Некромант (джен)

При виде Тёмного Лорда Рабастан онемел, в самом буквальном смысле слова лишившись дара речи. Человеком это существо определённо не было — а чем было, Рабастан не знал. И дело было отнюдь не только во внешнем виде — дело было в ощущении. Оно было ни живым, ни мёртвым — оно вообще не совсем было, если можно так сказать. У Рабастана от этого ощущения волосы шевелились на затылке, и ему стоило огромного труда скрыть всплеск отвращения, захлестнувшего его в тот момент, когда Тёмный Лорд милостиво протянул ему руку… для поцелуя. Это Рабастана и спасло: жест показался ему до такой степени нелепым и смешным, что его омерзение померкло, а на первый план вышли любопытство и недоумение. Что же с ним случилось и почему? Так всегда бывает после воскрешения с помощью хоркрукса? Или дело в чём-нибудь ещё? Впрочем, долго размышлять об этом ему было некогда, потому что Лорд потребовал рассказа о побеге, и Рабастану пришлось взять слово.

Рассказал он, разумеется, далеко не всё, умолчав и про души, и про Экридиса, и про особенности разведения дементоров. А вот об анимагии рассказать пришлось, хотя Рабастану этого и не хотелось. Но как иначе объяснить побег и их пребывание посреди шотландских гор и леса, он не знал — пришлось сказать, как есть. В его интерпретации побег выглядел следующим образом: научившись анимагии, они с Долоховым выкрали палочку у охраны, превратили остальных в камни и сбежали, обрушив для этого кусок стены. Версия, конечно, была зыбкой, но Лорда вполне удовлетворила, а большего от неё не требовалось. По крайней мере, пока. А там они с Руквудом обсудят всё и додумают детали, если будет нужно.

А пока у них было много совсем других забот. Например, где им жить — потому что не могли же они все домой вернуться! Очень скоро аврорат Великобритании встанет на уши и перевернёт вверх дном дома всех тех, кто хотя бы теоретически мог бы быть причастен к этому побегу. Правда, в Лестрейндж-холл они не попадут, но вот накрыть его антиаппарационным куполом и заблокировать камины, ну и чары по периметру поставить могут — так что нет, домой никому из них пока нельзя.

— Вам придётся подождать, пока авроры не уймутся, — сказал Тёмный Лорд и взмахнул палочкой — и это было последним, что запомнил Рабастан.

Очнулся он — вернее, как он понял, ему, как и остальным, вернули человеческий вид — в большой гостиной Малфой-мэнора, где собрались, кажется, все участники Ближнего круга, человек, наверно, двадцать, не считая их самих. И на сей раз масок ни на ком не было.

— Эти герои, — начал Тёмный Лорд, и Рабастан после первых фраз просто отключился, перестав вслушиваться в его пафосную речь. Значит, они герои? Что ж, из этого он должен выжать всё, что сможет.

Пока Лорд всё говорил и говорил, Рабастан незаметно оглядывался. Видеть вокруг нормальный дом вместо Азкабана было умиротворяюще приятно, однако куда интереснее здесь были лица — причём не его товарищей из Азкабана, а тех, кого эта участь миновала. На них всех был страх — у кого-то это читалось очевиднее, у кого-то было почти скрыто, однако же страх был у всех. Впрочем, многие, помимо страха, явно ощущали возбуждение и гордость, а некоторые — ещё и зависть или превосходство. Были, впрочем, те, кто смотрел на них и с жалостью, и даже с сочувствием, но их было очень мало — разве что Нарцисса Малфой с Эйвери. Как же они изменились! Рабастан, конечно, помнил, что с момента их ареста прошло больше четырнадцати лет, и знал, как что они сами давно уже совсем не напоминают тех, кто сел когда-то в Азкабан — но всех остальных-то его память сохранила прежними, и контраст с тем, какими они стали теперь, был огромным. Взрослые… какие же они все взрослые! Тех юнцов, которых помнил Рабастан, больше не было, а этих людей он, кажется, вообще не знал.

Что до Снейпа, то его здесь не было, и Рабастан занервничал. Жив ли он вообще? И чем занимается сейчас? Не торчал же он всё это время в ненавистном ему Хогвартсе. Стал, наверное, известным зельеваром… Но главное — почему его здесь нет сейчас? Им всем нужен целитель, пусть даже непрофессиональный — Снейп бы мог быть им, уж если невозможно привести другого. Или, может быть, их всех, на самом деле, уже кто-то осмотрел? И сделал назначения? А потом Лорд просто стёр им память. Вероятно, всем — вряд ли именно и только Рабастану. Или, может быть…

Эти его мысли оборвал вердикт Тёмного Лорда, сообщившего им всем, что, поскольку дом четы Малфой выбран им на роль личной резиденции, на правах хозяина он приглашает тех, кто столько лет страдал за проявленную нему верность, присоединиться и остаться жить под одной крышей с ним. Ну, и с Малфоями, которых это известие явно ничуть не удивило, хотя и радости, как он заметил, не доставило. Что же, Рабастан их понимал, и Нарциссе даже отчасти сочувствовал. С другой стороны, зато Люциус всё это время провёл дома — может, у него уже и дети есть, и случись что с ними, род на этом не закончится. А вот им с Родольфусом всё это только предстоит, и Рабастан пока не представлял, как и с кем его брат сможет завести ребёнка. Не с женой же!

Хотя стоп. Конечно, у Малфоев есть ребёнок! Один, по крайней мере. Рабастан точно помнил, что у Малфоев был сын, которому к моменту их ареста было… сколько? Год? Два? Кажется, не больше. Если мальчик выжил, значит, у них есть наследник — и, возможно, не один.

Рабастан перевёл взгляд на внимавшую Лорду Беллатрикс. Что ж, хоть кто-то здесь сегодня просто счастлив.

Он устал, ему хотелось есть, пить, спать — но больше всего вымыться. Они смогут сделать это, наконец — сейчас, здесь. Как только Лорд их, наконец, отпустит.

К счастью, ждать пришлось недолго: велев Малфоям устроить их гостей и сообщив, чтобы его самого сегодня к ужину не ждали, Лорд отбыл, забрав с собою почти всех гостей. Кроме хозяев дома и беглецов, в Малфой-мэноре остался только Эйвери, сразу же после ухода Лорда подошедший к Рабастану с Ойгеном. Они обнялись, и Рабастан даже на пару минут перестал анализировать происходящее, просто радуясь и встрече, и тому, что их хоть кто-то ждал их и по-настоящему рад им.

— Как ты жил? — спросил Рабастан, первым из них троих обретя способность задавать разумные вопросы. Как же Маркус изменился! Располнел и словно бы поблёк — только шевелюра, длинная, до плеч, напоминающая больше то ли шар, то ли кудрявую гриву, осталась прежней, так же как глаза и голос. Хотя нет — голос стал пониже. А вот интонации остались…

— По-разному… не знаю, — Маркус, кажется, смутился, и его круглое лицо вдруг стало виноватым. — Хорошо, наверное… вы сидели там, а я…

— Никому из нас не стало бы лучше, если бы ты тоже там сидел, — сказал Мальсибер. — Расскажи нам…

— После, — Маркус обернулся и посмотрел на хозяев дома. — Вам же нужно отдохнуть, поесть…

— …и вымыться, — подхватил Мальсибер. — И переодеться. Ты нас подождёшь?

— Конечно, — Эйвери обрадовался. — Я могу вас даже проводить… или подожду здесь — как хотите!

— Пойдём со мной, — сразу же позвал его Мальсибер, обнимая Эйвери за плечи.

— Где бы ты хотел жить? — спросила Рабастана подошедшая к ним Нарцисса. — Мы тебе обязаны побегом, и я думаю, что наименьшее, что мы с Люциусом можем сделать для тебя — предложить выбрать любую комнату.

— Рядом с братом и Мальсибером, — тут же решил Рабастан. — Сама комната меня интересует мало, а вот ему, — он указал на Ойгена, — нужна с ванной. Я понимаю, что у вас не все гостевые спальни таковы, но если вы ему найдёте, я вам буду благодарен, — он даже улыбнулся.

— Конечно, но, — Нарцисса расстроенно покачала головой, — я полагала, что Руди с Беллой тоже нужна комната со своей ванной. У нас нет двух комнат с ванными, что были бы так близко, как ты хочешь. Может быть, ты сам посмотришь? И выберешь, что тебе понравится…

В самом деле. Беллатрикс! Рабастан совсем забыл о том, что её и Руди ждёт супружеская спальня. И никто ведь даже и не спросит, хотят этого сами супруги или нет. Хотя почему не спросит?

— Думаешь, им стоит вместе жить? Так сразу? — спросил Рабастан. Надо было сделать это как-то поизящней, но он не мог отыскать слова, и всё, что пришло ему в голову — предложить: — Спроси их. Может быть, им сперва захочется поправиться.

— Спрошу, — не стала спорить с ним Нарцисса — и, действительно, подошла к своей сестре и заговорила с ней негромко.

— Мне неловко, — шепнул, тем временем, Мальсибер Рабастану. — Сам не знаю, почему.

— Мне тоже, — признался Рабастан.

— Мы ведь не герои, — тихонько проговорил Ойген. — Нам просто не повезло. Где же здесь геройство?

— Нет, — согласился Рабастан. Он уже жалел, что вообще выставил какое-то условие — надо было сказать, что ему всё равно, где жить. Сложно разве пройти лишние пару десятков футов?

— Вы герои, — возразил им тихо Эйвери. — Я не представляю, как вы там выжили и не сломались. Не представляю…

— Это только со стороны страшно, — улыбнулся Ойген. — А внутри там просто скучно и ужасно холодно.

— Там дементоры, — не сдавался Эйвери.

— О да, — Мальсибер странно улыбнулся, и Рабастан опять почувствовал тот же холодок вдоль позвоночника, что ощущал в последнее время всякий раз, когда наблюдал или слушал рассказы Ойгена о том, как он общается с дементорами. — Я тебе, наверно, расскажу о них… потом. Если ты захочешь.

— Полагаю, мы придумали, как вас устроить, — сказала вернувшаяся к ним Нарцисса. — Если ты, конечно, согласишься, чтобы между тобой и или Руди, или Ойгеном была пара комнат.

— Разумеется, — Рабастан кивнул. — Если можно, я хотел бы Ойгена в соседи, — решил он. В конце концов, Мальсибер тяжело переносит — и всегда переносил с трудом — одиночество, и будет куда удобнее, если он сможет заходить к нему, не путаясь в ночи с дверьми.

— Как скажешь, — Нарцисса немного вымученно улыбнулась. — Пойдёмте, я вас провожу сама, — позвала она.

Они двинулись за нею впятером: Рабастан, Родольфус, Беллатрикс, которая шла сразу за сестрой, и Эйвери с Мальсибером. Они шли небыстро, и Рабастан ловил себя на том, что разглядывает самые обычные предметы как диковинки. Ковёр. Окна. Картины на стенах. Запахи и звуки, доносящиеся — и НЕ доносящиеся — снаружи. Всё было совсем другим, непривычным, странным и… чужим. А ведь он, по крайней мере, привык ходить по лестницам — а вот у остальных даже эта недлинная прогулка вызвала одышку.

Ничего. Они привыкнут. И он тоже. У него есть дело, цель, и даже не одна — но сначала… да, сначала он позволит себе отдохнуть. Вымыться. Побриться. Мерлин, да, побриться! Наконец-то. И постричься покороче. И почувствовать, наконец, нормальный запах собственного тела, и чесаться перестать. Рабастан, конечно, привык к этому — они все привыкли — но какое же это будет наслаждение, отмыться дочиста!

— Вот здесь общая ванная, — сказала Нарцисса, открыв одну из дверей. — Выше, на следующем этаже, над ней ещё одна. А здесь комнаты, — она пересекла небольшой холл и открыла вторую дверь. Рабастан, посмотри, пожалуйста. Тебе будет здесь удобно?

— Да, конечно, — Рабастан даже смотреть комнату не стал. Какая ему разница? Всё равно работать он будет в библиотеке, а цвет ковра или обоев ему всегда был безразличен — главное, чтоб не был слишком ярким. Этот не был. — Спасибо, — он как можно вежливее склонил голову и вложил в голос всю благодарность, на какую был способен. — Я вас провожу немного? — попросил он — и ему, конечно же, никто не возразил.

Провожать пришлось недалеко: Мальсибера Нарцисса, как он и хотел, поселила в соседней комнате, а Родольфуса — буквально через три двери. Его комнату и комнату жены разделяла ванная — и, пожалуй, это было лучшим выбором, который можно было сделать.

— Эти комнаты пока свободны, — сказала Нарцисса, указав на двери, что они прошли. — Кого вам хотелось бы в соседи?

— Руквуда, — быстро сказал Рабастан. — И Долохова. А шестого… я не знаю, — он задумался.

— Меня ты спросить не хочешь? — резко поинтересовалась у сестры Беллатрикс. — Я смотрю, у нас тут один герой, — бросила она Рабастану, сощурившись. — Мы теперь все будем под его дуду плясать?

— Нет, конечно, — ответила Нарцисса, и Рабастану остро стало её жалко. Каково это, когда к тебе домой приходят те, кого ты, может быть, и вовсе видеть в нём не хочешь, а тебе приходится селить их, словно дорогих гостей? — Скажи, кого бы ты хотела видеть у себя…

— Да никого! — выкрикнула Беллатрикс. — Вообще никого, представь себе! У меня четырнадцать лет было достаточно соседей — а сейчас я хочу жить одна! Без них! Или у меня даже и на это права нет?!

— Есть, конечно, — быстро проговорила Нарцисса. — Ты права — я думаю, остальных мы разместим в другом крыле. Вот ваши комнаты с Родольфусом — выбирай, какая тебе…

— Выберу, — Беллатрикс сама распахнула двери — первую, вторую — и зашла в дальнюю. — Я останусь здесь, — сказала она и спросила: — Когда ужин? Обед? Сколько времени сейчас?

— Сейчас шесть. Ужин в восемь, но…

— Пришли эльфа, — велела Беллатрикс и захлопнула дверь.

— Она просто вымоталась, — извиняющимся тоном проговорил Родольфус. — Мы все устали и отвыкли от общения. Цисса, извини.

— Я всё понимаю, — Нарцисса дежурно улыбнулась. — Я пришлю за вами эльфа… или вы хотели бы поужинать у себя?

— Я спущусь, — сказал Родольфус. — У себя я ужинал четырнадцать лет.

— Мы тоже, — сказал Мальсибер — и смутился. — Извини, я не подумал…

— Нет, конечно, Маркусу мы всегда рады, — Нарцисса снова улыбнулась, и на сей раз её улыбка показалась Рабастану искренней. Или нет? Ну, по крайней мере, не такой формальной, как прежние.

— Я спущусь, — пообещал и Рабастан.

— Мы все придём, — подытожил его брат — и Нарцисса, попрощавшись, ушла вперёд по коридору, а Рабастан подумал вдруг, что она стала очень сильной женщиной. Может быть, сильнее даже, чем её супруг.