Некромант (джен)

Рабастан медленно приходил в себя. Голова болела тяжело и неприятно, особенно сильно — чуть левее темени, а ещё его мутило и саднило левое плечо. Некоторое время Рабастан лежал, пытаясь вспомнить, что произошло. Они были в каком-то неизвестном доме, где Беллатрикс зачем-то свела с ума Лонгботтомов… она собиралась их убить с тем, чтобы он узнал у них что-то про Лорда… как же голова болит! Рабастан сосредоточился на этой боли, пытаясь постепенно от неё избавиться, но у него ничего не получалось: в голове словно пульсировал обжигающе-горячий шар, плохо помещающийся в черепной коробке и всё время пытающийся как-нибудь оттуда выбраться. Всё, что Рабастан сумел сделать — это задремать, и в этой полудрёме он провёл… сколько? Сутки? Ночь? Неделю? Он не знал. Здесь — где «здесь»? Где он вообще был? — кормили, и от запаха еды Рабастана буквально выворачивало наизнанку. А вот пить хотелось, и воды, которая появлялась здесь так же нерегулярно, как еда, ему всё время не хватало. Кажется, это тюрьма? Наверное, тюрьма… это точно не был дом… и кровать такая жёсткая и узкая… и шум… здесь всё время был какой-то шум…

А потом боль вдруг прошла, и Рабастан не успел опомниться, как его подняли и, заковав в цепи, куда-то повели. Он шёл — два человека спереди, два сзади — и кожей ощущал страх своих сопровождающих. Его это чуть-чуть смешило — хотя, если чуть задуматься, ничего весёлого в его положении не было. Нет, конечно, это никакой не Азкабан — вероятно, это министерство. Аврорат. А его ведут в суд. За что только? Их же оправдали? По Империо? А с тех пор он ничего не сделал. Абсолютно ничего — даже мёртвых… а, нет, вызывал. Но ведь это же не преступление!

Значит, дело в Беллатрикс и тех аврорах. Лонгботтомах. Их… да, их поймали там, в том доме. Но почему его никто не допросил? Вообще? Хотя ведь они, наверное, сделают это сейчас?

Голова у него снова заболела, но Рабастан не успел об этом подумать: они вошли в зал. На Рабастана обрушился шум, и он, сощурившись от неожиданно яркого света, увидел четыре кресла с цепями, на одно из которых его и усадили.

А потом в зал ввели остальных — Родольфуса, Беллатрикс и младшего Крауча, перепуганного, бледного и находящегося, кажется, едва ли не на грани истерики. Беллатрикс была спокойна, а в глазах Родольфуса Рабастан увидел сожаление и едва ли даже ни вину — и смотрел брат только на него. Смотрел, не отрываясь — и когда его приковывали к креслу, и когда начался процесс. Рабастану даже не надо было пытаться применить легиллименцию — тем более, что он бы всё равно не смог сейчас этого сделать: голова болела до тошноты и темноты в глазах. Он всё ждал вопросов, но их не было: им зачитывали обвинения, Крауч-младший, сорвавшись, молил отца о помощи, а Рабастан сидел и чётко понимал, что никакого допроса сейчас не будет. И что приговор уже известен, и что бы он сейчас здесь ни сказал, это не поможет.

Впрочем, Рабастан бы попытался, если б ему дали слово — но никого из них ни о чём не спрашивали. Как Блэка, всплыло в болезненном тумане. Да. Как Блэк. Его тоже не судили… хотя их ведь судят… Мерлин, нет, думать Рабастан не мог. Как же кричит Крауч! Эти крики впивались в мозг Рабастана, словно раскалённые иголки, и рвали остатки его мыслей на кусочки. Так что когда всё, наконец, закончилось, Рабастан даже испытал некоторое облегчение, надеясь, что его отведут обратно в камеру и оставят в покое хотя бы на некоторое время.

Однако он ошибся. Их вывели из министерства и, наложив Силенцио и обездвиживающие чары, затолкали в карету, тут же взмывшую в воздух. Рабастана от этого чуть не вырвало — наверное, это всё-таки случилось бы, если бы он в последние дни хоть что-то ел. Зато от боли наложенные на него чары частично спали, и он сумел нащупать руку сидящего рядом брата и сжать его холодные и безвольные сейчас пальцы. Это было всё, что он смог сделать, но и этого хватило, чтобы хоть немного успокоиться. Как же он устал… впрочем, очень скоро у него будет возможность отдохнуть. Строго говоря, у него теперь впереди вся жизнь, чтобы отдыхать.

И изучать дементоров. И Азкабан.

Как он хотел когда-то.

А ведь он хотел… но как же жаль, что он попал туда вместе с братом! Это причиняло Рабастану боль даже сквозь то болезненное облако, что захватило его голову и истерзало его почти до полного истощения. Здесь, в карете, которую то и дело болтало из стороны в сторону, Рабастану хотелось только отключиться как-нибудь — но, к несчастью, хоть ему и было так скверно, словно бы он собрался умирать, этого всё равно не хватало для того, чтоб вогнать его в беспамятство.

Так что Рабастан промучился до Азкабана, и лишь там — перетерпев, пока его полностью раздели, затем вытатуировали на шее номер, одели в грубую полосатую рубаху и штаны и сделали колдографию, провели по коридорам и втолкнули в камеру — наконец, смог свернуться в клубок на узкой, покрытой комковатым матрасом койке, и замереть так. Постепенно боль не то чтобы прошла, но стала монотонной и достаточно ослабла для того, чтобы Рабастан сумел заснуть.

Проснулся он от холода. Но не от обычного, к которому, в общем, был привычен, а другого, незнакомого и никогда прежде не испытанного им — холода, проникавшего в само существо его. Не в тело.

В душу.

Рабастан с трудом разлепил глаза, и не сразу понял, что он видит — но когда сосредоточился, сообразил.

Дементор.

Существо, которое давно его так сильно интересовало! Но в Британии ему негде было их увидеть, а теперь — теперь у него будет довольно времени. Но сперва нужно представиться — так, чтобы они сразу поняли, с кем имеют дело. О дементорах Рабастан читал достаточно, чтобы, в целом, представлять, как с ними обращаться. И хотя он чувствовал себя по-прежнему ужасно, сейчас было не до боли — и Рабастан, хоть и не стал садиться, побоявшись, что тогда боль всё же выведет его из строя, сосредоточился и приподнял Завесу.

Это вышло удивительно легко — словно он отдёрнул занавеску. Или нет — даже легче… Рабастан не смог бы подобрать сравнения. Не важно. Завеса тихо колыхалась в паре дюймов от кровати, но дементора в камере уже не было — Рабастан даже не успел понять, как тот исчез. Что ж, прекрасно — значит, всё, что он о них читал, правдиво.

Рабастан опустил Завесу и закрыл глаза. Боль когда-нибудь пройдёт, и тогда он сможет изучить дементоров и Азкабан — и придумать, как отсюда выбраться. Всем вместе выбраться, конечно — и, кстати, где-то тут ведь Ойген…

Он опять заснул, и проснулся разом и от вони, и от холода. На сей раз вполне обычного, просто очень сильного и пробирающего до костей. Есть здесь одеяло? Или же ему придётся укрываться тем матрасом, который словно был набит сбитым в комья тряпьём? Очень осторожно, медленно и плавно Рабастан поднялся и, сев на койке, посидел так, пережидая первый всплеск головной боли. Она улегалась постепенно, до конца не исчезая, но становясь, всё же, выносимой и давая возможность оглядеться.

Его камера оказалась совсем крохотной: футов семь на семь, наверное, может быть, чуть меньше или больше. Здесь не было ничего, кроме койки — совсем узкой, фута в два от силы, крохотного приделанного к стене стола, на котором сейчас стояли жестяные миска с кружкой, и ведра. Одна из стен представляла из себя толстую решётку, за которой виднелся коридор. В другой стене было окно — маленькое и такое узкое, что сквозь него проникал лишь отблеск света. А за ним шумело море — незнакомое, холодное и злое. Очень злое — Рабастан всем телом ощущал его удары, мерно сотрясающие стену.

Но он не боялся, разумеется. Морю Азкабан не взять.

Стараясь двигаться как можно медленнее и плавнее, Рабастан придвинулся к столу и, взяв кружку, сделал глоток, затем второй и третий — и отставил кружку. Он не знал, на какой срок ему дали эту воду — она показалась ему чуть солоноватой, но, возможно, это боль играла с его вкусом — может быть, на день? Сколько раз здесь кормят? И чем, кстати?

Рабастан так же медленно, как прежде, притянул к себе тарелку и заглянул в неё. Овсянка… Вроде бы обычная овсянка — только почему она так мерзко пахнет? Рыбой и капустой? Рыбу Рабастан любил, капусту, в общем, тоже, но откуда же такая вонь?

Впрочем, какая разница? Всё это съедобно — а даже если нет, у него всё равно нет выбора. Еда ему понадобится, если он не собирается здесь умереть от голода — а Рабастан не собирался. Значит, есть придётся — но потом. Сейчас от одного запаха его мутило, и он не собирался ставить над собой эксперименты. К тому же, голода он пока не чувствовал, хоть и понимал, что есть, пожалуй, нужно. Сколько он не ел? Сколько времени прошло с тех пор, как их арестовали? День? Неделя? Вряд ли больше — сейчас суды творились быстро.

Почему же у него так голова болит? Рабастан нащупал одеяло — тонкое и кое-где худое, оно, всё же, было одеялом. Значит, в нём будет теплей, чем без него — а остальное его сейчас не интересовало. Что же с ним случилось? Вероятно, его ранило обломком двери или ставни, и удар пришёлся в голову. Если ему повезёт, со временем он сможет восстановиться — и…

А хотя…

Что там было в этой книге? «При должном умении путешествие на Ту сторону может иметь некоторые… как это правильно перевести? Полезные? Используемые с пользой? Практически используемые? Некоторые практичные последствия вроде излечения телесных… недугов? Изъянов? Несовершенств. Да. Несовершенств». Рабастан отлично помнил тот кусок из старой книги — и сейчас, пожалуй, пришло время опробовать его на практике. Правда, его несколько смущала оговорка про умение, но, в конце концов, ведь не узнаешь — не попробуешь, не так ли? Нет, не так. Наоборот. Не попробуешь — и не узнаешь. Да. Конечно.

Нет, определённо, ему сейчас не стоит проводить эксперименты. Рабастан сделал ещё пару глотков, вернул кружку на стол и медленно и осторожно лёг, тщательно укрывшись одеялом. Как тут холодно… а ведь зима ещё не началась.

Как всё глупо получилось! Ведь Родольфус говорил же, говорил, что нужно уезжать! Бедняга Маркус! Каково ему остаться у них в доме одному? Интересно, если он уйдёт оттуда, сможет он вернуться? Нет? Да? Наверное, Родольфус это знает — нужно будет у него спросить…

Только как?

Интересно, далеко их камеры друг от друга? Смогут ли они друг друга слышать? Надо будет это выяснить — но после. Потом. Когда голова пройдёт, хотя бы отчасти. Мерлин, как же больно…