Некромант (джен)

Разбудили Рабастана позывы в туалет. Было ещё светло, но он, как и все заключённые, давным-давно отучился от стеснения. Кое-как поднявшись — сломанные кости сразу заболели, но Рабастан решил не слишком обращать внимание на это, — он медленно поднялся и, буквально парой шагов добравшись до ведра, отметил, что, пожалуй, у такого крохотного пространства есть и плюсы.

Руки мыть здесь было нечем, кроме как той же водой, что давали для питья, и он плеснул себе чуть-чуть на пальцы, а остальную с наслаждением выпил. Затем очень медленно добрёл до решётки и, сев на край койки, позвал:

— Ойген! Руди!

— Я же говорил: жить будет, — тут же очень довольно прокомментировал Долохов.

— Как ты? — спросил Мальсибер, подходя к своей решётке.

— Рэба! — раздался голос Родольфуса. Видно, он просунул руку сквозь прутья, потому что Мальсибер сказал ему:

— Руди, он сидит. Я думаю, ему тяжело пока стоять.

— Тяжело немного, — согласился Рабастан. — Но, в целом, всё хорошо. Я теперь должник твой? — спросил он у Долохова.

— А не знаю, — отмахнулся тот. — Но проверить можно. Хотя какая разница сейчас-то? Вытащишь нас — вот и рассчитаемся.

— Это не так просто, — признался Рабастан. — Теперь. Палочку они забрали, да?

— Забрали, — Долохов скривился.

— Чья она, не знаешь? — спросил Рабастан без особенной надежды.

— Нет, конечно, — хмыкнул Долохов. И, демонстративно потянувшись, заявил: — Ладно, молодёжь, болтайте. Я спать.

Он отступил внутрь камеры и, улёгшись, отвернулся к стене и даже одеяло натянул повыше.

— Как ты? — вновь спросил Мальсибер.

— Всё болит, — признался Рабастан. — Но это кости. Внутри всё спокойно. Кости — это ерунда. Пройдёт. Что здесь было? — спросил он.

— Мы все очень испугались, — сказал Мальсибер. — Они принесли тебя посреди ночи — в крови и без сознания. И метались здесь… потом Руди вывели …

— Но я мало что мог сделать, — сказал Родольфус. — Почти ничего. Потом они всё же притащили Тони, а меня обратно увели.

— Тони у них палочку потребовал, — продолжал Мальсибер. — Они долго мялись, но к утру всё-таки решились.

— Интересно, что охрана сюда все эти дни почти не заходила, — добавил Родольфус. — Пока Антонин тебя лечил, дементоры здесь оставались сутками, и охрана едва заглядывала, и тут же уходила.

— Хотя Тони они всё же уводили при их приближении, — добавил Мальсибер.

— Ясно, — сказал Рабастан.

Они замолчали. Рабастан чувствовал себя слабым и больным — и, осторожно устроившись на койку, закрыл глаза. Кажется, им всем сменили одежду и бельё… да, всё верно: очередной год закончился, Рождество прошло.

Он заснул — а проснулся от присутствия дементоров. Ему даже открывать глаза не нужно было, чтобы их почувствовать, да и ожидал их Рабастан, на самом деле. Что ж… рано или поздно им бы всё равно пришлось поговорить. Лучше сразу.

Рабастан открыл глаза и оглядел с десяток парящих рядом с ним дементоров. И спросил — пока что вслух:

— С чем вы пришли?

Ответ был ожидаем: ему показали образ Экридиса и поиски. Они, оказывается, уже успели обыскать весь Азкабан. Сказать им? Нет?

— Я не знаю, где он, — наконец, ответил Рабастан.

В целом, он даже не лгал: он понятия не имел, где сейчас в Том мире может быть Экридис. Он вообще не знал, где там остаются те, кто ступил за Грань, но не пошёл дальше.

«Найди его!»

«Я буду искать», — что ещё он мог сказать им?

«Ищи!» — они, оказывается, могли быть весьма настойчивы.

«Я болен. Мне по-прежнему нужна помощь. Приведите Долохова и отдайте ему палочку.»

Рабастан совсем не ожидал, что они послушаются. Однако именно это и случилось — и буквально через четверть часа к нему в камеру вошёл, кажется, не слишком-то обрадованный этим Долохов.

— Нашёл целителя, — фыркнул он, садясь. — Сказал же: сделал всё, что мог.

— У меня болит всё, — сказал Рабастан. — Я бы потерпел, но как в таком состоянии летать?

— Никак, — Долохов поморщился. — Ну, тогда только ломать всё заново. А потом сращивать.

— Ломай, — вздохнул Рабастан. — Только по одной.

— Да уж не все сразу, — Долохов погладил палочку. — С чего начнём?

— С ноги, — решил, подумав, Рабастан. Для полётов ноги не особенно нужны — пускай тренируется пока. — Ты уже так делал?

— Было раз, — без всякого сомнения ответил Долохов. — Готов? Будет больно.

— Готов, — Рабастан закусил зубами край одеяла, и Долохов коснулся палочкой его бедра.

Больно в самом деле было, но, сказать по правде, Рабастан ожидал худшего. Он даже сумел удержать крик, только выдохнул глубоко и шумно. Пока Долохов трудился, Рабастан, приоткрыв глаза, наблюдал за ним — и раздумывал, нельзя ли использовать своё нынешнее состояние для того, чтобы получить палочку. Просто взять её у Долохова было невозможно: дверь в камеру была открыта, и у самого её порога дежурили дементоры. Они не входили, и ничем Долохову не мешали, однако Рабастан ощущал их насторожённость и прекрасно понимал, что, попытайся он завладеть волшебной палочкой, её тут же заберут и уже больше не дадут. Нет, силой ему с ними ни за что не справиться… а вот узнать, где они её берут, он, пожалуй, может. Хотя озаботиться этим следовало заранее — впрочем, у него ещё будет время. Он успеет. Должен.

— Ну попробуй, — наконец, с сомнением предложил Долохов.

Рабастан пошевелил ногой. Потом согнул её. Приподнял. И улыбнулся, пошутив:

— Вот избавимся от Лорда — пойдёшь в целители.

Долохов так глянул на него, что веселье Рабастана испарилось, словно капля воды на раскалённой сковороде.

— Ты, что ли, избавишься? — спросил Долохов.

Рабастан смотрел на него и думал, что, на самом деле, он ведь ничего про взгляды Долохова знать не знает. Кто сказал, что он недоволен грядущим возвращением Тёмного Лорда? С чего Рабастан это вообще взял?

— Лично я за это не возьмусь, — добавил, наконец, Долохов, очевидно, разглядев и правильно интерпретировав выражение лица Рабастана. — Разве что помочь могу. Чем скажешь.

Рабастан продолжал пристально смотреть на Долохова. Врёт он? Нет? Ему казалось, что тот честен, но он не настолько хорошо разбирался в людях, чтобы быть уверенным. Был бы он Мальсибером… вот как тот это делает?

Впрочем, стереть в памяти Долохова этот разговор Рабастан потом успеет. Когда они убегут. А пока придётся ему на слово поверить — или сделать вид.

— Сейчас рано обсуждать всё это, — сказал Рабастан. — Потом.

— Продолжим? — спросил Долохов, кивнув на палочку.

— Завтра, — решил Рабастан. Спешить ему было некуда, а несколько лишних дней он вполне мог боль и потерпеть.

Долохова это его решение обрадовало, а вот приблизившихся к ним дементоров не слишком. Впрочем, они не стали спорить — просто отняли у Долохова палочку и отвели его назад. Интересно, это та же самая? Рабастан постарался вспомнить, как выглядела палочка в руках Долохова в прошлый раз. Вроде бы примерно так же… ничего, завтра он её рассмотрит.

Теперь следовало как-то организовать слежку за дементорами. Сделать это могли только мёртвые — но их надо было, во-первых, как-то вызвать, а во-вторых, уговорить рискнуть. Можно было бы, конечно, позвать кого-нибудь из-за Завесы, однако к этой мысли Рабастан относился весьма скептически: долго оставаться в этом мире всем ушедшим тяжело. А в том мире есть Экридис, справиться с которым, вероятно, будет отнюдь не просто. Нет, определённо, Рабастану нужно было поговорить со здешними умершими. Только как позвать их?

Именно об этом Рабастан и думал, когда Долохов ушёл. Как он зовёт мёртвых за Завесой? Открывает её, зажигает Свет — и зовёт по имени. Вероятно, здесь бы можно было точно так же… а возможно ли зажечь Свет здесь? Он попробует, пожалуй — но вот имя? Он не знал ни одного. Надо… надо вспомнить, кто здесь умирал. Конечно, Рабастан уже мог отпустить его или её, но ведь ему может повезти. Не попробуешь — и не узнаешь…

Кто здесь умер? Можно подумать, Рабастан аврор и знает всех бандитов, кого сюда сажали! А из старинных семейств сюда попадали очень редко… почти никогда. Так. Кого он вообще знает из умерших? Рабастан начал перебирать в голове список «Священных двадцати восьми», но это ни к чему не привело. Тогда он просто начал вспоминать известных ему волшебников — и вдруг понял, что очень мало кого вообще знает, кроме одноклассников, «Священных двадцати восьми» и некоторых соратников Тёмного Лорда. А ведь Великобритания большая…

— Руди, — позвал он, едва дождавшись утра и исчезновения дементоров.

— Как ты себя чувствуешь? — тут же отозвался тот.

— Терпимо, — постарался успокоить его Рабастан. — Тони поработает ещё немного, и всё станет хорошо. — То, что у него по-прежнему почти всё время болела голова, Рабастан брату сообщать не стал. Зачем? С ним это уже однажды было — и прошло. Пройдёт и сейчас — тем более, что тут уж точно Долохов не мог помочь ничем. — Скажи, ты не помнишь имён тех, кто умер в Азкабане?

— Чьих конкретно? — уточнил Родольфус.

— Чьих угодно, — сказал Рабастан с надеждой. Раз Родольфус спрашивает — значит, знает несколько?

— Отец Дамблдора, например, — сказал Родольфус. — Там была какая-то история с нападением магглов на его ребёнка, а потом его — на них.

— Ты не помнишь его имя? — спросил Рабастан.

— Помню. Персиваль. Зачем тебе?

Как же Рабастан ценил это свойство Родольфуса — сперва ответить, а уже затем спросить, зачем? Или даже не спросить.

— Я потом скажу, — отозвался Рабастан. — Спасибо. Вспомни пока кого-нибудь ещё, — попросил он. — До завтра. Сможешь?

— Да, пожалуй, — пообещал Родольфус.

Дамблдор. Что ж… если он похож на сына — или, правильнее говорить, если сын на него похож — это то, что нужно.

Главное, чтобы он оказался здесь. И согласился помогать.

Но это Рабастан сейчас узнает.