Проверено на грамотность 
Примечания:
Глава не бечена.
Огонь, облизывая яркими языками, пожирал тело, потрескивая в ночной тишине пустынного леса. Тонкий слой снега, покрытый кровавыми каплями, давно растаял от жаркого пламени.
Давине, кажется, навсегда врезался в память момент, когда они с Колом находят Хоуп: вокруг неё много крови и обезглавленная ведьма… У вампирши в памяти в ту секунду невольно всплыл разговор с Элайзой, который, казалось, состоялся сотню лет назад, хотя минуло всего несколько недель.
«Это же Майклсоны! Всем известно, какой кровавый след тянется за ними!»
Взгляд загнанного в угол зверя медленно сменялся осознанием и болью; Давина видела, как они прорывались сквозь затянувшиеся раны Хоуп, по которым вновь безжалостно прошлись острым лезвием, и печаль той, расплёскиваясь, топила всё вокруг.
«Монстрам не место в этом мире».
Но тот, чьё сердце разбили, был способен на невероятные поступки, даже если они попадали под гриф плохих. Давина убедилась в том, что в Хоуп от монстра не было ничего — просто у неё в очередной раз забрали целую жизнь, — когда Кол, обхватив лицо племянницы ладонями, просил посмотреть на него: и та посмотрела, надломленным и печальным взглядом, но не на него, а… в пустоту.
Пламя отбрасывало блики, освещая фигуру Хоуп в темноте: обняв себя за плечи, она всё так же смотрела куда-то вдаль, но ни на что конкретное; в глазах всё ещё блестели слёзы. Она выглядела настолько несчастной… Давине хотелось подойти, сказать хоть что-нибудь утешающее. Но что она могла сказать? Какие слова могли утешить того, на чьих глазах несколько минут назад убили любимого человека?
Самая тяжелая грусть приходит вместе с первой утратой, когда человек ещё не познал, что такое боль и что такое надежда. Хоуп теряла близких людей одного за другим, слишком быстро; она не успевала оправиться от одной потери, как настигала другая. Майклсон долго запрещала себе любить, потому что боялась вновь потерять, ведь терять тех, кого любишь, — больно. А она… всегда теряла. Хоуп замкнулась в себе. Закрыла двери, чтобы чувствовать себя в безопасности. Дверей с каждым днём, неделей и месяцем закрывалось всё больше…
Сломать человека легко, а вот собрать его по осколкам и заставить снова жить, а не существовать — тяжкий труд, не каждый за такое возьмётся, потому что не каждому оно нужно. Аларику нужно; он однажды даёт Хоуп понять: неважно, насколько одинокой она себя чувствует, неважно, как ей больно — всё можно вынести с помощью тех, кто рядом. Хоуп казалось, что боль будет постоянным спутником её жизни, думала, что та будет всегда, что ей нет конца, — потому продолжала закрывать двери. В конце концов пришлось задуматься: а сможет ли кто-нибудь снова попасть внутрь?.. Двери перестали запираться; в один ничем непримечательный день вдруг что-то поменялось, возникло какое-то странное, непривычное ощущение. Она поняла, что… счастлива?
Но душевная боль всегда так внезапна... Ужасно, что в отличие от боли физической к душевной нельзя подготовиться или привыкнуть, она накрывает с головой, и далеко не каждый может от неё оправиться. Неважно, как много потерь перенесено в жизни, каждый раз будет больно, как в первый. А если всё же оправляешься от боли, нельзя с уверенностью сказать, что, стоит заделать все трещины в сердце, там не появятся новые. К тому же, когда человека, отчаянно заделывающего эти трещины, рядом уже нет.
* * *
Кол появился рядом с женой, немного отведя её в сторону, чуть дальше от Хоуп (правда, девушка не обратила внимания и на то, что он исчезал на слишком долгие для Давины пять минут, а про его возвращение и тихий разговор говорить нечего — это последнее, что сейчас её волновало).
— Там ничего нет.
Лицо Давины, освещённое тёплым светом огня, нахмурилось.
— То есть…
— Совсем ничего, — пояснил Кол, качнув головой. — И никого.
Первородный возвращался на то место, где убили Зальцмана, где должен был остаться тот светящийся предмет, который им так и не удалось рассмотреть, тот самый, который ведьма назвала «вратами». Но ни тела Аларика, ни магического предмета там не было.
— Кол, ты уверен, что…
— Я был именно на том месте — его сложно не узнать.
Хотя бы по костям, оставшихся от убитых монстров.
— Зачем им…
Давину прервало какое-то движение в лесу. Треск пламени заглушал шаги, но острый вампирский слух различил их. Хоуп не слышала, но в глубине леса, среди деревьев действительно что-то находилось — её взгляд уловил это. Кол и Давина тут же оказались около племянницы, озираясь по сторонам и готовые в любой момент отразить нападение врага. Вот только никаких врагов рядом не было.
— Рик…
Голос Хоуп прозвучал немного хрипло от слёз и длительного молчания, а на лице отразился целый калейдоскоп эмоций: неверие, сомнение и… радость. Слова Кола о том, что это может быть ловушкой, долетели до неё, когда она уже оказалась в объятиях человека, которого уже не надеялась когда-либо обнять вновь. Аларик обнимал её, как обнимал и прежде — крепко, надёжно. И всё же она нашла в себе силы отстраниться. Ей не хотелось верить, что это неправда, но инстинкт самосохранения давал о себе знать.
— Вечер перед моим отъездом в Принстон. Что ты сказал мне?
Тишина длилась целую вечность. Ладони Хоуп сжались в кулаки. Она отступила на шаг, качая головой, не желая верить. Нет же, нет, не может быть!..
— Мы не виделись перед твоим отъездом в Принстон, Хоуп. Последняя наша встреча — твой выпускной. Тогда ты сообщила, что уезжаешь на следующий день: сначала в Новый Орлеан, а потом уже в университет, — наконец ответил Зальцман со слабой улыбкой. — Я сказал, что никакие мили между нами не изменят моих чувств к тебе.
Аларик едва успел перехватить кулак Хоуп буквально в миллиметре от своего лица; Давина изумлённо ойкнула, а Кол наблюдал с нескрываемой насмешкой. В уголках глаз Хоуп блестели слёзы гнева, а голос у неё теперь звучал по-настоящему сердито… Нет, голос у неё был полон ярости!
— Ты хоть представляешь, что я, чёрт тебя возьми, пережила?!
* * *
— Ну да, у плана были существенные минусы.
На извинение никак не походило, но Лиззи произнесла слова, пряча виноватый взгляд, добавив, что без плана было бы не лучше.
Возвращение к вампирской сущности не входило в список желаний её отца, но судьба — та ещё стерва: только что она предоставляла выбор из множества вариантов, а вот — вариантов больше нет. Времени рассказать о возможном исходе событий у Аларика, когда он появился рядом с Хоуп, Колом и Давиной, попросту не нашлось. Когда же казалось, что рассказывать уже бессмысленно, потому что они вроде как в очередной раз справились, у него за спиной оказалась та ведьма. Произошло то, что обычно называют «ситуация вышла из-под контроля».
Лиззи повезло только в одном: она не видела смерть отца своими глазами. Правда, легче ей от этого не становилось. Её пугала всего лишь вероятность потери одного из самых близких людей в её жизни; несколько минут назад её, можно сказать, поставили перед фактом — и она его стойко приняла, пытаясь не оглядываться назад с вопросом «если бы»: а если бы она не пересеклась с ним в лесу, если бы он не согласился с планом… Но если бы всё должно было быть по-другому, то так оно бы и было.
Фрея, переводя взгляд с Рика на племянницу, не без сарказма подметила, что они друг друга стоят: Хоуп в полном одиночестве пошла на встречу с культом, желающим её смерти, утаив это ото всех; Зальцман решил, что план по обращению в вампира не нуждается в огласке.
— Прекрасно! — продолжала негодовать Фрея.
В кабинете замигали лампы. Маленькая копия маяка Эбсекон(1) на книжной полке разлетелась на мелкие осколки, и Хоуп, резко сорвавшись с места, покинула кабинет.
Фрея восстановила фигурку с помощью магии как раз в тот момент, когда за Хоуп закрылась дверь с характерным хлопком. Аларик помедлил: сначала ответил на одно из тринадцати смс-сообщений от Джози (та на расстоянии ощутила, что с защитными чарами вокруг школы что-то не так, к счастью, не подозревая, что произошло на самом деле), и только потом отправился следом за Майклсон.
Кол, Давина и Фрея проводили Аларика сомнительными взглядами, но никто из них не сдвинулся с места.
* * *
Тёмное озеро поблёскивало в лунном свете. С неба мелкими крошками срывался снег.
Аларик обнаружил Хоуп на пристани. Девушка зябко спрятала дрожащие руки в карманы, холодный воздух неприятно покалывал мокрые от слёз щеки. Хотя вряд ли её дрожь была обусловлена холодом. Майклсон точно знала, что Рик рядом, но никак этого не выдавала, а он видел напряжённую линию её плеч и то, как она отчаянно пыталась не сорваться. Чувств слишком много: от обиды до гнева, все они путались и пытались вырваться,— отчасти из-за этого Хоуп долго не решалась начать разговор. За несколько часов ей удалось пережить потерю любимого человека, его возвращение к жизни и осознать, что нет ничего хуже, чем смотреть в прошлое и гадать «что, если бы»…
— Не могла вспомнить наш последний разговор.
Голос у Хоуп снова хриплый — всё так же из-за слёз и молчания. Между ней и Алариком расстояние в несколько метров, но говорила Хоуп тихо, понимая, что Рик всё равно её услышит. Теперь он способен услышать её и на расстоянии километра.
Майклсон повернулась, когда Аларику до неё оставалось каких-то два шага; покрасневшие от слёз глаза не выражали ничего, кроме усталости.
— Глупо, — грустно усмехнулась она, пожав плечами. — Пыталась вспомнить, что сказала тебе я и что сказал мне ты, но…
Не смогла.
Последние слова никак не хотели всплывать в памяти. Она понимала, что между ними не могло быть ссор, она не могла сказать что-то, о чём можно было бы пожалеть… Но успела ли сказать, что любит его? Она произнесла эти слова за целый день, проведённый с ним? Когда мы долго вместе с теми, кого любим, то привыкаем. Присутствие близкого человека становится чем-то постоянным, обыденным; мы не представляем своего существования без него, не задумываемся о том, что в один день его может рядом не оказаться. Сам намёк на мысль, что тот, кого мы любим, может исчезнуть, приводил в ужас…
— Мы говорили о том, что нас ждёт, когда с культом будет покончено. — Зальцман улыбнулся ей, зная: улыбка, она всегда помогает. И в тяжёлую минуту тоже. Особенно в тяжёлую минуту. — О том, что, скорее всего, после этих ведьм в нашу жизнь обязательно ворвётся кто-то другой. И что иначе быть не может, да и если всё будет спокойно, то будет слишком скучно. Но ты не против жить скучно…
— Рядом с тобой.
Майклсон холодной ладонью утёрла слёзы — сначала с одной стороны лица, потом с другой, — и посмотрела на Аларика. Впрочем, слёзы всё равно продолжали катиться из глаз, но теперь она плакала не от удушающей печали и боли, нет. Из-за чувства вины.
— Тебе не нравятся вампиры, — сказала Хоуп с какой-то безысходностью в голосе.
— Это не так, — поспешил заверить Рик. — Просто с ними обычно сложнее. — Слова не очень-то утешили девушку. — Хоуп, всё хорошо.
Когда руки Аларика сомкнулись у неё за спиной, Хоуп подумала о том, что мало кто из всех живущих на земле людей понимал толк в обнимании — немногие, наверное, осознавали, как прекрасно находиться в объятиях другого, когда хочется замереть и не двигаться часами. Стивен Кинг был совершенно прав: по-настоящему оценить объятия любимого человека можно только тогда, когда познаешь, каково без них(2).
— Никогда больше так не делай, — зажмурившись, прошептала Майклсон, утыкаясь в плечо Аларика. — Не оставляй меня, слышишь?
Вот, почему так важно говорить о своих чувствах тем, кого любишь: никогда не знаешь, когда их можно потерять. Или когда они потеряют тебя.
— Обещаешь? — всё так же — шёпотом.
— Обещаю, — всё так же — крепко обнимая.
* * *
В среду тонкий слой снега полностью исчез, оголяя дороги. Температура воздуха внезапно подскочила до десяти градусов выше ноля, игнорируя все прогнозы синоптиков о холодной неделе. Два дня на небе не было ни намёка на тучки, а солнце, хоть и зимнее, грело теплее весеннего.
Солнечные лучи этим ранним утром залили гостиную квартиры ярким светом, но Хоуп это ничуть не помогло проснуться. Девушка продолжала зевать, пока корпела над исписанными листками: что-то — из переводов Уайта, а какие-то записи были сделаны ей самой. Майклсон всё разглядывала их, перекладывала, снова разглядывала и снова перекладывала, иногда она что-то бормотала, хмурясь, качала головой и делала заметки в блокноте.
В центре небольшого хаоса, который Хоуп устроила на полу комнаты, лежали два листа, на которых были изображены хорошо знакомые метки. Знаки всё продолжали преследовать её — в реальности и во снах. В переводах Филиппа всё же отыскалась та страница, за которую Хоуп уцепилась, как утопающий за соломинку, но полноценного ответа найти она уже не надеялась.
Трибрид, немного склонившись, прочитывала очередные записи-переводы. Когда прядь волос упала ей на лицо, — она сдула её, потом ещё раз и ещё, и так продолжалось до тех пор, пока девушка раздражённо не собрала волосы в небрежный пучок, закрепив его ручкой, секундой ранее что-то записывая ею в блокноте. Майклсон читала на протяжении нескольких минут, прежде чем пальцем остановилась на нужной строчке и потянулась за блокнотом. Рик зашёл в комнату как раз в тот момент, когда она вертела головой в поисках чего-то…
— Да где же? — бормотала Хоуп, приподнимая разбросанные вокруг себя страницы. — Проклятье, куда могла исчезнуть ручка?!
— Хоуп. — Никакой реакции. — Хоуп!
Она подняла на Аларика рассеянный взгляд: он, не сдерживая улыбки, указал на её голову. Хоуп же по ошибке решила, что он указал куда-то позади неё, и обернулась, надеясь отыскать злополучный пишущий предмет, пока в итоге Зальцман не протянул ей другую ручку. Та, что поддерживала пучок, как раз выпала из волос. Хоуп, глядя на две ручки, озадаченно хмурилась, вызвав у Аларика усмешку.
— Нашла что-нибудь интересное? — спросил он, пока Хоуп делала очередную запись.
— Здесь, — Хоуп протянула ему страницу, которую изучала, — написано, что передача магических сил через метку жертвы не исключена.
На этом всё. Именно из-за этой фразы Майклсон заинтересовалась данной страницей, но, к сожалению, её постигло разочарование. Что ж, ей к этому чувству не привыкать.
Зальцман обратил внимание на карту Италии, лежащую левее от Хоуп, на которой красным маркером были выделены точки трёх городов: Виченца, Парма, Феррара. И одна точка была зелёной — Болонья. Связан ли город с тремя другими, они точно не знали — пока что культ никаким образом к нему не относился. Среди всего прочего отыскалась и фотография странной монеты, на одной стороне которой была изображена тетраграмма(3), а на другой — подобие ромба; она обнаружилась в лесу на следующее утро после нападения ведьмы. Монета упала в снег, поэтому Кол сначала не смог найти ничего в том месте. Являлась она тем самым светящимся предметом, который они видели, пока что трудно сказать, но Фрея пыталась разобраться.
Хоуп продолжила что-то выписывать, иногда поглядывая в страницы, исписанные почерком Уайта, иногда — сверяясь с теми, что были исписаны ею самой. Она сравнила историю Давины и то, что говорилось о культе Гекаты в книгах, которые Джози нашла в Афинах, отыскивая совпадения — так была хоть какая-то вероятность, что это правда.
Рука девушки замерла на середине предложения, на лице в очередной раз отразилось смятение: что-то опять разнилось. Майклсон, тяжело вздохнув, зачеркнула несколько последних записанных строк. Она выпрямилась и, слегка склонив голову, окинула взглядом всё, что лежало рядом. Рик, к слову, совершенно не понимал систему, по которой были разложены записи, фотографии, переводы и карты. Впрочем, он не исключал, что и системы-то никакой не существовало, обычная хаотичность, которую Хоуп просто зрительно запомнила.
Трибрид поморщилась и коснулась виска.
— Снова головные боли?
Хоуп перевела взгляд на Аларика. Немного помолчав, словно прислушиваясь к собственным ощущениям, она слабо кивнула. Голова начала болеть в ту ужасную ночь четыре дня назад, и, по правде говоря, с тех самых пор не переставала. Порой боль слабела, иногда — становилась сильнее, но совсем стихать отказывалась.
— Может, всё-таки сходить в больницу?
Майклсон возвела глаза к потолку с лёгкой улыбкой, а потом немного наклонилась, дотягиваясь до листа с какой-то нарисованной на нём схемой.
— Приду к терапевту, меня спросят: а часто ли я нервничаю и были ли какие-нибудь потрясения в последнее время? А я что? Ох, да какие потрясения? Ну разве что магический культ угрожает мне и моим близким, а ещё на прошлой неделе на моих глазах убили того, кого я очень люблю, — она перехватила крайне возмущённый взгляд Аларика, что ничуть её не смутило, — но он вернулся к жизни, так что…
Хоуп замолчала, потому что её телефон коротким сигналом оповестил о новом сообщении. Потом ещё раз, и ещё, и ещё.
Зальцман передал ей смартфон.
— От Фреи, — сообщила Хоуп, просматривая смс-ки в мессенджере. — О!.. Она нашла кое-что. В гримуарах нашей семьи упоминается одно знакомое нам имя. Ингрид.
— Одна из трёх дочерей Вивьен?
Хоуп кивнула:
— Именно! Если Фрея не ошибается, то Ингрид её прабабушка. Тройняшки не просто стали прародителями магии в Норвегии…
— Ваши родственные связи оказались куда более близкими, чем мы предполагали.
Это открытие отнюдь не порадовало Зальцмана. Слова Элайзы о том, что в Хоуп течет кровь первых ведьм, теперь приобретали самый буквальный смысл.
Внимание Аларика вновь привлекла фотография с монетой. Что-то в замысловатом знаке, напоминающем ромб, было не так. Он словно бы уже видел его где-то. Что-то касаемо символа вспыхивало в памяти, как искра от зажигающейся спички, но тут же гасло.
Одно из сообщений оказалось от Кола. Его простое «Как дела?» казалось совершенно типичным вопросом, но Хоуп прекрасно понимала, что за ним таилось. Убедить Майклсона в том, что Аларику быть вампиром не впервые и контролировать себя он способен куда лучше, чем другие новообращённые, оказалось не такой уж лёгкой задачей. Что бы ни говорил Первородный, а причина, почему он и Давина оставались пока что в Мистик Фоллс, была более чем прозрачна.
Рик поднял с пола фотографию монетки.
— Я заберу снимок с собой, ладно?
Хоуп, не возразив, ответила Колу и отложила телефон.
— Деймон тебе не говорил, когда они планируют вернуться? — внезапно поинтересовалась она.
Зальцман отрицательно качнул головой. Сальваторе с детьми неожиданно сорвались в отпуск в Калифорнию. Хоуп это не сильно заботило, но Елена тайно следила за состоянием Эмили, а теперь, когда та отсутствовала в больнице, приходилось навещать Клайд самой, что было не очень удобно. Сегодня, наверное, как раз нужно посетить больницу.
«…эпидемия гриппа. На данный момент заболеваемость превышена более чем в половине штатов».
— Замечательно, — пробормотала Майклсон, пока ведущая новостей продолжала вещать о закрытии школ на карантин в тринадцати штатах. — Чего нам как раз и не хватало.
* * *
В лекционном зале все студенты давно расселись по местам, активно переговариваясь между собой. Они продолжали делиться историями, произошедшими с ними на каникулах, и заодно обсуждали слух, волной пронёсшийся по университету: одна из четверокурсниц оказалась в психиатрии. Кто это узнал первым и проболтался всем остальным, уже не выяснить.
Стоило Майклсон оказаться в кабинете, почти все из присутствующих мгновенно стихли. Значит, снова обсуждали Эмили… Те немногие, кого начало лекции, кажется, не коснулось, продолжали шёпотом перебрасываться короткими фразами, но и они умолкли, как только на интерактивной доске появилась фраза: «Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium».
Хоуп обернулась к аудитории: у большинства на лицах застыло непонимание.
— Сегодня будем говорить об Инквизиции? — долетел вопрос с дальних рядов.
Майклсон кивнула:
— Перевод знаете?
Несколько рук взлетели ввысь.
— Святой отдел расследований еретической греховности, — ответил один из студентов.
Хоуп снова кивнула:
— Верно! Те, кто посещал мои лекции в прошлом семестре, наверное, помнят, что мы уже немного говорили об Инквизиции. Сегодня хочу обсудить с вами её цели и итоги. Но начнём с самого начала: что из себя представляет Святая инквизиция? Что вам о ней известно?
Желающих ответить оказалось куда больше, чем она ожидала. В конце концов, когда-то она спросила о Хэллоуине, празднике, который известен практически во всём мире, но в реальности оказалось, что его историю мало кто знал. Зато в одном Хоуп не ошиблась: оживились практически все, когда начали говорить о том, как Инквизиция повлияла на ход истории…
— А почему мы заговорили об Инквизиции? — Одна из студенток, Мия, посещавшая лекции ещё с прошлого семестра, заинтересованно посмотрела на Майклсон: та в ответ одобрительно улыбнулась. — В прошлый раз её коснулись, когда тема была связана с эзотерикой и религией…
— Я всё гадала, задаст этот вопрос кто-нибудь или нет, — сказала Хоуп. — С конца пятнадцатого века, когда в Европе стали распространяться представления о массовом присутствии заключивших договор с нечистой силой ведьм среди обычного населения, в компетенцию Инквизиции начали входить процессы о ведьмах. Кто-нибудь знает, что произошло в тысяча четыреста тридцать седьмом году?
Тут-то ожидания Майклсон оправдались: никто не знал ответа на поставленный вопрос. Это ничуть не удивило.
— Габриэле Кондульмер, он же папа Римский Евгений Четвёртый, разослал инквизиторов по всей Европе для розыска колдунов и ведьм, чтобы придать их суду. Как мы уже говорили, основная задача Инквизиции — определить, является ли обвиняемый виновным в ереси, то есть вероотступником, проще говоря — еретиком. Инквизиторы считали, что ведьмы и колдуны — еретики, исполняющие волю Сатаны, поэтому с большим рвением стали искоренять магию или, как ещё говорят, колдовство.
— Так началась охота на ведьм? — поинтересовалась одна из второкурсниц.
— Не совсем. Уголовное преследование ведьм берёт своё начало в далёкой древности, например, первое сожжение произошло в Тулузе в тысяча двести семьдесят пятом году, так что нет, началом охоты Инквизицию назвать нельзя, но именно в это время преследование ведьм получает особое распространение. Собственно, сегодняшняя тема — некое начало следующей.
— Будем говорить о магии? — с предвкушением спросила Мия.
— И о ведьмах? — поддержала её соседка.
Хоуп усмехнулась. Казалось бы, ведь у эзотеризма немало составляющих, но почему-то именно магия вызывала у всех наибольший интерес. Сколько раз ей задавали вопросы о том, когда же они наконец поговорят на лекциях о ней, не сосчитать.
— И о магии, и о ведьмах. К следующему занятию изучите материалы, которые касаются процесса охоты на ведьм, и по желанию подготовьте доклады о появлении магии и её связи с различными религиями. Даю вам шанс удивить меня чем-нибудь. И да, готовые доклады, скачанные из интернета, можете мне не притаскивать — всё равно вычислю и работу не засчитаю.
* * *
Когда Хоуп, закончив лекцию, покидала лекционный зал, на её телефон пришло уведомление о новой записи в информационном блоке сайта Мистик Фоллс. Заголовок статьи гласил: «Руби Конли вступает в должность директора средней школы Мистик Фоллс».
Майклсон остановилась посреди длинного коридора, переполненного студентами, пролистывая текст. Аларик неплохо общался с (теперь, по-видимому, уже бывшим) руководителем школы — тот вроде бы не упоминал, что собирается оставлять свой пост. Да и об этой женщине, Руби Конли, трибрид впервые слышала.
Опомнившись, что стоит на пути снующих туда-сюда студентов и преподавателей, Хоуп продолжила свой путь, совершенно не слыша, что её кто-то настойчиво пытался дозваться.
Хелен Новак, шустро передвигая ногами, громко стуча каблуками по полу, старалась нагнать Хоуп, но, несмотря на то, что перед ней все расступались, у неё не очень получалось. Догнала декан Майклсон, когда та уже готова была скрыться за поворотом, — успела ухватить Хоуп за предплечье, тяжело вздыхая.
Хоуп озадаченно посмотрела на остановившую её женщину.
— Добрый день, Хелен.
Новак сделала ещё один глубокий вдох, медленный выдох, прежде чем заговорила:
— Здравствуй, Хоуп! Ты торопишься?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Вот и хорошо, — улыбнулась Хелен. — Могу я тебя тогда задержать? — Она огляделась, словно удостоверяясь, что их никто нарочито не подслушивает и не следит за ними. — В пятницу определённая часть педагогического состава собирается на ужин, который устраивает мистер Миллс. Он в особенности хотел видеть там тебя.
— Меня? — не скрывая удивления, уточнила Майклсон.
— Да. Я передаю его личное пожелание, так как сам он не может, потому что на протяжении двух дней будет отсутствовать в университете. Надеюсь, ты сможешь приехать?.. — Хелен дождалась утвердительного кивка Хоуп, после чего добавила: — Адрес я пришлю тебе.
Начались занятия. Коридор опустел. Хелен неопределённо посмотрела на трибрида и, развернувшись, стремительно направилась в свой кабинет.
Стоило Хоуп сделать шаг, она тут же с кем-то столкнулась.
— Мисс Майклсон, вас я и искал! — услышала она, прежде чем подняла взгляд.
— Да я сегодня нарасхват, — проворчала Хоуп не слишком довольным тоном.
Вид у Марка Сандерса сделался обескураженным. Он замялся, не понимая, можно ли продолжить разговор…
— Что случилось? — спросила Хоуп, заметив его замешательство.
Сандерс страшно волновался.
— Эмили. Вы ведь живёте с ней в одном городе, верно?
— Марк, я не могу обсуждать с тобой…
— Нет-нет, я просто хотел узнать, как она. После окончания семестра она ни разу не связалась со мной, а теперь новость о том, что она… в больнице. С ней всё хорошо?
Хоуп снова хотела сказать о том, что не в её компетенции говорить о состоянии Эмили, но было видно, как сильно Марк беспокоился о девушке — в его глазах отражались искренние переживания, — и Майклсон сдалась.
— Я хочу навестить её сегодня. Завтра сообщу тебе, как она. Но, Марк, не вздумай никому об этом говорить! — предупредила Хоуп. — Никаких обсуждений. Ни с кем!
Тот закивал как болванчик и, спешно поблагодарив, убежал.
* * *
Каждый раз проезжая то место, где она впервые встретилась с культом лицом к лицу, Хоуп испытывала странное чувство: не то тревогу, не то беспомощность. О сгоревшем доме не говорили в новостях, не писали в прессе. Пожар потушили, благополучно о нём забыв, скорее всего, потому что не было жертв. Впрочем, никто просто не обыскивал лес, окружающий дом, иначе бы нашли массу интересного… У постройки не оказалось владельца, и полиция не бралась за дело — неважно, поджог или нет, их это не интересовало.
Майклсон подъехала к больнице Мистик Фоллс, заметив на здании отражение красно-синих вспышек, изначально приняв их за фонари скорой помощи, совершенно не ожидая увидеть полицию. Часть территории оградили жёлтой лентой, за которой собралась небольшая толпа зевак, желающих поскорее узнать, что случилось.
Пока Хоуп направлялась ко входу, она успела заметить, что здесь шериф полиции, и сейчас он лично допрашивал двух медсестер — одну из них она узнала, потому что та работала в отделении психиатрии.
Ей не улыбнулась приветливо медицинский регистратор. Хоуп и вовсе не заметили, когда она оказалась в холле, потому что вокруг творилась неразбериха. Доктора и медсестры столпились у панорамных окон, откуда было видно, как работали судмедэксперты, шёпотом переговариваясь между собой, иногда кивая то вверх, то в сторону улицы. Кто-то тихо плакал, у кого-то на лице читался неподдельный ужас. Лежащее за стёклами на земле тело, скрытое от посторонних глаз брезентом, Майклсон заметила не сразу, а в тот момент, когда она всё же его заметила, три санитара принесли медицинские ширмы, установив их у окон, и таким образом скрыли происходящее извне.
Хоуп уже по привычке направилась к лифту, когда услышала своё имя: медсестра, с которой Елена чаще всего работала, стояла позади, привычно держа в руках планшет; выглядела она глубоко печальной.
— Привет, Венди. Что здесь произошло?
Венди удивилась.
— Ты разве не в курсе? — Её вид стал ещё печальнее. — Та девушка, Эмили, она… — Медсестра немного развернулась в сторону холла, не зная, как сказать то, что собиралась. Сообщать о смерти ей не в новинку, но, учитывая произошедшее, это было не так-то легко. — Она спрыгнула с крыши. Мне очень жаль.
Хоуп дёрнулась, как от удара хлыста.
«Она спрыгнула с крыши. Мне очень жаль».
Майклсон точно не могла сказать, сколько времени она ещё провела в больнице. Единственное, что она в состоянии была понять, когда вновь услышала своё имя, так это то, что судмедэксперты уже закончили осматривать тело.
— Хоуп Майклсон?
Хоуп обернулась; она наверняка раньше видела позвавшую её девушку, хотя вспомнить, где именно, никак не получалось, однако не заметить сходства между ней и Эмили было невозможно. Перед Майклсон явно стояла сестра Эми — Эллисон. Выглядела Эллисон, откровенно говоря, плохо: глаза покраснели, а сосуды полопались, словно она проплакала последние несколько дней, а не часов, и лицо характерно припухло.
Элис с горькой усмешкой подметила, что Хоуп совершенно не изменилась со школы, а вот Майклсон не сразу вспомнила Эллисон как знакомую по школе — слишком уж мало они проучились вместе, да и Хоуп, признаться, почти не волновали те, с кем она ходила на занятия в то время. И что бы ни говорила Клайд, а всё-таки прошло больше семи лет — все они изменились.
— Она успела позвонить тебе?
Вопрос Элис поставил Хоуп в тупик.
— Прости, успела позвонить?..
Эллисон посмотрела на неё несколько секунд, прежде чем кивком попросила проследовать за ней.
Они оказались в палате Эмили. Полиция здесь уже побывала. Мистер и миссис Клайд сидели в пустынном коридоре у кабинета лечащего их дочь врача. Элис попросила Хоуп подождать несколько минут и подошла к родителям, о чём-то тихо переговариваясь с отцом. Миссис Клайд никак не среагировала на слова старшей дочери — она вообще не реагировала на неё, даже когда та коснулась её руки. Взгляд женщины был устремлён в белую стену напротив, и она просто молчала. Но её сложно винить в подобной безучастности. Смерть жестока. Нашему мозгу сложно с ней смириться. Ты просто видишь человека каждый день. А потом… его внезапно больше нет. На осознание требуется время.
Эллисон, вернувшись, дрожащими руками протянула Хоуп бумажный конверт формата А4.
— Понятия не имею, что это такое. Но в последнее время она… — Элис опустила голову, пытаясь скрыть вновь покатившиеся по щекам слёзы. — С ней было что-то не так, да, но…
Она не была сумасшедшей.
— Эми стала часто упоминать тебя, Хоуп. Не знаю, что именно вас связывало, но ей казалось, что ты в опасности. В последние дни она была буквально одержима мыслью, что тебе что-то грозит. — Эллисон кивнула на конверт. Майклсон только что заметила, что в левом верхнем углу были проставлены её инициалы. — Эмили хотела, чтобы он оказался у тебя. Надеюсь, ты разберёшься, что там.
В палату заглянула медсестра, попросив Элис подойти в кабинет психиатра, работающего с Эмили.
Работавшего с Эмили.
— Эллисон.
Сестра Эми, застыв в дверях, обернулась к Хоуп.
— Соболезную вашей утрате.
1) Маяк Эбсекон — третий по высоте маяк в США, находится в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси.
2) Цитата из книги «Роза Марена» Стивена Кинга.
3) Знак тетраграммы состоит из двух треугольников, наложенных друг на друга, одна из вершин которого направлена строго вверх, а другая — вниз.
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу