

А вечером, когда Снейп с Мальсибером ушли, а Родольфус с Маркусом ужинали, Рабастан пришёл на берег. Некоторое время он стоял, с улыбкой глядя на кажущееся чёрным море, а затем вытянул вперёд правую руку и сказал:

— Акцио, кольцо Салазара Слизерина.

И когда мокрый перстень влетел в его ладонь, Рабастан надел его на палец и, перевернув камнем внутрь, сжал кулак.

Может быть, однажды он опять отправит его в море — если не поймёт наверняка принципы работы камня. Но сейчас он полагал, что артефакт, способный на такое чудо, нельзя просто так уничтожать.

В конце концов, у него впереди ещё лет сто, чтобы разобраться в его тайнах.

А может быть, и больше.

КОНЕЦ