Бесконечная дорога (джен)

Она была прямо перед ним… даже, кажется, без сильных ранений… грязная, измазанная кровью, перепуганная; однако она, похоже, самостоятельно протащила Грейнджер через дверь…

Боль обета, вопившая во весь голос, выламывавшая кости, стихла до шепота.

Но она не умолкла совсем: он все еще был заперт в собственном разуме, и Не-Муди продолжал тыкать ему в затылок палочкой, невидимо стоя сзади, и Северус никак не мог ее предупредить.

«Будь подозрительна, — думал он, граня эту мысль, как кремень, чтобы пробить ей стены, разрушить их, вырваться на свободу. — Давай же, скажи свой проклятый код…»

Она присела рядом с Грейнджер, которая лежала неподвижно, покрытая кровью из черной раны на правом плече. Гарриет прижимала к своему лицу окровавленные руки — ее душили рыдания.

— Гер… Гермиона… — она провела по лицу ладонью, только сильнее размазав грязь и кровь. — Он-на ран… ранена…

Не-Муди наклонился ближе к Северусу и легчайшим шепотом, неслышным за плачем Гарриет, прошептал:

— Доставь их в больничное крыло.

— В больничное крыло, — сказал Северус. Империус позволил создать носилки и магией переложить на них Грейнджер.

«Спроси код, заметь, что что-то не так», — думал Северус, потому что знал, зачем Не-Муди разрешил больничное крыло — это было изолированное помещение, которое можно запереть.

Но Гарриет едва смотрела на Северуса. В центре ее внимания была Грейнджер. Она положила руку Грейнджер на запястье и держала там, пока он левитировал носилки по коридору в сторону лазарета.

Замок был тих, темен и холоден. Северус отчаянно желал, чтобы им на пути попался призрак, чтобы он увидел бессознательную Грейнджер и потрясенную Гарриет и позвал на помощь Минерву. Ученика или учителя Не-Муди мог бы убить — или приказал бы убить Северусу — и не дать привести помощь, но для призрака опасности не было.

Но если поднимется тревога, Гарриет будет под угрозой. Кто знает, что предпримет Не-Муди, чтобы сохранить свое преимущество?

Единственным безопасным вариантом было побороть Империус.

Обет теперь причинял меньше боли, но продолжал обжигать: Гарриет, идя рядом с марионеткой-Северусом и сумасшедшим, была в неменьшей опасности, чем рядом с Темным Лордом. Сознание Северуса по-прежнему было безупречно заперто им же самим придуманным способом. Он знал, как освободить его, когда тело подчиняется, но из-за Империуса сила воли была ему недоступна.

Они беспрепятственно добрались до больничного крыла. Всю подвластную ему силу разума Северус направил на то, чтобы не открывать дверь.

Это было все равно что плеснуть водой на кирпичи. Рука поднялась открыть дверь.

И тогда Гарриет подняла на него взгляд, вытерла нос рукавом и сказала:

— Я работаю над клубом Гарриет-слизеринской дружбы.

«Код. Она сказала проклятый код».

Империус не потребовал немедленно ответить.

И он заметил на ее лице миг, когда она поняла: что-то неправильно.

* * *

Пульс у Гермионы под пальцами Гарриет был неровным и слабым, а Снейп вел себя совсем странно. Он не кричал на нее и не спрашивал, что случилось. Он был спокоен, и это ее нервировало. Было бы нормальнее, если бы он орал, бросался заклинаниями и устроил в коридоре пожар.

Он был спокоен и тогда, когда Гарриет с Драко нашли труп Каркарова… может, это просто его способ себя вести, когда у нее шок… но все равно казалось, что что-то неправильно.

Может, дело было в том, что она чуть не умерла и отделалась путаницей в голове. Может, он старался сдержаться, потому что Гермиона была ранена. Да, наверное.

Но она не могла отделаться от подозрения, что что-то не так.

Она поняла, что надо сказать код. Они ведь как раз для этого его придумали — чтобы она могла проверить, что все в порядке.

Снейп потянулся открыть дверь лазарета. Шмыгнув, она сказала:

— Я работаю над клубом Гарриет-слизеринской дружбы.

Снейп не ответил. Даже не посмотрел на нее. Он направил носилки с Гермионой в лазарет.

Гарриет кинулась на него и обхватила за пояс.

Она отбросила его от Гермионы, и они вместе ввалились в лазарет. Снейп не попытался ее оттолкнуть, или бороться, вообще ничего не сделал: просто осел на пол и остался лежать. Он дышал, но тело у него было словно марионетка, которой обрезали ниточки. Глаза его были открыты, смотрели в потолок, но остекленели, как будто он…

Сзади раздался звук закрывшейся двери. Гарриет схватилась за палочку, вскакивая на ноги, разворачиваясь посмотреть, как кто-то появляется из темноты, стягивая мантию-невидимку…

Это был Муди…

Его рябое, покрытое шрамами лицо исказилось, и он вскинул руку, ударив ее в грудь заклинанием, а она только и успела, что сказать:

— Эксп…

Проклятие оторвало ее от пола и швырнуло об стену. Она съехала по ней, ударившись о прикроватную тумбочку, и свалилась на пол. Голова, казалось, раскололась, в теле гремела боль; она не могла вдохнуть.

Цок, цок — когтистая лапа застучала по каменному полу. Гарриет приподнялась (она уронила палочку) и перекатилась под соседнюю кровать.

Заклинание Муди оторвало кровать от пола и взметнуло в воздух, но Гарриет уже успела скользнуть под следующую. Ее палочка лежала посреди пола, в метре от ботинка Снейпа, а Снейп так и не пошевелился с тех пор, как она сбила его на пол. Носилки с Гермионой парили в воздухе, сбоку свисала ее рука.

— У тебя дар выживать, девчонка, — сказал Муди. — Он тебе ни к чему…

Гарриет прыгнула за своей палочкой; Муди выстрелил проклятием, оставившим длинную щербину на полу. В лицо ударили осколки. Щеки обожгло; без очков она наверняка бы получила камнем в глаз. Зато она схватила палочку; на руке остались порезы и ожог, но палочку она взяла.

— Ступефай! — крикнула она, но он, оскалившись, блокировал щитом.

— Как ты только сбежала от Темного Лорда… да еще дважды… Ты, не способная сделать в дуэли ни одного неожиданного хода… ни ума, ни таланта… по силе ему не ровня…

Лицо у него перекосилось, глаза вылупились. Гарриет стояла перед Снейпом (он, наверное, был под Империусом — только поэтому он мог быть таким безразличным и неподвижным) и Гермионой, сжимая палочку и борясь с тошнотой — вращающийся глаз Муди выскочил из черепа и покатился по полу…

Муди крякнул, покрутил шеей; кожа его лица потекла, словно воск, нос смялся, губы растянулись…

И с противоестественным чмокающим звуком его лицо затвердело в чье-то чужое.

Тяжело дыша, он вытер потное лицо ладонью. Он был моложе Муди, с болезненно-бледной кожей, светлыми волосами и безумием в глазах. Она совершенно не знала, кто это, но поняла хотя бы одно: оборотное.

— Так-то лучше, — он улыбнулся, или нечто вроде: так усмехается лишенный кожи череп. — Избавиться наконец от дырявой шкуры этого старого говнюка.

— Что, девочка, не знаешь меня? — он держал палочку на уровне талии, целясь в Гарриет. Левая ступня у него дергалась вперед-назад, вбок и снова ровно — словно от нервного тика. Гарриет попыталась сосредоточиться на его палочке, а не на пляшущей ноге. Она его не знала, но это не имело значения.

— Тебе полагалось меня дождаться, Поттер, — глаза у него были темные, на радужке только поблескивали отражения ламп. И хотя это были всего лишь отражения, у Гарриет возникло ощущение, что это на нее смотрит нечто, таящееся где-то у него внутри, в темноте. — Я сказал Темному Лорду, что приведу тебя… — он прижал язык к краю рта. — Он злился?

У Гарриет сердце ныло от желания его проклясть, но она боялась, что если она перейдет в атаку, то Гермиона и Снейп будут в опасности. Ей надо было их защитить…

— ОН ЗЛИЛСЯ? — заорал Не-Муди и отшвырнул с пути еще одну кровать. Та врезалась в окно, разбила стекло, и Гарриет взмолилась, чтобы кто-нибудь пришел — Дамблдор… Где же Дамблдор, когда тут такое? Где мадам Помфри?

— Он сказал, что ты его самый верный слуга, — она старалась говорить ровно. Заставь его говорить, пока Дамблдор или еще кто-нибудь не поймут, где они, и не остановят его…

А если никто не придет? Мы с Гермионой были одни на кладбище… нам пришлось самим спасаться… если бы не призраки мамы и папы, мы бы уже умерли…

Я молилась, чтобы Снейп не приходил, а он тоже попался…

— И как он их приветствовал? — Не-Муди сделал полшага в ее сторону, но не было похоже, что он набирает преимущество для нападения, скорее не мог стоять на месте из-за возбуждения. — Тех предателей, что отвернулись от него, отреклись от него много лет назад? Скажи, что он с ними сделал… что им сказал…

— Он их мучил, — это было не совсем правдой, но было ясно, что если она сейчас скажет этому двинутому ублюдку, что Волдеморт оказался вполне снисходителен для маньяка-извращенца, то добра не жди. — Хотел знать, почему они ему не помогли…

— Да, — дыхание у Не-Муди прервалось. — Да… ничего они не сделали… как и этот мешок говна за твоей спиной… — с его палочки посыпались кроваво-красные искры.

— Он сказал, что удостоил тебя чести, — Гарриет держалась спиной к Снейпу и Гермионе на носилках. — Больше, чем всех остальных.

— Да, — отблеск света в его глазах не стал больше, но как будто засверкал ярче. — И как он, по-твоему, наградит меня, когда я снова тебя ему доставлю… вместе с этим предателем?

Его заклинание взрезало воздух, и она едва успела использовать Протего. Она толкнула в его сторону одну из кроватей, и он с хохотом отбил ее обратно. Она ударила кровать Редукто, разбивая пополам.

Не-Муди бросился к ней, проломился через разломанные половинки кровати, и сбил ее проклятием, ударившим в грудь, как таран. Она не могла набрать воздуха в легкие — лежала на полу, силясь вдохнуть, задышать, а он наступил на ее правую руку и повернул каблук. Она бы закричала, если бы могла дышать.

Он рассмеялся.

— Великий враг Темного Лорда. Мне будет в радость…

А потом охнул — у него на плече открылась рана. Он с удивленным видом поднял к ней руку.

— Сектум… семпра, — прошипел голос Снейпа.

Кровь хлынула из Не-Муди — из ног, туловища, лица. Он осел на колени, дрожащими руками поднимая палочку…

Снейп опирался на одну руку. Второй он взмахнул еще раз, ударил заклинанием, как ножом. Голова Не-Муди запрокинулась назад, почти свалилась с плеч; из шеи хлестнула кровь.

Тело рухнуло на пол и больше не двигалось.

Гарриет втянула воздух — легкие, казалось, перестали расширяться — и прижала к груди пострадавшую руку. Все болело, а в голове как будто вращалась целая вселенная.

Снейп, скорчившись, лег набок, дыша, как от боли; волосы закрывали ему глаза.

«Вы как?» — хотела спросить Гарриет, но не могла заговорить. Она кашлянула, и ей показалось, что грудная клетка продавилась внутрь.

— Нет, — сказал Снейп. Он говорил хрипло, словно сильно болел. — Просто… лежи…

Он старался выпутать что-то из мантии, но его так трясло, что с первых двух попыток у него не получилось. Гарриет опять попыталась сесть, чтобы помочь ему, но он зашипел на нее:

— Нет!

Он достал что-то из кармана и тут же уронил. Гарриет уже видела у него эту штуку два года назад, когда они нашли на полу окаменевшую Пенелопу Клируотер: что-то вроде круглого камня. Он сжал на нем дрожащие пальцы.

— Минерва, — прохрипел он. — Поппи. Лазарет. Опасность.

Затем откинулся на спину и лежал, дыша резко, мелко и неровно.

Гарриет тоже хотелось лечь. Сердце как будто дергалось в груди, словно все остальное, что там было, вытащили наружу, и теперь там остался только этот трепыхающийся орган. Каждый вдох отдавался болью. Голову ломило, спина ныла, запястье пульсировало.

Но ей надо было проверить, как Гермиона.

Пальцы Снейпа коротко сжали ее предплечье. Ей хотелось развернуть руку и ответить на его пожатие, но она подозревала, что Не-Муди ее ей вывихнул. Хотелось замереть, запомнить отпечаток тепла от его руки на своем рукаве — добровольного жеста поддержки как раз тогда, когда она сильнее всего в ней нуждалась.

Но она была нужна Гермионе.

— Прекрати, — просипел Снейп, когда Гарриет перевернулась через левый бок, прижимая к груди вывихнутое запястье. Грудь все еще была как вдавленная, и Гарриет бы вскрикнула, но в тот момент она снова не могла вздохнуть.

Она подтянула под себя ноги и как смогла распрямила их — нельзя сказать, что встала, но по крайней мере поднялась на корточки и могла держать равновесие. Она уцепилась левой рукой за носилки Гермионы и тянула к себе, пока не добралась до кисти Гермионы и не нащупала слабый медленный пульс.

Голова у Гарриет закружилась, и удерживаться вертикально больше не получалось. Гарриет тяжело осела на пол; дыхание прерывалось, боль с каждым вдохом била в середину груди.

Странное, трепещущее прикосновение тронуло ее плечо. Пальцы Снейпа пощипывали ее свитер. Она поймала его руку своей здоровой и держала.

Они не умерли. Как же ей было страшно, что они не выживут, а они выжили, и ей просто хотелось кричать…

А потом она вспомнила.

— Добби, — каркнула она.

Ничего не случилось. Никто не пришел. Пальцы Снейпа сжали ее ладонь. Она повернула голову, посмотрела на него через грязные стекла очков.

Его лицо ответило на ее не заданный вопрос.

Что-то разрасталось у нее внутри — что-то болезненное, черное, огромное, словно сокрушительное проклятие Не-Муди наколдовали у нее внутри.

Рука Гермионы была холодной и неподвижной, пульс под кожей — медленным и слабым; рука матери прошла сквозь нее, потому что ее на самом деле не было — она ушла навсегда, все они ушли, и они с Гермионой остались одни; и она всегда знала, что некому защитить ее от Волдеморта, никто этого не может; но она не смогла защитить Добби и Гермиону, не смогла…

В дверь что-то ударило — не «можно войти» стук, а сотрясающий грохот, словно тараном. Двери содрогнулись и со вторым ударом распахнулись внутрь, брызнув щепками.

В комнату шагнула профессор Макгонагалл, держа палочку в боевой готовности. При виде нее Гарриет захотелось расплакаться, как было тогда со Снейпом в коридоре восьмого этажа.

На суровом лице Макгонагалл мелькнуло удивление и страх — она увидела на полу их, Снейпа и Гарриет, Гермиону на носилках, изрезанный труп Не-Муди в луже крови… но прежде чем она сделала еще хоть шаг в комнату, Снейп (его рука напряглась на плече Гарриет) сказал:

— Патронус, — палочка была у него в ладони, — покажи.

Профессор Макгонагалл моргнула, но нарисовала палочкой полукруг, и полосатая кошка из серебряных звезд скользнула по воздуху и легко приземлилась у ее ног.

— Разбуди Филиуса, — сказала Макгонагалл. — Сообщи Помоне и Поппи. Скажи, что никому нельзя входить в эту комнату.

Полосатая кошка скакнула ей за ноги и исчезла за дверью в вихре сверкающих искр.

— Я вызвал Поппи… — все еще хрипло произнес Снейп.

— Они с Помоной разбираются с катастрофой на Хаффлпаффе.

Профессор Макгонагалл бросила в комнату короткое заклинание, потом подошла к ним и опустилась на колени между Гарриет и Снейпом (тот сильно сжал ее руку напоследок и быстро отпустил).

— Девочек немедленно надо в Мунго, — сказал Снейп.

— Я бы и тебя вниманием не обошла, Северус, — Макгонагалл провела палочкой над Гарриет и положила руку ей на лоб, словно проверяла температуру.

— Дробящее проклятие, — объяснил Снейп. — Я не знаю, что с Грейнджер… она была у Темного Лорда…

— Что? — Макгонагалл замерла, а потом быстро поднялась и провела палочкой над Гермионой. — Он вернулся, Северус?

— Д-да, — Снейп, стиснув зубы, умудрился сесть. — И мне надо идти…

— Нет… — Гарриет закашлялась; было так же больно, как от Круциатуса. Ему нельзя идти, она не позволит…

— Тебе надо в Мунго, Северус, и никуда больше, — резкий тон Макгонагалл почти скрыл дрожь в ее голосе. — Бога ради, ты же на ногах не держишься!

— Мне надо…

— Он вас… убьет, — выдохнула Гарриет, прижимая к груди поврежденную руку, словно это могло сдержать боль.

— Не пытайтесь говорить! — сказал Снейп, но Макгонагалл его перебила: — Мисс Поттер права, Северус. Ты идешь с нами в Мунго.

Она не дрогнув прошла мимо трупа Не-Муди в кабинет мадам Помфри.

— Заметьте, я оставила вопросы о том, что здесь произошло, до лучшего момента, — сказала она, вернувшись. Она принесла старый, помятый чайник. Чуть дрожащей рукой она протянула его Снейпу, который смог-таки встать, опираясь на спинку кровати. — Оставим его тут, пока кто-то из нас не сможет разобраться с аврорами.

К удивлению Гарриет, Макгонагалл подняла Гермиону с носилок и взяла на руки, немного неловко, но крепко.

— Возьмитесь за мою руку, мисс Поттер. Северус…

Северус протянул чайник — портключ, — так, чтобы Макгонагалл могла взяться за него.

Неожиданно на лице Снейпа отразились злость и досада.

— Ах ты, старая… — начал он голосом, дрожащим то ли от усталости, то ли от ярости, дергая за чайник.

— Я слишком хорошо тебя знаю, молодой человек, — заявила Макгонагалл, и Гарриет догадалась, что та как-то приклеила руку Снейпа к портключу, чтобы он не смог в последний момент отпустить его и остаться в Хогвартсе — и отправиться прямиком к Волдеморту. В этот момент Гарриет была от нее как никогда в восторге.

И со знакомым ощущением, как будто их смыло в трубу со сверхзвуковой скоростью, они покинули больничное крыло и помчались через пеструю тьму в Мунго — чем бы оно ни было.

* * *

Мунго оказалось волшебной больницей. Ведьмы и волшебники в светло-зеленой одежде подбежали к ним, как только портключ сбросил их в приемном покое. Кто-то снова создал носилки для Гермионы и умчал ее прочь. Гарриет попыталась идти за ними, но профессор Макгонагалл взяла ее за плечи и удержала.

— Им надо работать, а вам — лечиться. И тебе, — обратилась она к Снейпу, рухнувшему в кресло и дышавшему с болезненным присвистом. Над ним нависла с палочкой женщина-врач.

— Но… Гермиона… — выдавила Гарриет, но ее тут же поднял на носилки еще один волшебник, которого она не заметила. Ей не понравилось, что ее хватают, но потом он стукнул по ее груди палочкой, сокрушительное давление исчезло… снаружи, по крайней мере.

— Дробящее проклятие, — сообщила профессор Макгонагалл доктору Гарриет. — И нам, всем троим, надо оставаться вместе.

— Разумеется, профессор, — отозвалась ведьма, которая трудилась над Снейпом.

— Я сам справлюсь, — Снейп приоткрыл глаза, чтобы злобно на всех посмотреть, но потом взглянул на Гарриет и умолк.

Носилки с Гарриет повели по коридору к лифту, а Снейп, отказавшись от любой помощи, брел сам; в нем искрила сила, отгонявшая всех от него.

Но вдруг Снейп остановился, глаза у него расширились — он покачнулся, глядя на кого-то дальше по коридору — и Гарриет приподнялась посмотреть, а Макгонагалл вздохнула с облегчением.

Из дверей в конце коридора вышел профессор Дамблдор. Он направлялся к ним.

Гарриет вспомнилось, что сказал Волдеморт на кладбище: «Возможно, они поверили, что может существовать еще большая сила, такая, что уничтожит даже Лорда Волдеморта… Возможно, они теперь верны кому-то другому… Может быть, этому защитнику черни, грязнокровок и магглов, Альбусу Дамблдору?»

Пожиратели смерти тогда бормотали и качали головами, но ей подумалось: не это ли они чувствовали, когда видели Дамблдора — мощь, одновременно доброжелательную и суровую? Пока он шел к ним, она оглянулась на Снейпа и увидела, как он расслабляется; доктор положила ладонь ему на руку, чтобы его поддержать, и он ее не сбросил — как будто это вдруг утратило значение; а к профессору Макгонагалл словно вернулись силы.

Профессор Дамблдор дошел до них быстро, с облегчением взглянул на Гарриет и с чем-то еще — на Снейпа. Гарриет вспомнила, что чувствовала, когда Гермиона поднялась и ударила Хвоста камнем, не мертвая, а все-таки живая и готовая драться, и подумала, что лицо у нее тогда было, наверное, как сейчас у Дамблдора.

Он положил Снейпу руку на плечо, а тот довольным не выглядел, но отстраняться не стал. Профессор Макгонагалл осталась у носилок с Гарриет, и все они вошли в лифт.

Но затем они вышли из лифта, и доктор Снейпа повела его куда-то в комнату, а доктор Гарриет направлял ее дальше по коридору, так что она попыталась сесть. Ее уже разлучили с Гермионой, расстаться еще и со Снейпом было нельзя.

— Нам… надо быть … вместе, — выговорила она.

— Мне нужно поговорить с Северусом, Гарриет, — ответил Дамблдор. — Но вы встретитесь снова, когда тебя вылечат.

Снейп позволил Дамблдору завести его в комнату, дверь которой доктор держала открытой, но взглядом он следил за удаляющейся Гарриет.

* * *

— Это целитель Итиоуи, — сказала профессор Макгонагалл Гарриет. Волшебник изучал ее показатели. — Он учился на Хаффлпаффе за двенадцать лет до тебя и был совершенно не способен к трансфигурации.

— Это трансфигурация была совершенно не приспособлена ко мне, — спокойно отозвался целитель Итиоуи. — Так больно, Гарриет?

Гарриет не стала спрашивать, откуда он узнал, как ее зовут. Он держал ее за локоть и осторожно распрямлял запястье.

Она напряженно кивнула. Он применил заклинание, от которого мышцы словно растянулись, а потом укоротились снова, и от запястья по руке тут же распространилось облегчение.

— Вот так, — сказал он. — Что скажешь?

Его спокойствие напомнило ей о маме Парвати, Анаите, но это не помогло. Она почувствовала, как он положил ее руку обратно на кровать. Уголком глаза увидела, как он провел палочкой над ее грудью. Может быть, что-то снаружи он сделал, но Гарриет ничего не ощутила. Что-то ужасное пыталось выбраться из ее груди, и ей надо было сосредоточиться изо всех сил, чтобы его сдержать.

Добби никогда больше ей не поможет. Никогда не подарит непарные носки. Вчера вечером она видела его в последний раз. Это она виновата, что он умер. Та ее последняя неосторожная просьба.

И Гермиона, если ее слишком сильно ранили.

И Снейп, если он пойдет к Волдеморту.

— Мне надо к ним, — вдруг сказала она. Вышло неожиданно громко. — К Гермионе и Снейпу… мне надо к ним.

— Гарриет, — профессор Макгонагалл впервые не назвала ее «мисс Поттер».

Гарриет села. Это было трудно, грудь охватило болью. Целитель Итиоуи положил руку ей на плечо, но Гарриет рывком отделалась от него и свесила ноги с кровати.

— Джон, на одну минутку, — попросила профессор Макгонагалл, и целитель Итиоуи, чуть помедлив, кивнул и оставил их наедине. Он двигался быстрее, чем получалось у Гарриет, так что успел выйти за дверь до того, как ее ноги коснулись пола. От того, что она встала, в груди создалось резкое давление, но дышать она пока могла.

— Мне надо к Гермионе и Снейпу, — сказала она, глядя не на профессора Макгонагалл, а на дверь.

Профессор Макгонагалл обвила ее руками.

Гарриет замерла. То, что выло в груди, всколыхнулось.

Еще никогда ее не обнимали вот так, по-матерински. Ее мама так не могла, потому что была дымом и песней феникса.

У Гарриет затряслись руки. Она вцепилась ими в мантию профессора Макгонагалл. То, что было в груди, превратилось в бурю, горячую и неуправляемую, глаза защипало. Дыхание сбилось в горле.

Профессор Макгонагалл провела ладонью по ее волосам.

— Я с тобой, девочка моя, — сказала она, и голос у нее надломился. Гарриет чувствовала вибрацию ее голоса. И тепло. — Я с тобой.

Гарриет всхлипнула один раз и сжала губы. Руки профессора Макгонагалл обняли ее крепче, пальцы коснулись уха Гарриет.

— Это ничего, — произнесла профессор Макгонагалл. — Не держи в себе, хорошая моя.

И Гарриет послушалась.

* * *

Северус не мешал целительнице работать. Выпил отвратительное обезболивающее зелье, вынес все манипуляции, ответил на стандартные вопросы о том, что случилось. Как всегда с целителями, по ее поведению можно было без слов прочесть: «В следующий раз постарайтесь не попадать под многократный Круциатус».

То, что делали целители, было полезно и необходимо, но Северус их не выносил.

Дамблдор молчаливо сидел на стуле у двери узкой комнаты. Он выглядел таким же старым, как в тот вечер, когда Северус обнаружил его в когтях странного, необъяснимого отчаяния.

— И это все? — спросила целительница, целясь кончиком палочки ему в глаз. Он отдернул голову, и она поджала губы. — Вы ничего не умалчиваете? Потому что есть еще ущерб, источник которого в чем-то другом.

— По вашему возрасту не подумал бы, что вы застали случаи многократного Круциатуса, — он надеялся, что грубость сможет ее отвлечь.

— Не знали, что тут у нас полно авроров? — она резким взмахом оставила отметку в планшете, вероятно, воображая, что пергамент — это его кожа. — Можно воображать, что Темные волшебники должны быть изобретательнее, но они всегда пользуются одними и теми же старыми трюками.

Три непростительных — далеко не худшее, что могут предложить Темные искусства: есть немало способов умереть, которых лучше бы избежать, заклинаний, которые обратят в лохмотья силу воли и самое твое существо; однако те три, что легче всего применять, в итоге приносят наибольший урон. Он молчал, пока она делала заметки, а потом смотрела на него с прищуром.

— Оставлю вас на ночь для наблюдения. Надо убедиться, что нет перманентного нервного ущерба. Ваши уроки завтра может провести кто-нибудь другой.

Не дожидаясь возражений, она сунула планшет под мышку и выскочила из палаты.

Дамблдор магией закрыл и запечатал дверь, наложил на комнату заглушающие чары.

— Ты в состоянии дать отчет? — тихо спросил он.

Северусу показалось, что на самом деле тот спрашивает о чем-то ином, потому что он был достаточно здоров, чтобы говорить.

— Барти Крауч-младший изображал Аластора Муди. Я убил его после того, как он наложил на меня Империус и… ранил Гарриет…

Он остановился, потому что только теперь заметил — со смутным, но все усиливающимся удивлением и растерянностью, — что он уже некоторое время, сам того не замечая, мысленно зовет ее «Гарриет». Ему как будто захотелось снова звать ее иначе, но это же… абсурдно, наверное? Ради нее он без сомнений убил. Он вспомнил, как посерело ее лицо, когда Крауч-младший наступил ей на руку, решимость и муку в ее позе, когда она заставляла себя заняться Грейнджер, и как ее оглушило горем, когда домовик Добби не ответил на зов. Он был рад, что Крауч-младший мертв. Жалел он только о том, что для этого урода все закончилось слишком быстро. Какое уж тут дело до имени?

Ему хотелось ее увидеть, убедиться, что ее целитель не совсем бестолков, хотя Минерва и не дала бы тому напортачить, хотя ему надо было идти искать Темного Лорда, начинать дело, за которое он всегда обещал взяться, когда придет срок. Гарриет устроит невозможный скандал — лучше уйти сейчас.

Но несмотря на все логические выкладки, желание видеть ее зудело под кожей.

— Да, — серьезно ответил Дамблдор. — Когда со мной связались родители мисс Грейнджер, чтобы узнать, где их дочь, я понял, что не отправил ее с настоящим Аластором Муди. Стало… совершенно ясно, что это шпион, который скрывался у нас весь год. — Он выглядел в этот миг на все свои сто тринадцать лет. — Он был умен, и его след завел меня в никуда. Должно быть, он отдал ее сообщнику, чтобы тот доставил ее к Тому… Думаю, это был Хвост.

— Я не знаю, что произошло, — продолжил Северус. — Я так и не добрался до… мисс Поттер, — так казалось безопаснее, но расслабиться он все равно не мог. Сколько стен их разделяет, сколько людей ходит вокруг, предоставляя собой угрозу, о которой они даже не знают? Спасибо Минерве. Он понял, что никогда не звал ее в бой; знал, что она замечательная ведьма, сознавал, что она обладает большой силой, но никогда не видел ее готовой встретить врага или перед лицом такого разорения. В первую войну их пути пересекались только в переговорных; он видел ее после битв, но никогда — во время. Как и все они, она полагалась на Дамблдора, но при необходимости могла взять власть и удержать ее. А он не мог предложить Гарриет ничего подобного — ни утешения, ни постоянства. Она с таким отчаянием схватила его за руку, что-то тоскливое просачивалось в него сквозь ее кожу, и что он дал ей взамен?

— Северус?

Северус тут же вернулся в настоящее.

— Когда я получил ваше сообщение, она уже сбежала из замка. Воспользовалась Выручай-комнатой, — он не удержался, чтобы не добавить в слова оттенок я-же-говорил.

Дамблдор издал странный звук.

— В том, что касается безопасности Гарриет, я, Северус, учусь доверять тебе безоговорочно. Итак, Том забрал мисс Грейнджер, чтобы выманить Гарриет, и преуспел в этом… и, выглядит так, использовал ее, чтобы вернуть себе силы. И тем не менее они от него сбежали.

Он долго молчал, а затем произнес слова, от которых сердце Северуса стянуло похрустывающим льдом:

— Я потерпел неудачу, Северус.

Он так это сказал, словно это он нуждался в утешении, а не Северус, который жизнью и смертью поклялся защищать Гарриет, но не достиг ничего.

(Как же он был беспомощен, вплоть до последнего момента, когда ярость, ненависть и ужас разорвали его тюрьму и он заполнил себя снова.)

— Я не смог оградить залы Хогвартса от зла, — говорил Дамблдор. — Не защитил от вреда Гарриет, не предотвратил возрождение Тома Риддла.

— Она… еще жива, — ответил Северус. Несмотря на то, что они так ее подвели. Вывалившись из Комнаты, Гарриет расплакалась при виде него, обхватив руками Грейнджер; но он ничего ей не дал, она все сделала сама, спасла себя и свою ближайшую подругу; разве он хоть раз совершил нечто хоть отдаленно сравнимое по храбрости?

— Благодаря своим силам, своей ловкости, она жива, — эхом отозвался Дамблдор. — И я… боюсь, Северус. Если я подведу снова…

«Если мы подведем, — подумал Северус. — Подведем Гарриет, как когда-то Лили».

— Я принес Непреложный обет, — сказал он. — Блэку. Защищать… мисс Поттер. Поэтому Крауч и смог… так легко…

— Я почти благодарен тебе за это, — возразил Дамблдор. — Я верно полагаю, что ты бы немедленно аппарировал к Волдеморту, если бы не нашел ее на Гриффиндоре, где она должна была быть?

Северус не стал возражать, хотя ненависть к себе за неспособность помочь и ярость на Дамблдора за то, что тот ему за это благодарен, на миг помутили его разум.

— Вы знали об обете, — сказал он наконец.

Дамблдор тоже не стал возражать.

— Уже некоторое время. Что сделано, то сделано. Не было повода упоминать.

Северус тоже так считал. Все уже сделано — Гарриет жива, Темный Лорд вернулся, а он дал обещание, которое нельзя не исполнить. Незачем тянуть.

— Мне уже надо идти.

— Скоро.

Дамблдор… медлил.

— Что? — Северус прищурился. Сердце по неведомой причине забилось быстрее. При виде неуверенности на лице Дамблдора зашевелилось предчувствие опасности.

— Есть кое-что, что нам нужно обсудить предварительно.

— Настолько срочное, что нужно сделать это прямо сейчас?

— Да.

— Как мне казалось, за предыдущие месяцы мы уже обсудили все необходимое.

— Это разговор, для которого, как мне думалось, у меня будет больше времени.

Дамблдор закрыл глаза и словно нашел у себя внутри недостающую решимость: когда он их открыл, взгляд его был печален, но тверд. И Северус понял, что Дамблдор сейчас скажет что-то, чего ему не хочется слышать. Он был так же уверен в этом, как когда стоял перед шкафом с боггартом внутри и знал, что не хочет открывать дверцу и выяснять, какую форму примет его страх.

— Без сомнения, это потерпит до момента, когда я вернусь… — если, если, если.

— Именно то, куда и зачем тебе нужно идти, и делает эту беседу необходимой, — Дамблдор говорил без злости, но решительно.

Северусу хотелось вскочить с постели, сорвать запирающие чары и сбежать из комнаты, но, когда Дамблдор говорил таким тоном, он не мог этого сделать — даже если бы был силен и не ослаблен проклятиями.

— Я долго обдумывал этот вопрос, — продолжил Дамблдор, — и вполне убежден, что если ты предстанешь перед Томом, не обсудив… это… то, скорее всего, погибнешь.

Предчувствие ужаса только усилилось, словно шкаф завибрировал от того, что боггарт внутри бросился на дверь, услышав по другую сторону биение сердца, чуя вкус его бесформенных страхов, обретая их облик.

— Тебе нужно до встречи с ним принять это знание. Ты, как я думаю, уже им обладаешь, но не желаешь его признавать. Тебе надо с этим справиться, — и чем добрее становился голос Дамблдора, тем сильнее Северусу хотелось сбежать.

— Дамблдор…

— Чувства Гарриет взаимны, — сказал Дамблдор.

Северус уставился на него. Сперва ему хотелось… рассмеяться. Он же… не всерьез. Он… это же просто…

— Абсурд, — собственный голос раздался откуда-то издалека. — Я должен идти, Дамблдор.

— Северус…

Северус потряс головой, глядя на Дамблдора через плечо. Целительница забрала его палочку и вручила Дамблдору, иначе Северус уже снес бы дверь с петель. Ему сейчас так же хотелось, чтобы дверь открылась, как тогда в лазарете.

— Я могу объяснить первое опоздание вмешательством Крауча… потребностью в медицинской помощи, возникшей из-за того, что я одурачил его, убедил, что я ваш шпион… но нельзя откладывать вечно, вы должны дать мне уйти…

Он начал подниматься с постели — его все еще трясло, наверное, от остаточного эффекта проклятий, целительница была неопытна… но Дамблдор положил ладонь ему на руку у локтя. Северус посмотрел на нее. Он не мог посмотреть в лицо старика и увидеть на нем смех, словно все это шутка; как тот мог играть с самой мыслью, будто Северус… как он мог… это же ребенок, ребенок Лили…

— Я должен идти, — он оттолкнул Дамблдора, подошел к двери. Положил на дверь руку, рука дрожала. — Выпустите меня. Мне нужно идти.

— Северус, ты не можешь идти в таком состоянии, — он помедлил и добавил: — Извини. Я, очевидно, неудачно выразился. Я просто хотел сказать, что Гарриет дорога тебе сама по себе, не только как дочь Лили. Я не подразумевал ничего иного, Северус. Даже в голову не приходило, что я могу выразиться настолько неловко. Прости меня, друг мой.

И Северус допустил ошибку — он посмотрел в лицо Дамблдору. Его выражение было открытым и ободряющим, не таило ничего, что не было бы связано с произнесенными словами. «Верь мне», — говорил его прямой и ясный вгляд.

И Северус понял, что тот лжет.

Дамблдор говорил всерьез. Всю мощь своей окклюменции он сейчас использовал для того, чтобы излучать искренность, но он солгал. Это не было шуткой. Он назвал Северуса другом, но думал при этом…

— Уверен, Гарриет захочет увидеть тебя перед уходом, — сказал Дамблдор. — Это будет тяжело для нее…

Тяжело для нее.

Северус вспомнил ее лицо после выхода статьи Скитер, как она сидела в его классе, напряженная и жалкая, а он подходил ближе, собирая всю свою жестокость, и обнаружил, что не в силах заговорить…

Это был обет…

На поблескивающей льдом лестнице совятни, под безликим лунным светом, он сказал ей, что ему незачем будет жить, если он переживет ее. Она запомнила это и повторила, когда эльф Добби заявил то же самое. Северус знал, что она почувствовала, когда узнала, что Добби умер. Он не мог сказать ей об этом, но она поняла, и он сам ощутил боль от ее горя.

Запертый в собственном разуме, он следил, как терзает ее Крауч, пока не понял, что скорее умрет, чем будет смотреть на это еще хоть миг.

Это не был…

Это…

Была…

— Мне нужно идти, — произнес он, почти не размыкая губ.

Он ощутил, как внутри вздымается чернота, словно он спускался куда-то в темноту и холод, где гибнет забота и нежность. Им было не выжить там, в холоде, в темноте, куда не проникает свет. С собой он взял только крошечный огонек, серебристый и бледный, не дающий тепла, — чтобы находить путь. С каждым шагом спокойствие, касавшееся границ ужаса и ярости, окружало его пленкой льда, которая раскрошилась бы от прикосновения.

Он помнил, что уже бывал здесь. Это было… знакомо: старый путь, по которому он проходил уже множество раз. В этой темноте не было света, кроме огонька, горевшего у него внутри, но он знал дорогу; он отнюдь ее не забыл.

Молча удерживая его взгляд, Дамблдор протянул ему палочку.

— Если ты готов, Северус, — тихо сказал он.

— Я постараюсь вернуться.

Пальцы Дамблдора на миг сомкнулись на его пальцах там, где их соединяла палочка. Северус вспомнил, как вцепился Гарриет в плечо, когда распахнулись двери лазарета.

Он взял палочку из руки Дамблдора и открыл дверь. Ручка, хрустнув, упала на пол.

А. Перестарался. В темноте все казалось таким спокойным.

Он пошел по лестнице, и никто его не остановил. Целительница открыла рот, когда он проходил мимо, и закрыла его, отвернувшись. Люди расступались при его приближении. Никто не смотрел ему в глаза.

Он вышел в зону аппарации и сосредоточился на Темной Метке, нащупывая нить, которая выведет его к Темному Лорду. Это тоже было знакомо — словно припомнить мелодию, которую полагал забытой.

Он месяцами говорил о своей смерти в эту ночь (когда бы она ни настала, эта ночь) как о вполне вероятной. Он полагал, что так и случится.

Он ошибался. Он не может умереть.

И когда он вернется от Темного Лорда, когда его положение будет надежно, он разберется с… девочкой.

Он аппарировал.