Бесконечная дорога (джен)

Так начался для Гарриет декабрь — не сказать что с легким сердцем, но хотя бы с надеждой.

По крайней мере, до тех пор, пока профессор Макгонагалл не сделала объявление, которое сбросило ее в бездну ужаса.

— Приближается Святочный бал, — сказала она, и Гарриет вдруг вспомнила, что прочла в книге Снейпа несколько недель назад. Как приятно было об этом забыть.

И как неприятно, когда об этом вдруг напомнили… что ей нужен спутник.

Гарриет никогда раньше об этом не задумывалась, но отсутствие спутника оказалось очень неприятным состоянием. На самом деле, даже когда вам не нужна пара, чтобы не выглядеть круглым дураком перед всей школой и двадцатью ее гостями, просто нуждаться в ней достаточно неприятно. Мальчики не начинают подходить и приглашать просто потому, что тебе это понадобилось.

Всю первую неделю после того, как профессор Макгонагалл вывалила на них новость про Святочный бал, куда бы ни пошла Гарриет, везде видела, как девочки присматриваются к мальчикам вокруг. Они перешептывались, проходя мимо любого мальчика; громко обменивались комментариями в туалете; хихикали, как ненормальные, когда один из них к ним приближался (что часто заставляло их сбегать, поджав хвост). Многие девочки как будто наверняка знали, от кого хотели бы получить приглашение, а остальные искренне говорили, что согласятся на кого угодно, лишь бы пригласили.

— Они могли бы попытаться сами мальчиков пригласить, — язвительно сказала Гермиона вечером в пятницу, после пяти дней того, что она звала Этой Чушью. Она сердито посмотрела на библиотечное сообщество фан-клуба Крама, который с тех пор, как было объявлено о Святочном бале, увеличился в три раза. Не то чтобы они шумели (мадам Пинс изгнала бы их пригоршнями пламени), просто от сосредоточенной тяжести их восхищения Крамом в радиусе сотни футов от них было невозможно сосредоточиться.

— Фред говорит, тогда будешь выглядеть отчаявшейся, — рассеянно сказала Гарриет, листая книгу про оборотней. С тех пор, как Снейп сказал ей, для чего на самом деле нужно аконитовое, она принялась читать об оборотнях все, что могла найти. Снейп сказал, что он не специалист по оборотням, так что все, что она могла найти, могло бы, ну, помочь ему. Да?

Но книги были… отвратительны. Из-за них у нее в сердце пульсировало тошнотворное чувство.

Гермиона издала рычащий звук.

— Что? — спросила Гарриет, уставившись на огонь в глазах Гермионы (такой взгляд она могла бы представить у мадам Пинс, если бы та увидела, как Гарриет вытирает нос «Темными и грозными тварями Пустошей Высокогорных»).

— Значит, вот как Фред сказал, — ноздри у Гермионы трепетали.

Гарриет пожала плечами.

— Лаванда так же говорит.

Гермиона забурчала под нос. Лаванде и Фреду, хоть они и не знали об этом, следовало радоваться, что они где-то далеко — иначе она бы их покусала.

Со своего возвращения с кухни в субботу днем Гермиона была в дурном настроении. На лице у нее тогда была такая смесь огорчения, беспомощности и ярости, что Гарриет и Рон не посмели ее расспрашивать. Она начала таскать библиотечные книги про домовых эльфов (их было даже меньше, чем про оборотней) и магическое право вместо того, чтобы, как раньше, искать про золотые яйца. Гарриет спросила ее, может ли она чем-нибудь помочь, но Гермиона, поджав губы, ей отказала. Рон попытался утащить одну из ее книг наверх, пока она переписывала свое эссе по трансфигурации, добавляя еще фут данных, добытых за пять дней, прошедших с его написания, но ни он, ни Гарриет не смогли понять в книге ничего, кроме запятых.

— Она думает, что нам все равно? — спросил он у Гарриет. Они оба уныло смотрели на книгу. — И поэтому ничего нам не говорит?

— Может быть… — они и правда не показывали особенного интереса. — Но ведь она не из тех, кто сдается, да? Она скорей бы попыталась заставить нас передумать.

— Только она не попыталась, — сказал Рон.

На это Гарриет ответить было нечего.

А пока она закрыла книгу об оборотнях, с облегчением избавившись от нарисованных тушью чудовищ с мокрыми зубами и всклокоченным мехом. Если Ремус рос посреди такой хрени, если читал эти книги, неудивительно, что он не хочет, чтобы его хоть кто-то видел в ночи полнолуния.

Она на время отодвинула эту мысль вместе с книгой. Хорошо хоть, что Святочный бал дал ей возможность побеспокоиться о чем-то глупом.

— Тогда кого ты собираешься пригласить? — спросила она у Гермионы, и та застыла, открывая пахнущую пылью книгу.

— Что? — спросила она в удивлении.

— На бал. Ты сказала, что им надо самим приглашать, — она кивнула на стеллажи, за которыми вел свой тихий и ревностный дозор фан-клуб Крама. Крам сидел, ссутулившись, за несколько столов от них. Стопки книг на его столе были почти такими же высокими, как на Гермионином. — Так кого ты пригласишь?

Лицо Гермионы порозовело.

— Я не думала о том, чтобы вообще с кем-то пойти. Мне совершенно все равно, найду я пару или нет, — она, расправив плечи, принялась листать книгу. — Могу сама пойти. Или не пойти. Как захочу.

— Не будь я треклятым чемпионом, пошли бы вместе, — проворчала Гарриет. — И вообще бы не переживали из-за спутников. Только я забыла, — добавила она, когда Гермиона собралась было ответить, — что ты не переживаешь.

У Гермионы дрогнули губы — она скрывала улыбку.

— Да, — сказала она чопорно и вернулась к книге.

Гарриет потеребила кусочек кожи, оторвавшийся от обложки. Читать ей надоело.

Она лениво осмотрела библиотеку. Окна покрыл иней, но там, где он был тоньше, можно было увидеть, как бьет по стеклу снег. Было просто удивительно, что Крам несмотря на погоду продолжал приходить, но она предположила, что в Хогвартсе теплее, чем в их корабле на озере.

Она обратила внимание, что у Крама с яйцом-подсказкой дела не лучше, чем у них. Он выглядел еще угрюмее обычного. Может быть, даже привычному человеку трудно было сосредоточиться из-за своего фан-клуба.

Тут Гарриет пришла в голову странная мысль.

— Гермиона, — шепнула она.

Гермиона с любопытством подняла взгляд и тут же встревожилась:

— Ты что это улыбаешься?

Гарриет переместила Гермионины книги так, чтобы те были между ними и остальной комнатой.

— А пригласи-ка на бал Крама.

— Что?! — пискнула Гермиона, достаточно громко, чтобы мадам Пинс вскинула голову.

Она подозрительно огляделась, но никого не заметила, так как Гарриет и Гермиона обе нырнули под стол. Они подождали — Гермиона с круглыми глазами зажимала руками рот, а Гарриет беззвучно хихикала, пока у нее не заныли ребра.

— Давай, — прошептала Гарриет, овладев собой. — На слабо.

— Я не стану приглашать Виктора Крама! — прошипела Гермиона. — Я не сумасшедшая.

— Рон просто изревнуется, — сказала Гарриет. Ей пришлось снова давить хихиканье — Гермиона толкнула ее в плечо.

— Ой, заткнись. Я все равно не буду приглашать парня, который тебе нравится.

— Чего? — моргнула на нее Гарриет.

Гермиона тоже моргнула в ответ:

— Что?

— С чего ты так подумала?

— Ну… ты же сказала, что он тебе нравится, — Гермиона выглядела растерянной.

— Когда? — так же растерянно спросила Гарриет.

— Когда они только приехали. Парвати сказала, что он неловкий и ходит, как утка, а ты сказала, что он тебе нравится. Она сказала, что он даже не привлекательный, а ты — что ему и не надо.

Гарриет в очередной раз впечатлила способность Гермионы помнить целые разговоры, о которых она начисто забыла.

— И ты часто на него смотришь, — продолжила Гермиона. — И слушаешь, как Рон рассказывает, какой тот потрясающий ловец, а ведь у меня при этом глаза так и закрываются… по крайней мере, так это выглядит.

— Мне не нравится Крам, — сказала Гарриет. — В смысле, он нормальный, я не против с ним сыграть в квиддич, но я не влюбилась.

— О, — Гермиона, похоже, смутилась. Она не любила ошибаться, даже в такой ерунде. Гарриет начала говорить ей, что она не виновата, что кто угодно подумал бы, что ей нравится тот, про кого она сказала, что он ей нравится, но Гермиона сказала:

— Тогда кто тебе… нравится?

— Никто? — Гарриет снова растерялась. — Что? — спросила она, не понимая, почему у Гермионы так погрустнело лицо и она прикусила губу. — Что ты так смотришь?

— Ничего…

— Нет, чего, иначе бы ты так на меня не смотрела, — но тут ей начал вспоминаться их разговор, случившийся всего неделю назад, в ту ночь, когда она вернулась от Снейпа… Я просто беспокоюсь, однажды случится что-нибудь очень важное, а ты будешь хранить тайну так долго, что не поймешь, когда надо остановиться.

И тогда Гермиона тоже не сказала ей, о чем она подумала.

— Вот ты сама меня ругала за то, что я скрытная, а сама не говоришь, что думаешь, — сказала Гарриет.

Гермиона стиснула руки, и взгляд ее метнулся по сторонам, словно в отчаянном поиске пути к бегству.

— Я не…

Гарриет оттолкнула с дороги стул, чтобы выбраться из-под стола, но Гермиона схватила ее за рукав.

— Гарриет, прости, — очень быстро зашептала она. — Ты много убегала в тайне, без меня и без Рона, и я не думаю, что это из-за Турнира, потому что это началось раньше, и ты ведешь себя так, как будто тебе кто-то нравится, правда, ты рассеяна, и все эти скачки настроения, которые, по-моему, связаны с тем, как он с тобой обращается, и это нехорошо, потому что ты часто несчастна, и я все думаю, почему ты мне не рассказываешь, не потому ли, что я отвратительный друг и не заслуживаю признаний…

Гарриет лишилась дара речи. Она ощутила, как жуткая тяжесть вины сжала ей горло, и она не смогла бы сказать ничего, даже если бы захотела. Она вырвала руку из хватки Гермионы, не обращая внимания на ее умоляющий шепот: «Гарриет!» — и выбежала из библиотеки, не оглядываясь.

* * *

Убежав из библиотеки, Гарриет пошла бродить по замку.

Сложность с полуправдами была в том, что приходилось каждый раз придумывать новые. И еще было сложно быть Гарриет и говорить полуправды, потому что она быстро начинала в них путаться. Может быть, у Снейпа или Гермионы вышло бы лучше, потому что они вроде как помнили все. Гарриет никогда не видела, чтобы Снейп слово в слово зачитывал по памяти отрывок из учебника про чары замены, но предполагала, что ему потребовалась великолепная память, чтобы стать зельеваром Золотого класса.

Но теперь Гермиона думала, что ей кто-то нравится, и Гарриет не могла объяснить, что это совсем не так, что она просто пыталась понять Снейпа, и что он помогал ей жульничать на Турнире и пытался не дать Ремусу… умереть.

Впрочем, теперь ей подумалось, что Снейп ничего не сделал насчет яйца-подсказки. Он даже не спросил ее об этом. Может быть, он из Первого тура сделал вывод, что ей больше не нужна его помощь? Хотя это было не слишком на него похоже. Если подумать, в его стиле было бы отчитать ее за то, что она летала как ненормальная и не следовала его осторожным советам, благодаря которым осталась бы на надежной земле. Но он ни слова не сказал.

Она так была занята беспокойством о Ремусе, что совершенно забыла расспросить Снейпа насчет того, что тот видел ее испытание и ничего не сказал.

Она пнула подставку доспехов. Шлем повернулся с пронзительным скрипом и смерил ее неодобрительным взглядом. Она даже не думала, что пустой шлем способен смотреть неодобрительно, но этот справился.

— Извините, — пробормотала она и поспешила прочь. Шлем застучал и зазвенел забралом, словно бормотал ей вслед проклятия.

Гарриет, задумавшись, побрела вниз по лестнице. Гермиона, может быть, и смирилась с тем, что Гарриет получает помощь от некоторого неизвестного лица, но она, наверное, рухнет замертво, если узнает, что это учитель, и тем более Снейп.

И кроме того… при мысли о том, чтобы сказать Гермионе, что ей помогает Снейп, было… неловко как-то.

Она никогда не думала об этом раньше, но бывают тайны, которые хранишь, потому что надо, а бывает такие, которые хочется хранить. И вот этот ее секрет — ее и Снейпа — ей никому не хотелось открывать.

Ей неприятно было врать Гермионе, но… честной быть тоже не хотелось.

Гарриет постепенно остановилась, вертя в голове эту мысль. Какой же негодяйкой это ее делало?

Мне не нравится, что Гермиона расстроена, но и то, что она постоянно заговаривает о тайне, мне тоже не нравится. Я просто хочу, чтобы она оставила тайну в покое и мне не приходилось лгать.

А Гермиона была не из тех, кто оставляет в покое. С тех пор, как Гарриет неделю назад признала, что кто-то помогает ей с Турниром, Гермиона только сильнее сосредоточилась, пытаясь подкопаться к основанию проблемы и вытащить ее корни. Гарриет этого не хотелось. Но и как остановить ее, она тоже не знала.

— Поттер? Великий Салазар, тебе жить надоело?

Гарриет, оглянувшись, увидела Драко Малфоя, с важным видом идущего к ней по коридору. Волосы у него были идеально зализаны, и Парвати рыдала бы от счастья, если бы Гарриет провела за укладкой своих волос столько же времени, сколько должен был провести Малфой, отрабатывая эту усмешку.

— Ты что тут делаешь? — нахмурилась Гарриет.

— Это подземелья, тупоумная, — Малфой уже был неприятно близко — то есть Гарриет могла бы его стукнуть десятифутовым шестом. — Следовало бы спросить, что здесь делаешь ты?

— Иду, — холодно сказала Гарриет. — Разве это преступление?

— Для гриффиндорца в подземельях? Да, — Малфой был до того близко, что его усмешка поблескивала в свете факелов. — Если Панси тебя тут найдет, она проклянет тебя в спину и спихнет в каменный мешок.

— Ей сперва придется выяснить, с какой стороны держать палочку, — возразила Гарриет.

Малфой хихикнул, а потом вдруг очень растерялся. Гарриет ощутила себя так же — Малфой что, только что посмеялся над ее шуткой?

Гарриет прищурилась.

— А Панси не твоя ли подружка?

— Что? — Малфой стал еще растерянней. — Поттер, ты под Конфундусом?

Гарриет демонстративно закатила глаза. Ей хотелось, чтобы это было видно в этом дурацком подземном факельном свете.

— Неважно, — сказала она и попыталась пройти мимо Малфоя.

— Не в ту сторону, — сказал тот. — Выход вон там, — он указал ей за плечо.

Гарриет не повелась.

— Хорошая попытка, Малфой.

— Нет, Поттер, серьезно, если ты туда пойдешь, то свалишься в бездонную пропасть. Тебе надо развернуться.

— Я не туда собираюсь, болван, там же… — она прикусила язык, потому что чуть не проболталась, что там живет Снейп.

Серебристые глаза Малфоя сузились.

— Что там, Поттер?

Глупо, глупо, глупо…

Но тут от собственной болтливости ее спасло чудесное явление.

Или не такое уж чудесное, раз он тут жил.

— Мистер Малфой, — временами голос Снейпа приобретал странное и удивительное качество — словно шепчущий гром. Он был одновременно резким и шипящим. В этот раз Малфой подпрыгнул на дюйм или два от земли, а сердце Гарриет дернулось в груди.

Снейп уставился на них, прищурившись с прицельностью, к которой Малфой мог только стремиться, и переводил взгляд с Гарриет на Малфоя и обратно.

— Что вы делаете? — спросил он с интонацией, которая предвещала мрачные и ужасные вещи в случае, если ответ не будет незамедлительным и правдивым.

— Я как раз ухожу, — сказала Гарриет, хотя предпочла бы спросить, не собирается ли он к Ремусу. Через плечо у него была сумка, так что это было вероятно. Однако Малфой, не Малфой, а Снейп изобразит свой взгляд венгерской хвостороги, если она попробует найти повод задержаться. Снейп очень ясно дал ей понять, что будет приглашать ее на посвященные Ремусу чайные доклады только в том случае, если она «перестанет набрасываться на него в самое неподходящее время дня и ночи», и ей не хотелось бы, чтобы он подумал, что она от своего слова отказывается.

— Так идите же, — Снейп смотрел на нее все так же, с прищуром. — Мистер Малфой, — добавил он таким тоном, что Малфой застыл, — разве вы не должны быть в своей гостиной?

Гарриет, хоть и ушла, немного подволакивала ноги — на тот случай, если Снейп решит ее догнать… но даже когда она остановилась на большой лестнице и перезавязала сперва один, а потом и второй ботинок, она так и не увидела, чтобы он вышел из подземелий. Было бы слишком неловко сидеть на лестнице и ждать, пока он покажется, так что ей оставалось только идти дальше.

Остаток пути до гриффиндорской башни она тащилась, мрачно пиная все, что попадалось под ногу. Но не слишком сильно: все-таки доспехи держали копья.

* * *

Гермионы в гостиной не было. Рон, игравший в шахматы с Невиллом, помахал Гарриет, чтобы подошла.

— Она мимо прошла, сколько там, — спросил он у Невилла, — минут десять назад? И она была в том еще состоянии, — сказал он Гарриет. — Наверное, видела, как кто-то издевается над домовым эльфом.

Гарриет почувствовала, как вина камнем провалилась в живот.

— Она пошла наверх? — Рон кивнул, и она поняла, что надо делать.

В некотором роде. Ей точно надо было подняться наверх. Она просто не знала, что сказать, когда доберется.

Так что Гарриет расправила плечи и промаршировала наверх, немного помедлив только на пороге спальни.

Открыв дверь, она не сразу заметила Гермиону. Но, зайдя за балдахин, увидела, как та, заламывая руки, ходит туда-сюда за постелью Гарриет, то скрываясь за ней, то появляясь снова.

Гарриет постояла в дверях, посмотрела, как Гермиона проделала это еще раз пять, а потом шагнула внутрь и закрыла за собой дверь.

Гермиона остановилась и повернулась, продолжая стискивать руки. Она выглядела потрясенной — не расстроенной, как когда они ссорились, как подумал Рон, а совершенно ошарашенной.

— Что случилось? — встревоженно спросила Гарриет.

Гермиона открыла рот и издала странный, задыхающийся писк. Она закрыла рот, потом попробовала снова.

— Я пригласила на бал Виктора Крама, — просипела она.

У Гарриет отвисла челюсть. Она попыталась сказать: «ЧЕГО», — но не смогла заговорить.

Гермиона разок кивнула — ну или что-то вроде. Точнее было бы сказать, что она дернула головой вперед, а потом назад. Казалось, что она готова была упасть.

Гарриет, ощущая головокружение, потянулась к ней на случай, если у Гермионы подломятся колени, потому что выглядела она до ужаса перепуганной.

— И он сказал да, — пискнула она и рухнула Гарриет в объятия.

Гарриет усадила Гермиону у камина и обернула ее плечи одеялом. Она подумала, не послать ли Добби за какао, но в этом состоянии Гермиона могла бы потерять голову, увидев, как из заботы о ней вызывают домового эльфа.

— Это было после того, как ты ушла, — сказала Гермиона. — Я пыталась читать… Но ни слова не понимала…

Ну, или всего половину, — подумала Гарриет, чувствуя за нее гордость.

— …и тогда я пошла, положила книги на тележку, а когда обернулась, чуть не наскочила на… на него. Он нес книги — «Руководство по продвинутой трансфигурации» Сориолануса и Петтручио и «Телесные характеристики анимагических трансформаций» — и спросил, можно ли со мной поговорить. И только я открыла рот, чтобы спросить, о чем именно, как оттуда вылетело: «Хочешь пойти со мной на бал?»

Она закрыла ладонями лицо, словно ей невыносимо было об этом думать.

— А он уставился на меня, и я подумала, что вот-вот умру, но п-потом он сказал: «Был бы очень рад, да», — и потом сложил свои книги в тележку и вернулся к своему столу, и сидел так, словно все совершенно нормально, а я выбежала из библиотеки, и, о господи, я там сумку оставила и все остальное!

Гарриет погладила ее по спине.

— Все в порядке, мадам Пинс вещи соберет, ты же знаешь.

Гермиона застонала и согнулась пополам, так что Гарриет стали видны только ее волосы.

Тем не менее, через несколько мгновений Гермиона повернула голову и подозрительно уставилась на Гарриет.

— Ты что… да! Ты почему смеешься?

— Представляешь себе? — ликовала Гарриет. — Лица его фан-клуба! Лаванды! Да они просто посинеют от зависти!

Но Гермиона, отнюдь не развеселившись, в ужасе подскочила.

— Тебе нельзя никому рассказывать!

— Думаю, все равно они поймут, когда ты с ним окажешься, — сказала Гарриет.

— Я… я знаю, — она быстро потрясла головой. — Только… не заранее. Они будут только смеяться надо мной, или не верить, или вести себя ужасно и… мне будет лучше, если они не узнают. Пока можно. Пожалуйста.

— Если не хочешь, чтобы они знали, я ничего не скажу, — Гарриет было все равно, узнают они или нет. На балу с таким же удовольствием посмотрит, как их корежит от зависти, как и в любое другое время. На самом деле, даже лучше будет увидеть их всех одновременно. Она улыбнулась.

— Что? — спросила она, заметив выражение лица Гермионы.

— Нич… — тут Гарриет нахмурилась, и Гермиона вздохнула. — Просто думаю, что он тебе действительно совсем не нравится.

— Ну я же так и сказала, — с раздражением сказала Гарриет.

— Ну да, я просто подумала, может, ты это делаешь, чтобы… Я не знаю, сохранить лицо? — она снова казалась смущенной. От чего ей надо сохранять лицо? И почему она краснеет?..

— Это из-за тебя и Рона? — тревожно спросила Гарриет.

— Ч-что? — Гермиона села прямо, как доска. — Что еще про меня и Рона? Что?

Они с Гарриет уставились друг на друга. Глаза у Гермионы были чуть расширены и сосредоточены на лице Гарриет.

— Ничего, — медленно ответила Гарриет.

Гермиона еще немного удерживала ее взгляд, потом кивнула и встала, сжав кулаки и расправив плечи, словно ей предстояло пройтись по доске.

— Я пойду… помоюсь, — сказала она отрывисто.

«Н-да, — думала Гарриет, глядя, как сбегает Гермиона, — теперь ясно, как помешать ей разговаривать о том, кто нравится мне».

Ей было довольно неприятно об этом думать, но мысль она все равно на всякий случай запомнила.

* * *

На следующий день Гарриет с нетерпением направилась к Снейпу на утренний чайный доклад. (Гермиона ничего не сказала. На самом деле, она провела весь завтрак, прячась за «Выдержками из магического законодательства середины XVI века», и ни слова не сказала ни Гарриет, ни Рону.)

— Как Ремус? — спросила Гарриет, как только Снейп ее пустил. Он выглядел раздраженным, но он всегда так выглядел до полудня.

— Упрям, бестолков, возмутителен, — ответил Снейп.

«Тебе ли не знать», — подумала Гарриет, но ей хватило самосохранения, чтобы не сказать этого вслух — впрочем, Снейп бы все равно не поверил, что оно у нее есть.

— Я читала про оборотней, — сказала она вместо этого.

Снейп ничего не ответил, только начал готовить чай.

— Книги просто жуть. Про них что, никогда ничего хорошего не писали?

— Нет.

— Почему нет?

— Мало кто бывает так близок с оборотнями, как… ваши отец и крестный, — он, казалось, скрипнул зубами. — Для большинства они просто слюнявые чудовища. Отсюда и литература. Пейте чай, — резко сказал он. — Вы устало выглядите.

Гарриет подумала, что не ему ее за это ругать — он всегда выглядел так, словно не падает с ног только благодаря этому своему ядру злобной энергии, на которой он работает. Но такой вид лицемерия ее не очень напрягал, так что она пила свой чай и ела один из маффинов, которые были на столе этим утром. Так как она ни разу не видела, чтобы Снейп ел что-то вроде этого, они, наверное, были для нее. Судя по вкусу, они были очень жирными.

— Вам не стоит ждать мгновенных результатов, — вдруг сказал Снейп похолодевшим голосом. Лицо у него опять приняло то отстраненное, ледяное выражение, которое очень ее расстраивало, потому что она не могла понять, что за ним прячется. Но… но этим утром он отругал ее за то, что она усталая. Он, похоже, заказал маффины лично для нее, так как сам их не ел.

Впервые Гарриет задумалась, что Снейп, может быть, не потому уходит в это далекое холодное место, что ему все равно, а потому что… почему-то еще. По какой-то другой причине, не из-за безразличия.

— Ушли десятилетия на совершенствование аконитового зелья, — продолжил он. — В его текущем виде. И я не обещаю создать ему альтернативу. Я займусь только поиском способа не отравлять Люпина в дальнейшем.

— Ладно, — сказала Гарриет. Она честно не представляла, что Снейп задумал. Просто знала, что он пообещал помочь Люпину, и она ему поверила.

Снейп прищурился на нее, словно гадал, что происходит у нее в голове, а потом отвернулся, как будто бросил эту затею.

— Сосредоточьтесь на том, чтобы лучше отдыхать, — безучастно произнес он. — От вас нет толку, пока вы полумертвы от усталости.

— Я бы отдыхала больше, если б не этот дурацкий бал, — Гарриет взяла еще маффин.

— Вы же, разумеется, не могли лишиться сна из-за него?

— Мне придется танцевать. Перед всей школой. Вы умеете танцевать?

— В состоянии, — сказал Снейп таким тоном, словно лучше бы не умел.

— Правда? — Гарриет попыталась это себе представить, но воображение застопорилось на образе Снейпа во фраке, злобно глядящего сквозь свои грязные волосы.

— Да, — он налил себе не чаю, а кофе из высокого серебряного кувшина. Кофе был очень черный, серьезный такой кофе. Снейповый.

— Где вы научились?

— Это было давно, — опять он избегает ответа.

— Но это было в школе? Как мне предполагается научиться?

— Нет, не в школе, — Снейп слегка сердито на нее посмотрел, словно это она была виновата, что он ей это рассказывает. Она предположила, что тут он прав. — Меня научила Нарцисса Малфой, — сказал он наконец так, словно эти слова тащили ему через горло из груди.

Гарриет не поверила своим ушам.

— Мама Драко Малфоя?

— А вы знаете других Нарцисс Малфой? — Снейп уже наливал новую чашку кофе.

— Вы дружите с Малфоями? — она все еще помнила, как миссис Малфой посмотрела на нее на чемпионате и у мадам Малкин. Но это объясняло, почему Снейп выделяет Драко Малфоя из всех остальных слизеринцев.

— Да, — Снейп уставился прямо на нее, словно ждал, что она скажет: «Когда вы все были Пожирателями смерти?»

Гарриет одновременно и хотелось всей душой, и не хотелось задавать этот вопрос. Она макнула корочку маффина в чай и сказала:

— Мне кажется, Нарцисса Малфой жуткая снобка.

— Не представляете, в какой степени.

Н-да, такого она не ожидала.

— Вы знаете, что она двоюродная сестра вашего крестного? — почти лукаво спросил Снейп.

Гарриет открыла рот, да так и не закрыла. Она была уверена, что выглядит крайне глупо, но рот не закрывался. Снейп, похоже, был доволен такой реакцией, хотя судить по нему было трудно. Улыбки у Снейпа всегда были трудноуловимыми, словно они были легкими и хрупкими, как паутина.

— В магическом обществе нет королевских семей, — сказал он. — Блэки всегда считали, что они и не нужны, пока жив их род.

Она легко могла поверить, что это относилось к Нарциссе Малфой. А Сириус… что ж. Она была родней тете Петунии. А ее палочка была в некотором роде родственницей палочки Волдеморта. Даже если твое семейство состоит из самых безголовых магглоненавистников со всей Косой аллеи, это само по себе ничего не значит. Иначе у тети Петунии было бы гораздо меньше проблем с прической Гарриет.

— Но как вы познакомились? — спросила Гарриет. — Вы родственники?

— Не совсем, — Снейп нахмурился.

— Как это?

— Большая часть волшебников в родстве друг с другом, если только они не происходят из полностью маггловских семей, — Снейп, казалось, не вполне понимал, почему они вообще об этом разговаривают.

— Я не хочу быть в родстве с Малфоями, — сказала Гарриет. — Я этого не выдержу — быть в родстве одновременно с тетей Петунией и Нарциссой Малфой.

На долю секунды Гарриет, казалось, увидела на лице Снейпа одну из тех невидимых улыбок. Нет, она, наверное, сошла с ума: не могут сразу и Снейп, и Малфой счесть смешным то, что ей кажется смешным, вообще никогда, тем более всего за двадцать четыре часа.

— Да, — ответил он. — Для одного человека это было бы слишком тяжело.

Это точно было шуткой. Гарриет попыталась не улыбаться, зная, что будет выглядеть глупо.

— Но это ведь не так на самом деле?

— В библиотеке есть книги по генеалогии, если это вас успокоит. Только постарайтесь не лишаться покоя еще и из-за этого.

— Ха-ха, — сказала Гарриет. Она взяла еще маффин, потому что ей подумалось, что Снейп может в какой-то момент решить, что их разговор стал недопустимо вольным, и вышвырнуть ее, и, может быть, он этого не сделает, если рот у нее будет занят.

— Я уверен, что в какой-то момент вам предложат уроки танцев. Обратитесь к своему декану. Она… любит танцевать.

На его губах задержалась легкая усмешка, словно с этим была связан какой-то анекдот про профессора Макгонагалл. Танцевал ли он вообще когда-нибудь, даже если умел? Интересно, как это могло бы выглядеть? Что носят на балы волшебники? Снейп точно оделся бы в черное: она никогда не видела его в одежде других цветов, даже когда он одевался по-маггловски.

С языка у нее рвался вопрос, как ей найти для бала спутника… но потом она ощутила, как горят уши, и поняла, что об этом спросить не сможет. Она могла приставать к нему в любое время суток и расспрашивать про Пожирателей смерти и Нарциссу Малфой, но она ни за что не будет спрашивать про спутников для бала, разве только если ей захочется превратиться в облачко пара.

Правда, к следующей пятнице она пожалела, что не спросила.

Потому что до Рождества оставалось всего две недели, и ни один мальчик так и не пригласил ее на бал.

Все больше и больше девочек приобретало довольный вид; хихикающие группы увеличивались в размерах; некоторые мальчики выглядели глубоко смущенными, однако довольными собой, тем временем как другие приобретали загнанный вид, словно они заблудились в джунглях и ждут, что их того и гляди сожрет леопард.

В их комнате первой о своем спутнике объявила Лаванда — она шла с Симусом. Фред пригласил Анджелину, а Джордж — незнакомую девочку с Хаффлпаффа, игравшую в квиддич. Джинни позвал мальчик с Рейвенкло, с того же курса, что Гарриет, а Дин нашел себе пару среди друзей Джинни. Гарриет немного утешало, что Парвати не нашла себе партнера, как и ее сестра Падма, хотя они, возможно, были самыми красивыми девочками с их курса.

Мальчики, как решила Гарриет, оказались странными существами. Она-то думала, что первыми разберут красивых девочек. И хотя Лаванда была достаточно симпатичной, она все-таки оставалась, по мнению Гарриет, немножко овцой. Тем бессмысленнее казалось то, что она нашла спутника — причем мальчика, который знал, какая она на самом деле, и в течение четырех лет видел ее каждое утро за завтраком, — и при этом Парвати, которая была красивее и добрее, не нашла.

Гарриет по-прежнему была единственной, кто знал, что Гермиона идет с Виктором Крамом, возможно потому, что Гермиона относилась к вопросу с таким апломбом.

— Просто пригласи кого-нибудь, — утешающе сказала Гермиона, когда Гарриет начала волноваться все сильнее. Прошлой ночью ей приснилось, что она пригласила на бал Снейпа, но он отказал ей, потому что шел с Нарциссой Малфой, так что ей пришлось идти с венгерской хвосторогой, и та сожгла полшколы. — Это не так уж сложно, он обязан сказать да.

— Ты чуть в обморок не упала, когда спросила Крама, — заметила Гарриет.

— Потому что это был Виктор Крам. Все будут на меня смотреть…

— По крайней мере, мы будем страдать вместе, — Гарриет застонала.

* * *

Когда они были первокурсниками и должны были пойти на первый урок полетов, Гермиона провела неделю, читая рекомендации по теме, которые она потом талдычила любому, кто соглашался слушать (то есть Невиллу). Так что Гарриет не удивилась, когда обнаружила, что Гермиона читает книгу по традиционным танцам волшебников с непроизносимыми именами и уймой невразумительных схем.

Она, однако, удивилась, когда Гермиона решила, что книг недостаточно.

— Пошли, — сказала она решительно в первый вечер зимних каникул, потрясая перед Гарриет листком с объявлением. — Мы идем на урок танцев.

— У меня нет партнера, — ответила Гарриет, развалившись в кресле. Ей хотелось, чтобы Живоглот перетащил свою лохматую задницу с дальнего конца дивана к ней на колени. Гермиона, наверное, отстала бы от нее, если бы она служила в роли трона для ее кота. — Я буду без него выглядеть круглой дурой. Опять к этому Рождеству готовиться.

— Так это же идеально, разве нет? — энергично заявила Гермиона и утащила ее.

Согласно листовке, уроки танцев проводились в неиспользуемом классе на пятом этаже. Когда Гарриет и Гермиона зашли за угол коридора, они услышали завывания вальса, доносящиеся из открытой двери вместе с гулом голосов и смехом. Их шаги замедлились, и они переглянулись — обе с таким отчаянным выражением на лицах, что их тут же скрючило от смеха.

И они, почему-то осмелев от этого, вошли в комнату и умудрились не развернуться и не сбежать, когда профессор Макгонагалл, обернувшись, пришпилила их взглядом.

— Рада наконец вас увидеть, мисс Поттер, мисс Грейнджер, — произнесла она так, словно их фамилии были в длинном списке приглашенных, и они опоздали. Напротив двери стоял громадный фонограф, и несколько человек с разных факультетов топтались по комнате, изображая нечто вроде танцующих вальс пьяных троллей. — Найдите партнеров либо объединитесь вместе. Мы пытаемся, — она с раздражением посмотрела на пару, прохромавшую мимо, — танцевать зимний вальс.

— Да, мэм, — сказала Гарриет. Надо было им просто выкинуть ее из чемпионов и сосредоточиться на Седрике. Он высокий, красивый и встречается с красавицей Чо Чанг. Они отлично будут выглядеть, стоя рядом с Флер и тем красивым мальчиком, которому она дозволит быть ее спутником.

«Впрочем, если я буду танцевать среди вот этих людей, — подумала Гарриет, глядя, как Энтони Голдштейн попытался наклонить Лайзу Турпин и упал вместе с ней, — может, незачем так беспокоиться».

На самом деле, Гарриет оказалась гораздо лучшей танцовщицей, чем Гермиона, которая постоянно поворачивала не туда и наступала ей на ноги.

— Прости! — сказала Гермиона, съежившись, когда они остановились в пятый раз, чтобы Гарриет могла потереть ноющие пальцы ног. — Может, нам попробовать с кем-то еще… почему бы тебе не потанцевать с Невиллом?

— Как будто с ним будет лучше, — пробормотала про себя Гарриет. Но из-за этой нехорошей мысли она достаточно раскаялась, чтобы собраться с силами (вот бы еще пальцы ног так могли) и подошла к Невиллу, у которого в данный момент пары не было.

— Потренироваться хочешь? — спросила она.

Невилл густо покраснел — от подбородка вверх, словно чайник, в который заливают горячую воду.

— Д-д-да, лад-д-дно.

К удивлению Гарриет, он не отдавил Гарриет ноги. Он оказался намного лучше Гермионы — правда, разница в росте была настолько значительной, что у Гарриет на уровне глаз были пуговицы его кофты. Гермиона, может, и была опасна для пальцев ног, но ей было гораздо проще смотреть в глаза. Гарриет глупо себя чувствовала, танцуя с кем-то настолько выше нее, однако они продержались две мелодии, не упав лицом в пол и не пиная друг друга по лодыжкам. Невилл признался (очень робко), что он ходил на занятия с самого начала и много практиковался один. Гарриет была впечатлена.

Когда вторая мелодия закончилась и Гарриет оглянулась в поисках Гермионы, ее нигде не было видно. Она не стояла в сторонке и ни с кем не танцевала.

— Эм… Гарриет?

Она обернулась и увидела Ханну Аббот с квадратиком сложенного пергамента.

— Гермиона попросила меня тебе его передать, — застенчиво сказала она — и, кто бы подумал, поклонилась на прощание.

Гарриет развернула записку: «Ушла в библиотеку, — было написано в ней. — Только что подумала кое о чем важном! Хорошо потанцевали! Встретимся в гостиной».

Два восклицательных знака? Это точно от Гермионы? Впрочем, это на нее действительно похоже — исследование после уроков, когда начинаются рождественские каникулы.

— Хочешь… еще один танец хочешь? — спросил Невилл так же застенчиво, как и Ханна. Хорошо хоть, не поклонился.

— Конечно, — ответила Гарриет. — Меня опять в библиотеку не пускают. Я, правда, к этому уже привыкла.

Они позанимались еще две мелодии, а потом профессор Макгонагалл закончила занятие. Гарриет с удивлением почувствовала, что уже легче относится к танцам на Рождество. Если уж ей и придется танцевать одной, она, по крайней мере, не запутается в ногах. Может быть, Невилл научит ее, как грациозно танцевать с воздухом.

— Завтра будет прогулка в Хогсмид, — объявила профессор Макгонагалл, пока все хромали прочь с танцплощадки, — последняя перед балом. Проверьте, чтобы у вас было все необходимое!

Точно… Гарриет надо померить то платье и убедиться, что его не надо перешивать. Джин всего пару дней назад написала ей, чтобы напомнить об этом.

Гарриет и Невилл вместе вышли с урока танцев и направились обратно в гриффиндорскую башню.

— Ты с кем-нибудь идешь на бал? — спросила Гарриет, потому что в данный момент это была хорошая тема для разговора.

Он, если это было возможно, покраснел еще сильнее. Он пару раз попытался ответить, но только после того, как они пересекли три коридора и поднялись по трем лестничным пролетам, ему удалось выговорить хоть слово.

— Я н-не знаю. Я на-надеялся… может, ты сможешь пойти… со мной?

Гарриет кивнула… а потом ее мозги включились, и она уловила смысл слов. Она прямо-таки встала на месте.

— Что?

Невилл пошел бледными и кирпично-красными пятнами, но выговорил — так, словно собирался предстать одновременно перед венгерской хвосторогой и профессором Снейпом:

— Ты по-пойдешь со мной на б-бал?

Гарриет три раза моргнула. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы нормально посмотреть ему в лицо. Выглядело так, словно он готов упасть в обморок.

— Ладно, — сказала она через миг.

— Это ничего, — лицо Невилла вытянулось. — Я понимаю. У тебя, наверное…

— Невилл, — Гарриет постаралась не рассмеяться, — я сказала да.

Невилл разинул рот и так и остался, прямо как она, когда Снейп сказал ей, что Сириус родственник мамы Драко.

— П-п-правда? — выдавил он, словно не мог в это поверить.

Гарриет смутилась от того, как он на нее смотрел.

— Да, конечно.

Невилл, судя по виду, до сих пор не мог в это поверить. Они пошли дальше: Невилл ошеломленно глядел перед собой, Гарриет молчаливо держалась рядом, присматривая за ним на тот случай, если он решит навернуться с лестницы.

Потом она кое о чем подумала:

— Должна тебя предупредить, что чемпионы со своими партнерами будут открывать танец. То есть… мы с остальными будем танцевать одни перед всей школой. Это ничего?

— Н-н-не… — выдал он наконец и просто кивнул.

Она понадеялась, что он будет разговорчивее в вечер бала.

Когда они дошли до Полной дамы, Гарриет пришлось называть пароль (Невилл все еще не обрел дар речи), и, когда они забрались внутрь, он вдруг залился яркой краской, пискнул и сбежал наверх, в спальню мальчиков.

— Что это на него нашло? — спросил Рон. — Он похож на Гермиону неделю назад… она его не заразила той штуковиной про домовиков?

— Насколько мне известно, нет, — Гарриет не сказала ему, что Невилл ее пригласил. Было очень неловко сознавать, что Невилл относился к балу с ней так же, как Гермиона — с Крамом.

Гермиону она нашла наверху — та, конечно же, читала. Увидев, что вошла Гарриет, она заложила книгу и убрала ее в сторону, улыбаясь.

— Он тебя пригласил?

— Да, он… погоди, — Гарриет прищурилась, — ты в этом замешана?

— Он мне сказал, что очень хочет тебя пригласить, но не знает, как, — ответила Гермиона. — Я… может, и подошла к нему. Ну, ты ему явно нравишься, и он так очевидно хотел пойти с тобой, и так переживал, что ему не хватает уверенности, что еще мне оставалось делать?

У Гарриет словно выбили землю из-под ног. Она-то думала, что Невилл был таким невразумительным просто потому, что она Знаменитая Гарриет Поттер.

— Я ему нравлюсь?

Гермиона похлопала ее по руке.

— Да, разумеется, — ласкового сказала она, словно Гарриет только что выяснила, что дождь идет с неба.

— Но ведь он мне — нет. Мне надо с ним идти, если я ему нравлюсь, а он мне нет? Не получится, что я его обманываю?

— Нет, — просто сказала Гермиона. — Ты не соглашалась с ним встречаться. Вы просто идете вместе на танцы. Это две совсем разные вещи. Есть такие самонадеянные люди, которые могли бы так подумать, — признала она, — но не Невилл. Не чувствуй себя виноватой и не переживай. Вы хорошо проведете время. Невилл очень мил, он безупречный джентльмен.

Гарриет кивнула, но не могла избавиться от чувства неловкости. Что-то в этом было… нечестное.

— Давай примерим наши платья, как сказала мама, — решительно произнесла Гермиона. — Надо убедиться, что завтра в Хогсмиде мы достанем все, что нужно.

Так что они вынули свои свертки в коричневой бумаге, которые в прошлом августе приобрели у мадам Малкин. Избавившись от того розового кошмара, Гарриет остановилась на простом зеленом платье. Оно было присборено у завышенного пояса, с неширокой, но струящейся юбкой — довольно незамысловатое, но они все согласились, что оно хорошо подчеркивает ее глаза и при этом несомненно не вычурное.

Оно было мало.

В августе подол касался пола, а теперь — нет. В плечах стало узко, молния на спине не сходилась, и в груди стало слишком тесно.

У нее в груди. У нее грудь.

У нее и правда там что-то появилось.

Она и не заметила. Как она могла не заметить?

У нее есть грудь! Небольшая, но есть.

— Не налезает! — сказала она, и ей хотелось заплясать по спальне. Она повернулась к зеркалу и посмотрела, и так и есть — вот они, прямо там, где надо.

— Дай мне по… о, — Гермиона вышла из-за кровати Гарриет, и глаза у нее расширились. — Определенно нет. Господи… Я и не представляла, что ты так выросла!

Гарриет чувствовала себя глупо, что так радуется, но ликовала все равно. Она выросла! Она выросла и вверх, и немножко вширь, ну наконец-то!

Потом она вспомнила, как, танцуя, смотрела на пуговицы кофты Невилла, и вздохнула.

— Значит, завтра идем в «Ведьмины наряды», — сказала Гермиона.

И Гарриет впервые в жизни поняла, что действительно хочет пойти за покупками.

* * *

На следующее утро Гарриет вооружилась своим свертком, и они вместе с Гермионой, закутавшись из-за снега и пронзительного ветра, очень рано отправились в Хогсмид. Холод кусался, приходилось преодолевать снежные наносы, но Гермиона предсказала, что бал на горизонте и приподнятое настроение из-за рождественских каникул заставят людей рискнуть обморозиться (особенно тех, что из Дурмстранга, так как для них трехфутовые сугробы означали приятную погоду) и Хогсмид превратится в сумасшедший дом.

— Нам ни к чему идти за покупками, когда магазин заполонят девушки, в последнюю минуту докупающие вещи, — прагматично сказала она.

Позже Гарриет порадовалась, что они вышли в Хогсмид, когда мир еще был серо-стальным. «Ведьмины наряды» были уже открыты, и там была группа девочек из Дурмстранга и парочка подружившихся с ними слизеринок. Слизеринки посмотрели на Гарриет и Гермиону с пренебрежением, а вот одна из дурмстранговских девочек помахала. Гарриет ее не знала, но все равно махнула в ответ.

Пока Гарриет и Гермиона оббивали снег с ботинок, ворвалась ведьма-продавщица.

— Могу я… ох! Надо же, Гарриет Поттер! — просияла ведьма. Гарриет попыталась не ежиться. Она видела, как покосились на нее слизеринки. — Как приятно с вами встретиться! Скажите мне, дорогая, чем я могу помочь?

— Э… — Гарриет запуталась в словах. И она всего несколько дней назад думала, что Крам к таким вещам привык.

— Мы в августе купили платья к Святочному балу, — пришла на помощь Гермиона. — Но Гарриет оно больше не подходит. Оно от мадам Малкин, вы сможете его подогнать, как вы думаете?

— Доставайте его, дорогая, я и посмотрю, — ласково сказала продавщица. Она направила их в дальний конец магазина, где были установлены пьедестал и манекен, и закрыла их ото всех ширмой. — Просто наденьте платье, мисс Поттер, и увидим, что да как.

Когда Гермиона помогла Гарриет влезть в платье, насколько это было возможно, продавщица бросила один взгляд и покачала головой.

— Тут подогнать не выйдет, милая моя, оно совсем вам не по размеру! Но вот что мы сделаем: я могу взять его в обмен — вы же еще не носили его, да? Выглядит как новенькое! — а вы выберете любое из моего магазина. Что скажете?

Гарриет не знала. Она не была уверена, не потому ли ей это предлагают, что она Знаменитая Гарриет Поттер. Она беспомощно посмотрела на Гермиону.

— Вы очень добры, — решительно произнесла Гермиона. — Если будет разница в цене, Гарриет ее заплатит.

— Очень щедро с вашей стороны, мисс Поттер, — улыбнулась ведьма-продавщица, как будто Гарриет не была дурочкой, неспособной даже купить одно платье. — Что бы вы хотели подобрать? У меня есть несколько платьев, похожих на это, или можете найти что-то другое, если вкусы у вас поменялись.

Отчаянно желая хоть как-то поучаствовать, Гарриет сказала:

— Я… померю и посмотрю?

— Конечно-конечно. Пока вы тут заняты, я принесу кое-что, подходящее вам по цветовой гамме, хорошо? Превосходно!

Она умчалась, как корабль подо всеми парусами.

— Она очень хочет, чтобы тебя увидели в платье из «Нарядов», — вполголоса сказала Гермиона, помогая Гарриет выбраться из слишком тесного платья. — И чтобы ты стала постоянной покупательницей. Просто не мешай ей, и все будет намного проще. А если она захочет сбросить цену за платье, постарайся ей переплатить и уйти побыстрее, чтобы она не успела возразить.

— Бред какой-то, — пробормотала Гарриет, надевая свои обвисшие свитера и чувствуя себя посреди всей этой атласной красоты «Ведьминых нарядов» почти так же, словно тут была Нарцисса Малфой — прямо вон там, по другую сторону вешалки с платьями, готовая облить Гарриет своим чистокровным снобизмом и заставить ее ощутить себя так, словно она снова на Тисовой улице.

Пока магазинчик наполнялся девочками, а ведьма-продавщица так и оставалась, как приклеенная, с Гарриет и Гермионой, Гарриет начала подозревать, что они ждут владельца магазина. Время от времени ведьма-продавщица — ее звали Гленда — делала жест рукой, и какая-нибудь из продавщиц, занимавшихся другими девочками, уходила встречать кого-то из новых посетителей. Но Гленда от Гарриет не отходила. Она даже предложила ей чаю с печеньем.

Гарриет ожидала, что ей будут показывать розовые и лавандовые платья, как тогда у мадам Малкин, но Гленда принесла череду нарядов зеленого, серебряного и красного цветов, даже черного.

— Вы зима, моя дорогая, — сказала она (что бы это ни означало). — Вам нужны яркие, насыщенные цвета. Попробуйте вот это. Только что из Парижа, думаю, вы сочтете, что оно очаровательно на вас смотрится.

Гарриет никогда не обращала особого внимания на одежду. Она не знала, почему: то ли ей было неинтересно, то ли просто она чувствовала себя слишком глупо, или, может быть, тетя Петуния как-то умудрилась из нее это вытравить. Ей хватало джинсов, футболок и свитеров, и она не слишком беспокоилась о том, как они выглядят, лишь бы налезали. Но когда Гленда протянула ей платье только что из Парижа, Гарриет поняла, что вот в этом она хочет пойти на бал.

Оно было белым. Она не думала о том, чтобы одеться в белое. На нем было что-то вроде серебристой вышивки — густой на лифе, спускающейся на бедра, распространяющейся тонкой сетью по всей юбке. Горловина спереди была вырезана, а сзади платье поднималось вверх по шее. Даже зная очень мало об одежде, Гарриет поняла, что вырез будет, как картинку, обрамлять выбранное ею ожерелье.

Гермиона, как обычно, помогла ей одеться. Платье застегивалось на спине длинной линией крючков — от пояса до самого затылка. Они были слишком тоненькими, чтобы застегивать их заклинанием, так что это приходилось делать вручную. На это ушла целая вечность, но когда Гарриет поднялась на пьедестал, как и в предыдущие разы, Гермиона тихо сказала:

— Вот твое платье, Гарриет.

Гарриет смогла только кивнуть.

Гленде она заплатила в два раза больше названной суммы.

* * *

Было удивительно, как наличие идеального платья, партнера и небольшой танцевальной практики может изменить состояние мыслей. До этой субботы бал мрачной тенью нависал над Гарриет, напоминал, что она слишком низкая, что похожа на ребенка, что никто не захочет с ней пойти и будет неудивительно, если она выставит себя перед всеми дурой. Но с новым свертком под мышкой Гарриет ощутила себя почти другим человеком: это было прямо как после Первого тура, только даже лучше, потому что Снейп был с ней вполне добр.

Они с Гермионой присоединились к Рону в «Трех метлах» и смеялись изо всех сил надо всем, что было хотя бы немного смешно. Бар был полон под завязку, и все были в отличном настроении. Пока они обедали, добравшись уже до середины, до запеканки, зашел Невилл, и Гарриет ему помахала, из-за чего тот вошел прямо в одну из опорных колонн.

Рон фыркнул от смеха, но Гарриет и Гермиона стукнули с двух сторон по рукам.

— Эй! За что это?

Гарриет ощутила себя в силах ему сказать:

— Я иду с Невиллом на бал. Веди себя хорошо.

Рон облился сливочным пивом.

— Ты идешь с Невиллом?

— Да, иду, — ответила Гарриет, и он уставился на нее с открытым ртом. По его подбородку стекало сливочное пиво. — Почему таким тоном?

— Потому что это Невилл, — недоверчиво произнес Рон, вытирая рот. — Это же… Невилл!

— Невилл безупречно мил, — прошипела ему Гермиона. — Даже не смей быть гадким, Рон Уизли.

— Я не гадкий, я знаю Невилла. Офигеть, да мы все его знаем…

— И потому я знаю, что Гарриет хорошо проведет время!

— А ты с кем идешь, Казанова? — спросила Гарриет Рона, прежде чем они устроили полноценную ссору и стали обеденным шоу «Трех метел».

Рон стал тускло-красного цвета.

— Ни с кем, — пробормотал он и отхлебнул еще пива.

— Ну ладно, — сказала Гарриет и надменно вернулась к своему обеду.

Из ниоткуда возник Джордж, похлопал Рона по плечу, так что тот снова разлил напиток.

— Лучше действуй поскорее, братик, или всех хорошеньких разберут. Ты же не хочешь остаться с троллем, а? — он украл у Рона ложку запеканки и скрылся в толпе.

Гермиона разозлилась.

— Да что ж это…

Но тут Рон на нее посмотрел.

— Гермиона, ты девочка.

— О, точно подмечено, — ядовито сказала она.

«Черт», — подумала Гарриет, осознав, к чему идет. Она сунула в рот еще три ложки запеканки, чтобы не пришлось ничего говорить.

— Ну так пойдешь со мной на бал? — спросил Рон.

— Не могу, — сказала Гермиона, и Гарриет не смогла понять выражение ее лица. — Я уже иду с другим.

— Да нет, — возразил Рон. Гарриет попыталась пнуть его под столом, чтобы заткнулся, но вместо этого только ударила палец ноги об ножку стола.

Гермиона прожгла его таким взглядом, что им можно было бы проплавить траншею в снегу за окном.

— То, что тебе потребовалось три года, чтобы это заметить, Рон, еще не означает, что никто другой не обратил внимания, что я девочка!

Рон уставился на нее, пытаясь понять, о чем речь. Потом улыбнулся. Гарриет чуть не застонала.

— Ладно, ладно, я понял, что ты девочка, — сказал он. — Ну все? Пойдешь со мной на бал?

— Я уже тебе сказала, — Гермиона уже была такой злой, что жар дрожал у нее над волосами, — что иду с другим!

Она резко отодвинула стул и протиснулась мимо группы мальчиков из Бобатона — так в этом забитом народом месте выглядело возмущенное бегство. Надо ли дать Гермионе время остыть или собрать их вещи и пойти следом, потому что она не вернется?

— Она врет, — Рон уставился ей вслед. Но в итоге оказалось, что он пялится на бобатонских мальчиков, так что он поспешно отвел взгляд и вместо этого почти с обвинением посмотрел на Гарриет.

— Не врет, — сказала Гарриет.

— Тогда кто он? — резко спросил Рон.

— Я тебе не скажу. Это ее дело.

Рон казался очень обиженным.

— Ладно, — сказал он. — Это очень глупо.

И он тоже встал из-за стола, оставив почти не тронутую запеканку.

Гарриет вздохнула и доела свою. Вот вам и хорошее настроение.

* * *

Несмотря на этот небольшой ухаб на пути к благодушию, Гарриет наконец-то смогла насладиться празднованием Рождества в Хогвартсе. Стараясь впечатлить остальные школы, Хогвартс нарядился к празднику изо всех сил. С перил свисали зачарованные сосульки, поблескивая в свете свечей, но не распространяя холода; двенадцать внушительных елей в Большом зале мерцали светящимися ягодами падуба и негромко ухали — настоящими живыми совами; доспехи днями напролет горланили скрипучие обрывки рождественских гимнов. Домовики, совсем не расстроенные тем, что две недели назад пыталась сделать Гермиона (или, может быть, уже оправившиеся) впечатлили всех длинной чередой мясных блюд и разнообразных десертов, которые не нравились только Флер Делакур.

— Вся еда в Хогвартсе слишком тяжелая, — услышали Гарриет и Гермиона однажды вечером ее жалобы, которые она изливала группе девочек из Бобатона, вошедшей в Большой зал перед ними. — Я не влезу в свое парадное платье!

— О-о-о, вот это трагедия, — раздраженно прокомментировала Гермиона, не потревожившись понизить голос; но Флер то ли не услышала, то ли сочла, что замечать девочек из Хогвартса ниже ее. Она со своими спутницами, как обычно, устроилась за столом Рейвенкло, спиной к столу Гриффиндора. Свет свечей, словно вода, стекал по безупречной глади ее платиновых волос.

— Если б я не влезла в свое платье, я бы расплакалась, — честно сказала Гарриет, думая о красивом платье, висящем рядом с ее кроватью. У нее, кажется, завелась привычка ни с того ни с сего мечтательно смотреть в пространство. Это был единственный предмет одежды из всех, что у нее когда-либо был, который ей нравился.

— Гермиона, с кем ты идешь на бал? — внезапно спросил Рон.

Хотя после субботы и он, и Гермиона старались делать вид, что вовсе не ссорились, Рон начал задавать время от времени этот вопрос ей и Гарриет, словно надеялся, что они в какой-то момент растеряются и ответят. Но Гермиона только хмурилась и говорила: «Я тебе не скажу, ты просто будешь надо мной смеяться».

«Или лопнешь от ревности», — думала Гарриет.

— У тебя есть спутник? — отчаянным голосом спросила Парвати.

— У нее он уже давно есть, — сказала Гарриет.

— Пожалуйста, только не говори, что и у тебя есть, — простонала Парвати.

— Я иду с Невиллом, — ответила Гарриет.

Лаванда выплюнула рагу.

— Ты, наверное, шутишь.

Невилл, сидевший дальше за столом, казалось, хотел провалиться под лавку. Симус и Дин уставились на него; у Симуса чуть приоткрылся рот. Гарриет злобно посмотрела на Лаванду, но Парвати, спасибо ей, была так расстроена, что тут же перевела разговор снова на себя, и про Гарриет и Невилла забыли.

— Я одна без пары? — Парвати, похоже, была в настоящем ужасе.

— Они боятся тебя приглашать, — без следа иронии ответила Лаванда. — Ты слишком красивая, это их пугает.

Парвати это как будто не утешило. Она оттолкнула свою тарелку и, сложив на столе руки, уткнулась в них лицом. Лаванда бросила свой ужин и подвинулась к ней, гладя ее по волосам и пытаясь успокоить. Мальчики выглядели очень смущенными, а Гермиона, кажется, разрывалась между недоверием, что из-за этого можно устроить такой переполох, и жалостью. Невилл смотрел в свою тарелку.

Ужин закончился на неловкой ноте: Парвати была явно несчастна, и никто не мог ее утешить, хотя Лаванда и продолжала пытаться, даже когда они ушли из-за стола. Гарриет предположила, что та все-таки не совсем овца, хотя бы по отношению к лучшей подруге.

В последующие дни Гарриет предпринимала новые попытки поговорить с Невиллом. Тот каждый раз ярко краснел, стоило ей на него посмотреть, и всегда так заикался, что ей трудно было его понять. Гарриет его жалела и старалась быть терпеливой, но еще она была здорово раздражена. Во время урока танцев он тоже был застенчив, но хотя бы тогда он говорил связно.

— Он смущается, — сказала Гермиона, когда Гарриет ей пожаловалась.

— Очевидно, — буркнула Гарриет.

— В смысле, он смущается не только из-за тебя. Все вокруг… очень жестоки, даже те, кто должен был быть добр. У Невилла нет настоящих друзей среди мальчиков… или девочек. За него некому порадоваться, — она вздохнула. — Просто попробуй и дальше быть к нему добра. И продолжай с ним разговаривать. Пусть он привыкнет к твоему вниманию, я уверена, со временем он станет чуть более открытым.

Попытки избавить Невилла от застенчивости напомнили Гарриет о том, как она делала то же самое с Астерией. Но Астерия, хоть и была так долго молчалива, излучала своего рода внимание, благодаря чему Гарриет чувствовала, что она чего-то достигает, пусть даже это не было разговором. Иногда она задумывалась, не делает ли она Невиллу хуже тем, что пытается с ним поговорить.

Она говорила себе, что все не так плохо, потому что у нее, по крайней мере, есть партнер и они смогут потанцевать перед всей школой. Это было лучше, чем могло бы быть. Она могла, как предложила Гермиона, и дальше быть доброй с Невиллом, и… все будет хорошо. Она зря беспокоится. Переживать не о чем. Она никогда особенно не ждала этого бала, а так худшее, что может с ней случиться — это скучный и неудобный разговор.

А потом получилось так, что она так и не смогла выяснить, каково было бы пойти с Невиллом.

* * *

После ужина, когда она выходила из Большого зала, к ней подбежала Ханна Аббот. Лицо у нее было белое, и она держалась за бок. На мгновение Гарриет показалось, что на нее напали и она закрывает рану.

— Г-гарриет, идем скорее, — охнула она. — Невилл поранился!

Гарриет, пораженная, бросила Рона и Гермиону, глядящих им вслед, и бегом побежала за ней вверх по лестницам, вдоль по коридорам…

В лазарет.

— Мисс Поттер, — произнесла мадам Помфри, когда Гарриет и Ханна ворвались в Больничное крыло. Брови у нее высоко поднялись. — Что вы тут делаете?

— Мы тут, чтобы… повидать Невилла, — задыхаясь, выговорила Ханна, прижимая руку к колотью в боку. — Как… как… он?

— Поправится, мисс Аббот, — сказала мадам Помфри, и Гарриет стало легче дышать, — если задержится здесь на день или два.

— От чего? — спросила Гарриет, и сердце у нее стало падать быстро-быстро-быстро.

— Он перенес укус ядовитой тентакулы, — ответила мадам Помфри. — С ним все будет хорошо, но ему нельзя нагружать ногу. Главная проблема — отек, — она, кажется, заметила выражение лица Гарриет. — Он должен был быть вашим партнером на балу?

— Ага, — сказала Гарриет. Сердце у нее камнем устроилось где-то внизу живота.

Мадам Помфри помедлила.

— Почему бы вам с ним не поздороваться, — почти ласково произнесла она в конце концов. — Он на последней постели, за ширмой.

Ханна задержалась, чтобы отдышаться, а Гарриет подошла к мятно-зеленой ширме вокруг последней кровати. Она откашлялась и услышала в ответ негромкое «войдите».

Невилл растянулся на постели; нога была забинтована и поднята на петле. Он вздрогнул, когда она вошла, и Гарриет поняла, что должна помочь ему ощутить себя лучше. Он не виноват, что его укусило злобное растение-людоед. К тому же гербология ему давалась лучше всего.

— Прости, — сказал он, а она в тот же момент произнесла: — Как себя чувствуешь?

— Ты не виноват, — сказала она, а он в то же время: — Пожалуйста, не волнуйся из-за меня.

Потом они оба умолкли, глядя друг на друга. Гарриет попыталась улыбнуться. Невилл — тоже. У обоих не получилось.

— Мадам Помфри сказала, что мне нельзя опираться на ногу, — проговорил он. — В течение… пары дней.

Гарриет кивнула, показывая, что тоже об этом слышала.

— Я пропущу бал, — сказал Невилл, и был при этом таким грустным, что Гарриет могла точно сказать, что он правда хотел пойти с ней, хотя все вели себя, как настоящие сволочи, а он так смущался, что не мог говорить с ней, не заикаясь.

— Мне жаль, — сказала она.

Они еще помолчали; Невилл смотрел на свою забинтованную ногу, а Гарриет не знала, как сделать ему лучше. Надо ли сказать, что она правда хотела с ним пойти? Будет ли от этого лучше или хуже, раз он все равно не может пойти?

— Я доставал его для тебя, — сказал он, — когда меня… укусили. Я… я все еще хочу, чтобы он был у тебя.

Он подал ей коробочку высотой примерно с ее ладонь. Внутри был одинокий цветок с безупречно белыми лепестками, в сердцевине — гроздь серебряных колокольчиков, которые задрожали и засверкали, почти как бриллианты, когда она шевельнула коробку.

— Гермиона сказала мне, что он должен подойти к твоему платью, — продолжил Невилл.

Гарриет ощутила в горле странный комок.

— Подойдет, — она закрыла коробку. — Спасибо. Я правда хотела, чтобы мы пошли вместе.

На мгновение лицо Невилла озарилось — даже ярче, чем когда она сказала да. Потом свет угас, и он снова стал тихим и грустным.

Вскоре после этого Гарриет ушла, держа коробку так, словно внутри было что-то хрупкое. Она шла мимо темных оконных стекол, за которыми падал снег, и смотрела в ночь. Рядом с хижиной Хагрида со светящимися окнами сияла карета Бобатона, и она видела вдалеке, на озере, огни корабля Дурмстранга — словно несколько звезд, упавших с неба.

Был канун Рождества. Завтра предстоял бал.

И ей снова не с кем было идти.

Но теперь она, по крайней мере, знала, что делать.