Некромант (джен)

— Веселитесь, мальчики, — сказала мама Рабастана, похлопав сына и вышедшего из камина в одиночестве Маркуса Эйвери по плечам. — Погода замечательная — сходите, прогуляйтесь, — велела она и подтолкнула их к двери.

И они пошли — молча и не глядя друг на друга. Она проводила их до самого порога, но дальше, к счастью, не пошла — и они остались, наконец, одни. Вдвоём. Наедине. Рабастан не знал, какое из этих определений самое точное, хотя найти его ему почему-то представлялось очень важным. Впрочем, сейчас думать надо было точно не об этом — потому что они с Эйвери уже довольно долго молча шли по траве, ёжась от пронзительного ветра, пробиравшего их до костей, несмотря на яркое и уже довольно тёплое солнце.

— В саду сейчас ветра нет, — наконец, Рабастан придумал, что сказать. — Пойдём туда?

— Пойдём, — Эйвери кивнул.

Он совсем не выглядел довольным, и Рабастан подумал, что его, наверное, тоже просто отослали сюда, не спрося — а он, может быть, совсем и не хотел.

— Извини, что пригласил тебя, — искренне сказал Рабастан, когда они начали обходить замок. — Меня родители спросили, кого я хочу позвать, и я подумал, что ты хотя бы не станешь ни кричать, ни бегать.

— Угу, — кивнул Маркус. И подтвердил: — Не буду.

— Если честно, — сказал Рабастан, глядя себе под ноги, — я не знаю никаких интересных игр. А ты?

— Я умею в шахматы играть, — ответил Эйвери. — В волшебные, — добавил он зачем-то.

Рабастан даже остановился от неожиданности. Шахматы! В шахматы он тоже играть умел — правда, отец говорил, что он слишком долго думает и вообще играет плохо, и поэтому пока что не садился с ним за доску, но вот брат же утверждал, что для своих лет Рабастан не так уж плох...

Просто Рабастан совсем не воспринимал шахматы как детскую игру. Дети — они носятся, орут и играют разве что в плюй-камни, ну ещё на детских мётлах в квиддич, или просто носятся по дому и окрестностям с радостными воплями. Или вот стреляют по мишеням, как Розье. Но раз шахматы тоже считаются…

— У меня есть шахматы, — сказал Рабастан обрадованно. — Только надо погулять сначала хоть чуть-чуть, раз мама велела, — добавил он. — А потом можно будет пойти в дом, и там сыграем. Только я не очень хорошо умею, — добавил он на всякий случай и объяснил: — Потому что мне сейчас играть не с кем. Папе со мной скучно, а брат в школе.

— А я с эльфами играю, — улыбнулся Эйвери застенчиво. — Ну, или один.

— Одному неинтересно, — возразил Рабастан, и Эйвери кивнул. Они замолчали: неожиданная тема кончилась, а о чём сказать ещё, Рабастан не знал. Не знал, кажется, и его спутник, и они опять шли в тишине довольно долго, пока Маркус не спросил:

— А мы не пойдём на море?

— Пойдём, если хочешь, — согласился Рабастан охотно. Море он любил, и полторы сотни ступенек вниз и затем вверх его совершенно не смущали, а вот гостя следовало предупредить, наверное — по крайней мере, его брат всегда так делал с гостившими у него одноклассниками. — Только там ступеньки, — сказал он. И добавил: — Много. И перил нет. Если не боишься, то пойдём.

Он совсем не хотел сказать что-нибудь обидное, но, похоже, сделал именно это, потому что Эйвери вдруг как-то одновременно покраснел и побледнел, а потом пробормотал:

— Можно просто посмотреть.

Рабастан совершенно растерялся. Ему никогда в жизни ещё не доводилось кого-то обижать — с ним самим подобное случалось, и нередко, но вот роль обидчика была Рабастану абсолютно незнакома, и она ему совершенно не понравилась. Он смутился и расстроился, и сказал то первое, что смог придумать:

— Многие боятся. Правда!

— А ты? — спросил Маркус, с Рабастан честно сказал:

— Я привык… я всегда хожу там. Но некоторые друзья Родольфуса боятся, — добавил Рабастан. — Хотя они уже совсем большие. Если хочешь, то идём, посмотрим так, — предложил он — а потом предложил радостно, озарённой внезапной мыслью: — Можно эльфов попросить! Мне родители всё равно не разрешают там одному ходить. Хотя я с тобой, конечно, это уже не один, — признал он, — но эльфов всё равно позвать можно. Они нас перенесут и вниз, и вверх. Пойдём?

— Не надо, — вздохнул Маркус, и Рабастан вдруг точно понял, почему. Вероятно, отец будет его ругать, узнав, что он побоялся идти по этой лестнице.

— Это же я эльфа позову, — сказал Рабастан. — Ты не при чём.

Маркус повернулся и уставился на Рабастана так внимательно, что тому ужасно захотелось попятиться, а лучше вовсе убежать. А потом Маркус улыбнулся, и его круглое лицо вдруг стало очень добрым и смущающе обрадованным.

— Спасибо, — сказал он, и Рабастан внезапно ощутил себя хозяином, демонстрирующим гостю все свои богатства. Ощущение это придало Рабастану решительности и смелости, и он, громко хлопнув в ладоши, строго и серьёзно велел появившемуся эльфу:

— Отнеси нас с Маркусом на берег. К морю.

…Это был, наверное, самый необыкновенный день в жизни Рабастана. Никогда ещё он не чувствовал себя таким взрослым, самостоятельным, решительным и смелым. С Маркусом оказалось невероятно здорово и интересно говорить — просто говорить, вдвоём, спокойно и по-настоящему. Рабастан впервые в жизни встретил человека, которому тоже было интересно посмотреть, как из головастиков получаются лягушки, а из гусениц выходят бабочки, а ещё того, кто тоже мог часами просто сидеть с книгой, и чьи родители точно так, как его собственные, ругали его за подобные пристрастия и мечтали видеть сына квиддичным игроком или кем-то вроде этого. Это было до того захватывающе, что Рабастан чуть было не выдал Маркусу свой самый главный секрет — но он всё-таки сдержался. Если Маркус знает, кто такие некроманты, он наверняка больше не захочет с ним общаться, а если нет — наверно, спросит у отца, и тогда и сам узнает, и все остальные — тоже. Нет, нельзя — он совершенно не хотел потерять такого удивительного собеседника. Так что он смолчал, конечно, но о библиотеке в доме Эйвери спросил — и услышал с завистью, что Маркуса туда пускают без ограничений.

— Совсем? — уточнил он недоверчиво. — У вас разве нет опасных книг?

— Есть, — ответил Маркус. — Отец разрешает спрашивать его о том, можно ли какую взять.

— А если ты не спросишь? — удивлялся Рабастан всё больше. — И с тобой случится что-нибудь?

Маркус Эйвери пожал плечами.

— Я думаю, отец не очень и расстроится, — ответил он, а Рабастан задумался. Интересно, если что-нибудь случится с ним — если он умрёт, к примеру — расстроятся его родители? Брат, наверно, да — а мама с папой? — Но я знаю, где стоят шкафы с такими книгами, и пока что их не трогаю, — продолжил Маркус, и Рабастан с некоторым трудом отвлёкся от своих мыслей. — А ещё за мной там смотрят эльфы. А у вас не так, да? — спросил он почему-то грустно.

— Нет, — вздохнул и Рабастан, и уже хотел было спросить, не мог бы Маркус, раз ему всё разрешают, принести ему какую-нибудь книгу про некромантию — и лучше бы учебник — но в последний момент подумал вдруг, что, если сделать так, Эйвери сразу догадается, зачем и почему его позвали, и обидится. А Рабастану и в принципе совсем не понравилось выступать в роли обидчика, а уж именно Маркуса он и вовсе не хотел расстраивать — потому что тот тогда ведь больше не придёт, а придёт — не станет разговаривать. Так что Рабастан пока что ничего про книгу говорить не стал. Надо будет придумать какой-то разговор, в котором эта тема вроде бы сама всплывёт, подумал он. И тогда его просьба не будет выглядеть обидной.

Сразу же после ухода Эйвери мама Рабастана поставила его прямо перед собой, взяла за плечи и спросила:

— Расскажи мне, что вы делали.

— По берегу гуляли, — выдал Рабастан заранее подготовленный ответ.

— Долго? — спросила его мать.

— Пока не замёрзли, — абсолютно честно ответил Рабастан. На самом деле, они гуляли не очень долго: там, у самой воды, было холодно и весьма промозгло, а дувший с моря ветер поднимал такие брызги, что мальчики почти сразу вымокли насквозь и потом долго сушились у камина в игровой комнате.

— Гуляли — это хорошо, — милостиво проговорила мама, и Рабастану стало чуточку полегче. — А потом?

— В шахматы играли, — не рассказывать же было ей о том, что они большую часть времени попросту проговорили.

— И кто выиграл? — судя по выражению лица, мать пока не определилась, что она об этом времяпрепровождении думает: её муж порой разыгрывал с кем-нибудь из друзей многочасовые партии, так что объявить это занятие совсем неподходящим она, конечно, не могла.

— Мы несколько раз играли, — осторожно сказал Рабастан. Он совсем не был уверен, что его мать обрадует известие, что их этих четырёх раз он только один сумел сыграть вничью, а все остальные проиграл: Маркус явно играл лучше, однако ему, как ни странно, скучно с Рабастаном не было, и он с увлечением объяснял тому свои выигрышные ходы и его ошибки.

— Ну что ж, — подумав, разрешила мать, — шахматы — полезная игра. Играйте.

— Я позвал Маркуса прийти в следующую среду, — замирая от собственного нахальства, сказал Рабастан. Это была правда: он действительно его позвал, добавив, правда, что не знает, разрешат ли этот визит его родители.

— Ох, ну что же, — на лице матери отразилось явное неудовольствие. — Нельзя быть таким навязчивым! — нахмурилась она. — Может быть, у Маркуса дела. Ты не подумал?

— Но ведь он же приходил к нам раньше по средам, — напомнил Рабастан.

— Это другое! — непонятно возразила мать. — Хорошо, я напишу его отцу — но имей в виду: тебе пока что рано принимать такие решения самостоятельно. Это очень некрасиво, — она нахмурилась и, выпустив сына, встала. — Ты меня расстроил. Иди к себе — умойся и приходи ужинать.

К радости Рабастана, отец, узнав о шахматах, отнёсся к перспективе визита Эйвери намного лучше.

— Шахматы — отличная игра, — заявил он за ужином. — Я рад, что тебе, наконец, будет, с кем тренироваться. Можешь приглашать его когда захочешь — помни только, что у него и другие дела есть. Раз в неделю, думаю, будет вполне достаточно. Скажем, по средам, действительно — а по понедельникам, — добавил он, отвечая на недовольный взгляд жены, — у нас в ближайшие недели будут гостить Розье, так что у тебя будет, с кем побегать.

Рабастан застыл, не желая верить только что услышанному. Ему что, придётся раз в неделю проводить по полдня с Эваном Розье?! Почему? За что? Спорить было бесполезно, это Рабастан прекрасно понимал — так что он и не пытался. А вечером написал Родольфусу отчаянное письмо с просьбой что-нибудь придумать — потому что он же так не выдержит.

Родольфус ответил почти сразу же — прямо на следующий день, к вечеру. «К сожалению, Розье — школьный друг отца, так что в нашем доме они будут появляться вне зависимости от того, хочется тебе этого или нет. Я не знаю, чем тебе помочь — но попробуй сделать так, чтобы Эвану с тобою стало скучно. Ты хозяин дома, и ты вовсе не обязан делать только то, что хочется ему. Расскажи ему о чём-нибудь занудно-умном, предложи ему в те же шахматы сыграть — а когда он сошлётся на то, что не умеет, научи. Его родители, если мои сведенья верны, балуют его, и, возможно, не станут настаивать на ваших встречах, если Эван будет ныть, что он скучает.»