Некромант (джен)

— Я хотел спросить тебя, — сказал Рабастан, садясь рядом с лежащим на койке Мальсибером. — Но ты скверно выглядишь, — нахмурился он, вглядываясь в измождённое и, кажется, ещё больше похудевшее лицо Ойгена. — Я ведь говорил тебе: хватит изучать дементоров.

— Сейчас не время останавливаться, — возразил Мальсибер.

— Сейчас как раз время, — сказал Рабастан с нажимом. — Ты не видишь себя со стороны. А я вижу. Ойген, хватит.

— Ты их различаешь? — спросил Ойген.

— Кого «их»? — Рабастан понимал, что начинает злиться, но не очень понимал, причину этого. Откуда эта злость? Он ведь должен ощущать тревогу и досаду — почему он злится?

— Дементоров, — Мальсибер поправил под головой подушку.

— В каком смысле? — Рабастан нахмурился.

— Ну, как нас. Внешне, и по голосам, по жестам… в целом — различаешь?

— Каким голосам, Ойген? — Рабастан почти что испугался. — У них нет голоса.

— Хорошо, пусть интонациям… различаешь? — спросил Ойген нетерпеливо.

— Я об этом не задумывался, — пожал Рабастан плечами. — Но, наверное, они должны друг от друга отличаться. Я посмотрю, если хочешь. Это так важно?

— Они разные, — сказал Мальсибер. — У них даже лица разные — если приглядеться и привыкнуть. Как и руки. И, тем более, характер. Среди них есть… я пока не знаю, как сказать… не то, чтобы они что-то помнили из прежней своей жизни, и не то, чтобы осознавали, кто они… не знаю, — он качнул головой. — Но им… опять же — им не то, чтобы не нравится быть теми, кем они являются, но они осознают… а может, ощущают, что с ними что-то не так. И вот с ними… я думаю, если у меня получится, они смогут нам помочь потом.

— С чем помочь? И что получится? Ойген, — Рабастан уже не злился — ему и вправду стало страшно. — Послушай, — он даже взял его за плечо, — я не хочу, чтобы ты продолжал. Понимаешь? Не хочу! Ты выглядишь… я за тебя боюсь, — признался он.

— Напрасно, — Мальсибер улыбнулся. — Я устал, конечно, но я впервые за всё время пребывания здесь чувствую, что занят делом. Настоящим. И не только тут, ты знаешь… может быть, вообще. За всю жизнь.

— Тебе должно от этого быть лучше, а не хуже! — воскликнул Рабастан, и Мальсибер рассмеялся.

— Так мне лучше. Я устал, но это ерунда. О чём ты хотел со мной поговорить?

Рабастану очень захотелось сказать что-то вроде: «Ну, раз ты меня не слушаешь, обсуждать мне с тобой нечего», но он понимал, что это глупо. Почему вообще он так болезненно и резко реагирует? Ойген не ребёнок — он не будет доводить себя до истощения. В конце концов, разве у него нет права решать, как жить? И что в жизни делать? Рабастану бы понравилось, если б кто-то попытался диктовать ему, что делать?

— О побеге, — сказал он, наконец. — В принципе, мы можем убежать довольно скоро. Я знаю, где дементоры прячут палочку. Мне останется лишь превратить вас, спрятать в карман — и улететь. Если сделать это днём, дементоры нам помешать не смогут.

— А Экридис? — спросил Мальсибер очень серьёзно. — Рэба, где он?

— Ты им скажешь? — спросил вместо ответа Рабастан.

— Нет, конечно, — Мальсибер не обиделся, но и не удивился.

— За Завесой, — Рабастан подумал, что, возможно, и не стоило говорить ему. Эта его странная одержимость дементорами… — Но он не уйдёт оттуда никуда. Будет просто там ходить, и всё.

— Жуткая судьба, — задумчиво проговорил Мальсибер. — Ты оставишь его там?

— Не знаю, — признался Рабастан. — Возможно. Я ещё не думал.

— В чём был твой вопрос? — Мальсибер, кажется, заметил, что Рабастан не стремится обсуждать этот вопрос, и не стал настаивать. — С побегом? Раз мы можем убежать сейчас…

— Можем, — кивнул Рабастан. — Но тогда внутри всё останется как есть. Мёртвые здесь точно так же будут заперты. А дементоры… не знаю. Вероятно, они продолжат размножаться.

— Но Экридиса же нет?

— А зачем он им? — спросил Рабастан. — Он ведь просто мёртвый. Он мог научить их, но сам действовать был неспособен. Они самостоятельно справлялись. Им нужно будет просто воспроизводить те действия, которые они совершали прежде.

— Ты знаешь, — задумчиво проговорил Мальсибер, — у меня сложилось впечатление, что им нужен кто-то. Вождь, хозяин — кто-то, кого они будут слушаться. У них не то чтобы нет воли, но Экридис ведь их создавал с определённой целью. И качества закладывал определённые. Возможно, он вложил в них стремление служить? Или просто подчиняться? Может быть такое?

— Может, — задумчиво проговорил Рабастан, крайне неохотно признавая, что с практической точки зрения Мальсибер был совершенно прав, настаивая на продолжении изучения дементоров. — Теоретически. Я никогда не интересовался подобной магией.

— Если так, — продолжил Ойген, — они поищут Экридиса ещё какое-то время, а потом начнут искать другого хозяина. Тебя.

— Почему меня? — изумился Рабастан.

— Ну, или меня, — улыбнулся Ойген. — А кого ещё? Коменданта крепости? Министра?

Рабастан поёжился. Но ведь Ойген был прав: дементоры вполне могли так отнестись к нему… к ним. К ним обоим. Это может иметь самые разные последствия, и далеко не все из них представлялись Рабастану хотя бы приемлемыми. Не говоря уже о том, что идея стать хозяином дементоров вызывала у него стойкое отвращение.

— Да, возможно, — сказал он. — Я подумаю об этом… мы поговорим ещё.

— Конечно, — тут же согласился Ойген. — Ты пришёл поговорить о побеге, — напомнил он.

— Как я сказал, мы можем убежать сейчас, — отстранённо проговорил Рабастан. Если Ойген прав, что будет, когда они сбегут? И у дементоров здесь не останется никого на роль хозяина? — Но тогда всё здесь останется по-прежнему, — Рабастан заставил себя сосредоточиться. — Мёртвые по-прежнему будут здесь заперты. Я потом всё равно вернусь, конечно — если выживу. Что, учитывая это, — он приподнял свой левый рукав, — не так уж вероятно.

— Что ты будешь делать, когда он вернётся? — спросил Ойген.

— Об этом мы тоже поговорим, — быстро… может, слишком быстро сказал Рабастан. — Потом. Сейчас я хочу узнать, как бы ты хотел бежать. Когда. Сейчас — или через год? Чтобы мёртвых отпустить, следует обрушить стену, как Экридис и хотел. Сделать это можно только через год, насколько я понимаю.

— Конечно, через год, — ни на секунду не задумавшись, ответил Ойген. — А ты сам как хочешь?

— Я тоже считаю, что их нужно отпустить. Но решил спросить, — он улыбнулся.

— Так что ты будешь делать, когда Лорд вернётся? — настойчиво спросил Мальсибер.

— Это слишком серьёзный и долгий разговор, — сказал Рабастан. — Мы обсудим это, обещаю. И я думаю, тебе понравится, — он улыбнулся.

— Понравится? — переспросил Ойген недоумённо.

— Да, — Рабастан сжал его руку. — И я обещаю: тебе больше не придётся убивать.

— Не в этом дело, — покачал головой Мальсибер. — Вернее, в этом тоже, но это не главное. Я и так бы мог стоять и смотреть, как это делают другие.

— Я не обещаю, что войны не будет, — сказал Рабастан. — Но об этом после.

— Ты не любишь думать о двух вещах разом, — кивнул Мальсибер.

— Не люблю, — согласился Рабастан. — И говорить тоже. Сейчас это всё равно пока не актуально. Нет смысла размышлять о том, на что мы повлиять пока не можем. Значит, ты согласен подождать с побегом?

— Разумеется, согласен, — мягко проговорил Мальсибер.

Они замолчали.

Рабастану не хотелось уходить, однако разговор был завершён, Мальсибер выглядел усталым и совершенно точно нуждался в отдыхе — и всё же…

Впрочем, чего бы Рабастану ни хотелось, он, конечно, сделал то, что было нужно: обернулся совой и отправился сначала к брату — который вполне ожидаемо тоже высказался за то, чтобы подождать, но мёртвых выпустить — а затем и к Руквуду. Его он тоже спросил, но больше для проформы: во-первых, ответ Руквуда он знал, а во-вторых… впрочем, во-первых было вполне достаточно.

А ночью к нему пришли дементоры. Рабастан их ждал, и вечером постарался выспаться, однако, когда они его разбудили, проснулся усталым и разбитым. Но им не было до этого, конечно, никакого дела.

«Ты здоров. Ищи.»

«Палочка. Мне нужно колдовать.»

«Палочки не будет. Ищи так.»

Рабастан заколебался. Настоять? Шанс, что дементоры уступят, невелик, зато они могут разозлиться — и что он будет делать, если они вспомнят, чем пугал его Экридис? Или сами догадаются?

«Я ничего не обещаю. Но попробую.»

Они вышли из камеры и двинулись по коридору к хорошо знакомой Рабастану винтовой лестнице, и он, остановившись перед ней, сказал:

«Темно. Нужна лампа.»

«Иди. Ты знаешь путь.»

«Я уже здесь падал. Больше не хочу. И я ничего не вижу. Человек без света ничего найти не сможет.»

Они поколебались, но всё же уступили — и вскоре Рабастан впервые увидел лестницу, по которой столько раз ходил. Объективно света было мало, но ему казалось, что тот его почти слепит — настолько всеобъемлющей была здесь прежде тьма. Рабастан спускался очень медленно, внимательно разглядывая стены и ступени. Лестница как лестница… ступеньки невысокие и с виду совсем новые — словно тут никто и не ходил с тех пор, как их создатель умер.

Ниже, ниже… стоп. Вправо уходил какой-то коридор — и Рабастан, немного подумав, решительно туда свернул. Ему не мешали, но и одного не оставляли, чему он был только рад: если он заблудится, или упадёт, или попадёт в ловушку… кстати.

«Здесь опасно?»

«Ищи. Мы о тебе позаботимся.»

Это была самая странная картинка, которую Рабастан видел за всё время их общения, которая его, скорее, бросала в дрожь, чем успокаивала. Но, по крайней мере, они явно были в нём заинтересованы. Во всяком случае, пока.

Если бы он мог понять, кто для них Экридис, и что они чувствуют в связи с его исчезновением! Но увы, это не было ему дано — оставались лишь догадки… и Мальсибер. Который, кажется, сумел войти с ними в какой-то резонанс и, в общем-то, Рабастан их понимал: он бы тоже на их месте между ним самим и Ойгеном выбрал именно его.

Коридор тянулся и тянулся, и в какой-то момент резко свернул вправо. Кое-где то в центре, то у стен, совершенно беспорядочно располагались небольшие, дюймов в десять диаметром, отверстия, уходившие куда-то глубоко вниз. Рабастана они очень заинтересовали, и он тщательно изучал каждое, изображая при этом поиски Экридиса, однако ничего толком про дырки эти не понял, кроме того, что они, похоже, шли насквозь — по крайней мере, на потолке он их тоже обнаружил, и располагались они в точности над теми, что в полу. Для чего они были нужны, Рабастан не понимал, и никаких идей у него не было — может, Руквуд догадается?

Судя по всему, коридор шёл почти по всему периметру Азкабана, но заканчивался почему-то тупиком, так что Рабастану и его сопровождающим пришлось идти обратно. Таких коридоров обнаружилось ещё четыре, и к тому моменту, как Рабастан закончил их исследовать и добрался до подножья лестницы, была уже середина ночи — если его, конечно, не подводило чувство времени.

Рабастан поднял лампу повыше и огляделся.