Кровь взывает к преисподней (гет)

Примечания:

Глава не бечена.

Со второго этажа донеслись голоса, затем раздался топот. Пёс, тихо и мирно лежавший под обеденным столом, услышав шум, подскочил и потрусил на голоса детей, едва не сбив с ног Елену, когда та заходила на кухню. Хозяйка дома пожурила пса, но он, естественно, никак не отреагировал: ласковый и обаятельный гигант по кличке Лорд уже перескакивал ступеньки лестницы. Стефани засмеялась, а потом возмущенно прикрикнула на брата — тот, очевидно, первым добрался до ванной.

Елена, слушая возмущения дочери, усмехнулась, заканчивая с приготовлением завтрака: тосты, вафли, хлопья с молоком, яичница с беконом. Сальваторе налила в два стакана апельсиновый сок и крикнула, чтобы все спускались завтракать. Первым появился Деймон: разговаривая по телефону, он чмокнул жену в щеку, собираясь налить себе кофе, однако Елена, мягко выхватив кофейник у мужа из рук, сделала это сама и передала ему уже наполненную бодрящим напитком кружку, за что получила ещё один поцелуй и благодарную улыбку.

Деймон закончил телефонный разговор коротким, но чётким: «Я сам всё решу», а потом повернулся к жене. Елена посмотрела на него, спрашивая, что произошло, но Деймон отмахнулся, вскользь упомянув, что возникли какие-то проблемы с поставщиком.

Зенненхунд вернулся на кухню в одиночестве и снова улёгся под столом. Обычно Дилан и Стефани втайне от родителей (в основном от отца) баловали его, отдавая несколько слайсов бекона или парочку вафель. Наверняка пёс уже ждал, когда дети спустятся завтракать.

— Слушай, Деймон, мы вчера так и не поговорили.

Деймон поставил на обеденный стол две тарелки с яичницей и обернулся к жене:

— А мы собирались о чём-то поговорить?

— Да. Я собиралась.

Елена откладывала разговор неделю, но наступил крайний срок: сегодня она должна дать ответ руководству.

Заметив нерешительность жены, Деймон притянул её к себе и поинтересовался, о чём же она хотела поговорить.

— Мне предложили… — Елена замолчала. Она посмотрела в глаза мужу, сделала глубокий вдох, а на выдохе выпалила: — Мне предложили должность заместителя главного врача.

За спиной Деймона присвистнула Стефани.

— Круто. Эй, Дилан! Спускайся скорее, потому что сегодня ты видишь нашу маму в последний раз — запомнишь, как она выглядит.

Она хмыкнула и схватила тост с тарелки. Деймон предостерегающе взглянул на дочь, выпуская жену из объятий.

— Ну а что? — Стефани, взглянув на мать, сделала глоток сока. — Мы и сейчас-то тебя особо не видим — ты вечно в больнице, у тебя вечно пациенты, операции, консультации…

На кухню прибежал Дилан. Лорд вылез из-под стола, яро виляя хвостом и оглашая дом басистым «руф-руф-руф». Мальчуган погладил питомца, и тот умолк, после чего Дилан уселся за стол, спрашивая, что кричала ему сестра.

— Скажем так, теперь с уроками можешь особо не париться, — ответила брату Стефани с заговорщическим видом.

— Эй, я проверяю вашу домашку, — сказал Деймон, что прозвучало больше как оправдание.

Елена, прищурившись, подозрительно взглянула на мужа: он сделал вид, что не заметил её взгляда. Дети переглянулись, едва сдерживая смешки.

Стефани поставила пустой стакан в раковину и направилась к себе в комнату. Елена крикнула вслед дочери, чтобы та села и нормально поела, но в ответ получила, что у неё нет времени: ещё нужно повторить формулы по геометрии, а через полчаса за ней заедет её друг — Кит.

— Кто такой Кит? — задала вопрос Елена.

— Друг. — Дилан нарисовал в воздухе кавычки и прыснул со смеху. — Она так говорит… — Он поймал недовольный взгляд отца. — Так оно и есть, наверное, — исправился Дилан, взглядом уткнувшись в тарелку.

Младший Сальваторе решил быстро сменить тему и поинтересовался, о чём говорила его сестра. Новость его тоже не особо порадовала, это было заметно, зато он всеми силами пытался скрыть своё разочарование. Он поздравил мать, молча доел свой завтрак и ушёл собираться в школу.

— Наши дети меня ненавидят. — Елена проводила взглядом сына.

Деймон постарался заверить её, что это не так. Но здесь не нужны слова — всё было слишком очевидным. Конечно, реальной ненависти по отношению к ней у них не было, она всё ещё их мать, но Стефани злилась, а Дилан был разочарован.

Лорд положил на колени Елены свою массивную голову, носом уткнувшись в сложенные в замок руки, словно почувствовав её печаль. Елена потрепала его за ухом, грустно улыбнувшись, и попросила Деймона выгулять пса, пока она будет разбираться на кухне.

* * *

Аларик сделал выпад, Хоуп защитилась от его прямого удара отбивом кистью левой руки. Она сделала небольшой шаг левой ногой вперед, одновременно разворачиваясь слева направо, и резко выбросила вперёд правое плечо, выполняя удар по дуге, но Зальцман тут же блокировал его. Он был способен просчитать каждый её шаг наперед. От следующего удара Рик уклонился, а после — снова блокировал, перехватив руку Хоуп в воздухе и притянул её тело к себе.

— Никакого эффекта неожиданности, — насмешливо прокомментировал Аларик.

Хоуп, прижатая спиной к его груди, на слова Аларика хитро улыбнулась. Она развернулась к нему с самым невинным выражением и резко сделала ловкую подсечку, молниеносно оказавшись поверх Зальцмана. Как только он оказался на матах, Хоуп прижала его руки своими к полу. В прошлый раз он воспользовался свободой рук и опрокинул её, тем самым отвоевав победу.

— Три — два, — огласил Рик счёт, пока Хоуп возвышалась над ним. — В твою пользу.

Грудь Майклсон тяжело вздымалась и опускалась. Девушка не предпринимала ни единой попытки скрыть свою победную улыбку.

— Ага, ну что сказать? — Хоуп склонилась ниже. — Мне нравится быть сверху.

О, Аларик это очень хорошо знал!

Расстояние между их лицами сократилось до пары сантиметров, когда телефон Хоуп оповестил о новом сообщении звуковым сигналом. И хорошо, что эсэмэска отвлекла их, потому что менее чем через минуту в спортзал заглянула Элла, чтобы оповестить Аларика о приезде Эммы — психолог уже работала с Лили.

Майклсон отреагировала на смс растерянным «оу».

— Что случилось? — поинтересовался Зальцман.

— Хелен написала, что сегодня назначили заседание педсовета, — ответила Хоуп, печатая ответ Новак. Она нажала «отправить». — Мне ещё нужно попасть домой, так что пора ехать, если я хочу успеть на собрание.

— Во сколько закончится праздник в университете?

Хелен пообещала отпустить Хоуп в шесть, но всё будет зависеть от происходящего и Кэтрин. Трибрид надеялась, что причин задерживаться не найдётся.

— Здесь вся праздничная суета должна закончиться в девять. Потом старшеклассники устроят свою вечеринку, — Рик призадумался, — и мне нужно будет разогнать их в десять.

Майклсон кивнула, добавив, что вернётся в школу Сальваторе, как только освободится.

* * *

Елена вбежала в больницу. Как только она преодолела пропускную систему, рядом материализовалась её коллега — доктор Шонна Кристен. Шонна затараторила, перескакивая с одной темы на другую: то она даёт короткий отчёт по пациенту, а через секунду речь уже идёт о том, что муж пригласил её на ужин в честь их годовщины и собирается сделать какой-то сюрприз, а потом снова речь зашла о пациентах. Сальваторе кивала на её слова, но слушала вполуха.

— Сегодня день икс! — просияла Шонна.

Елена нахмурилась, нажимая на кнопку вызова лифта.

— Ты о чём?

— Как о чём? — удивилась Шонна. — Ты сегодня согласишься на должность зама главного врача!

— А, ты про это, — вздохнула Сальваторе. — Да, наверное…

Кристен заговорила о том, как здорово получить такое предложение, только вот сама Елена сильно сомневалась в этом.

«Хирурги в приёмное отделение! Всем хирургам срочно пройти в приёмное отделение!»

Двери лифта распахнулись, и оттуда выбежали два доктора. Шонна остановила одного из коллег и спросила, что произошло. Оказалось, что на выезде из города случилась серьёзная автокатастрофа — всех пострадавших привезут сюда, первые пять машин скорой помощи уже подъезжают. Доктор Кристен направилась в приёмное вслед за остальными. Елена вручила свои вещи одной из медсестёр с просьбой отнести их в её кабинет, а сама побежала за Шонной.

* * *

В приёмном принимали первого пострадавшего, творился настоящий хаос. Заведующего отделением так и не назначали, никакого порядка тут не было уже который месяц.

Парамедики вкатили носилки, один из докторов тут же кинулся к ним, и те начали отчёт по состоянию пациента: мужчина, без сознания, пульс слабый. Из его шеи торчал крупный осколок. Старшая медсестра оповестила, что подъехала вторая скорая, и Шонна побежала к ним.

— Женщина, сорок семь лет. Давление восемьдесят на двадцать, тахикардия. Разрыв брюшной полости.

Они пронеслись мимо Елены в третью смотровую. Распахнулись двери приемной, и санитары вкатили ещё две каталки, Сальваторе направилась к ним. Одного пострадавшего, мальчика двенадцати лет, взял на себя травматолог, второй занялась Елена.

— Женщина, двадцать пять лет. Брадикардия, — громкий голос парамедика перекрывал голоса врачей и сестер, стоны больных и сигналы приборов.

Елена выслушивала анамнез пациентки: черепно-мозговая из-за поздно сработавшей подушки безопасности, травма грудной клетки, жаловалась на боли в животе, остановка дыхания по дороге в больницу, сейчас без сознания. Стоило Сальваторе взглянуть на бледное лицо девушки, её сердце пропустило удар, на какой-то момент она потеряла связь с действительностью.

— Доктор Сальваторе! — вернул её к реальности чей-то оклик.

Елена взглянула на парамедика: тот несколько раз сжал дыхательный мешок, соединенный с интубационной трубкой, вставленной в трахею больной, закачивая воздух в её легкие.

— Куда?

— Травма, бокс пять, — ответила Елена, жестом направляя санитаров с каталкой в нужную секцию, крича на ходу медсестре: — Кардио и нейро в пятую. Срочно!!!

* * *

— А как насчёт этого: в Средневековой Европе сов принимали за ведьм. Услышать уханье совы в Хэллоуин означало, что скоро кто-то умрет.

Большинство восприняли данное утверждение с насмешкой, высказав мнение, что это полная ерунда. Возможно, лет сто назад такое имело место быть, но сейчас веру в подобное большинство сочтёт за глупость. Несколько студентов обратились к Хоуп, но та отказалась комментировать, предоставив шанс высказываться четверокурсникам.

Тема лекции касалась метафизики, но, учитывая, что сегодня 31 октября — Хэллоуин, то все студенты, от первого до последнего курса, сосредоточились на празднике. Майклсон действительно пыталась донести до них материал, но… Два раза занятия чуть не сорвали: несколько студентов в костюмах привидений врывались в аудиторию, и, если первый раз это вызвало недоумение у Хоуп, а смех и веселье у учащихся, то второй раз окончательно выбил из учебной колеи весь курс. Профессор Новак выловила нарушителей дисциплины, однако вернуться к теме лекции оказалось проблематично — было видно, что мысли всех находящихся в помещении витали где угодно, но только не здесь. Беря во внимание тот факт, что, когда Майклсон спрашивала их о Хэллоуине в прошлый раз, они мало что ей сказали, и это немного огорчило, сегодня она предоставила второй шанс.

— Ладно, вот ещё одно: самым распространенным суеверием на Хэллоуин считается то, что, заглянув в зеркало в полночь, можно увидеть свою смерть.

На удивление в ответ высказалась Китти.

— Это суеверие относится не только к Хэллоуину. Зеркало с давних времен наделяют магическими свойствами и весьма часто называют порталом между обычным и сверхъестественным.

Но про зеркала быстро забыли — никто всерьёз суеверие о них не воспринял. Кэтрин это не особо взволновало: она как ни в чём не бывало обернулась к Эми и ещё нескольким однокурсницам, возвращаясь к прерванному разговору. Девушки сидели на предпоследнем ряду, переговариваясь между собой. Хоуп догадывалась, что тема их обсуждения не касалась лекции, однако не делала замечаний — она незаметно наблюдала.

— Кстати, помните, говорили о цветовой гамме? Итак, оранжевый обозначает урожай, осень, это из-за кельтов, потому что они отмечали конец сбора урожая в этот день. Чёрный символизирует тёмное время, смерть, потусторонние силы.

— Вы знали, что в древние времена вместо карнавальных костюмов использовались куски ткани и черепа животных?

— А ещё в Вирджинии приюты для животных не разрешают в октябре брать чёрных кошек.

Лекционный зал наполнился смехом, и всё же среди присутствующих оказалось немало защитников животных, и те отреагировали живым одобрением.

— Мисс Майклсон, так вы будете на сегодняшнем празднике?

Хоуп кивнула, чем привлекла внимание Кэтрин. Значит, Райз всё же отслеживала нить обсуждения, хотя по её виду трудно было это понять — казалось, что она полностью погружена в разговор с подругами.

Кто-то спросил Хоуп про костюм, и тут Китти окончательно отвлеклась от рядом болтающих однокурсниц, прислушиваясь к ответу, от которого Майклсон уклонилась. Эми, заметив, как напряглась подруга, поинтересовалась, что случилось, но Райз отмахнулась от неё, достала телефон из сумки, и единственное, что заметила Клайд, — та собиралась отправить кому-то сообщение.

Эмили обратила внимание на руки Китти:

— Новый браслет?

Кэтрин нахмурилась и удивлённо посмотрела на свою кисть, словно украшение она видела впервые.

— Этот? Да, подарок матери.

Широкий браслет был украшен различными знаками, значение которых Эми не знала: некоторые выглядели отдалённо знакомыми, большинство же она никогда не видела. Китти, заметив пристальный взгляд подруги, опустила рукав кофты, скрыв украшение от глаз Клайд.

* * *

Снова синий, что означало только одно: Лили говорила правду. Но почему поверить ей было так сложно? Не просто сложно, а невозможно. Эмма на подсознательном уровне знала, что в словах девочки не было и половины правды. И всё же стеклянный шар — магический детектор лжи — реагировал на всё сказанное ребёнком синими вспышками.

Элла заглянула в класс, когда девочка заканчивала выполнять задание Уильямс. Психолог на первом занятии поинтересовалась, чем именно Лили любит рисовать: краски, карандаши, фломастеры или, может быть, гуашь? Лили выбрала карандаши, и в этот раз Эмма вновь дала ей набор цветных карандашей со всевозможными цветами и попросила взять только один, которым она нарисует своё настроение.

Лили закончила свой рисунок, отложила карандаш и, вскочив со стула, побежала к выходу из класса, но остановилась, вспомнив, что не попрощалась с Эммой. Девочка обернулась к ней, обаятельно улыбнулась, произнесла «до свидания» и только потом покинула кабинет.

Эмма посмотрела на работу Лили, оставленную на парте. Нет, с этой девочкой определённо что-то не так…

* * *

Бывшая Тиг постучала в дверь кабинета директора школы и, приоткрыв, заглянула внутрь: Зальцман, не прерывая разговор по телефону, жестом пригласил её войти. Однако телефонный разговор продлился недолго: стоило психологу оказаться в кабинете, Аларик почти мгновенно распрощался с собеседником.

Эмма положила рисунок Лили ему на стол, поверх приземлилась стеклянная сфера.

— Всё, что она говорит — правда. Какой бы вопрос я ни задала, её ответы были истинными. Так показал детектор, но магию ведь можно обмануть…

— Никому ещё это не удавалось сделать, — возразил Рик. — Уж тем более не восьмилетнему ребёнку.

Эмма была согласна: это действительно чрезвычайно сложная магия. Но, чёрт возьми!.. Однако спорить она не стала.

Аларик взял рисунок Лили, внимательно рассмотрел его. Зелёная тыква смотрелась странно, но то, что это она, сомнений не возникало. Злобная гримаса на ней выглядела довольно-таки реалистично для детского рисунка, а ещё она почему-то была проткнута кинжалом. Рядом с тыквой валялась остроконечная шляпа, словно свалившись с чьей-то головы.

— Забавная картинка. — В голосе директора школы Сальваторе не было ни намёка на смех.

— Я дала ей задание нарисовать «картину настроения», выбрав всего один цветной карандаш. — Эмма посмотрела на Зальцмана взглядом сбитого с толку человека, потому что так оно и было. — Она выбрала зелёный. Цвет упрямства и настойчивости. Посмотри на нажим — он слабый, что характеризует её как робкого ребёнка, но… Я бы не назвала Лили робкой. И она всегда так рисует — сегодня, вчера — нажим везде одинаковый. Но на одном из вчерашних рисунков было очень много чёрного и тёмно-красного, а на втором всё совсем иначе — светло-голубой, розовый. Много пастельных оттенков. Я не могу по ней даже психологический портрет составить.

— Ты думаешь, что она пытается запутать нас? Ребёнок восьми лет пытается запутать нас?

— Я не знаю, что думать. Завтра попробую ещё одну методику, возможно, так получу больше ответов. Сегодняшняя картинка…

— Сегодня Хэллоуин. Возможно, всё связано с ним. Многих детей пугает этот праздник.

— Много детей рисуют тыкву, пронизанную ножом?

Конечно, нет.

В кабинет заглянула одна из учителей старших классов — на уроке произошёл какой-то инцидент. Аларик попросил Эмму подождать его.

Эмма хотела взглянуть на время, но наручных часов не оказалось на запястье — кажется, утром она забыла их надеть. Психолог подняла глаза в поисках настенных часов в кабинете, но взглядом наткнулась на магический глобус, потому что на нём сияла точка какого-то города. Эмма была в курсе, что последний раз, когда глобус проявлял активность, то это вызвало вопросы, так как он указывал сразу несколько городов и в итоге не привёл к нужному месту. В данный момент мерцала лишь одна точка, и других не появлялось. Уильямс подошла поближе, чтобы разглядеть, где именно случился всплеск магии.

Ричмонд.

* * *

Вырезанные из тыкв фонари лыбились своими высеченными улыбками чуть ли не с каждого угла кампуса, встречались также и набитые соломой чучела в шляпах набекрень, а везде, где была возможность, растянули гирлянды с призраками, пауками и летучими мышами. По территории расхаживали студенты всех курсов в своих хэллоуинских костюмах, переходя от одного аттракциона к другому, рядом с которыми толпились дети в сопровождении родителей.

Университет каждый год устраивал праздник в честь Хэллоуина уже на протяжении десяти лет — этот год не стал исключением. Студенты развлекали детей, а потом, когда на город медленно опускались сумерки и маленькие жители города отправлялись охотиться за сладостями, в кампусе начиналась вечеринка для самих студентов. Хотя каждый год, по словам Хелен, были проблемы, в основном из-за спиртного, руководство учебного заведения и мэрия не собирались отменять мероприятие. Как будто то, что произошло в прошлом году, все уже позабыли. Да и до этого тоже случалось предостаточно малоприятных инцидентов — на всё закрывали глаза.

Кэтрин и Эмили пока что развлекали маленьких гостей, проводя игру «У кого страшнее», где дети разрисовывали надувные шарики фломастерами и маркерами. Задача участников конкурса — сделать из шарика страшную рожицу. У одного ребёнка шарик лопнул, и он разревелся, Эми тут же протянула ему ещё один и что-то весело сказала, состроив смешную гримасу, вызвав на заплаканном лице улыбку. С другой стороны раздались радостные возгласы: какой-то мальчик лет десяти выиграл плюшевую игрушку в тире. Он, смущаясь, протянул выигрыш девочке, стоящей рядом с ним, и та быстренько чмокнула его в щеку. Оба покраснели, но решили сделать вид, что ничего не произошло. Чуть дальше стояли, скорее всего, родители кого-то из этих детей, умилённо улыбаясь.

Пока Хоуп наблюдала за всей этой картиной, мимо прошла женщина в костюме Феи-крёстной из диснеевского мультфильма о Золушке. Если бы трибрид не услышала голос Новак, то ни за что бы в жизни не поверила, что это она так нарядилась! Декан подозвала одного из третьекурсников, вырядившегося Дракулой, к себе, махнув волшебной палочкой, и Майклсон едва сдержала улыбку. «Фея-крёстная» дала какие-то указания, всё ещё размахивая палочкой, и «Дракула» поспешил отправиться выполнять их.

Профессор обернулась к Хоуп, но не обратила на неё никакого внимания, скорее всего, не узнав в костюме, потому что половину лица девушки скрывала маска.

— Вам идёт, Хелен.

Новак нахмурилась и, как и всегда, поглядела на Хоуп поверх очков. Глаза её удивительно округлились.

— Хоуп?!

Майклсон, засмеявшись, кивнула.

— Боже мой! Женщина-кошка? Тебе определённо идёт.

Внимание Хелен привлекла компания из шести или семи студентов. Декан упёрла руки в бока и покачала головой, сказав, что им как-то слишком весело — те действительно громко хохотали, — и, извинившись, стремительным шагом направилась в их сторону, обходя детей и родителей.

Хоуп вернулась к наблюдению за Китти, но той внезапно не оказалось рядом с Клайд. Мирана Мрамореальская, также известная как Белая Королева, в костюм которой нарядилась Эмили, продолжала проводить конкурс с разрисовыванием шариков. Но куда подевалась Красная Королева?..

Райз вернулась с каким-то ящиком. Там оказались новые шары, так как первая партия была уже на исходе. По возвращению Кэтрин у Хоуп зазвонил телефон: на экране высветилось имя Рика.

— Что у тебя?

Хоуп осмотрелась: ничего странного она пока не заметила. Девушка отошла чуть подальше от толпы, чтобы никто случайно не услышал, о чём идёт телефонный разговор.

— Тишина. Китти на месте и не выглядит так, будто что-то замышляет. Ничего магического здесь тоже нет. С глобусом что-то не так… Попробую сегодня снять с него чары и наложить заново.

Первые сумерки опускались на город, в кампусе зажглись фонари, а вместе с ними гирлянды-призраки; загорелись и глаза летучих мышей, развешанных на деревьях. Где-то справа бабахнуло, испуганно закричали и заплакали дети, в небе полыхнуло красным, озарив почти всю территорию.

Возникла Хелен, попросив всех соблюдать спокойствие, объясняя, что произошли технические неполадки с пиротехникой. Как только Новак ретировалась, Хоуп заметила, что и Эми с Китти тоже исчезли — их заменили другие студентки.

— Какого…

Трибрид порыскала взглядом: ни Райз, ни Клайд нигде не было видно.

— Что случилось? — раздался в трубке голос Аларика.

— Я потеряла их! Рик, я перезвоню.

Майклсон завершила вызов и чуть ли не бегом направилась к аттракциону, где ещё несколько минут назад находились Кэтрин и Эмили, а теперь их заменила Лидия в костюме ангела. Рядом с Лидией сновала ещё одна студентка, нарядившаяся трупом невесты, но Хоуп понятия не имела, кто скрывается за наложенным гримом — скорее всего, та девушка не посещала лекции на кафедре, где преподавала Майклсон. Детей заметно поубавилось.

— Эй, Лидия, где Кэтрин и Эмили?

Лидия несколько секунд вглядывалась в лицо Хоуп, потом пожала плечами, ответив, что не знает, пришло время сменить их, что она и сделала, а куда те ушли — не её дело, но, вероятно, они тоже кого-то сменили. Нужно искать на других развлекательных точках. Но ни на «Яблочном бобине», ни на «Хвосте черта», ни на «Поймай ведьму» они не нашлись, а остальные развлечения располагались в другом секторе — за зданием университета.

Наконец среди прогуливающихся по кампусу Хоуп уловила белое пятно — платье Эми; рядом шла и Китти. Девушки двигались по дорожке, на которой из-за праздника нарисовали кровавые следы от ног, удаляясь от Майклсон и от университета.

Хоуп направилась за ними.

* * *

Протяжные гудки сменились металлическим голосом автоответчика: «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети, оставьте сообщение после звукового сигнала». Она оставила уже три!

Фрея металась по комнате, наворачивая круги, исступленно и бессмысленно, но усидеть на месте не могла. Может быть, старая легенда всего лишь выдумка? И всё же они не могли быть в этом уверены!

Майклсон набрала номер мобильного Аларика. Через семь или восемь длинных гудков, когда она уже решила, что снова услышит автоответчик, он ответил.

В одной из книг Давина нашла одну историю, правда, в самой книге было много историй, которые соседствовали с мифами, и между ними трудно отыскивались различия. Кто мог с точностью сказать, правда или ложь напечатана на тех страницах? Никто! Что было главной проблемой. Согласно легенде, культ — первый культ — проводил один особенный шабаш. Они избирали новую жрицу, а для этого требовалось подношение их покровительнице — сердце ведьмы, которое она должна принять и указать на ту, кто станет новой предводительницей.

— Дай-ка угадаю, именно сегодня, согласно истории, проводился шабаш, да? — Рик был уже на полпути к машине, собираясь немедленно отправиться в Ричмонд.

Фрея не ответила, но ей и не требовалось, потому что Зальцман знал ответ.

Да.

Именно в этот день, потому что он символизирует смерть и перерождение вселенной. Конец и начало. Именно в этот день, потому что граница между мирами почти полностью стирается.

* * *

Хоуп догадывалась, куда они направляются. А вот Эмили — нет; она шла, едва поспевая за подругой, — её каблуки гулко стучали по асфальту, — и несколько раз спрашивала, куда именно они так спешат, на что Китти твердила одно: осталось немного.

По улицам от одного дома к другому бегали дети, выкрикивая «сладость или гадость?», выпрашивая угощения. Майклсон наложила на себя чары невидимости, и бегающая малышня оказалась реальной угрозой — приходилось постоянно пропускать или обходить детей, чтобы избежать столкновения.

Постепенно они удалялись от улиц с кричащими детьми и домами, где им раздавали конфеты. Первые звёзды мелкими точками начали усыпать темнеющее небо. С каждым шагом праздничный гул и разговоры становились всё тише. Теперь шаги Хоуп могли быть услышаны, поэтому ей пришлось прибегнуть к заглушающему заклинанию; Кэтрин в этот момент остановилась. Хоуп старательно держалась от них на приличном расстоянии, Райз никак не могла её услышать. Ведь не могла же?..

Эмили опять что-то начала говорить, но не успела закончить фразу — городские часы стали отбивать семь часов вечера. Девушки одномоментно вздрогнули и обратили свои взгляды в сторону центральной площади. Глухие и тяжелые звуки волнами прокатывались по городу.

Китти потянула подругу за руку, Эмили последовала за ней, но каждый шаг делала всё нерешительнее, а стоило им преодолеть Айдлвуд-авеню, Клайд застыла. Впереди простиралась Юг-Черри-стрит, а чуть дальше по улице…

— Ты серьёзно?

Кэтрин, не скрывая раздражения, обернулась.

— Ты ведешь меня на кладбище, Кэт! Зачем мы туда идём? — Эмили упрямо стояла на месте, требуя объяснений. Вокруг царила полная тишина, поэтому голос её отдавался эхом.

— Эмс, не беси меня. Как только дойдём, увидишь.

— Я никуда не пойду с тобой, пока ты…

Что-то блеснуло в свете уличного фонаря. Клайд смолкла, сомнительно взглянув на подругу. Китти сделала шаг к Эмили, оказавшись к ней вплотную. Хоуп не расслышала, что Кэтрин сказала, потому что стояла довольно далеко, но Эми, несмотря на ранний протест, смиренно продолжила путь. Правда, теперь расстояние между Эми и Кэтрин от пары шагов сократилось до нескольких сантиметров.

Майклсон перебежала дорогу, нагоняя двух студенток, не сомневаясь, что в руках Райз блеснул нож. Хоуп сняла скрывающие и заглушающие чары. Эмили расслышала позади шаги, но обернуться не решалась.

Кэтрин усмехнулась и остановилась, развернувшись на каблуках; она оказалась лицом к Майклсон. Остриё блеснуло у шеи Клайд. До кладбища оставалось несколько метров.

— Мы рановато, но ничего. — Губы Китти сложились в насмешливую улыбочку, она сильнее прижала лезвие к горлу подруги.

— Что ты творишь?! — взбесилась Эмили.

Она дёрнула Райз за руку, пытаясь убрать от своей шеи, но это оказалось плохой идеей. Хоуп увидела, что на кинжале появилась капля крови: когда Эми дёрнула руку Кэтрин, она воспротивилась, из-за чего лезвие проткнуло кожу. Однако Эмили, пытаясь освободиться, сдёрнула браслет с запястья Китти, а это её отвлекло. Когда же Кэтрин вновь сосредоточилась, кинжал уже был у Майклсон, через несколько мгновений исчезнув из её рук.

— Упс, кажется, ты что-то потеряла, — спокойно, даже с нотками веселья, произнесла Хоуп.

Взгляд Майклсон наткнулся на то, что она уже искала, но не находила: на запястье Кэтрин отчётливо виднелся знак культа, который минуту назад скрывал браслет. Хоуп ничуть не удивилась, но Райз, заметив взгляд трибрида, ехидно оскалилась.

— Тебя так легко обмануть, — покачала головой Китти, прицыкнув. — Великая Хоуп Майклсон. Смотрю на тебя и постоянно думаю: чего они так боятся? Думаю, что я и справиться с тобой могу одна…

Эффект неожиданности не сработал: Хоуп блокировала её заклинание, причём с абсолютной лёгкостью.

Эмили попыталась закричать, но Китти мгновенно заставила её замолкнуть, прибегнув к магии. Клайд почти удалось вырваться, однако Райз успела схватить её за запястье. Закричать Эмили не могла, но её глаза в ужасе расширились, наполнившись слезами; на руке мучительно медленно появлялась метка: красная и припухшая, постепенно темнеющая.

Вместо Китти отключилась Эмили: покачнувшись, она рухнула на асфальт. Сумасшедший смех вырвался из горла Кэтрин, она переступила через Эми, оказавшись на пару шагов ближе к Майклсон. Ведьма демонстративно подняла руку: клеймо было хорошо видно из-за света уличного фонаря, под которым она стояла.

— Всё, что ты попытаешься сделать со мной, ты сделаешь с ней. Эми, полагаю, повезло, что ты просто хотела меня усыпить… Если бы не твоя доброта, то, ох, бедняжка Эми. — Кэтрин театрально жалостливо вздохнула. — Но знаешь, Хоуп, добро всегда проигрывает злу. — Когда Майклсон в очередной раз блокировала её заклинание, ухмылка с лица Китти слетела, а глаза недобро сузились. — Добро ведь всегда играет по-честному. Но что-то мне подсказывает, что ты не так-то склонна к доброте, как пытаешься показать. С наследственностью бороться тяжело, да? Да и никто не может оставаться добрым вечно.

— Ты ведь понимаешь, что в мире нет абсолютного добра и зла? — хмыкнула Хоуп. — Всё зависит от точки зрения, Кэтрин.

— А ты ведь в курсе, что люди могут верить во что угодно? Мы верим в то, во что хотим верить.

Райз улыбнулась, щёлкнула пальцами, и все фонари по Юг-Черри-стрит затухли, погрузив улицу во тьму.

* * *

Приборы, поддерживающие жизнь, пронзительно пикали. В остальном — мёртвая тишина. В интенсивной терапии была полная звукоизоляция.

Елена поправила капельницу и внесла данные в электронную карту пациентки. Эллисон Клайд находилась на искусственной вентиляции лёгких, но это временная мера. После аварии девушке пришлось перенести очень долгую и сложную операцию, но сейчас состояние оценивалось как удовлетворительное. Правда, восстановление будет долгим и тяжелым, это Сальваторе знала точно.

В палату заглянула медсестра.

— Доктор Сальваторе, родители девушки всё ещё здесь…

Елена кивнула, последний раз взглянув на Элис.

— Откуда вы знаете её? — полюбопытствовала медсестра.

Бывшая Гилберт печально улыбнулась.

— Эллисон была волонтёром, когда училась в старших классах. Давно её не видела. Не думала, что она вернулась в Мистик Фоллс.

Елена отдала планшет медсестре и покинула палату, направляясь в холл, где сегодня было необычайно многолюдно. Из-за аварии в больницу поступило двадцать три человека, и близкие люди каждого прибыли сюда, чтобы узнать об их состоянии. Конечно, большинство уже разъехались по домам, но Елена насчитала около десяти человек, прежде чем её взгляд отыскал родителей Эллисон.

Мимо Сальваторе прошла одна из медсестер и подошла к девушке — та одиноко стояла у панорамного окна, вглядываясь в сумерки.

— Доктор Сальваторе?..

Рядом с Еленой остановилась заплаканная женщина, нервно перебирая платок трясущимися пальцами. Она с надеждой смотрела на доктора, ожидая её слов, когда к ним присоединился мистер Клайд: невысокого роста, но ещё весьма крепкий, он немного прихрамывал на левую ногу, поэтому подошёл позже жены. Теперь на Елену взирали две пары глаз с теплящейся в них надеждой.

Елена разъяснила им ситуацию, стараясь избегать непонятных слов и медицинских терминов — при подобных обстоятельствах они вызывали вопросы и пугали. Самым главным для этих людей было то, что их дочь будет жить. И она будет, заверила их Сальваторе.

— Элис справится. — Елена улыбнулась, положив свою ладонь на спину миссис Клайд в утешительном жесте, глаза которой постоянно слезились. — Сейчас она в интенсивной терапии. Проспит, как минимум, до утра. Вам лучше отправиться домой, а завтра, я думаю, вы сможете её увидеть.

Уговаривать пришлось ещё долго: лишь через пятнадцать или двадцать минут они согласились покинуть больницу, но умоляли позвонить сразу же, как только Эллисон придёт в себя. Сальваторе пообещала, что, стоит Элис открыть глаза, они так и поступят.

Пока Елена провожала взглядом родителей её пациентки, рядом с ней появился доктор Праути — главный врач больницы. Спрятав руки в карманы больничного халата, он смотрел на неё.

— Тяжелый день.

Сальваторе усмехнулась. Откуда ему-то знать, насколько тяжелый был день?! Он ведь и носа не показал из своего кабинета! Но в ответ Елена слабо кивнула. Праути ждал, и Елена догадывалась, чего именно он ждал. Пока она оперировала, думать об этом не особо хотелось, но работала она вместе с заведующей неврологическим отделением, а доктор Линди Эгголд славилась болтливостью. Должность заместителя главного врача предложили бывшей Гилберт не просто так, это знали все, как и все знали, что это заслуженно. Елена посвятила больнице немало времени и отдала много сил.

Елена любила больницу: за столько лет работы она стала вторым домом, а коллеги в большинстве своём — второй семьёй. Она долго шла к тому, чтобы оказаться в операционной; она долго шла к тому, чтобы стать хорошим хирургом; она долго шла к тому, чтобы оказаться заведующей отделением общей хирургии. Шла ли она к должности, которую ей предложили? Линди немного завистлива — факт, который не был секретом, — и всё-таки её слова были правдивы: стоит Елене согласиться, и в операционную она будет попадать в десять раз реже. Её работа будет состоять из отчётов, совещаний, заполнений юридических бумаг, встреч со спонсорами и руководителями, общений с прессой. На пациентов времени совсем не останется. Пару раз в месяц ей будут перепадать какие-нибудь интересные случаи, возможно, ещё парочка консультаций, но не более.

— Я — хирург, доктор Праути.

Главврач удивлённо взглянул на Сальваторе, кивнул.

— Да, Елена, и хороший хирург. Один из лучших в больнице.

— Как часто я буду заниматься лечением людей, когда вступлю в должность?

Праути пожал плечами. Сальваторе снова усмехнулась.

— Я буду больше проводить времени здесь, но сидя за бумажками… Мой страшный сон. Я — врач, я лечу людей. Я — хирург, я должна оперировать, потому что мне нравится это. Я провожу здесь сверхурочные часы именно из-за этого. Вы знаете, я выбирала работу не единожды, предпочитая её семье, потому что знала, что кого-то спасу. Дам шанс на жизнь. Это служило причиной, моим оправданием для себя, для любимых мне людей. Стефани, моя дочь, сказала своему брату, что он видит сегодня утром меня в последний раз, потому что я теперь окончательно пропаду на работе.

Глаза Елены смотрели куда-то вдаль, как бывает, когда люди спотыкаются о какое-то воспоминание, будто о разбросанные детьми игрушки в темноте. Елена вспоминала малышку Стефани: когда она возвращалась после ночной смены домой, та бежала к ней, запрыгивала на руки и каждый раз с детским восторгом спрашивала: «Мам, а ты сегодня спасла чью-то жизнь?» Каждый раз, когда был срочный вызов, Стефани скрывала обиду — она ведь так надеялась провести день с мамой и поиграть с ней в новую игру, — и молча уходила к себе в комнату. Елена заглядывала к дочке перед уходом, и та, смотря на мать печальными глазами, спрашивала: «Ты спасёшь кого-нибудь?» Елена кивала, и Стефани, крепко обнимая её, отпускала. Ведь мама не просто работает, мама спасает жизни.

А Дилан называл её героем. Ему было лет пять-шесть, мальчишки в таком возрасте думают, что герои — это те, кто бегает с мечами наперевес и тем самым спасают мир. Но для её сына уже тогда героями были те, кто входит в горящее здание только для того, чтобы вытащить какую-то кошку; или те, кто каждый день надевает полицейский значок, выходит в город и рискует своей жизнью, чтобы жители города могли жить спокойно; или те, кто надевает белый халат и отдаёт большую часть не только времени, но и жизни, помогая людям: быть может, просто послушает вас и выпишет лекарство от кашля, а, может, найдёт проблему, например, с сердцем и вылечит его, воспользовавшись скальпелем, и вместе с вами пройдёт весь путь выздоровления. Потом человек вместо пары лет проживёт двадцать. Чем старше становилась Стефани, тем тяжелее становилось, но каждый раз, когда снова был срочный вызов, а Стефани недовольно смотрела на мать, Дилан восклицал: «Да ладно, Стеф, наша мама — герой! Она спасает жизни!» Это работало, потому что Стефани, улыбаясь уголками губ, соглашалась.

Чем она оправдается теперь? Ведь спасать она уже никого не будет.

— Я отказываюсь от вашего предложения, при всём уважении. Однако… Предложите должность доктору Кристен.

Брови Праути взлетели в удивлении.

— Шонне? Почему ей?

— Она хороша в писанине, обожает отчёты, любит внимание. А ещё она знает все правила больницы. — Елена даже не была уверена, что сама прочитала их до конца, хотя несколько принималось при ней, и часть предложила лично она. — У неё прекрасные коммуникативные навыки — в переговорах она великолепна. А я? Я хороша в постановке диагнозов и хирургических вмешательствах. Да и только.

— То есть ты предпочитаешь должность завотделением общей хирургии должности моего зама?

— Не совсем. Отдайте мне должность заведующего приёмным отделением, а на моё место посадите Монтгомери.

Праути ошалело уставился на Елену, на его лице отчётливо читался вопрос: в своём она уме?!

— Сальваторе, нормальные доктора бегут из приёмного! А Монтгомери?.. Я два раза поднимал вопрос о его увольнении.

— Я не убегу. И да, тот факт, что вы хотели уволить Робби, никак не означает, что он плохой врач. Он просто умеет говорить «нет», не всегда следует правилам, а вас это раздражает.

Праути, подумав, согласился.