Бесконечная дорога (джен)

Рон с остальными Уизли уехал отмечать Рождество домой, в Нору. Миссис Уизли прислала Гарриет очень ласковую записку, сообщающую, что они с нетерпением ждут ее снова в гости летом, когда Сириус Блэк, конечно же, уже снова будет в тюрьме. Гарриет не удивилась, что ее не отпустили: если для нее было слишком опасно оставаться с Грейнджерами и ходить в Хогсмид, то и Нора отпадала.

На самом деле, в Гриффиндорской башне остались только они с Гермионой. Профессор Макгонагалл даже пришла в гостиную в тот вечер, когда все уехали, и очень настойчиво попросила обращаться к ней в случае любых затруднений. Она провела полтора часа, наколдовывая заклинания, проверившие башню целиком, проблестевшие сверху донизу по лестницам и окнам.

Несмотря на каникулы, Гермиона не выглядела менее напряженной. Она часто бездумно смотрела в пустоту, на Гарриет или на книги, не переворачивая страницы, и, похоже, плохо спала.

— Знаю, я уже говорила тебе бросить, — сказала Гарриет на второй день этого более странного, чем обычно, поведения, — но эта история с твоими занятиями… она не опасная, а?

Гермиона тупо на нее уставилась.

— Понимаю, профессор Макгонагалл одобрила. Но ты плохо выглядишь.

— Я в порядке, — тихо ответила Гермиона. — Просто… мне есть, о чем подумать.

— Я могу помочь?

Гермиона потрясла головой. Глаза у нее были странно яркими, словно она собиралась расплакаться. Гарриет не знала, что делать.

— Хочешь, слепим снеговика? — предложила она неуверенно.

Они пошли во двор и слепили снеговика, и ангелов на снегу наделали тоже. Было до ужаса холодно. Но Гермиона смеялась, и у Гарриет стало легче на душе.

* * *

Гарриет проснулась в Рождественское утро. Живоглот мурлыкал и мял ей спину, а в изножье кровати возвышалась горка подарков.

— С Рождеством! — сказала Гермиона, забираясь к ней на кровать. — Можно, я к тебе под одеяло залезу? Тут ужас как холодно, несмотря на камин…

— Это потому что мы в чертовой башне, — ответила Гарриет, укрывая ее.

Завернувшись в одеяла, они распечатывали подарки. Миссис Уизли прислала Гарриет зеленый свитер, цвета листьев падуба; родители Гермионы — очень красивый комплект переплетенных в кожу книг из серии «Властелин колец», а кто-то еще — неподписанную открытку с изображением веток падуба. Внутри смутно знакомым почерком было написано: «С Рождеством, Гарриет. PS: Напиши гоблинам из банка Гринготтс и попроси прислать сейф из хранилища Поттеров».

— В сейфе много что может быть, — сказала Гермиона, когда Гарриет показала ей открытку. — Важные документы, ценности небольшого размера, вроде украшений… но откуда о нем знать профессору Люпину?

— Профессору Люпину? — удивленно повторила Гарриет.

— Это его почерк. Немного по-другому выглядит, когда написано мелко, но я вполне уверена, что его. Интересно, почему он не подписался?

Гарриет убрала открытку в конверт и аккуратно положила в прикроватную тумбочку, чтобы разобраться с ней позже. Она может на Рождественском пиру спросить, что он имел в виду под сейфом и почему он не подписался своим именем…

— Это от меня, — сказала Гермиона, когда Гарриет подняла на ладони маленькую, но неожиданно тяжелую коробочку.

— Для книги мелковато, — серьезно заявила Гарриет. Гермиона, смеясь, кинула в нее скомканной упаковочной бумагой.

Гарриет сорвала золотую обертку, и под ней оказалась… красная бархатная коробочка. Заинтригованная, она открыла ее и увидела две цепочки, каждая — с подвеской. Подвески были в форме половинки сердца.

Сперва Гарриет не сообразила, что это. Но потом поняла.

— Мы… мы, может, уже слишком взрослые, знаю, — голос Гермионы звучал выше обычного, словно она не хотела показать, как нервничает. — В смысле, я подумала… может быть. Ну или что это, ну, глупость… Это же глупо? Это маггловская вещь, знаешь, я уверена, ты знаешь, я не нашла их нигде в Хогсмиде и попросила маму мне прислать, но если тебе не нравится, я могу их вернуть…

Гарриет обняла ее. Гермиона тут же умолкла.

— Мне очень нравится, — сказала Гарриет, не разнимая объятий.

Гермиона стиснула ее в ответ. Когда Гарриет наконец отодвинулась, Гермиона выглядела счастливой и успокоенной (хотя все еще бледной и усталой).

— Я так боялась, что выйдет глупо.

— Ну как это может быть глупо? Вот, — она достала цепочки из коробки и отцепила их друг от друга (Живоглот ударил лапой крутящиеся на весу кулоны). — Надень мне мой, потом… Хватит, Живоглот, уйди… а потом я тебе надену.

У Гарриет никогда раньше не было ожерелья. Тетя Петуния, разумеется, не покупала ей драгоценности, и никто другой ей их до этого не дарил.

— У тебя еще подарок остался, — Гермиона подняла большой бесформенный пакет, перевязанный бечевкой.

Они развернули бумагу и ахнули при виде выкатившейся на постель изумительной новенькой метлы.

— Я не знала, что ты заказала другую… — сказала Гермиона.

— Я и не заказывала, — голос у Гарриет чуть дрожал от восхищения. — И точно не эту. Это же… Это Молния.

Гермиона непонимающе на нее посмотрела.

— Молния, — повторила Гарриет. — Ты наверняка слышала, как про нее мальчишки болтают — метла международных стандартов, лучшая на рынке, такая дорогая, что цену, блин, можно узнать только по запросу?

У Гермионы открылся рот.

— Поищи, нет ли записки, — потребовала Гарриет, роясь в остатках бумаги (Живоглот тоже поучаствовал). Гермиона переворошила ту часть упаковки, что сорвала она, но они не нашли ничего, даже какой-нибудь загадочной открытки.

— Интересно, кто-нибудь еще получает столько же таинственных подарков, как я? — попыталась пошутить Гарриет, но Гермиона только сосредоточенно смотрела на метлу. Гарриет могла бы ожидать такого поведения от Рона — все-таки Молния, — но Гермиона как-то сказала, что, как бы по-маггловски это ни звучало, метлы нужны, чтобы пол подметать, а не для полетов.

— Кто мог потратить на тебя столько денег и не назваться? — медленно спросила Гермиона.

— Понятия не имею…

Гарриет восхищенно потянулась к метле, но Гермиона так быстро ухватила ее за руки, словно та собралась сунуть их в огонь.

— Что? — растерялась Гарриет.

— Не трогай! — пронзительно сказала Гермиона. — И ни в коем случае не летай на ней!

— То есть?

— Не понимаешь? Ты сломала метлу, и какой-то незнакомец присылает тебе астрономически дорогую замену. Анонимно.

— Ну да, знаю, и…

— Гарриет, я думаю, эту метлу тебе прислал Сириус Блэк!

Гарриет уставилась на нее. Гермиона посмотрела в ответ — большими глазами, но решительно, и продолжала цепляться за ее руки до боли крепко. Руки Гермионы при этом дрожали, так что пальцы Гарриет тряслись в ее хватке.

— Ладно, — медленно ответила Гарриет. — Ладно. Я не буду ее трогать. Хорошо?

— Обещай, — голос у Гермионы тоже дрожал. — И что не будешь летать — тоже.

— Обещаю.

Гермиона еще ненадолго задержала на ней взгляд, затем отпустила Гарриет и принялась заламывать руки. Она вскочила с постели и заметалась по комнате, а Живоглот обнюхивал метлу сверху донизу.

— Знаю, звучит безумно, — сказала она, продолжая ходить и ломать руки. — Знаю… вопрос только в том, как он смог достать деньги… но это идеальный способ до тебя добраться, навредить тебе, не рискуя собой, а он ведь уже пытался, он рядом с Хогвартсом, нам это известно, так что он легко мог узнать про твою метлу… Нам надо кому-нибудь рассказать, — Гермиона, внезапно развернувшись, оказалась к ней лицом. — Профессору Макгонагалл. Пошли найдем ее, прямо сейчас.

Глаза у нее сверкали, щеки раскраснелись, а губы были плотно сжаты — было видно, что она едва сдерживает эмоции. Гарриет была не очень уверена, что метла была от Сириуса Блэка, но Гермиона была в этом убеждена. Переубедить ее было невозможно.

— Ладно, — сказала Гарриет. — Давай оденемся и найдем профессора Макгонагалл.

* * *

— Итак, это все? — профессор Макгонагалл подняла метлу и покрутила в руках, рассматривая. По крайней мере, теперь Гарриет могла быть уверена, что метла не взорвется у нее под носом: профессору Макгонагалл даже брови не опалило.

— И вы не получили записки? — спросила она, глядя на Гарриет поверх прямоугольных очков. — Никакого сообщения?

— Нет, мэм.

— Хм-м, — она строго посмотрела на метлу, словно пыталась понять, что та скрывает. — Вы были совершенно правы, что донесли это до моего сведения. Ее надо будет проверить на проклятия. Я не специалист, но профессор Флитвик и мадам Хуч обязательно ее распотрошат…

Гарриет поморщилась, представив, что такую метлу будут потрошить. Она подумала, что то, что Рон уехал на каникулы, к лучшему: если бы он такое услышал, его бы удар хватил.

— Вы правда думаете, что ее прислал Сириус Блэк, мэм? — спросила она, отчасти для того, чтобы профессор Макгонагалл перестала говорить про потрошение метел.

— Не могу сказать, мисс Поттер, но это выглядит подозрительно. Вы получите ее обратно, если мы убедимся, что проклятий нет.

Она забрала Молнию и ушла.

Гарриет было… странно. Она не знала, что думать. Казалось невозможным, чтобы Сириус Блэк пошел на такие труды и расходы, чтобы послать ей проклятую метлу, при том, что он мог попросту отправить ей коробочку, которая взорвалась бы у нее в руках. Но и Гермиона, и профессор Макгонагалл, которая точно была очень умной, думали, что он мог быть в этом замешан…

Было неприятно думать, что они могли быть правы.

— Ты на меня сердишься? — тоненько спросила Гермиона

Гарриет моргнула.

— Нет.

Гермиона прикусила губу.

— Разумеется нет, — сказала Гарриет. — Зачем мне на тебя сердиться за то, что ты не хочешь, чтобы меня убили?

— Твой Нимбус… Я знаю, что он для тебя много значил… И даже мне понятно, что это действительно хорошая метла.

Гарриет пожала плечами. Она не чувствовала ничего особенного, только какой-то холодок при мысли, что кто-то пытался убить ее на Рождество.

— Это и впрямь подпортило Рождество, да, — сказала через пару мгновений Гермиона, даже не пытаясь улыбнуться.

Диван рядом с Гарриет дрогнул — запрыгнул Живоглот. Он царственно взошел к ней на колени и уселся, поджав под себя лапы. Гарриет моргнула.

«Погладь его», — одними губами сказала Гермиона, проведя рукой по воздуху. Гарриет осторожно положила руку на мохнатую голову Живоглота и почесала его за ушами. Тот замурлыкал, словно сказал: «Для начала сойдет».

Гермиона улыбнулась.

* * *

Они приоделись к ужину по случаю Рождества. Гарриет надела зеленую блузку, которую подарила ей на день рождения доктор Грейнджер, и попыталась привести в порядок волосы. Они чуть отросли, почти касались плеч, так что их было больше, чем она привыкла. У Гермионы была теория, что, если Гарриет отрастит волосы, дополнительный вес их усмирит, но Гарриет казалось, что чем длиннее волосы становились, тем больше дичали.

Большой зал был почти как в прошлом году: столы факультетов сдвинуты к стенам, посередине стоял один длинный общий стол с хрустальной посудой на нем, а вдоль него выстроились разномастные кресла. С одного из концов стол возглавлял Дамблдор, который в алой мантии, отделанной горностаем, напоминал похудевшего Санта-Клауса.

Деканы тоже были здесь, одетые чуть торжественнее обычного, и даже Филч сменил свою заплесневелую мантию на старомодный фрак. Прямо Рождественский ужин с безумным Шляпником.

Снейп, разумеется, выглядел как всегда. Гарриет сомневалась, что у него вообще были вещи других цветов, кроме черного.

Но чего-то не хватало… нет, кого-то: где же профессор Люпин? Гарриет хотела спросить у него про открытку, но его не было. И кресла для него не было — только для нее и Гермионы.

— С Рождеством! — приветствовал их профессор Дамблдор, сияя. — Поскольку нас так мало, показалось глупым использовать факультетские столы… присаживайтесь, присаживайтесь!

Кроме них из учеников были только Астерия Гринграсс, ее сестра Дафна и еще один мальчик-первокурсник, которого Гарриет не знала. Он смотрел на Гермиону и Гарриет с откровенным ужасом, Дафна, казалось, не сочла нужным их заметить, а Астерия, хоть и густо покраснела, тоже не подняла на Гарриет и Гермиону глаз.

— Хлопушки! — радостно провозгласил Дамблдор, протягивая одну из них, большую серебряную, Снейпу, который ответил только взглядом, холодным и неприятным, как заледеневшая грязь. Хохотнув, Дамблдор обернулся к профессору Спраут, и та дернула с таким энтузиазмом, что уронила свою тарелку на колени профессору Флитвику.

С оглушительным БАХ хлопушка лопнула, и на стол вывалилась большая ведьмовская шляпа с чучелом стервятника наверху. Снейп уставился на нее, и лицо у него стало еще мрачнее обычного. Профессор Макгонагалл закашлялась и отпила из кубка. У Гарриет сложилось впечатление, что та сдерживает смех, и она в миллионный раз задумалась, кто еще не находит смешной ту штуку с боггартом, кроме нее. И Снейпа, разумеется.

Она не говорила с ним с тех пор, когда ушла из его кабинета после вопроса про маму. Не хватало духу. С тех пор он на нее ни разу не взглянул, да и сейчас не смотрел тоже. С таким же успехом ее могло не быть на свете. Она снова и снова мысленно давала себе подзатыльники за то, что упустила свой шанс научиться патронусу, поскольку была вполне уверена, что после того катастрофичного урока он ее учить не станет. «Пожалуйста» явно не сработает во второй раз — точно не после того, как она сказала… что-то такое, что его расстроило.

Нет, не так: она знала, что именно его расстроило, но не знала, почему.

Иногда ей казалось, что ответ бродит где-то в голове, как полуденная тень, протянувшаяся к ней со спины. Стоило только оглянуться и посмотреть на нее, как она исчезала. Она не могла ее толком разобрать: совсем как в тот раз, когда тетя Петуния сказала ей про Снейпа и ее маму (и, похоже, была права), и она ощутила зарождающуюся идею, которая на следующее утро стала понятной.

Значит, снова надо будет подождать.

(Ей только хотелось, чтобы идея поторопилась. Очень уж тянуло разобраться, что происходит).

— Налетайте! — предложил всем за столом Дамблдор, широко улыбаясь.

Накладывая себе и Гермионе жареную картошку, Гарриет услышала, как открылись двери Большого зала. Она подняла взгляд, надеясь, что это Люпин, но это оказалась всего лишь профессор Трелони в длинном зеленом платье, расшитом блестками, из-за которого она еще больше стала походить на человека-стрекозу.

— Сивилла, какой приятный сюрприз! — Дамблдор встал, прижимая к груди бороду, чтобы не окунуть ее в подливку.

— Я заглянула в хрустальный шар, директор, — голос Трелони был загадочнее обычного, — и, к своему удивлению, увидела себя, покидающую свою уединенную келью, чтобы присоединиться к вам. Кто я, чтобы противиться подсказкам судьбы? Я сразу же поспешила из башни прочь и прошу вас простить меня за опоздание…

Гарриет боялась, что если она посмотрит на Гермиону, то расхохочется. Вместо этого она взглянула на Снейпа, на чьем лице было написано неприкрытое отвращение. К несчастью, это показалось ей крайне смешным, и в итоге она громко фыркнула, стараясь не рассмеяться. Дафна Гринграсс смерила ее слегка оскорбленным взглядом.

— Позвольте изобразить вам кресло, — сказал Дамблдор. Гарриет могла поклясться, что он ей подмигнул. Глаза у него точно блеснули.

Он палочкой нарисовал в воздухе кресло, и оно появилось из ничего — с фиолетовой бархатной обивкой, прямо в пустом пространстве между Снейпом и Макгонагалл. (Гарриет вспомнила, как в прошлом году он сказал ей, как скучает по трансфигурации. Тут все кресла так появились? Это объяснило бы яркую расцветку.)

Профессор Трелони уселась с рассеянной улыбкой, похоже, не заметив, что профессор Макгонагалл поджала губы, а Снейп даже убрал локоть с ручки своего кресла, словно боялся, что она к нему прикоснется. Гарриет подумалось, не говорит ли это о том, как плохо на самом деле профессор Трелони предсказывает будущее.

— Потрохов, Сивилла? — предложила профессор Макгонагалл, ткнув ложкой в большую супницу.

Профессор Трелони ее проигнорировала.

— Но где же наш дорогой профессор Люпин? — спросила она, озирая стол.

— Боюсь, бедолага опять приболел, — ответил Дамблдор. — Как досадно, что это случилось на Рождество…

— Но ты, разумеется, уже об этом знала, Сивилла? — спросила профессор Макгонагалл.

— Разумеется, я знала, Минерва, — холодно отозвалась профессор Трелони. — Но нельзя хвастаться всеведением. Я часто притворяюсь, что не обладаю Внутренним Оком, чтобы не причинять неудобства тем, чье Видение не так проницательно.

— Это многое объясняет, — сказала профессор Макгонагалл.

— Если тебе любопытно, Минерва, я опасаюсь, что профессор Люпин не останется с нами надолго, — продолжила профессор Трелони, чуть раздувая ноздри. — Он, кажется, и сам подозревает, что его время на исходе. Он практически убежал, когда я предложила ему погадать на шаре…

— Даже представить не могу, с чего бы.

— Полагаю, — вмешался профессор Дамблдор жизнерадостным, но достаточно звучным голосом, прерывая разговор Трелони и Макгонагалл, — что профессору Люпину не грозит близкая опасность. Северус, ты сделал для него зелье?

Снейп что-то буркнул. Гарриет подумала, не из-за нее ли он в таком плохом настроении, и ощутила себя глупо. Прошло уже несколько дней. К тому же он всегда в плохом настроении.

— Тогда он скоро поправится, — все так же жизнерадостно произнес Дамблдор. — Астерия, не желаешь ли вот этих сарделек? Они восхитительны.

Астерия Гринграсс, когда с ней заговорили, сперва залилась краской, потом побледнела и так задрожала, что, когда она брала сардельку, Гарриет через стол почувствовала, как задребезжала посуда.

Остаток ужина прошел, по сути, почти скучно. Учителя (за исключением Снейпа) общались между собой. Первокурсник сосредоточился на еде, а Дафна негромко разговаривала с сестрой. Гермиона, наверное, все еще размышляла над метлобомбой Сириуса Блэка: она поглядывала на профессора Макгонагалл и отвечала Гарриет невпопад.

Во время одной из пауз Гарриет расслышала, как кто-то сказал:

— …в лесу собаку.

Сердце у нее дрогнуло. Дафна Гринграсс разговаривала со Снейпом.

— …мы с Астерией гуляли некоторое время назад возле теплиц и увидели ее — большая, уродливая, грязная собака, очень крупная, и я подумала, может быть, она опасная или больная…

«Заткнись, заткнись», — мысленно просила Гарриет, потому что Снейп, слушая рассказ, стал очень подозрительным и смотрел пристально.

— Знаете, у Хагрида есть собака, — сказала профессор Спраут. — Это мог быть Клык.

— Я не думаю, что это была собака профессора Хагрида, мэм, — вежливо возразила Дафна. Астерия не поднимала головы, рассматривая рисовый пудинг. — Она не была похожа на датского дога.

— Кто-нибудь еще видел собаку? — спросил профессор Дамблдор, обведя стол взглядом.

Астерия не ответила, другой первокурсник помотал головой — рот у него был набит печеньем; Гермиона сказала: «Нет, сэр», — и Гарриет, изо всех сил стараясь выглядеть честно и невинно, повторила за ней.

Только вот Снейп смотрел через стол прямо на нее. Сердце у Гарриет выдало двойной удар.

— Что ж, нам определенно стоит в этом разобраться, — улыбнулся Дамблдор.

— Я этим займусь, — тут же сказал Снейп. Он наконец отвел взгляд от Гарриет, но это совсем не уменьшило ее тревогу.

— Очень великодушно в твоей стороны, Северус, благодарю, — проговорил Дамблдор. — Э… сейчас? — спросил он: Снейп встал из-за стола.

— Пока не стемнело, — ответил Снейп и ушел, взметнув полами мантии.

Гарриет проводила его взглядом. Она пыталась для успокоения сказать себе, что Нюхач смог спрятаться почти ото всех.

Но это заставило ее задуматься: что же он такое делал, что его заметили сестры Гринграсс?

* * *

Ледяной воздух входил в легкие, как нож. Мир был сияюще-монохромным: землю покрывал сверкающий белый снег, небо было, как серый чугун, чернели верхушки деревьев Запретного леса. Все птицы улетели на юг, так что стояла тишина, нарушаемая только звуком его собственного дыхания и похрустыванием снега под ботинками.

На краю леса, сказала мисс Гринграсс. Большая грязная черная собака…

Он не знал, что пробудило его подозрительность. Разумеется, он был подозрителен по своей природе. Дворняга на территории Хогвартса — никто бы не стал над этим задумываться.

Но девочка уже знала. Он был в этом уверен. Он замечательно умел определять, когда люди лгут, и мог приблизительно разобрать тип лжи: прямая ложь, недомолвка, утаивание, отвлечение… Девочка солгала довольно легко, но ей не хватало опыта. Он сумел распознать, что она отклонилась от истины.

За ужином она солгала. Она знала о собаке. Она пыталась скрыть тревогу.

Если собака как-то связана с Сириусом Блэком — это было его первой мыслью, — то было совсем непонятно, при чем тут девочка. Она была, в конце концов, все еще жива и здорова, ела себе преспокойно рождественского гуся с картошкой и пирогами, словно на зиму отъедалась. Она посмотрела им прямо в глаза и соврала.

Она становилась наглее. Уже задавала вопросы, которые он не то что слышать от нее не хотел — они вообще не должны были приходить ей в голову.

Вы дружили с моей мамой.

Где вы такое услышали.

Тетя Петуния мне сказала.

И не выяснится ли вскоре, что это не все, что сказала ей Петуния?..

Его тайна, которую он так долго и надежно хранил под строжайшим секретом. О, многие знали, что у него было что-то с Лили… Мальчики со Слизерина — «эта злющая грязнокровка, за которой ты волочишься»… Подруги Лили — «ну ты и мерзкий, Сопливус, с тобой ни одна девчонка не свяжется»… Подпевалы Поттера — «Эванс любого может заполучить, даже Джеймса, а он стоит сотни таких, как ты»… Но никто не знал, что было на самом деле. Разве что Люпин мог бы вспомнить — он был очень близок с Поттером и Лили.

Люпин ни разу этого не упоминал, даже при прямых расспросах. Он вообще мало рассказывал о прошлом. Он делал вид, что, хоть они с Северусом действительно знали друг друга, это было обычное дальнее знакомство.

Северус не понимал, почему. Подлизывается к Дамблдору? Что-то затевает? «А потом я как скажу, вот тогда попляшешь»?

Северус совершенно не доверял Люпину. Он не понимал, кто он такой, этот оборотень. И не только волчью часть: он не понимал его как личность, не понимал самого Люпина. Люпин был очевидно умен и скрытен; кто-то у него внутри таился, вот только кто?

Даже без легилименции Северусу обычно удавалось читать людей. Легилименция была, в принципе, оружием отчаяния на крайний случай: у людей в головах всегда полно вещей, знать которые совершенно не хочется, например, то, что они на самом деле о тебе думают. Но какой бы способ он ни применял к Люпину, тот был непроницаем, как зеркало. Он просто отражал всех вокруг. Выглядело так, словно настоящий Люпин был закопан так глубоко внутри, что его никто и никогда не видел.

И где-то в глубине души, так глубоко, что почти удавалось не обращать на это внимания, Северуса это нервировало. Было не по себе от того, как мало он знает о Люпине, как мало он способен узнать. Он был уверен, что Люпин как-то прикрывает Блэка, но это было чисто инстинктивное подозрение; и, хотя он безусловно доверял своим инстинктам, он не нашел и следа доказательств ни на лице Люпина, ни в его действиях — нигде.

Должен был смочь. Раньше всегда мог.

И как человек, и как волк Люпин сбивал его с толку. Он был опасен. Непредсказуем.

Дай Бог, чтобы Трелони оказалась права и Люпину осталось недолго. Скоро они с ним расстанутся.

Если он навредит девочке, пусть даже всего лишь своими недомолвками, Северус сам его выставит восвояси.

Наступала ночь. Ветер был холодным и пронзительным. Он засветил палочку и в одиночестве вступил в тень под деревьями.

* * *

Опустевший Хогвартс напомнил Гарриет лето, когда они со Снейпом были тут вдвоем. Но сейчас была зима, и тишина казалась глубокой, темной и холодной. Облака снаружи разошлись, показав луну, и косые серебряные лучи алмазно блистали на ромбических стеклышках окон.

Голос Гермионы звучал сбоку, чуть громче потрескивания огня:

— Дорога вдаль и вдаль ведет,

Через вершины серых скал —

К норе, где солнце не сверкнет,

К ручью, что моря не видал.

По снегу зимних холодов

И по цветам июньских дней,

По шелку травяных ковров

И по суровости камней…

— Переживаешь из-за Сириуса Блэка?

Гарриет оглянулась. У Гермионы на коленях лежала открытой новая книга Гарриет, «Хоббит». Они опять стали читать друг другу вслух — как летом, до того, как бежал Сириус Блэк, только теперь они читали перед камином в Хогвартсе, а не при свете фонарика в маггловской спальне Гермионы в Лондоне.

— Не знаю, — ответила Гарриет не совсем искренне. «Я вообще-то переживаю из-за своей собаки».

Дело было не только в том, что Снейп мог его найти и сделать с ним что-то невыразимое и ужасное: снаружи было еще и очень холодно, а он всегда выглядел таким голодным. Если бы был способ…

Добби.

Мгновение она сидела, остолбенев, а потом чуть ли не подпрыгнула на диване от возбуждения. Добби… как она могла забыть про Добби? Почему она, черт возьми, так долго не могла до этого додуматься?

— Извини, — сказала она молчаливо следящей за ней Гермионе, с трудом выпутываясь из наброшенного на ноги пледа. — В туалет…

Она забежала в ванную и только там неуверенно прошептала, не зная, сработает ли:

— Добби?

Секунду ничего не происходило. Потом с хлопком в ванной появился Добби, в своем чехле для чайника и непарных носках, с кислотно-оранжевым галстуком, аккуратно повязанным поверх кукольной оборчатой блузки.

— Мисс Гарриет Поттер! — восторженно завопил он, прижимая что-то к груди.

— Чш-ш! — Гарриет тревожно покосилась на дверь, но, похоже, Гермиона ничего не заметила.

Добби ухватил себя за концы обширных ушей и потянул их вниз, прижав ко рту, и нечаянно уронил свою ношу.

— Прости, — шепнула Гарриет. — Не хочу, чтобы знали, что я тебя звала, ладно?

Добби чуть раздвинул уши и прошептал:

— Тайна, Гарриет Поттер?

— Очень важная тайна, — серьезно ответила Гарриет.

— Гарриет Поттер может во всем доверять Добби, — прошептал он, сверкая огромными глазами.

— Мне надо, чтобы ты кое за кем присмотрел для меня. Ну, я говорю кое-кто, но на самом деле это собака.

Добби яростно закивал в знак того, что слушает.

— Он живет в Запретном лесу. Помнишь, как я пришла на кухню и попросила дать мне еды?

— Добби поможет, Гарриет Поттер, — поклялся Добби, когда она объяснила ему, что ей нужно. — Добби найдет Нюхача Гарриет Поттер и проследит, чтобы он был цел и невредим — всегда!

— Спасибо, Добби. Ты прямо спаситель, — в случае Нюхача это вполне могло оказаться правдой. По крайней мере, в том случае, если Добби точно будет следовать ее инструкциям насчет еды и одеял и не попробует свой особенный подход, как тогда с ней самой. — Ой… ты что-то уронил, — на указала на упаковку, лежащую у его ног.

— Как Добби мог забыть! — закричал он и тут же снова затолкал в рот уши, потому что Гарриет опять на него зашипела. — Это подарок для мисс Гарриет Поттер, — прошептал он приглушенно.

— Спасибо, — ответила она, удивленная, но тронутая. — Это очень мило с твоей стороны. Эм, — она напрягла мозги. — У меня… тоже есть для тебя подарок, но он… он наверху. Подожди здесь.

Она оставила трепещущего от счастья Добби и побежала в спальню. Распахнув чемодан, она начала копаться в поисках чего-нибудь, что можно было ему подарить, и нашла пару не слишком девчачьих носков, которые она никогда не носила из-за их отвратительного горчичного цвета. Она обернула их какой попало упаковочной бумагой и стрелой помчалась обратно вниз.

— С Рождеством, — сказала она Добби, принявшему сверток с потрясенной благодарностью.

— Гарриет Поттер! — выдавил Добби, развернув самые уродливые в мире носки. При свете, который был в ванной, они выглядели даже хуже, чем в спальне, но Добби вцепился в них так, словно они были отлиты из золота. — Носки — самая наилюбимейшая одежда Добби! Спасибо, Гарриет Поттер, спасибо!

Гарриет открыла подарок от Добби. Это оказались… носки. Она рассмеялась. Один был зеленый, с узором из метел, а второй — красный, украшенный снитчами.

— Добби сам их связал, мисс, — взволнованно пояснил Добби.

— Они чудесные, — Гарриет улыбнулась, представив лица Лаванды и Парвати. Черт, да даже Гермионы. Она скинула тапочки и однотонные белые носки и натянула те, что подарил Добби. Глаза у него слезились от радости, и когда он поклонился, то согнулся так низко, что коснулся носом пола.

Затем с хлопком исчез.

Вернувшись в гостиную. Гарриет обнаружила, что Гермиона сидит в полном молчании и смотрит на диван. «Хоббит» был закрыт и отложен в сторону. Рядом раскинулся Живоглот, полузакрыв желтые глаза и подергивая хвостом. Мех был припорошен снегом, как будто он только что вернулся с улицы.

— Извини, — сказала Гарриет. — Не хотела так надолго застрять. Можно дальше… ты чего?

Когда Гермиона подняла на нее глаза, Гарриет в шоке увидела, что они блестят от слез.

— Прости, — негромко и хрипло сказала она. — Я все думала, как тебе сказать. Знаю, что надо, но… не знаю, как. Прости.

У Гарриет быстрее забилось сердце. Она была в недоумении, но от того, как выглядела Гермиона, у нее заледенели руки.

— Про то, как ты попадаешь на уроки?

— Что? — моргнула Гермиона. По крайней мере, она не расплакалась сразу. Значит, все было еще серьезнее. — Нет, это…

Она закрыла глаза и прижала к ним основания ладоней.

— В прошлый выходной в Хогсмиде, — сказала она придушенно. — Мы с Роном зашли в «Три метлы»…

Гарриет села на диван, еще более растерянная.

— Ладно, — сказала она, когда Гермиона запнулась. — «Три метлы».

Гермиона кивнула, не опуская от рук.

— Там были профессор Флитвик, профессор Макгонагалл и Хагрид, — сказала она, все еще глухо из-за закрывающих лицо рук. — С ними был министр. К ним подсела мадам Росмерта…

Гарриет слушала с нарастающим недоумением. При чем тут это все?

— Они говорили о Сириусе Блэке, — прошептала Гермиона. — Кем он был… что он сделал.

— Он поддерживал Волдеморта, — медленно сказала Гарриет, потому что она это знала, и Гермиона это знала, но она не могла понять, почему Гермиона стала так себя вести. — И убил тринадцать человек одним проклятием. Теперь хочет убить меня.

Гермиона наконец уронила руки и посмотрела на нее, мрачно и твердо. Что-то холодное просочилось к Гарриет в грудь, как дементоровский туман.

— Нет… не только это, — она глубоко вдохнула и потянулась к Гарриет, обвила холодными пальцами ее руки. — Он… Гарриет, это он привел Волдеморта к твоим родителям.

Гарриет уставилась на нее. Комната вокруг медленно закружилась, по стенам поползли тени.

— Что? — прошептала она. Или ей только так показалось. Может, просто ее губы шевельнулись, но вместо голоса раздался только свист ветра за окнами, шелест огня. Она наклонилась? Нет, она чувствовала руки Гермионы: они были неподвижны.

— Он был их другом, — голос Гермионы оборвался, но глаза не покидали лицо Гарриет. — Он был лучшим д-другом твоего отца. Твои родители знали, что Сама-Знаешь-К-кто их ищет, потому что об этом сказал шпион Дамблдора, и они спрятались. Только Сириус Блэк знал, где они, и он с-сказал Сама-Знаешь-Кому…

Гарриет ощутила, как на грудь медленно опустилась удушающая тяжесть.

— …он пытался забрать тебя у Хагрида, когда нашел тебя в доме, после… но Хагрид тогда тебя не отдал, и он ушел… Другой друг твоего папы, Питер Петтигрю, сразился с ним, но Сириус Блэк его проклял… Петтигрю был одним из тех тринадцати, кого Сириус Блэк в тот день убил на улице…

Гермиона уже плакала, не скрываясь. Гарриет почувствовала, словно все внутри — кровь, кости, органы, все — удалили, и совсем ничего не осталось; ничто не шевельнулось, чтобы наполнить ее взамен.

— П-прости, пожалуйста… — сказала Гермиона, икая. — Я не… знала, как… тебе сказать. Это так ужасно…

Он был их другом?

Он был их другом.

И никто мне не сказал.

— Они мне этого не сказали.

Гермиона ошарашенно на нее взглянула. Гарриет повторила громче:

— Они мне этого не сказали, — она дышала тяжело, очень тяжело, до боли. — Они мне не сказали. Ни один из них. За все это время.

— Гарриет, — испуганно сказала Гермиона.

— Не сказали, что это ИЗ-ЗА НЕГО ОНИ МЕРТВЫ.

Гермиона распахнула глаза.

— Гарриет… — страдальчески шепнула она.

— Ты знаешь, что я слышу, когда ко мне приближаются дементоры? Я слышу, как моя мама умоляет Волдеморта меня не убивать, просит убить ее вместо меня…

Гермиона в ужасе смотрела на нее. Гарриет поняла, что стоит, но не помнила, как оказалась на ногах.

— Ты представляешь, каково это — слышать такое? Нет, не представляешь, потому что твоя мама жива, ее друг никогда не делал так, чтобы ее убили. Как они могли мне не сказать? У меня есть право знать, кто их убил…

— Знаю, — Гермиона все еще плакала, но теперь беззвучно. — Я знаю, Гарриет, мне так жаль…

Голова Гарриет была словно набита шерстью, мир вокруг был как из ваты. Она резко развернулась и взбежала в спальню во второй раз, распахнула чемодан, принялась выбрасывать из него вещи, не глядя раскидывая их по полу. Когда она, наконец, нашла его, она слетела вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

Гермиона сидела у огня, стиснув руки с испуганным видом. Когда Гарриет сунула ей фотоальбом, она растерялась.

— Который тут он? — спросила Гарриет, быстро и тяжело дыша. — Который из них, как они сказали?

Дрожащими руками Гермиона взяла альбом и начала листать, закусив губу, скользя взглядом по фотографиям. Она листала все дальше и дальше.

Потом остановилась. Веки у нее дрогнули.

— Вот этот, — прошептала она и повернула альбом.

Это была фотография со свадьбы мамы и папы Гарриет. Родители весело ей улыбались, обнимая друг друга…

— Министр сказал, что Сириус Блэк был на их свадьбе шафером, — дрожа, тихонько пояснила Гермиона.

Красивый мужчина с темными волосами, небрежно спадающими на глаза, стоял со стороны отца и смеялся, то ли над чьей-то шуткой, то ли потому, что ее родители были так счастливы. Никто ей не сказал

никто не сказал

Гарриет никогда бы не предположила, что этот смеющийся молодой человек и тот почти покойник с плакатов «Разыскивается» — одно лицо. Они выглядели совершенно разными людьми.

Гермиона осторожно вытащила фотографию из ячейки и перевернула ее. Лицо ее чуть изменилось, и она перевернула ее и протянула Гарриет

Свадьба Джеймса и Лили. Авг. 1979, СБ

Сириус Блэк.

* * *

Было темнее обычного. Гермиона ушла спать, но Гарриет не могла уснуть. Она все еще видела Сириуса Блэка — привлекательное, смеющееся лицо — и слышала умоляющий голос своей матери.

Убейте меня, убейте лучше меня…

Сириус Блэк все смеялся и смеялся. Его смех сменялся смехом Волдеморта, а потом была зеленая вспышка…

Крик ее матери…

Она села, сбросила одеяла, раздвинула занавески. Как можно тише она обыскала шкаф, ища Карту Мародеров. Но она, наверное, куда-то еще ее убрала, потому что ее там не было.

Ладно. Она сама его найдет.

Она вынула из чемодана мантию-невидимку, накинула ее на плечи и вышла из комнаты.