Некромант (джен)

Однако ни через два дня, ни через неделю, ни через две разговор этот продолжения не получил. Впрочем, Рабастану было не до этого: теперь ему приходилось делить время между попытками отыскать ответы на вопросы и о том, что же всё-таки даёт волшебнику чистота крови, и об исполнении пророчеств — хотя тут ему действительно помог Родольфус, — и о множестве других вещей, что внезапно начали интересовать Тёмного Лорда. А ведь ещё было то, что тревожило его чем дальше, тем сильнее: Метка. Рабастан всерьёз взялся за её изучение, но пока что не продвинулся в этом вопросе никуда: никакие исследовательские чары на неё не действовали, и на составляющие Рабастан наложенное на них всех заклятье разложить не мог. Но любые чары можно изучить — в этом он был убеждён, и поэтому попыток своих не оставлял.

Отнимали теперь время и те рейды, в которые Лорд с удивительной настырностью отправлял Мальсибера, и куда теперь вместо него ходил Рабастан. Для чего Лорд это делает, Рабастан не понимал: Долохов при этих назначениях отчаянно ругался, а в самих рейдах, как правило, оставлял Мальсибера у входа, или же вообще просил его «просто ничего не трогать и, главное, не мешаться под ногами», и в результате от него-Мальсибера толку было ноль. Не понимал он и отчаяния Ойгена: никаких убийств от него никто не требовал. Хотя в рейдах всякое случалось: иногда они наталкивались на сопротивление, а то и на авроров, и тогда и вправду становилось жарко. Как-то раз, попавшись так, Рабастан едва себя не выдал: драка всё-таки есть драка, это вам не обывателей в постелях резать, так что дрался он всерьёз, а когда они все аппарировали, Долохов, осматривая их, сказал, остановившись перед Мальсибером-Рабастаном:

— В жизни не подумал бы, что ты способен на подобное. Тебя Лестрейндж учил?

— Да, — ответил Рабастан, в целом, даже не солгав.

Между тем, июнь закончился, пролетел июль, и в начале августа Лорд окончательно определил личности интересующих его младенцев. Рабастану — да и, кажется, не только ему — было очевидно, что, на самом деле, Лорд уже сделал выбор между ними, но пока не хочет им делиться с окружением. Тем более что Поттеров они пока что так и не нашли — и теперь это стало их основной задачей. За Лонгботтомами же следили — правда, издали, потому что безумцев, желающих проникнуть в старый дом, где обитала вся семья, считая и Августу, не было, а штурмовать его Лорд приказа не давал.

Информации о том, что пророчества сбываются у тех, кто верит в них, Лорд не просто не поверил — нет, она его взбесила, и Рабастана спасло лишь то, что он последовал совету брата и принёс Лорду, так сказать, первоисточник. Книгу, Тёмным Лордом в ярости испепелённую, было жалко, пусть это и была всего лишь копия, но главное, Рабастана такая реакция совершенно ошарашила. Лорд, конечно, был весьма эмоционален — хоть и не любил этого показывать — но так среагировать на информацию? На знание? Этого Рабастан вообще не мог понять — такие действия находились за пределами его мировосприятия. Но когда первое изумление прошло, и он, как всегда, занялся анализом, вывод, что он сделал, оказался до того пугающим, что заставил Рабастана снова пойти к брату.

— Лорд зациклился на этом драккловом пророчестве, — раздражённо сказал тот, даже Рабастана не дослушав. — Это мания какая-то. Спорить бесполезно — придётся этих Поттеров найти и убить мальчишку.

— Он хочет сделать это сам, — напомнил Рабастан.

— Ну тем более, — в голосе Родольфуса прозвучало нечто вроде удовлетворения. — Хочет — пускай делает. Наше дело отыскать. Может быть, потом он успокоится.

— Это ненормально, Руди, — сказал Рабастан. — И ужасно глупо.

— Да, — расхаживавший по комнате Родольфус развернулся и остановился прямо перед ним. — Ненормально. Что ты предлагаешь?

— Скажи, — невозмутимо спросил Рабастан в ответ, — тебе не кажется, что Лорд чем дальше — тем странней себя ведёт?

— Не кажется, — Родольфус усмехнулся. — Я в этом убеждён.

— Он и внешне изменился, — продолжил Рабастан. — Ты заметил?

— Заметил, — в глазах Родольфуса вспыхнул интерес. — У тебя есть по этому поводу какие-то мысли?

— Нет, — неохотно признался Рабастан. — Только наблюдения. И ощущения. Скажи, ты по-прежнему его не чувствуешь? Через метку? Вне вызова?

— Нет, — нахмурился Родольфус. — Мне не нравится, что с тобой это происходит. Может, с твоей меткой что-нибудь не так?

— Я тоже так считал, — признался Рабастан. — Пока с Ойгеном не поговорил.

С Мальсибером они этот вопрос подняли случайно и совсем недавно — буквально пару дней назад. Рабастан тогда вместе с Эйвери пришёл к Мальсиберам поужинать, чтобы отвлечься от очень уж мешающей ему в последние дни метки, через которую постоянно ощущал владеющие Тёмным Лордом взбудораженное раздражение пополам с тревогой. Ужин прошёл весело, как всегда бывало в доме у Мальсиберов, а затем, после десерта, родители Ойгена откланялись и оставили молодых людей одних. Те сперва болтали — вернее, болтал, скорее, Ойген, Маркус с Рабастаном, по обыкновению, больше слушали — а потом сели за карты. Просто так, развлечься.

— Вы тоже его чувствуете? — спросил Ойген, делая какой-то глупый ход и яростно и быстро растирая внутреннюю часть своего левого предплечья.

— Его все чувствуют, — сказал Маркус удивлённо. — Он же вызывает — и…

— Я не о том, — Мальсибер посмотрел в свои карты и бросил их на стол рубашкой вниз. — Просто так. Без вызова. Чувствуете?

— Нет, — удивлённо и встревоженно сказал Маркус, глядя на Ойгена почти испуганно. — А ты чувствуешь? Давно?

— Да с самого начала, — сказал Ойген, снова растирая через ткань рубашки свою метку. — Но прежде это было просто фоном, я и забывал порой о нём, а теперь… последние недели — просто невозможно. Но мне, может, это просто кажется…

— Не кажется, — сказал Рабастан. — Я тоже его чувствую. Так же. А вот Руди — нет.

Маркус тихо охнул и прижал к губам ладонь, а Ойген усмехнулся:

— Мы с тобой, смотрю, особенные… знать бы, почему.

— Я до сих пор списывал это на некромантию, — ответил Рабастан. — А теперь не знаю. Странно это. Покажи, — попросил он Ойгена, и тот послушно закатал рукав и протянул ему руку. Рабастан склонился над ней — ничего особенного. Метка как Метка… — Тоже покажи, — попросил он Маркуса, и через несколько секунд уже, достав палочку, тщательно исследовал уже две руки. И не видел разницы. Всё совершенно одинаково! Рисунок, ощущение, вообще всё! Но ведь есть же разница какая-то… — Нет, я не понимаю, — признал он, откидываясь на стул. — Я не вижу разницы.

— Если метки одинаковые, разница не в них, а в нас, — сделал Маркус очевидный вывод. — Только что в вас общего?

— Вопрос отличный, — кивнул Рабастан. — Знать бы ответ…

Ответ они тогда так и не нашли: общего между Ойгеном и Рабастаном было… ничего. Разве что формальности вроде одного и того же факультета и отчасти возраста. Но дело не могло быть в этом! Просто не могло. Никак.

Зато вот Родольфус отгадку нашёл сразу.

— Вы же оба менталисты, — сказал он, едва выслушав рассказ. — И оба чистокровные… если это имеет какое-то значение. Причём не просто менталисты, а каждый со своей особенностью — если я верно понимаю мальсиберовское Империо, от нормального оно так же далеко, как ты сам далёк от любых норм.

— Далеко? — Рабастана никогда не интересовали Непростительные. Нет, он владел ими, и, в том числе, Империо, конечно — что там может быть особенного? Это просто подавление чужой воли и замена собственной, чему помогает то самое чувство удовольствия и счастья, которое… — Вот на что это похоже, — прошептал он.

— Что похоже, Рэба? — Родольфус, очень хорошо знающий брата, даже тронул его за плечо, потому что когда Рабастан замирал с таким отсутствующим выражением лица, он нередко почти переставал воспринимать реальность.

— Метка. Процедура принятия метки. Помнишь, как это было? — спросил он. — Вот то ощущение счастья и любви? Я понял, на что оно похоже. На ощущения человека под Империо.

— Ты считаешь, Лорд всех нас держит под Империо? — Родольфус даже побледнел.

— Мой ответ в любом случае бесполезен, — ответил Рабастан. — Если ты прав, то мы этого не ощущаем. Хотя я так не думаю: слишком непохоже. Но вот что он мог вложить в нас в те часы, пока то ощущение было — вопрос хороший. Только вряд ли мы найдём ответ, поэтому давай вернёмся к Ойгену. Что ты имел в виду, говоря, что его Империо отличается от нормального?

— Это тебе лучше у него спросить, — сказал Родольфус. — Я всё это видел краем и со стороны. Вы ведь с ним друзья — полагаю, он тебе покажет. Тем более, что он тебе ведь должен, — Родольфус улыбнулся уголком рта.

Несколько секунд Рабастан на него смотрел, а потом спросил:

— Как ты узнал?

— Я видел, — Родольфус улыбнулся шире. — Мы с тобой однажды были вместе. Полагаешь, я не опознаю собственного брата под оборотным зельем?

— Почему ты не сказал мне? — Рабастан насупился.

— Потому что это, в общем, меня не касается, — Родольфус чуть пожал плечами. — Мне это не слишком нравится, конечно: мне спокойней было жить, зная, что тебе опасность не грозит — но это не моё дело.

— Так же, как Белла — не моё? — уточнил Рабастан, и Родольфус рассмеялся:

— Да, примерно так. Хотя я не знал, что вы близки настолько.

Рабастан непонимающе уставился на смеющегося брата, потом покраснел и воскликнул возмущённо:

— Руди, это глупость! Ты же знаешь…

— Я шутил! — перебил его Родольфус. — Извини — как удержаться было? Ну не злись, — он перестал смеяться, и теперь просто улыбался, и Рабастан ответил ему хоть и недовольной, но улыбкой:

— Вряд ли я когда-нибудь научусь понимать такие шутки. Ойгену это делать тяжело, — счёл он нужным объяснить. — А мне всё равно.

— Просто всё равно? — Родольфус приподнял брови.

— Неприятно. Но, в целом, всё равно. Ойген же по-настоящему страдает. Ему сложно убивать… не знаю, почему. Мне помочь ему несложно.

— Интересно получается, — задумчиво проговорил Родольфус. — Из трёх твоих друзей двое — однозначно гуманисты. А один — Снейп — весьма напоминает мне тебя своим восприятием других людей. Середины нет. Любопытный выбор. Интересная компания у вас. Ты не думал, почему сошёлся с ними? Среди всех других?

— С Маркусом я сам решил дружить, — ответил Рабастан. — Когда понял, кто я. Но у нас в библиотеке я не мог тогда добраться до необходимых книг, а у них она была открыта, как я слышал. Вот я и решил… а что было дальше, ты знаешь. После уже выяснилось, что он тоже любит книги — на фоне Розье и остальных это было чудом.

— Это просто обстоятельства, — возразил Родольфус. — Дружба и общение, приятельство — вещи очень разные. Окажись на месте Маркуса Розье, и ты бы и с ним общался, но не подружился несмотря ни на какого Эйвери-отца.

— Потому что Эван был кретином, — Рабастан поморщился. — О чём с ним было разговаривать — о квиддиче?

— А с Мальсибером ты о чём беседуешь? — иронично поинтересовался Родольфус. — О тайнах шумерской письменности?

— Это другое, — возразил Рабастан. — Он не интеллектом ценен.

— То есть интеллект — не обязательное условие для того, чтобы оказаться твоим другом, — кивнул Родольфус. — Так чем же он так ценен?

— Это сложно объяснить, — подумав, сказал Рабастан. — Я сам толком не знаю. С ним легко. Всегда. Порой даже легче, чем с тобой и Маркусом. Почему — не знаю. Но узнаю.

— Потому что он из тех людей, с которыми тепло, — почему-то вздохнул Родольфус. — Их не так уж много в целом, а уж в нашем окружении и вовсе нет.

— Что значит «тепло»? — уточнил Рабастан.

— Легко. Спокойно. Уютно. Хорошо. Назови как хочешь. Я не удивлён, что ему сложно убивать. Странно, что Лорд этого не видит и использует его так грубо. А Империо… был бы я тобой — попросил бы наложить его на меня и изучил так. Изнутри.

— Пожалуй, — согласился Рабастан. — Может быть, я заодно пойму, почему только мы с ним ощущаем Лорда.