Некромант (джен)

— Лорд скучает по тебе, — проговорила Беллатрикс, кладя ладони на плечи Рабастана. Тот резко дёрнул ими, обернулся и спросил:

— Он забыл, как пользоваться меткой?

Беллатрикс резко перестала улыбаться и отчеканила, сощурившись:

— По-моему, это ты забылся!

— Иди, пожалуйся, — бросил Рабастан.

С тех пор, как Беллатрикс поселилась у них в доме, она раздражала Рабастана пуще прежнего. Своим на глазах растущим фанатизмом, своим влиянием на его брата, своим откровенным обожанием Лорда — но прежде всего тем, что ему приходилось делить с ней дом. Его дом. Да, она почти что ни во что не вмешивалась, а в его башню и вовсе никогда не заходила — но она жила здесь. И кто знает, что могла бы сделать, если б захотела.

А ещё она вела себя с ним словно снисходительная, но заботливая старшая сестра, и это раздражало Рабастана отдельно. Как сейчас, к примеру — она просто подошла и положила руки ему на плечи. Рабастан терпеть не мог чужих прикосновений — исключения были, но Беллатрикс в их число, определённо, не входила — и он не единожды ей об этом говорил. Но Беллатрикс не было до этого никакого дела.

— Я знаю, что Лорд позволяет тебе больше многих, — сказала Беллатрикс, присаживаясь на край стола. — Даже знаю, почему. Но однажды ты зарвёшься и узнаешь его гнев, — предупредила она, как показалось Рабастана, с удовольствием. — Твоя уникальность не даёт тебе права дерзить ему.

— Тебя кто-то назначил моим воспитателем? — поинтересовался Рабастан. — Кто, позволь узнать?

— Я терплю тебя, во-первых, из-за Лорда, — сообщила Беллатрикс, — а во-вторых, из-за Родольфуса. Но моё терпение не бесконечно.

— В этом мы совпали, — заметил Рабастан. И ведь никак её теперь отсюда не прогонишь: это и её библиотека. А устроить драку — книги повредить. Впрочем, он знал один отличный аргумент, который неизменно с ней срабатывал. — Когда Лорд спросит, почему я не закончил в срок, я скажу ему, что ты мне помешала, — сказал он.

— Он что-то поручил тебе? — немедленно спросила Беллатрикс.

— Он точно мне не поручал что-либо обсуждать с тобой, — сказал он. — Говори, что ты хотела.

— Лорд сегодня будет у нас в гостях, — сказала она сухо. — Изволь быть, — Беллатрикс поднялась и вышла, и Рабастан был вполне уверен, что если бы дверью библиотеки возможно было хлопнуть, она бы это сделала.

Лорд. С того момента, как Рабастан узнал о смерти Регулуса, он старался Лорда избегать, хотя тогда и сообщил ему, что Регулус мёртв. И на все расспросы отвечал:

— Он не помнит, что случилось. Так бывает иногда.

Лорд тогда был очень недоволен, но Рабастана это интересовало крайне мало. И напрасно — потому что через несколько недель, вскоре после новогогода Лорд внезапно сообщил ему:

— У нас слишком мало людей. Пойдёшь сейчас с Крэббом, Пиритсом и Розье. Обоими.

— Куда? — Рабастан даже не сразу понял, о чём речь.

— Куда скажет старший, — отрезал Лорд и велел: — Научись не задавать вопросов.

Рабастан тогда на мгновенье онемел. В рейд? Его? Он, возможно, даже и поспорил бы, но Лорд, велев ему аппарировать домой к Розье, исчез, а не подчиниться напрямую Рабастан почему-то не рискнул. Ничего особенного в том рейде, впрочем, не было: они просто разгромили чей-то дом, в котором никого не оказалось. Вот такое Рабастан прекрасно понимал: и страшно, и волшебной крови не вредит — но его товарищи, похоже, придерживались иного мнения.

— Их предупредили! — бушевал Эван Розье, взрывая окна дома. — Кто-то их предупредил!

— Придём в другой раз, — попытался было успокоить его Крэбб.

— Куда?! — заорал на него Эван. — Они спрячутся теперь — где ты будешь их искать, кретин! А ты что стоишь? — напустился он на Рабастана. — Ты тут наблюдателем приставлен?

Рабастан молча поднял палочку и взорвал соседнее окно — но снаружи, а не из той комнаты, где они стояли. Сам он щит поставил, а вот его товарищей осыпало и слегка посекло осколками — ущерб вышел, конечно, небольшим, но теперь мантию Эвана, определённо, оставалось только выбросить.

— Ты сдурел совсем?! — возмутился тот, однако больше к Рабастану ни с чем не обращался, пробормотав себе под нос: — Чокнутый придурок.

Рабастан тогда хмыкнул себе под нос, и на следующий день прислал ему пятнадцать галлеонов.

А ещё через день узнал, что вечером того же дня Эван погиб от рук Аластора Моуди. Говорили, правда, что Розье сильно навредил ему, и даже смог отрезать большую часть носа — это передавали буквально из уст в уста почти что с трепетом: «он отрезал нос самому Моуди!» Рабастану это всё казалось диким: зачем было в одиночку лезть в бой против лучшего аврора? Он бы ещё схлестнулся с Дамблдором! Нашли, что записывать Розье в заслуги: нос! Отрубил бы Эван ему хотя бы ногу, а лучше — руку, в идеале — правую, это бы имело смысл. Но какой от носа прок? Нет, конечно, лучше с ним, чем без него, но всё-таки вопрос это, по большей мере, эстетический, а в этом смысле Моуди навредить, на взгляд Рабастана, уже было невозможно.

Эта смерть оставила Рабастана почти равнодушным… но именно почти. Понимать, что один из тех, с кем он вырос с детства, кого он помнил лет с пяти или шести, и с кем было связано огромное количество воспоминаний, мёртв, Рабастану было горько. Он не тосковал по Эвану, но всё же тот был частью его жизни, которая теперь стала чуть бедней. Впрочем, Рабастана куда больше смущало даже не это, а то, что теперь у семьи Розье больше не было наследника. Да, конечно же, мать Эвана могла бы, вероятно, родить — ей ещё не было пятидесяти, да и выглядела она молодо — но а если нет? И если отец Эвана так и не заведёт наследника? И семья Розье исчезнет — и пусть даже её французская ветвь останется, этой-то уже не будет. Хороша защита чистокровных! Нет, определённо, они делают что-то не то. Может быть, намерения у Лорда и хорошие, но результат-то был совсем иным, а Рабастан привык судить о деле именно по результату.

— Ты расстроен? — спросил его Родольфус через несколько дней после похорон.

— Скорее, озадачен, — ответил Рабастан. Беллатрикс сейчас дома не было, и Рабастан чувствовал себя вполне свободно. — Посмотри, что получается. Да, мы, вроде, убиваем грязнокровок. Я не знаю, сколько их погибло — это можно посчитать, наверно — но наш мир от этого изменился мало. Но недавно умер Регулус, теперь — Эван, и если у Блэков остался ещё старший сын, то Эван был единственным. Если у его отца больше никаких детей не будет, эта ветвь прервётся, и нас станет двадцать семь. А если Малфой погибнет? У него нет ни сестёр, ни братьев, ни детей.

— Ты это к чему? — нахмурился Родольфус.

— К тому, что мы теряем куда больше, чем они, — ответил Рабастан. — Нас очень мало, а ты посмотри, кого Лорд отправляет сейчас в рейды. Скажи мне, зачем? И почему именно нас? Маркуса, допустим, он пока не трогает — но Мальсибер тоже ведь единственный ребёнок. Нас с тобою двое, но продолжить род можешь только ты. Дальше?

— И какой ты сделал вывод? — спросил Родольфус.

— Что мы теряем в этой войне куда больше, чем они, — повторил Рабастан. — Мне это не нравится.

— Скоро всё закончится, — пообещал Родольфус. — Рано или поздно у нас выйдет поставить в министерстве достаточно своих людей и сменить министра.

Рабастан не стал с ним спорить: он в политике не разбирался. Разбирался он в другом, и теперь его поиски стали ещё интенсивнее. Впрочем, пока что его поиски успехом не увенчались. Вернее, он кое-что нашёл, но пока всё найденное представлялось ему абсолютно неприемлемым: слишком высока была цена. Так или иначе, всё найденное им пока сводилось к следующему: неживое умереть не может. Нет, конечно, умирать совсем все эти способы не требовали, однако отнимали слишком много — лучше просто умереть, чем существовать вот так.

Но ведь должен же быть способ! Быть не может, чтобы нельзя было защититься от внезапной смерти. Артефакт какой-нибудь, к примеру, вбирающий в себя все заклятья, что накладывают на его владельца. Или щит универсальный. Или что-нибудь ещё похожее…

Он искал, но ничего не находилось. Нет, конечно, кое-что он отыскал: были заклинания и артефакты, приносящие удачу — и не Феликс Фелицис, который невозможно было же пить постоянно, а вещи куда более простые, — но ни одно из них не давало никаких гарантий. Впрочем, Рабастан их всё равно использовал, обучая первым брата и друзей и раздобывая им вторые. Но купить их было сложно, и Рабастану пришлось научиться делать их — а это оказалось вовсе не так просто. Да и не давало это никакой гарантии — просто помогало, но не больше. Если бы найти заклятие — аналог Феликс Фелициса! Но такого не существовало — да и изобрети его кто, оно бы очень быстро стало бесполезным: что проку от удачи, что есть у каждого?

Он настолько погрузился в эти изыскания, что почти что выпал из реальности, тем более что Лорд нечасто вызывал его, и Родольфусу, кажется, было не до брата.

Впрочем, реальность то и дело заявляла о себе, и чем дальше — тем активней. В очередной раз она ворвалась в его жизнь смертью ещё одного его школьного товарища. Мэлекайас Уилкис погиб в бою с аврорами — причём, в отличие от Эвана, погиб бессмысленно. И Рабастан, разглядывая на похоронах его убитых горем родителей и слушая яростные и пафосные речи что Лорда, что его сторонников, думал о том, что ещё год назад не понял бы такой острой реакции на эту смерть. Что, его родители не понимали, что их сын участвует в войне? Судя по тому, как они слушали звучащие над гробом речи, они это знали. Почему тогда они практически раздавлены? Но теперь, сам потеряв того, кто много лет был ему близок, Рабастан их понимал. Ему было до того их жаль, что он решил попробовать сделать то, что до сих пор ему не удавалось, но чему он после смерти Регулуса настойчиво учился.

Впрочем, на это ему требовалось согласие, прежде всего, самого Уилкиса, получить которое было совсем просто: тот все похороны стоял то рядом с гробом, то подходил к родителям, и настолько был на них сосредоточен, что заметил Рабастана только когда тот его позвал. Молча — он давно уже научился разговаривать с мертвецами, не произнося ни звука. Незачем.

— Ты меня видишь? — взволнованно спросил Уилкис, в буквальном смысле подлетев к нему.

— Вижу, — подтвердил Рабастан.

— Помоги мне, — то ли попросил, то ли потребовал Уилкис. — Мне нужно им сказать… это важно. Лестрейндж, помоги!

— Помогу, — согласился тот. — Но потом ты уйдёшь. Дорога пока открыта.

— Не знаю, — возразил Уилкис. — Я виноват. Не хочу бросать их. Я уйду потом. Когда они будут не одни.

— Думаешь, им легче будет знать, что их сын стал призраком? — жёстко спросил Рабастан. — Что он даже не упокоился?

— Но я должен знать, что они не одни, — упрямо повторил Уилкис. — Разве ты потом не сможешь отпустить меня?

— Смогу, — неохотно сказал Рабастан. И добавил: — Если буду жив. А если нет? Что ты будешь делать?

— Всё равно, — Уилкис мотнул головой. — Я их не оставлю.

— Тогда зачем тебе сейчас моя помощь? — спросил Рабастан. — Если ты уже решил всё. Призрака они увидят и услышат.

— Но они не видят! — воскликнул Уилкис. — И не слышат! Помоги мне, — попросил он горячо.

— Я не буду делать из тебя призрака, — Рабастан внезапно разозлился. — Это глупо. И неправильно. Хочешь — дам тебе поговорить сейчас, но тогда потом ты уйдёшь, как и положено. Нет — жди исхода третьих суток.

— Хорошо, — ответил Уилкис. — Я подожду.

Он отошёл к родителям и в который раз попытался коснуться матери, и та, хотя и не могла этого почувствовать, вздрогнула и опять заплакала.

— Мы отомстим, — сказал ей стоящий совсем рядом Тёмный Лорд. — Так отомстим, что, вспоминая это, волшебники будут вздрагивать и через сотни лет!

Вот тогда-то Рабастан впервые в жизни усомнился в его интеллекте. Да, отцу Эвана говорить такое было можно и вполне уместно: он сам был одним из первых сторонников Лорда, сам к нему привёл и сына, и сам же собирался мстить. Но родители Уилкиса были самыми обычными волшебниками, пусть и чистокровными, весьма от политики далёкими — так какое утешение они найдут в этой мести? Сына она им вернёт? Если бы сам Рабастан убил убийцу Регулуса, стало бы ему легче? Он в этом сомневался. Хотя, выпади ему такой шанс, непременно бы проверил.

Но то он — а то эти сломленные люди. Что старшие… а теперь уже просто Уилкисы были абсолютно сломлены случившимся, было очевидно. Что им месть?

Разве можно этого не понимать?