Возвращение назад далось Рабастану тяжело. Он едва дышал, когда добрался, наконец, до камеры — да и это сумел сделать исключительно благодаря поддержке двух дементоров, буквально тащивших его последние десятки ступеней. Когда все дементоры, разнеся завтрак, удалились, Мальсибер, видевший возвращение Рабастана, позвал его встревоженно:
— Рэба! Рэб, что они с тобою сделали?
— Ничего, — хрипло отозвался Рабастан. Да какой уж тут побег? Он же выдохнется посреди моря, и они все попросту утонут. Нет, ему, определённо, нужно что-то делать с телом.
— Рэба? — подал голос его брат. — Где ты был?
— Внизу, — Рабастан заставил себя приподняться, а затем и сесть, успокаивающе помахав Мальсиберу.
— Что ты там делал? — спросил Родольфус. Ойген же молчал, встревоженно глядя на Рабастана, и тот подумал, что опять у него в жизни всё вышло странно и неправильно: вот теперь Мальсибер знает то, чего не знает брат. Когда-то так же было с Маркусом, и из этого ничего хорошего не вышло. Значит, надо рассказать Родольфусу… всё, наверное.
— Смотрел, как растут дементоры, — ответил Рабастан.
А ведь сегодня утром кто-то умер. Или днём умрёт… или, может, ночью. Рабастану стало страшно — за Родольфуса и Ойгена — и неимоверно омерзительно. Сам-то он остался чистым, но ведь сути дела это не переменило: его руками или нет, а сегодня кто-то из заключённых много хуже, чем умрёт.
А что, если это будет кто-нибудь из них? Из тех, кто сейчас сидит с ним? Ойгена или Родольфуса Экридис вряд ли тронет: они ему нужны в качестве заложников… наверное. Хотя если он решил сегодня, что Рабастан и так пойдёт за ним…
— Ого, — сказал Долохов.
— Ты в порядке? — спросил Ойген.
— Да, — решительно сказал Рабастан. Нет, он не будет сидеть и нервничать — это всё равно бессмысленно. Если вдруг Экридис всё-таки решит забрать кого-нибудь из них, Рабастан попробует с ним побороться — а сидеть тут и дрожать он, определённо, не желает. — Тони, — начал он с самого нейтрального, — я забыл почти всё то, что ты мне показывал. Можешь это повторить? — попросил он.
— Сейчас? — спросил Долохов, зевая.
— Да, — уверенно сказал Рабастан.
Потому что кто знает, кого выберет Экридис. И сумеет ли Рабастан его отбить. А без Долохова ему сложно будет быстро восстановить физическую форму. Да, так думать скверно и цинично, но ведь так же может быть, и не учитывать такое глупо.
— Давай вечером? — попросил тот, но Рабастан настойчиво сказал:
— Сейчас. Хотя бы основное.
— Зайдёшь? — спросил тот, опять зевая.
— Да, — Рабастан совой проскользнул через прутья и, усевшись в камере Долохова на койку, внимательнейше на него уставился.
После Долохова Рабастан перебрался к брату и, устроившись с ним рядом, некоторое время молчал, собираясь с мыслями.
— Что-нибудь случилось? — спросил Родольфус, тоже помолчав сперва.
— Я тебе не всё рассказывал, — ответил Рабастан. — Не только тебе — всем вам. Но, пожалуй, это всё-таки неправильно. Видишь ли, Азкабан — не просто здание. И дементоры — не просто твари.
Родольфус слушал молча и, как всегда, очень внимательно. На его лице не отражалось отвращения и страха, только некоторая озабоченность и порой брезгливость, и когда Рабастан закончил, Родольфус сказал:
— Да, ты прав. Это место нужно уничтожить. Полагаешь, у вас с Руквудом выйдет?
— Сейчас? Нет, — Рабастан таких иллюзий не питал. — Но похоже, что обрушение куска стены пробьёт брешь и в чарах — и я надеюсь, что, когда его будут чинить, авроры смогут вернуть на место только камни. Чары просто так не восстановить, а Экридис колдовать не может. Так что душам путь будет открыт, и мне останется лишь помочь им.
— Если он будет открыт, зачем им ты? — спросил Родольфус.
— Они не сумеют отыскать дорогу сами, полагаю, — сказал Рабастан. — Слишком много времени прошло с момента смерти. Как я понимаю, тут как с призраками: если не ушёл в положенное время, то Дороги за Завесой не увидишь. Но я помогу… по крайней мере, постараюсь. Но как быть с дементорами, я пока не знаю, — признался он. — Думаю, что рано или поздно я найду ответ.
— Ты когда-нибудь уводил дементора отсюда? — задал Родольфус вполне ожидаемый вопрос.
— Нет, — Рабастан качнул головой. — Они все панически боятся. Вернее, кто-то, кажется, попал Туда, когда я Завесу поднимал, пытаясь отогнать их от Ойгена — но мне тогда было слишком плохо, я не знаю, что случилось с ними Там. А снова проверять…
Он замолчал, не зная, как обозначить свои чувства. Жалость? Страх? Рабастан абсолютно точно знал, что не хочет отправлять дементоров за Грань, не выяснив сперва, что там происходит с ними, но не задумывался прежде, почему. Хотя ответ был очень прост: если Там они, к примеру, просто исчезают, рассыпаются, или, может быть, наоборот, обречены на вечное скитание, то это попросту жестоко и неправильно. У любой души есть Путь, и не ему, не Рабастану, решать её судьбу. Иначе… «Некромант не должен нарушать не человеческих, но мировых законов, иначе однажды не Этот мир, так Тот окажется ему ловушкой, откуда выбраться уже не выйдет», — говорил ему когда-то Эйвери. И Рабастан ему верил.
Однако же Экридис нарушил все законы, какие только можно — и с ним всё в порядке. Ну, насколько может быть «в порядке» оставшийся на Этом свете мёртвый, не ставший призраком. Как, кстати, ему это удалось? Прежде Рабастан не знал, что такое вообще возможно.
— Твои цели благородны, — сказал Родольфус, и Рабастан глянул на него очень удивлённо. Благородны? Вот уж он о чём не думал. Никогда.
Тем более, что он вообще не слишком понимал, что значит это слово. Но, кажется, это было как-то связано с самоотверженностью — а какое это качество имело отношение к нему? Честность — да, но это?
— Есть вещи, которые не должны существовать, — проговорил Рабастан. — Душу можно некоторое время здесь удерживать — но не так. Экридис, создав дементоров, пошёл против природы. Так нельзя.
— Ты эту цель поставил Ойгену? — спросил Родольфус, очень странно глядя на каменную кладку.
— Не совсем… пока. Я собираюсь попросить его помочь мне с дементорами, — ответил Рабастан. — Хотя я сам не знаю, как.
— Не важно, — отозвался Родольфус. — Цель отличная… а я не могу теперь перестать думать о том, что всё это — на крови. И… я верно тебя понял? Там, внутри стен, тоже души?
— Верно, — кивнул Рабастан, уже жалея, что всё рассказал. Он и сам далеко не сразу привык к тому, что живёт, по сути, среди душ и крови, а Родольфусу это должно даться тяжелее. Нет, не надо было, всё же, говорить ему. Что это изменит?
— Это старая традиция — мешать строительный раствор на крови, — сказал Родольфус. — Правда, обычно брали кровь животных… иногда символически-тотемных. Я о человеческой, пожалуй, и не слышал даже. Ойген знает?
— Нет, конечно, — Рабастан даже удивился. — Я же не с ума его свести хочу.
— Это правильно, — Родольфус зябко повёл плечами. — Ты давно об этом знаешь?
— Да, давно, — признался Рабастан. — Я привык уже.
— Я тоже привыкну, полагаю… если мы, конечно, прежде не сбежим.
— Не сбежим, — ответил Рабастан. И пояснил: — По двум причинам. Во-первых, Экридис будет ждать зимнего солнцеворота — но не этого, к нему мы не успеем. Следующего. А во-вторых, я сегодня понял, что мне нужно где-нибудь тренировать полёт. Но где — не представляю. Не по коридору же летать.
— Ты не можешь протиснуться в окно? — спросил Родольфус.
— Могу, — сказал с досадой Рабастан. — Но что толку? Это надо было делать раньше, а теперь, когда авроры могут появиться здесь в любой момент, так рисковать нельзя.
— Они не авроры, — задумчиво возразил Родольфус. — Они — сотрудники ДМП.
— Это важно? — усмехнулся Рабастан.
— В данном случае — нет, — согласился с ним Родольфус. — Дай подумать, — попросил он вдруг. Некоторое время они просто сидели молча, а потом он предложил: — Я думаю, что можно было бы придумать какой-нибудь сигнал. Они ведь не приходят неожиданно: слышно, как они идут по лестнице. Если ты будешь летать так, чтобы всегда видеть моё окно, можно было бы вывешивать из него одеяло — а при их появление убирать его. Ты бы мог успеть вернуться.
— Это может получиться, — радостно и удивлённо проговорил Рабастан. — Одеяло я в окно просуну… Руди, это в самом деле может получиться!
— Может, — кивнул тот, и вдруг притянул его к себе и обнял.
— Не бойся, — шепнул Рабастан, тоже обнимая брата. — Если я не научусь летать подолгу, мы все попросту утонем. Это лучше, чем навечно здесь остаться, но немногим.
— У тебя получится, — уверенно сказал Родольфус, и Рабастан расслышал в его голосе ещё надежду.
После брата Рабастан зашёл к Мальсиберу. Рабастан так до сих пор и не решил, рассказывать ли ему правду про устройство Азкабана, но вот про дементоров и про то, что было этой ночью, он рассказал всё.
— Ты боишься, что он заберёт кого-нибудь из нас? — сразу же спросил Мальсибер, едва выслушав его.
— Боюсь, — признался Рабастан. — Я, конечно, постараюсь защитить вас, но… — он покачал головой. — В общем-то, я ведь не способен навредить ему по-настоящему. Что я могу сделать мертвецу?
— Увести его отсюда? — Мальсибер улыбнулся, а Рабастан застыл, глядя на него немного ошарашенно. Почему он сам об этом не подумал? Это же так просто. Это вообще самое элементарное, что может быть! И первое, что должно бы было прийти ему в голову. Почему он, некромант с рождения, не видит вот такие очевидные решения? — Ну, я думаю, — Ойген, кажется, смутился, — что раз Экридис до сих пор здесь, и никуда не собирается, ему не понравится, если ты его отсюда заберёшь. Ты ведь можешь это сделать?
— Да, — Рабастан медленно кивнул. — Могу.
— Ну вот, — Мальсибер снова улыбнулся, и Рабастан признался:
— Я об этом даже не подумал.
— Потому что это нелогично, — ни капли не удивился Ойген. — Ведь обычно души, как я понял, как раз хотят уйти? Ты к этому привык. Это мне всё это в новинку.
— Но я должен был… — начал было Рабастан, но махнул рукой и улыбнулся. — Не важно. Это — средство крайнее, конечно, но ты прав. Этого он испугается. Спасибо.
Скажите, а Долохов - куница потому что песец - это слишком иронично?) Я в главах про анимагию не могу развидеть песца, это выше моих сил..
1 |
Alteyaавтор
|
|
Netlennaya
Скажите, а Долохов - куница потому что песец - это слишком иронично?) Я в главах про анимагию не могу развидеть песца, это выше моих сил.. Песец - слишком жирно. ))) Он помельче, он куница ))1 |
Alteya
Ладно, а тогда почему не соболь (он всё-таки мужского рода), а куница (женского)? (Но я всё равно внутри себя буду думать, что Долохов - песец. Потому что он ПРИХОДИТ))) |
Nalaghar Aleant_tar Онлайн
|
|
Потому что куница - тот ещё хЫшшник))) Куда там до неё бедолаге соболю...
|
Да я почитала про них, они все хищники, хотя куница, конешн, круче других.
Но Долохов-песец теперь навечно в моем сердечке |
Netlennaya
Но Долохов-песец теперь навечно в моем сердечке 2 |
val_nv
Не, летний - худой, облезлый, ловкий, голодный и злой |
Nalaghar Aleant_tar Онлайн
|
|
3 |
Nalaghar Aleant_tar Онлайн
|
|
2 |
Когда-нибудь я научусь вставлять картинки, а пока вот - самый страшный клочкастый голодный летний песец, которого смогла найти
https://www.drive2.ru/l/1746850/ |
Nalaghar Aleant_tar Онлайн
|
|
Ну ловите...
3 |
Nalaghar Aleant_tar
Такой ми-илый! Скажите ж! |
Nalaghar Aleant_tar Онлайн
|
|
И, к слову, вполне себе укормленный и благополучный)))
|
Худенькый.. но милый)
|
1 |
Nalaghar Aleant_tar Онлайн
|
|
И вообще... Пора бы запомнить, что песец сюда не приходит, он отсюда ВЫХОДИТ.
1 |
Alteyaавтор
|
|
Netlennaya
Да я почитала про них, они все хищники, хотя куница, конешн, круче других. Вот! Куница круче всех! Поэтому и. ) Но Долохов-песец теперь навечно в моем сердечке А песцы прекрасны! )) Последний так даже похож на Тони. Чем-то. ) |
Пролог , Рабастан немного аутист? Да и мог сразу выпалить родительнице про то , что дед сказал , что он некромант.
|
Alteyaавтор
|
|
Baphomet _P
Пролог , Рабастан немного аутист? Да и мог сразу выпалить родительнице про то , что дед сказал , что он некромант. Не то чтобы аутист. Есть некоторые черты.Не мог. Потому что уже знает, что некромант - это ужасно. |
Перечитывать оказалось тоже прекрасно, спасибо)
2 |