Последний шанс (джен)

Раджек нежно обхватил мои ладони своими и отвёл мои руки в сторону. Лишь когда на вопросительно-недоуменный взгляд Кертье кивком головы молча указал на мои пальцы, я осознала, что от нервного напряжения стала грызть ногти. Подумать только: эфир ещё не развернулся в полную силу — ребят всего лишь показали по телевизору — а я уже нервничаю. И, кажется, начинаю понимать и вспоминать, почему: в манхве, когда Раскрея согласилась на интервью после активных действий Кромбеля в отношении мирного населения, люди выходили на улицы с желанием покончить как с оборотнями, так и с Благородными. Со всеми, кто хоть как-то от них отличается и выпадает из их понимания реального мира.

Я благодарно улыбнулась Раджеку, ткнулась лбом ему в плечо и прикрыла глаза. Сделав несколько глубоких вдохов, я чуть повернула голову, чтобы видеть экран телевизора, и крепче сжала ладони Кертье. По коже побежали мурашки, а предчувствие надвигающейся катастрофы сковало сердце. Всё близилось к завершению. История с модифицированными, Благородными и оборотнями, которые все вместе противостояли девятому — сейчас откроется миру. Люди всё узнают. А вместе с этим к концу подойдёт и моя роль в этом мире…

Старейшины переглянулись. Франкенштейн и первый, кивнув друг другу, сделали несколько шагов, оказываясь перед остальными. Мужчины были одеты в строгие костюмы, и мой стремившийся хоть на что-то отвлечься мозг неожиданно обнаружил, что они в тех же смокингах, в которых участвовали в той самой конференции, когда Кромбель пообещал, что первый нас выслушает. Сдержав истерический смешок — всё-таки нужно было полюбопытствовать, где Франя успокаивающие настойки держит (ставлю оставшуюся жизнь, что они у него есть и он после каждого нашего «подвига» закрывается в лаборатории и опустошает запасы) — и мысленно убедив себя, что всё хорошо, я начала внимательно слушать.

Должная представлять собою интервью, трансляция, однако, пока больше походила на исповедь. Первый и Франкенштейн зашли издалека: они рассказали о том, как люди, оборотни и Благородные вообще встретились. Изначально они существовали все вместе: последние, на правах сильнейших, защищали слабых. Они не требовали ничего невыполнимого — лишь уважения к своим порядкам, устоям и правилам. Просили понимания и принятия: следуя законам среди своих групп, они карали нарушителей согласно собственным представлениям. Так продолжалось несколько десятилетий, пока люди, ведомые желанием стать наравне с «высшими расами», не начали прибегать к экспериментам.

Здесь слово предоставили Франкенштейну, и я отлипла от Раджека. Спустившись с дивана на пол, я подползла вперёд, чтобы лучше видеть и слышать. Собственно, неподдельный интерес проявила не только я: Тао, Такео и М-21 единодушно подались вперёд, сдвинувшись на самый край дивана; Регис и Сейра сели прямее; Раэль так и вовсе привстал.

Права я была, что Благородным историю не преподают!.. Вон как слушают.

Лишь Рейзел и Лорд никак не отреагировали, продолжая сидеть с идеально ровной осанкой и отстранённо смотреть в экран телевизора.

Из монолога Франкенштейна следовало, что все эксперименты начинались с малого и преследовали одну единственную цель — обеспечить себя средством защиты, если когда-нибудь Благородным или оборотням придёт в голову поработить человечество. Да, методы были не слишком гуманными (хотя в те времена о таком понятии вообще не знали — гуманизм лишь в эпоху Возрождения получил развитие), но, как им казалось, преследовали благие цели. Тогда было создано Тёмное Копьё.

В доказательство своих слов мужчина повёл рукой, и по тронному залу поползла фиолетовая субстанция. Судя по тому, как затряслась камера и что изображение отдалилось, люди, берущие интервью, испугались и поспешили отойти. Спустя несколько секунд Франкенштейн перестал использовать силу Тёмного Копья в качестве вещественного доказательства, и камера, помедлив, вернулась на место.

Далее вступил первый. Именно он поведал, почему Франкенштейна стали считать предателем рода человеческого: поняв истинные замыслы коллег-учёных, решивших присвоить силу Копья и пустить её не только на защиту, он забрал её себе и уничтожил почти все записи, которые могли бы помочь людям восстановить эксперименты. «Почти» — потому что часть документов уцелела и попала в руки Союза (к нему пообещали вернуться позднее), и тогда стремление к власти и силе, никем не сдерживаемое и не ограниченное, положило начало модификациям.

Видя, к чему всё идёт, оборотни и Благородные решили исчезнуть.

Со слов Раскреи (в этот момент Франкенштейн и первый вернулись на свои изначальные места, перестав приковывать внимание исключительно к своим персонам), они не думали вмешиваться без острой на то необходимости. Как и все организмы на земле, каждый следует собственному пути развития, и если человечество избрало этот — так тому и быть. Дела людей их более не касались: они обосновались в Бермудском треугольнике, месте, докуда и людям, и оборотням было труднее всего добраться, и сосредоточились на своём благополучии.

Пути оборотней, людей и Благородных разошлись.

Среди Благородных, к несчастью, нашлись и те, кто был против сложившегося порядка: они стремились к власти, и вскоре они объединились с людьми и оборотнями, желающими того же.

Музака кашлянул, и камера приблизила его лицо. Он честно, с грустью и печалью в голосе, признал, что за его спиной — о любви к приключениям и, чего скрывать, относительно наплевательском отношении к обязанностям вожака мужчина распространяться не стал, предпочитая сохранить гордость — оборотни, мятежные Благородные и люди стали строить козни. Развязалась война, ведущаяся, конечно, из тени, что привело к исчезновению существа, называемое Ноблесс. Предатели знали, что он, являясь олицетворением и воплощением силы, способен помешать их планам, и потому стравили двух друзей — вашего покорного слугу (на этих словах Музака слегка поклонился) и Кадиса Этраму Ди Рейзела.

А имя было обязательно упоминать? То есть они решили рассказать вообще обо всём-всём, не скрывая ничего? М-да, вот и поблагодарит же их Рейзел, особенно когда примчатся дети…

Я обернулась, чтобы посмотреть на Ноблесс. Кадис Этрама выглядел бы как обычно, если бы не поджатые губы и подрагивающие руки. Верх эмоциональности! А если без иронии, то представить не могу, какие мысли сейчас роятся в его голове.

Лорд, помедлив, положил ладонь Рейзелу на плечо, сжав его, выражая молчаливую поддержку. Говорить никто не решался, боясь нарушить некую сакральность момента: все карты были выложены, занавесы сдёрнуты — истина раскрыта. Я, стараясь производить как меньше шума, поднялась на ноги и остановилась возле Ноблесс, последовав примеру Лорда, правда, несколько другим способом: положив свои ладони на дрожащие пальцы юноши и чуть их сжав. Поймав взгляд Рейзела, я постаралась мысленно сказать ему, что всё будет хорошо.

А между тем рассказ, продолжающийся всё то время, что мы с Лордом оказывали Кадису Этраме моральную поддержку, и не думал подходить к концу. Говорила Раскрея.

Когда исчез Ноблесс, — а это было восемьсот двадцать лет назад, — у несогласных появилась возможность действовать более открыто. Этому способствовало и предательство среди Благородных, которое заставило обитателей Лукедонии сильнее отгородиться от мира.

Слово взяли первый и Франкенштейн. Союз — так себя назвали люди, оборотни и предатели среди Благородных — приступил к реализации своего плана. В разных частях света создавались лаборатории, в которых ставились эксперименты: они стремились далеко не к равному могуществу — наоборот, мечтали превзойти и однажды подчинить мир себе. Тщеславие, амбиции, властолюбие кипятили кровь, захватывали мысли, и долгое время Союз отчаянно, преступая все преграды, желал приблизиться к поставленной цели.

Всё изменилось, когда на дне Марианской впадины нашли гроб. Пробуждение, возвращение Ноблесс не могло не остаться незамеченным, и Благородные, не могущие позволить, чтобы воплощение их силы оказалось у людей, решили вмешаться. Не обошлось без путаницы, ведь сперва Кадиса Этраму Ди Рейзела считали таким же предателем, как и люди — Франкенштейна. Правда раскрылась вовремя, никто не пострадал, и даже вмешательство в жизнь людей — ведь Ноблесс находился в Корее — свелось к минимуму.

Стычки с Союзом продолжались, конфликт грозился достигнуть пика, всё вело к войне, в которой бы пострадали все. И если бы не появление человека, вмешавшегося — здесь Франкенштейн внезапно рассмеялся (и так чужеродно прозвучал его смех в звенящем молчании сосредоточенных слушателей (что нас, что журналистов в Лукедонии), что по моей коже побежали мурашки), с весёлой ноткой добавив, что скорее нагло влезшего — в ход событий, так бы и произошло. Этот человек, использовавший наивные и иногда глупые методы, стремился к тому, чтобы люди, Благородные и оборотни смогли прийти к миру.

Я нахмурилась. Навряд ли они назовут моё имя — я не Ноблесс, я всю эту многовековую историю только сейчас услышала — и всё же нужно быть готовой ко всему.

После многочисленных драк и взаимоуничтожения мирные встречи казались невозможными, и всё же они имели место быть. На одной из них три разрозненные части некогда единого целого смогли достичь согласия, и образовался новый Союз, пять членов которого — Франкенштейн указал на находящихся слева от него Музаку, Раскрею, Им Тхэ Сика и первого — зрители могли увидеть сейчас.

До этого хранивший молчание, сейчас Им Тхэ Сик заговорил. Как человек, имеющий непосредственное отношение к правительству, именно он взял на себя ответственность сообщить об оставшемся члене прошлого Союза, вокруг которого собрались те, кто, как и в далёком прошлом, не желал отказываться от власти. Так как девятый угрожает всем, было решено рассказать простым жителям всё сейчас — до того, как, возможно, их незнанием воспользуются и направят гнев масс на модифицированных, оборотней и Благородных. Тех, кто на самом деле стремится защитить и не представляет угрозы.

Им Тхэ Сик смолк, и воцарилась тишина.

Голос человека, держащего микрофон, нарушил молчание, задав один единственный вопрос:

— Вы решили раскрыть себя исключительно из соображений о безопасности непосвящённых?

Ответ прозвучал со стороны всех пятерых — твёрдый, непоколебимый, уверенный и звонкий:

— Да.

На этом трансляция завершилась, и Тао выключил телевизор.

— Вот и свершилось… — осознав, что до сих пор сжимаю ладони Рейзела, я освободила юношу от своего присутствия и сделала несколько шагов назад. Ойкнула, когда на пути оказалась чья-то нога, и извинилась перед поморщившимся М-21.

— Кто рискнёт выглянуть в окно? — деловым тоном спросил Тао. — Вдруг дом Франкенштейна, известного как директор Ли, собираются взять штурмом?

Стоило хакеру договорить, как в дверь позвонили. Я подпрыгнула от неожиданности, а братья Кертье, Роярд, Ландегре и модифицированная троица напряглись, готовые — в случае чего — отражать нападение.

— Если бы хотели атаковать, навряд ли бы стучались, — задумчиво протянул Тао.

— А вдруг они хотят сбить нас с толку? Нужно взять на вооружение, — отозвался Лорд. — Кто пойдёт проверить?

— Спросил тот, кто уже мёртв и кому опасность грозит в последнюю очередь, — фыркнула я, направляясь к выходу. — Дорогие мои, всё гораздо хуже. Это дети, — нажав на кнопку блокировки, я открыла ребятам дверь.

Шинву, Суйи, Юна и Ик-Хан, как и в прежние разы, ввалились совершенно беззаботно: очевидно, факт того, что друзья и директор школы оказались не совсем людьми, никоим образом не повлиял на их отношение к упомянутым личностям. Войдя в дом и остановившись в гостиной, где все места для сидения были заняты, дети, не потратив на размышления и секунды, расположились на ковре подле остальных — в таком положении они смотрели на всё ещё сидящих модифицированных и Благородных снизу-вверх.

Хлопнув в ладони, Шинву деланно бодрым голосом уточнил:

— Значит, не люди? Вы, — он по очереди указал на модифицированных и Благородных, после ткнул в мою сторону (я как раз вернулась, не забыв закрыть входную дверь), — как их там назвали?..

— Благородные, — поправил очки Ик-Хан.

— Они, — заговорил Рейзел, решив, видимо, принять весь удар на себя, — люди, — он кивнул на М-21, Тао и Такео, посмотрел прямо на меня. — Мы — нет. Простите, — Кадис Этрама склонил голову, и мне показалось, что его идеально ровная осанка исчезла — он опустил плечи. — Я не хотел вас обманывать.

— Да мы все хороши, — вздохнула я, приземлившись между Суйи и Юной. Девушки не двинулись с места, не попытались увеличить между нами расстояние. Они лишь посмотрели… обиженно? разочарованно? раздосадовано? — Особенно я. Вы хоть скрывали правду только от них, а я — от всех вас. Кроме избранных.

Дети перевели дух.

— Тогда маленький вопрос, — Шинву обвёл всех нас взглядом. — Мы ведь по-прежнему друзья… да?

— Хочешь, можем стать семьёй, — нервно хихикнула я и тут же закашлялась. Это всё моя язвительность, за которой скрывается облегчение. Умею я портить моменты. — А что, вы сомневались? — я упёрла руки в боки и строго посмотрела на детей.

Учитывая, что я находилась на одном с ними уровне, эффект оказался комическим, но уж никак не внушительным. Девушки звонко рассмеялись, Ик-Хан и Шинву улыбнулись. Напряжение спало.

— Мы догадывались, что с вами что-то нечисто, — Сейра отправилась на кухню, чтобы приготовить чай и закуски, Раэль поспешил за ней — оказать посильную помощь, модифицированные покинули насиженные места, решив притащить дополнительные стол и стулья. — Актёр, про которого никто ничего не знает, бутафория, подозрительно похожая на настоящую кровь… Вы хотя б поправдоподобнее врали!

— Раньше вы не жаловались! — возмутилась я, искренне радуясь, что открытие правды не повлияло на наши отношения с этой надоедливой, но родной четвёркой.

— А теперь рассказывай, — повернулась ко мне Юна. — Франкенштейн — действительно твой отец?

— Нет, — наконец-то можно было откреститься от столь глупо появившегося родства. — Если говорить откровенно, я вообще не отсюда.

— Позвольте вмешаться, — Лорд переместился с дивана к нам на пол, сев в позу лотоса. Он откинул длинные волосы, вздёрнул подбородок и наполненным гордостью тоном проинформировал: — Она здесь исключительно из-за меня. Я, кстати, отец Раскреи и почивший Лорд Лукедонии. Приятно познакомиться, — поочерёдно пожав опешившим детям руки, Лорд продолжил: — Вы не поверите!..

И он рассказал обо всём, о чём мог. Так как я оказалась в больнице (что в другом мире — говорить не стал) в состоянии между жизнью и смертью, это позволило мне проникнуть в Вечный Сон — место, куда уходят Благородные после того, как решают, что им пора на покой. Вечный Сон тесно связан с оружием духа, — для демонстрации, что это за штука такая, с дивана за ноги стащили (под мои громкие просьбы этого не делать и попытки остановить беспредел) Раджека; юноша достал из воздуха Картас (и когда Раэль успел его вернуть?..), — а потому назвать почивших Благородных мёртвыми в прямом и полном значении этого слова всё-таки нельзя. Благодаря этому у Лорда получилось меня оживить, а когда я окрепла — смогла «воскресить» и папаню Раскреи.

Дети слушали внимательно и искренне. Они задавали вопросы обо всём и всем. Когда модифицированные принесли столы и стулья, а с кухни вернулись Раэль и Сейра, у нас появилась возможность расположиться всем вместе за столом. Мы расселись, и вопросы, задаваемые в перерывах между распитием чая и поеданием позднего завтрака, — или уже обеда, я на часы не смотрела, — посыпались с новой силой. Ответы всё чаще звучали в шуточной манере, однако при этом они не переставали быть правдой.

Затем, когда со стола убрали, дети достали оставленные у Франкенштейна настольные игры, и мы весело провели время до самого вечера. Проводив детей — и заодно узнав о настроениях в городе (большая часть, к огромному моему изумлению и неверию, настроена была мирно: никто за вилы и факелы не хватался и Благородных с оборотнями убить не клялся. А может, они ещё от шока не отошли…) — мы вернулись домой.

Где нас ждал сюрприз.

— Кого я вижу! — я всплеснула руками, во все глаза таращась на Кромбеля и третьего, спокойно подпирающих ограду дома Штейна. — Тысячу лет не виделись! Дайте вас хоть обнять. Хлебом-солью встречать?

— Не язви, — одёрнул меня немец. — У нас новости.

— Не может быть! — не сдержалась я от очередного укола.

— Какие? — влез хакер, отпихивая меня ближе к Раджеку. Видимо, понадеялся, что Кертье поймёт всё без слов и далее вмешиваться в разговор мне не позволит.

— После вашего эфира девятый покинул своё укрытие. Он собирает силы вокруг Лукедонии, — ну да, мы ж сами всему свету объявили, где нас искать в случае чего. Ой, идиоты-ы-ы…

— Опять? — Регис нахмурился. — Мы думали, они хотят напасть на город.

— Видимо, изменили планы, — пожал плечами третий. — По нашим сведениям, почти все, кто ещё оставался в Корее, спешно её покидают. Это, конечно, может быть обманом, и всё же мы склонны верить, что последний бой будет на территории Лукедонии.

— Девятый назначил Анне встречу на первое число, — Сейра высказала моё опасение раньше, чем я открыла рот.

— Он не явится? — Такео и М-21 переглянулись. Никто из них не был знаком с девятым достаточно для того, чтобы ответить на вопрос.

— Встреча состоится, — влез Лорд. — Уверен, девятый использует её как гарантию, что мы не нападём раньше. И даёт себе время завершить приготовления.

Я надулась, спрятавшись в объятиях Раджека. Они обсуждают то, что напрямую касается меня, при этом исключив предмет обсуждения и не давая ему — то есть мне — вставить и слова! Ух, вот закончится всё, я вам припомню!.. Не любят они меня совсем. Как обсуждать важное — так сразу «Аня, выйди и закрой дверь с той стороны», или «Можешь остаться, но разбери бумаги», или «Это не твоё дело. Ты ещё маленькая». А как убираться в доме или разбираться с делами лабораторий, которые взрослым лень посещать — так сразу «Ты уже большая девочка и сама справишься». Бяки.

Кромбель и третий поведали, чем занимались всё это время: да, они следили за девятым, и да, они знали, что тому известно о ребятах из KSA. Решив, что игра стоит свеч и в будущем любая действительная информация пригодится больше, чем поддельные доносы, они позволили случиться тому, что произошло, а сами стали ещё осторожнее. Благодаря этому у них получилось проникнуть едва ли не в сердце логова девятого, однако ничего более узнать не смогли. Сразу после эфира — его, кажется, транслировали по всему комплексу, чтобы даже патрули слышали — девятый приказал сниматься с места и двигаться к Лукедонии, и Кромбель с третьим решили, что пора.

Сразу выбраться из-за суматохи не удалось — так бы они явились раньше.

Выяснили ли они что-то ещё, я не узнала, так как Раджек подтолкнул меня в сторону дома, и, поняв, что от меня требуется, я со вздохом покинула их компанию. Специально посмотрела на часы, чтобы знать, сколько ещё они болтать будут, и отправилась на кухню заварить горячего шоколада — на улице конец октября, а потому, хоть мы и разгуливаем в тёплой одежде, всё же прохладно.

Компания вернулась через пятнадцать минут. По серьёзным минам я тут же поняла, что новости мне не понравятся.

— Мы возвращаемся, — я непонимающе воззрилась на старшего Кертье.

— Лукедония — наш дом, — Регис и Сейра сменили школьную форму на одеяния Благородных. — Мы обязаны быть там, если ему угрожает опасность.

— Удачи, Анна, — Роярд улыбнулась — и это был знак её поддержки.

— Не помри, — съехидничал Раэль.

— Погодите! — прервала сборы Благородных я, привлекая к себе внимание. — Рейзел идёт с вами? Не лучше ли, если девятый и вся его армия в Лукедонии, Ноблесс остаться здесь?

— Там Раскрея, — дёрнул плечами Лорд.

— И Раджек! — я махнула рукой в сторону Кертье. — И, тем не менее, я остаюсь.

— Долг не позволит Ноблесс отсиживаться, когда над Лукедонией нависла столь серьёзная угроза, — мужчина вздохнул. — Прощайтесь — и в путь, — Лорд был серьёзен и собран. Говорил он, разумеется, нам с Раджеком, кому ж ещё.

Умом я понимала, что их отбытие необходимо, на прощание времени мало, а на возражения и истерику нет права. Сердце же разрывалось.

— До встречи, — хрипло пробормотала я, не решаясь подойти к Раджеку: боялась, что если окажусь рядом, вцеплюсь ему в плащ и наотрез откажусь отпускать. Раньше явной опасности и угрозы не было, а сейчас… — Я люблю тебя, — прошептала, едва размыкая губы.

— Моё сердце с тобой, — ответил Кертье.

И вышел на улицу. Наверное, тоже понимал: останься он чуть дольше, и мои нервы сдадут, а решимость и напускная бравада исчезнет. Раджек слишком хорошо меня понимает. Этим и дорог. Заботой, отношением и привлёк. Не представляю, как можно будет забыть о таком.

— Раэль! — окликнула я парня на полпути к выходу. Он нехотя остановился. — Я не знаю, чем всё закончится, потому, чисто на всякий случай, давай обезопасимся, — Кертье изогнул бровь. — Вот что я предлагаю…

…кажется, я о чём-то говорила. Или просила. Не помню. Последнее, что я увидела перед тем, как оставшиеся Благородные покинули дом Франкенштейна, были блеснувшие алым глаза Раэля, пристально вглядывающиеся в мои зрачки.

Мы с Такео, М-21 и Тао остались вчетвером. Дом сразу показался одиноким и пустым. Сколько же здесь было людей и нелюдей — и теперь почти все разошлись. Интересно, успеют ли они вернуться до моей встречи с девятым? Осталось всего два дня. Воскресенье и понедельник. Мы разбрелись по комнатам: часы показывали двенадцать ночи, и идеи лучше, чем последовать старой доброй пословице «утро вечера мудренее» и лечь спать, не нашлось.