Кровь взывает к преисподней (гет)

Елена, нервно постукивая ручкой по деревянной поверхности обеденного стола, смотрела на результаты анализов: то, что она видела, ей абсолютно не нравилось. Доктор слегка откинула ручку в сторону — та с глухим стуком приземлилась прямо на страницы раскрытого ежедневника — и потёрла лицо, сгоняя усталость и сонливость.

Сделав глоток кофе, Сальваторе поморщилась: давно остыл. Избегая смотреть на стопку листов с эмблемой городской больницы, лежащую перед ней, Елена уставилась в окно: серые утренние сумерки начинали озаряться красноватым свечением. Электронные часы показывали шесть ноль пять. Значит, через десять минут зазвонит будильник Деймона, а через час — у Стефани и Дилана.

Лорд заворчал во сне. Из-за своих немалых размеров он едва умещался под столом, но именно туда его почему-то всегда и тянуло. Сладко потянувшись, пёс задел один из деревянных стульев: ножки заскользили по паркету с характерным шумом; огромная голова Лорда мгновенно оторвалась от пола, и тёмные сонные глаза зыркнули на хозяйку.

— Да спи ты уже, — хохотнула Елена, наклонившись к псу и потрепав его.

Альба, дремавшая в гостиной, услышала голос Елены, соскочила с дивана и засеменила на кухню. Сальваторе, увидев бигля, лишь с усмешкой закатила глаза: эта проказница, услышав любой шорох, ни за что не оставит его без внимания.

Лорд, лениво махнув пару раз хвостом, снова потянулся, поворчал и вернулся к своему наилюбимейшему делу — сну. Альба, покрутившись у ног Елены, запрыгнула к ней на колени и принялась обнюхивать стол.

— Так, нельзя! — Елена едва успела отставить чашку с кофе в сторону, прежде чем мокрый нос Альбы добрался до неё. — Фу!

Альба продолжала нагло игнорировать любые команды, пока не удостоверилась, что кроме бумажек и остывшего кофе на столе ничего нет, после чего лизнула лицо Елены и спрыгнула на пол.

Сальваторе с недовольным видом понаблюдала за биглем и вновь вернулась к больничным документам; недовольство мигом сменилось озабоченностью и растерянностью. Елена понимала, что никакого толку от того, что она несколько часов гипнотизирует взглядом результаты анализов Хоуп, быть не может, но не могла сообразить, что с ними ещё делать. Не обращаться же к коллегам за советом! Ведь в таком случае придётся раскрыть секрет Хоуп… Тогда Елену либо сочтут сумасшедшей, либо остальные Майклсоны в ту же секунду прикончат её за такую помощь. Нет уж, простых смертных людей, не знающих о реальном положении дел в Мистик Фоллс, привлекать ни в коем случае нельзя.

Елена призадумалась. Если память ей не изменяла, то, кажется, жена Фреи работала врачом, так ещё, как она слышала краем уха от Аларика, и сама была оборотнем; правда, жила она в Новом Орлеане. Что ж, оставалось только как-то выйти на неё. Или же на Фрею, что сделать, наверное, было легче — она-то наверняка будет навещать Хоуп.

Телефон, закиданный документами, оповестил о новом уведомлении или сообщении — чтобы выяснить, Елене нужно было для начала его отыскать. Справившись с задачей, Сальваторе разблокировала смартфон и с удивлением обнаружила сообщение от Бонни.

«Привет! Как вы справлялись с ночными кошмарами у детей?» — и слезливый смайлик в конце. Елена, прочитав эсэмэску, вздохнула и с ностальгической улыбкой поглядела наверх, словно прислушивалась к детскому плачу. Но её дети давно выросли. Если Стефани или Дилана сейчас мучили плохие сны, то справлялись они с ними самостоятельно: без слёз, без криков и без просьб поспать с родителями, которые защитят от любого монстра.

Не успела Елена ответить, пришло ещё одно СМС:

«Прости, пожалуйста, я совсем потерялась во времени. Надеюсь, ты ставишь телефон на беззвучный», — на этот раз сообщение завершалось расстроенной мордашкой и сердечком.

Сальваторе успела напечатать «Всё в порядке, я не сплю. Хотела бы обойтись без заумничества, но…», как послышался сигнал будильника Деймона.

Альба рванула на второй этаж. Лорд не сдвинулся с места, и при взгляде на него складывалось ощущение, что пса в принципе невозможно чем-либо разбудить, даже взрывом под ухом. Но Елена знала: мертвецкий собачий сон крайне чуткий, вскоре проснутся дети — и Лорд услышит их ещё до того, как они вылезут из постелей.

Елена опустила взгляд на недопечатанный ответ: «Всё в порядке, я не сплю. Хотела бы обойтись без заумничества, но…». Что же она хотела написать? Ах да! Для начала нужно выяснить причину кошмаров, с чего всё началось. Отправив сообщение, Сальваторе собрала бумаги в папку и неохотно встала из-за стола. Каждая частичка тела ныла, а в голове было туманно.

Разминая затёкшую шею, Елена включила кофеварку, подумывая, чем порадовать детей на завтрак, а между этим — корила себя за то, что почти не спала. Сегодня ей в ночную смену, и оставалось надеяться, что ночь выдастся спокойной.

Видеозвонок подруги прервал размышления Елены.

— Привет, чего тебе не спится? — поинтересовалась явно утомлённая Бонни: видимо, ей удалось поспать не больше Елены, если не меньше.

Елена покосилась на стол, где лежала папка с анализами.

— Работа. Так что с вашими кошмарами?

— Они в последнее время зачастили, — пожаловалась Беннет. — Генри совсем перестал спать ночами. Полагаю, дело в дурацком мультике про мистера Зубастика. Ты видела этот шедевр современного мультипликационного искусства?! Зачем я только позволила посмотреть его, — огорчённо вздохнула она. — Или же дело в другом. Мы отпуск провели у семьи Зандера, а его брат… Боже, Елена, это тридцатитрёхлетний ребёнок! В общем, он устраивал страшилки у костра детям. Может, в этом причина?

— Смотря что за страшилки, — подумав, отозвалась Елена. — Ты говорила с самим Генри?

— Он ничего не помнит, когда просыпается, — расстроенно пожала плечами Бонни.

Сальваторе неоднозначно хмыкнула.

— Уверена?

Бонни с непониманием смотрела на неё.

— Мальчишки, — с улыбкой пояснила Елена. — Иногда они думают, что бояться чего-то — это нечто постыдное. Знаешь, особенно когда папы у них все такие из себя бесстрашные герои.

Беннет задумалась над словами подруги.

— Думаешь, он стыдится признаться, что чего-то боится? — с толикой сомнения уточнила она. — Не похоже на Генри.

— Поговори с ним ещё раз, — посоветовала Сальваторе. — Лучше вместе с Зандером. Вообще, когда Стефани было четыре, ей снились кошмары. Я винила зоопарк, потому что всё началось после того, как мы посетили его…

— Зоопарк? — озадаченно переспросила Бонни. — Что страшного в зоопарке?

— Много чего, — ответила Елена.

— Елена думала, что Стефани испугалась зебру. Доброе утро, Бонни.

Бонни поздоровалась в ответ, а Сальваторе обернулась к мужу:

— Она и вправду её испугалась! — уверенно возразила она, взмахнув венчиком.

— Зебру? — вновь переспросила Бонни всё с той же озадаченностью. Кажется, из-за отсутствия отдыха соображать ей удавалось с большим трудом.

Деймон забавно ухмыльнулся, чмокнул жену, отобрал у неё венчик и принялся сам готовить завтрак.

— Но дело всё-таки, наверное, не в зоопарке, — призналась Елена, выливая свой остывший кофе в раковину. — Мы пытались её разговорить, а потом Эмма — ты же знаешь Эмму, да? — посоветовала нам купить игрушку или какую-то вещь, которая будет как бы защищать Стефани.

— Но нашу Стефани так просто не проймёшь, — нараспев протянул Деймон.

— Точно! — кивнула Елена, наливая себе и мужу свежий бодрящий напиток. — Помог ловец снов! Стефани никогда не видела и не слышала о них, так что нам удалось убедить её, что ловец снов будет защищать её. Кошмары прекратились.

— С Генри так не выйдет, — пробормотала Бонни. — В родительском доме Зандера в каждой комнате висит ловец снов, Генри всё про них знает. — Она помолчала. — Ладно, мы поговорим с ним, а дальше — будет видно. Ты и дома работаешь?

— Она всегда работает. — Спустившаяся в такую рань по непонятной причине Стефани лучезарно улыбнулась в камеру: — Привет, тётя Бонни!

Она схватила телефон матери и уселась за стол, увлёкшись беседой. Лорд, в отличие от родителей Стефани, услышал, как та проснулась, и следовал за ней по пятам от самой комнаты, радостно виляя хвостом. Елена, обернувшись, успела заметить, как дочь с намёком на искреннюю неприязненность отодвинула подальше папку, и на какой-то короткий момент её охватило болезненное чувство досады.

— Это же потрясающе, Стефани! — восторженно воскликнула Бонни, правда, Елена понятия не имела, что именно вызвало у подруги восторг: прослушала. — Знаешь, вы ведь будете совсем неподалёку, когда поедете. Как насчёт того, чтобы заглянуть в гости?

— Мы поедем вдвоём с папой. Мама, — Стефани, хмыкнув, бросила взгляд на мать, — работает.

Бонни всё равно настаивала на встрече. Деймон пообещал подумать.

— Ты чего так рано проснулась? — поинтересовался глава семейства у дочери, когда в разговор с Беннет вновь вступила Елена.

Стефани сладко зевнула и погладила Лорда.

— Зачем ты Альбу ко мне впустил?

Деймон хитро улыбнулся:

— Затем, что вы всеми своими конечностями были за вторую собаку. Наслаждайтесь! Раз рано проснулась, как раз прогуляешься с ней — развеешься и пробудишься.

Стефани состроила грустную мордашку, но это не помогло — отец уже не вёлся на такие уловки.

— Эй! Кто впустил Альбу ко мне?! — раздался возмущённый крик Дилана.

Стефани самодовольно ухмыльнулась. В такие моменты она невообразимо походила на своего отца, ни дать ни взять его точная копия.

— Стефани, — громкий топот Дилана по мере приближения становился всё громче, — она съела мою подушку!

Стефани встретила брата театрально грустным вздохом.

— Печально, — ни намёка на сожаление в голосе. — Что, четырёх оставшихся тебе будет мало?

Елена, прикрыв динамик телефона рукой, попросила детей быть чуть потише, но её просьбу никто не услышал: Стефани и Дилан продолжали пререкаться по поводу того, сколько подушек требуется человеку для комфортного сна. По правде, Елена наслаждалась такими моментами — её нисколько не напрягали глупые детские споры, которые всё равно каждый раз заканчивались смехом.

Стефани ещё не успела уехать, однако момент её отъезда в университет с каждым днём становился всё ближе, и Елена уже начинала скучать. Без дочери в доме станет гораздо тише, одна из комнат будет непривычно пустой на протяжении долгих месяцев…

— Так, марш наверх умываться, а после — вперёд, на бодрящую прогулку с собаками! — утихомирил детей Деймон. — Бегом!

Стефани с Диланом переглянулись и… ринулись из кухни с криком: «Ванная моя!»

Елена, вполуха слушая подругу, с улыбкой покачала головой; возмущённые восклицания Дилана так и доносились со второго этажа: скорее всего, Стефани первой заняла ванную комнату.

Деймон вопросительно указал на папку, но Елена отмахнулась — мол, ничего важного. Так или иначе, её бумагам было не место на обеденном столе, так что Сальваторе захватила папку, телефон и покинула кухню. Дилан, недовольно ворча, протопал мимо матери в гостевую ванную. Елена, тихонечко посмеиваясь, поднялась в спальню, с подозрением отметив, что Альбы нигде не видно.

— …спрашивала о них. Мне показалось это весьма странным.

Бонни замолчала, ожидая, что скажет Елена. Однако Елене нечего было сказать — она почти не слышала, о чём вещала Бонни.

— Прости, пожалуйста, я отвлеклась. Кто о ком спрашивал?

— Кто из нас не спал больше суток? — засмеялась Беннет, но, углядев во взгляде Елены необъяснимую тревогу, посерьёзнела. — Слушай, у вас там всё хорошо?

— Ага, — с толикой рассеянности отозвалась Елена.

— Елена? — В голосе Бонни проявилась настойчивость.

Сальваторе, поразмыслив несколько секунд, закрыла дверь в спальню, чтобы их разговор с Бонни никто не услышал.

— Ты же в курсе, что Хоуп с Алариком ждут ребёнка, да?

Елена понимала, что та не могла не знать: Кэролайн наверняка ей уже успела сообщить, проговорившись при первом же разговоре после того, как сама узнала обо всём.

Бонни напряглась:

— Допустим, — ответила она, осознавая, что изображать удивление, отрицая тем самым очевидные для Елены вещи, крайне глупо. Ведь когда одна из твоих подруг — Кэролайн Форбс, будь готов к тому, что рано или поздно ты будешь знать секреты всех людей из её окружения.

— В общем, — неуверенно начала Сальваторе, нервно загибая верхний уголок папки с анализами, — беременность Хоуп проходит не совсем гладко…

— Серьёзно? — хмыкнула Бонни с резкой недоброжелательностью. — Учитывая то, кем она является, слышать подобное очень странно.

Елена недовольно поморщились.

— Вы с Деймоном что, сговорились? Он тоже вечно напоминает мне, что Хоуп является трибридом. Я, к слову, прекрасно об этом помню!

— Тогда чего ты так о ней тревожишься? С ней ничего серьёзного-то случиться всё равно не может.

Лицо бывшей Гилберт сделалось ещё более недовольным. Быть может, Бонни узнала всё вовсе не от Кэр, а от Деймона? Иначе откуда ей ещё знать, что Елену волнует состояние трибрида? Потому что, судя по всему, она неплохо осведомлена.

— Что там у неё такого серьёзного, что ты так зациклилась? — На этот раз голос Бонни прозвучал более участливо: очевидно, догадалась по подруге, что её неблагожелательность к семейству Майклсонов сейчас лучше оставить в стороне.

Бонни определённо общалась с Деймоном, в чём Елена теперь совершенно не сомневалась.

— Знаешь, неважно, — отмахнулась Сальваторе с плохо скрываемым разочарованием. — Тебя это всё равно не волнует, так что я сама со всем разберусь.

— Ой, да перестань, Елена! — взмолилась ведьма. — Мы что, серьёзно будем ссориться из-за одной из Майклсонов? Глупости!

— Вот и ты туда же, — удручённо вздохнула Елена. — Разве имеет значение то, что Хоуп одна из Майклсонов? Почему вам с Деймоном так сложно перестать заострять на этом внимание? Она — это не Клаус, не Ребекка, не Кол, не кто-либо ещё. Сама Хоуп никогда никому из нас не причинила ни вреда, ни боли. Дети не должны расплачиваться за ошибки родителей, Бонни. И я могу понять Деймона, потому что… ну, потому что это Деймон. Но ты?

— Господи, Елена, и это говоришь мне ты? После всего, что произошло? — Беннет словно бы не верила, что говорит со своей подругой. — Мне сложно представить, что дочь Клауса настолько хорошая, что едва ли не воплощение ангела, серьёзно. Она же…

— Да никто не называет её ангелом, — буркнула Елена, бросив папку на прикроватную тумбочку.

Бонни примирительно вскинула руки:

— Ладно, ладно! Так что у Хоуп случилось? Пусть я и не могу заставить себя вот так сразу к ней тепло относиться, но это же ещё ребёнок и Аларика, так уж и быть.

— Позапрошлой ночью Лиззи привезла её в больницу. Там у них случилась необычная, — Елена оглянулась на дверь, чтобы убедиться, что та всё ещё плотно закрыта, — перепалка. Суть в том, что Хоуп упала на осколки и те вонзились ей в ладони…

— Что с того? — не дослушав, спросила Бонни — опять же с недоброжелательностью, даже раздражённостью. — Она же за секунду исцелится!

— А вот и нет! — возмущённо возразила Елена. — Её ладони заживали несколько часов, но раны-то были пустяковые!

Беннет задумалась.

— Что-то сильно замедляет исцеление, — растерянно признала она. — Может быть, дело в стрессе? Оборотни…

— Дело не в Хоуп, — отрицательно покачала головой Елена. — Я провела исследования, изучила всё вдоль и поперёк, сравнила её кровь с кровью обычного вампира. Регенеративные способности Хоуп в полном порядке. — Она сделала многозначительную паузу. — Для неё.

— Не знаю, — сомневаясь, протянула ведьма. — Отошла от шока и восстановилась? Изучать трибрида — вампира, ведьму и оборотня — с медицинской точки зрения? Это нечто за гранью фантастики, Елена! Но ты другого мнения, да? — догадалась она по взгляду подруги.

* * *

Давину удивляло полное безразличие медперсонала. Они с Колом заявились в больницу задолго до начала часов посещения, но никто ни разу их не остановил, не спросил, что они здесь делают. Ей казалось это неправильным. В конце концов, это же больница, а не парковка супермаркета, где люди могут сновать туда-сюда безо всяких на то причин!

— Кол, — Давина глянула на наручные часы, — она, должно быть, спит.

— Хоуп? — усмехнулся Кол, наблюдая за сменяющимися цифрами этажей: один лифт спускался к ним с третьего, другой — так и стоял в подвале. — Вот уж не думаю.

Его жена вздохнула.

— Семь утра, — продолжала сетовать она, беспокойно оглядываясь. — Почему нет? Килин сказала, что Хоуп на успокоительных, на снотворных, так что, уверена, она спит.

— На каких ещё успокоительных и снотворных? Давина, ты хоть представляешь, какая нужна дозировка, чтобы они подействовали на неё? — Кол вновь усмехнулся, но на сей раз с неким довольством. — Говорю тебе: не спит она.

Лифт, прибыв на этаж, противно звякнул; две полусонные медсестры, спешно выскользнув из него, тоже не обратили на Майклсонов никакого внимания, и Давина в очередной раз вознегодовала, но оставила свои мысли при себе.

Опередив Кола и Давину, в кабину влетели несколько запыхавшихся ординаторов и, не дожидаясь, ткнули на кнопку нужного им этажа. Кол, смерив убийственным взглядом скопище без пяти минут докторов, проверил, как обстоят дела со вторым лифтом — тот так же находился в подвале. Издевательство какое-то!

— Как Ребекка объяснила Марселю, что мы уже давно знаем о планах культа заявиться в Мистик Фоллс? — поинтересовался Кол, вновь нажимая на кнопку вызова лифта. Нельзя сказать, что его сильно волновали разъяснения сестры, но поведение Давины казалось странным. Несмотря на то, что попытки втянуть её в разговор по пути сюда провалились, Кол не собирался сдаваться.

— Она не сказала ему, что мы знаем, когда именно культ планирует сюда прибыть, — отозвалась Давина. — Думаю, Ребекка хочет отослать куда-нибудь Марселя с Логаном. В Австралию он точно не согласится вернуться без неё, так что, скорее всего, в Новый Орлеан.

Она постукивала каблуком по полимерному покрытию пола, заставляя Кола задаваться вопросом: с чего жена так разнервничалась? Они вроде не собирались сообщать Хоуп какие-то ужасные новости… Пока что.

— Ты поддерживаешь её решение?

Давина, на миг перестав нервно постукивать каблуком, нахмурилась.

— Ребекки? Она не спрашивала меня, так что какая разница?

— Мне интересно, — пожал плечами Кол.

Давина вздохнула:

— Естественно. Я бы тоже отправила тебя куда-нибудь подальше. — На короткий момент она нежно улыбнулась. — Это нормально: хотеть защитить того, кого любишь.

— Но ты отказываешься уехать.

В этот раз улыбка на лице Давины задержалась подольше, правда, обречённость в её глазах всё портила.

— Я знаю гораздо больше Марселя, что не позволяет мне оставить тебя. Быть с тобой в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности, любить тебя и оберегать наш союз до конца жизни. Я серьёзно отношусь к своим клятвам, Кол, поэтому не имеет значения, с чем мы столкнулись и столкнёмся когда-нибудь ещё, я всё равно буду рядом с тобой.

Майклсон, усмехнувшись, притянул жену к себе.

— Мне невообразимо повезло с тобой!

— Ты что, это только сейчас осознал? — наигранно возмутилась Давина.

— Разумеется, нет, — заверил Кол и сменил тему: — Мне нужно будет найти Гилберт.

— Гилберт? — переспросила бывшая ведьма, выбравшись из объятий мужа; на её лице читалось непонимание, о чём говорит Кол.

Снова прибывший лифт, к счастью, оказался пустым.

— Я про Елену, — догадавшись о причине ступора Давины, уточнил Майклсон.

— А-а, Елена… — Давина опять принялась стучать каблуком по полу. — Сальваторе. Зачем она тебе?

— Хоуп вчера вечером упомянула, что та с чего-то вдруг вызвалась разобраться с её замедленным исцелением. — Что, очевидно, Колу казалось подозрительным. — Я не доверяю ей и хочу понять, чего именно она добивается.

Давина настороженно посмотрела на него:

— Хоуп стала медленнее исцеляться?

— Да, — равнодушно бросил Кол — так, будто его ничуть это не заботило.

Давина знала точно: его заботило. Наверное, потому он и хотел поговорить с Еленой.

— Думаю, она просто хочет помочь, — пожала плечами Давина.

Вампир скептически хмыкнул и, когда двери лифта раскрылись, пропустил жену вперёд. Учитывая прошлое, Колу с трудом верилось, что Елена решила просто помочь. Но неважно, какие причины нашлись у Гилберт — точнее, Сальваторе, — он хотел знать о них.

Тишина в отделении была какой-то неуютной, но царила она недолго — её нарушил ужасный вопль, раздавшийся откуда-то из глубин коридоров, и настолько громко, что Кол поморщился. Можно, конечно, винить сверхъестественный слух, но всё же это было действительно… оглушающе.

— Так и оглохнуть можно, — проворчал Кол.

Давина неодобрительно фыркнула:

— Я бы на тебя посмотрела, если бы нечто размером с тыкву пыталось пропихнуться через нечто размером, — она призадумалась, — с лайм! Ну, в изначальном… — Давина хмуро поглядела на ошалевшего мужа. — Я не хочу обсуждать это с тобой.

— И не надо! — мгновенно поддержал её решение Кол.

Когда до них донёсся ещё один вопль, Кол содрогнулся и поспешил следом за Давиной, успевшей от него отделиться, причём на приличное расстояние. Куда же всё-таки подевались врачи и медсёстры, интересно?

Давина аккуратно приоткрыла дверь, заглянула в палату. Она была права — Хоуп спала. Сердито вздохнув, Майклсон всё с той же аккуратностью закрыла дверь и резко обернулась к подоспевшему мужу:

— Проклятье, Кол, — не сильный тычок кулаком в плечо Кола, — я же говорила, что она будет спать в такую рань!

— Да ну, — Первородный потирал место удара, который вышел довольно-таки ощутимым, и пытался заглянуть в палату, куда Давина наотрез отказывалась его впускать, — быть такого не может…

Давина упёрла руки в бока, преграждая мужу путь, когда тот предпринял попытку её обойти.

— Может! Я не пущу тебя — ты её тут же разбудишь!

Нет, Кола просто несказанно удивляло поведение жены! Ведь вчера Давина настаивала на том, что им необходимо срочно увидеться с племянницей, а сегодня — как будто бы искала причины избежать с ней встречи. Что-то произошло за ночь, чего он не знал? Давина передумала? Так может, ей стоило сказать об этом до того, как они отправились в больницу, а не идти на попятную, когда они буквально находились от Хоуп в паре шагов?.. Чёрт-те что!

— Не собираюсь я будить Хоуп, — негромко возмутился Кол. — Что значит — не пустишь?

— Ты и тишина — две несовместимые вещи, — хмыкнула Давина. — Мы вернёмся, когда она проснётся. Пока можно поговорить с доктором Сальваторе.

— Доктор Сальваторе, — закатив глаза, проворчал Кол, за что был награждён упрекающим взглядом. — Я пойду к ней, а ты, тихоня моя, оставайся здесь. Что? — уловив в глазах жены вопрос, спросил он. — Как мы узнаем, что Хоуп проснулась, если будем шататься по больнице вместе?

— Мы вернёмся позже, вот и всё, — пожала плечами Давина.

— А потом опять позже, снова позже, ещё раз позже? — спросил Кол, поддразнивая.

Давина серьёзно посмотрела на него:

— Думаешь, если я останусь, она быстрее проснётся? Ей необходим отдых! Ничего ужасного не произойдёт, если мы поговорим с Хоуп немного позже…

— Останься здесь, вот и всё, — настоял Кол, решив закончить бестолковый спор, и уверенно зашагал в обратном направлении, к лифту, бормоча себе под нос: — Нужно срочно поговорить с Хоуп, а, нет, подожди, ничего ужасного не произойдёт, если мы поговорим позже! И угадай, что в голове у этих женщин!..

— Что ты там сказал о женщинах? — уловил вампирский слух Кола недовольный голос Давины.

Майклсон лишь вздохнул. Что «что»? Почему нужно всё усложнять? Всё могло бы быть проще некуда, если бы женщины научились говорить прямо, а не загадочно уходить от точных ответов!

* * *

Стараясь не издавать ни единого звука, Давина на цыпочках прокралась в палату. Она почти бесшумно закрыла жалюзи, чтобы лучи утреннего солнца не проникли в помещение и не разбудили Хоуп, после чего терпеливо принялась дожидаться пробуждения племянницы. Правда, сидеть, ничего не делая, в полной тишине, не считая тех пробирающих до мурашек вскриков, что Давина слышала и здесь, оказалось трудно. То ли так действовал вампиризм, то ли её эмоциональное возбуждение.

Майклсон несколько минут пытливо смотрела на экран телефона, ожидая сообщения от Кола и боясь его пропустить, но тот молчал. Честно говоря, Давина знала, что Елена не сообщит ничего важного, потому что все они теперь могли сами догадаться, в чём крылась причина замедленного исцеления Хоуп. Самое отвратительное в сложившихся обстоятельствах — как бы сильно они ни хотели ошибаться, правду игнорировать становилось всё сложнее и… нелепее. Та же Фрея, что так отчаянно держалась и твердила, что всё нормально, начинала сдаваться: пока что она по большей части отмалчивалась, не поддаваясь страху, но и не заметить перемену в ней было невозможно.

Постепенно за дверью стали слышаться голоса: всё больше и больше. Вскоре слух Давины различил пронзительный младенческий плач, что на какой-то миг почти полностью заглушил тихие разговоры, а после — стих. Дети никогда не были её той самой заветной мечтой, но находилось что-то цепляющее в моменте появления малыша на свет, что-то такое чудесное, поражающее до глубины души. Поэтому, несмотря на то, что она не могла похвалиться безусловной любовью к маленьким, зачастую противно кричащим человечкам, она, проникшись зачаровывающими секундами, всё равно не удержалась от улыбки. Но между ролью крутой тётушки Давины и ролью матери, не раздумывая, она бы выбрала первое.

Взгляд Майклсон зацепился за небольшую стопку книг, в которой отыскались: научное пособие по преподаванию, литература для будущих родителей и почему-то сказки на пару с томами по славянской религии.

Давина потянулась к одной из книг, совершенно позабыв о телефоне на коленях, — тот упал на пол с громким стуком. К счастью, Хоуп крепко спала, что, в общем-то, было немного странно, но всё же Давина этому порадовалась. Удостоверившись, что племянница точно не проснулась, Майклсон завладела желаемой книгой — «Фольклор и книжность: Миф и исторические реалии», — задаваясь вопросом, с чего вдруг Хоуп так сильно заинтересовалась славянской религией. К тому же подобные книги вряд ли чем-то помогут: Хоуп не могла почерпнуть из них ничего нового, потому что знала всё, что в них написано; она занималась доскональным изучением различных религий в Принстоне, да и после окончания университета тоже посвятила этой теме немало времени.

По всей видимости, Хоуп искала нечто определённое: все страницы с закладками и едва заметными отметками так или иначе касались славянских символов. Возможно, поиск информации как-то связан с работой? Но чем дольше Давина листала книгу, тем больше сомневалась в своей догадке. Подобное чтиво Хоуп могла порекомендовать кому-то почитать на досуге, но уж точно не выбрала бы его для изучения — слишком скудный источник.

Экран телефона, находившегося на беззвучном режиме, засветился. Давина вернула книгу на место и открыла сообщение от Фреи: та интересовалась делами Хоуп. Быстро напечатав ответ и отправив его, Давина заметила на полу какой-то маленький листок — скорее всего, упал, когда она брала книгу, — на котором было что-то написано аккуратным почерком Хоуп.

Оказалось, листок — это снимок УЗИ, а надпись на обратной стороне — та самая, которую заметила Давина, — срок беременности: девятнадцать недель. На чёрно-белом изображении нетрудно было рассмотреть крошечную девочку; хотя, признаться честно, не знай Давина наверняка, что это девочка, то ни за что бы не догадалась. Различались и ручки и ножки — правда, пугающе тоненькие, — но Майклсон подозревала, что это вполне нормально, учитывая срок.

— Сейчас она размером с плод манго, — раздался сонный голос Хоуп. — Большой плод, — добавила она с усмешкой. — Рик даже каким-то образом рассмотрел у неё мой нос.

Давина, улыбнувшись, чуть приподняла снимок, сделав вид, что внимательно сравнивает лицо племянницы с крошечным личиком её будущей дочери. Она также с радостью заметила, что у Хоуп появился румянец на щеках — хороший знак.

— Думаю, Аларик прав, — с серьёзным видом вынесла вердикт Давина. — Но, знаешь, малышка в любом случае будет красавицей. Гены, — пожав плечами, она весело подмигнула.

Хоуп смущённо улыбнулась.

— Долго тут сидишь?

— Не особо, — отозвалась Давина, посмотрев время на телефоне, заодно сняв его с беззвучного режима. — Я говорила Колу, что ты будешь отдыхать, но он настаивал на том, что ты у нас ранняя пташка, поэтому мы и заявились в такую рань.

— Отчасти Кол прав. В шесть утра у меня уже в очередной раз брали кровь, но я снова заснула, полагаю, как раз незадолго до вашего прихода, — рассеянно оглядывая палату, недовольно поморщилась трибрид. — А где Кол?

— Скоро вернётся, — спешно отправляя эсэмэску мужу о пробуждении племянницы, ответила Давина. — Как себя чувствуешь?

— Честно? Как подопытный кролик. В меня тыкают иголками примерно каждые три-четыре часа. Боюсь, скоро выкачают всю кровь, а вместо неё по венам будут течь различные лекарства. А, ещё и витамины! — Хоуп с усмешкой закатила глаза. — Я понимаю, врачи всего лишь выполняют свою работу, а вина за случившееся лежит только на мне, но каждый раз… — Она в нерешительности замолчала.

— Вина за что? — Давина абсолютно не понимала, в чём племянница себя винит, зато точно знала, что именно та не решалась произнести вслух: признать правоту Сильвии.

Чем больше доктора наблюдали за трибридом, тем больше возникало вопросов. Ухудшениям, а следом резким улучшениям её состояния пока что находились врачебные объяснения, но вскоре ответы, обусловленные наукой, иссякнут. Хоуп осознавала это, только не хотела признавать, в чём они с Фреей очень походили друг на друга. Давина могла осуждать Фрею за то, что та закрывает глаза на очевидное, но смела ли она осуждать Хоуп? Нет. Она представить боялась, что будет, если их догадки насчёт ребёнка подтвердятся; что будет, если чудо внезапно станет самой главной опасностью…

Хоуп не успела ответить Давине. Может, конечно, она и вовсе не собиралась этого делать, но в любом случае её внимание переключилось на заглянувшую в палату медсестру.

— Привет. — Заинтересованный взгляд больших круглых глаз замер на Давине. — Ого, уже посетители? Рановато, — в тоне проскочил намёк на упрёк, но потом медсестра дружелюбно улыбнулась вампирше и обратилась уже к Хоуп: — Моя смена закончилась. Наконец-то, господи, — шёпотом добавила она, на миг выпадая из реальности. — Решила забежать к тебе, узнать, всё ли в порядке.

— Всё отлично, спасибо, Бетани, — любезно улыбнулась Хоуп. — Тебе вовсе необязательно проверять меня. Раз смена закончена, ты уже должна быть на пути домой!

— Хорошо, — весело рассмеялась Тэлбот. — Я вернусь через два дня и надеюсь тебя здесь уже не увидеть! Счастливо, — пребывая всё в том же весёлом настроении, она махнула на прощание Хоуп с Давиной, после чего исчезла.

Давина, провожая медсестру слегка недоверчивым взглядом, холодно улыбалась. У неё, кажется, появилась аллергия на таких людей, как эта Бетани — слишком улыбчивых и весёлых, — и при их виде сразу просыпался некий инстинкт, не позволяющий проникаться доверием. Словно все жизнерадостные люди, как та же Элла, к примеру, всего лишь носили маску, пряча под ней истинную сущность. Элле она теперь тоже не доверяла, но это уже другая история…

— Она болтушка, знаю, — усмехнулась Хоуп, поглядывая на Давину и раздумывая о её странной реакции на медсестру. — Ещё не особо любит, когда нарушают правила, но в целом общение с ней не напрягает.

— Здорово, что ты стала более открытой, Хоуп, — совершенно искренне порадовалась Давина. — Семья — это, безусловно, здорово, но друзья…

— О, нет, нет, я бы не назвала Бетани подругой. Просто, — Хоуп подыскивала нужное слово, — единомышленник. В некотором роде. Точно не подруга.

— Ладно, — пожала плечами жена Кола, но в глазах плясали ироничные смешинки.

— Людям небезопасно находиться рядом со мной, Давина, — напомнила трибрид. — Я стараюсь избегать всякого рода привязанностей, это обычно не приводит ни к чему хорошему.

Взгляд Давины стал серьёзным: смешинки мигом испарились после услышанного. Она долго думала, но не нашлась, что бы возразить. Ещё её спасло очередное сообщение Фреи. И кстати, где потерялся Кол?!

— Странно, что все остальные не приехали с вами, — хмыкнула младшая Майклсон, пока Давина отвечала на эсэмэску. — Даже как-то обидно, — с наигранной грустью добавила она, — вчера вся семья заявилась почти в полном составе.

— Я могу написать им, что ты соскучилась, — Давина делала вид, что не уловила в словах племянницы иронии, — все мигом окажутся здесь…

— Нет! — мгновенно отреагировала Хоуп. — Я пошутила!

Давина рассмеялась.

— Фрея обещалась навестить тебя немного позже — она сейчас занята Эми — и, скорее всего, вместе с Ребеккой и Марселем. А для меня, признаться, странно, что Аларик не здесь. Думала, он от тебя ни на шаг не отойдёт.

— Приходится выпроваживать его угрозами. — Хоуп усмехнулась. — Способ не лучший, но действенный, как видишь. Что с Эмили?

Давина растерялась, не зная, что ответить: она никак не ожидала услышать этот вопрос, а потому и не подумала над ответом. Неплохо бы сказать правду, но правда повлечёт за собой уйму вопросов…

— Состояние Эми немного ухудшилось, но не волнуйся, ничего серьёзного, — поспешила заверить бывшая ведьма. — Её дар прорицания усиливается и пока что отнимает много сил. Фрея помогает ей с этим.

По мнению Давины, ответ не убедил Хоуп — та чересчур долго смотрела на неё подозрительным взглядом.

В дверях показался… плюшевый волчонок, а следом за игрушкой появился улыбающийся Кол.

— Как дела у нашей маленькой ведьмочки?

— О боже, опять это прозвище! — возмутилась Хоуп не без смеха. — Насчёт «маленькой» я бы поспорила…

— Так я у неё интересуюсь, — крайне серьёзно заявил Кол, указав на живот Хоуп, и посадил рядом с племянницей игрушечного волчонка.

— А-а, конечно-конечно, — важно кивнула трибрид. — И как, она ответила?

Кол будто бы к чему-то прислушался.

— Говорит, что всё великолепно! — удовлетворённо заявил он и поглядел на стопку книг. — Смотри-ка, а она всё тот же наш маленький ботаник, — обратился Кол к жене, указывая на племянницу: его, очевидно, забавляло, что Хоуп и в больнице продолжала что-то изучать. — Некоторые вещи не меняются…

— Не маленький, — ворчливо, но без малейшего намёка на недовольство напомнила младшая Майклсон.

— Смотри, малышка уже размером с манго! — Давина протянула мужу снимок УЗИ. — Большое манго, — поправила она себя, мельком глянув на Хоуп: та улыбалась довольно-смущённой улыбкой и выглядела до невозможности очаровательно милой и… счастливой.

Кол сосредоточенно разглядывал чёрно-белое изображение, вертя его в руках. Что ж, его трудно было винить в несообразительности: в конце концов, ему, как человеку, вероятно, впервые рассматривавшему не младенца, а лишь снимок УЗИ младенца (который ещё даже основательно не походил-то на настоящего младенца — на такого, какого люди видят сразу после появления на свет), скорее всего, нелегко давалось понять, где и что изображено на этой не самой чёткой фотографии.

— Почему обязательно сравнивать всё с едой? — возмутился Кол, посмотрев на Давину настолько озадаченно, что она не смогла сдержать смех. — Это не плод манго. Она не похожа на манго! Она… — Он вновь опустил взгляд на снимок. — Думаю, она будет копией своей неподражаемой мамочки.

Ухмыльнувшись, Кол вернул снимок УЗИ Хоуп, поглядывающей то на него, то на хохочущую Давину с недоумением.

— Никто не говорит, что она похожа на манго, — не в силах унять смех, сказала Давина. — Речь о размере…

Кол в ответ недовольно насупился, но в целом выглядел он несколько обескураженно, что только ещё больше забавляло и без того повеселевшую Давину: даже она редко видела мужа в подобном состоянии.

— Я, видимо, что-то пропустила, — усмехнулась Хоуп, так и поглядывая на родственников с недоумением.

— Немногое, — поспешно отмахнулся Кол, совершенно точно не желая вдаваться в подробности.

Такими доктор Картер их застала, заглянув в палату: хохочущую Давину, серьёзного Кола и ничего не понимающую Хоуп, глядящую на них с неким ожиданием (ну, мол, может, вы всё-таки посвятите меня в происходящее?).

Впрочем, смех Давины резко смолк, как только она увидела доктора, — её серьёзность через миг уже не уступала серьёзности мужа. Хоуп же встретила Хлою более радушно: улыбнулась, хотя не особо искренне.

— Смотрю, утро у кого-то выдалось добрым. Но довольно-таки, — доктор Картер мельком взглянула на часы и бросила быстрый, но жёсткий взгляд на Кола и Давину, успевших разглядеть в её глазах намёк на упрёк, — раннее.

— Я не привыкла спать двадцать четыре часа в сутки, — хмыкнула Хоуп. — И не намереваюсь менять свой режим, я же тут не навсегда застряла. Надеюсь, — уже тише добавила она.

Суровость во взгляде Хлои сменилась куда более привычными для неё теплом и озабоченностью.

— Всё, терпение на исходе? — по-доброму усмехнулась она.

— Не совсем, — неохотно пробормотала Хоуп. — Но близко.

Хлоя вновь усмехнулась:

— Тогда у меня для тебя хорошие новости…

— Я могу ехать домой? — оживилась Майклсон.

— Ты не торопись, пожалуйста! Нет, пока не можешь, точно не сегодня. Анализы меня радуют, состояние ребёнка тоже, отслойка не прогрессирует, а это — потрясающие новости, первый шаг к твоей выписке.

— Если всё так хорошо, то почему не последний? — заметно поникла Хоуп.

— Потому что я врач и мне решать, когда будет последний, — ответила Хлоя. — Сегодня и завтра ты останешься под наблюдением, а дальше — будет видно.

Хоуп тяжко вздохнула, и Хлоя могла поклясться чем угодно, что та мысленно считает, стараясь сдержаться от возмущений.

— Но есть шанс, что послезавтра она вернётся домой? — спросила Давина.

Доктор, вздрогнув, обернулась к Давине и Колу, о которых, честно говоря, вовсе позабыла. Немудрено, они походили на тени — неслышно, да и почти невидимо стояли где-то у неё позади!

— Пятьдесят на пятьдесят, — подумав, ответила Хлоя. — Если всё будет так же, как и сейчас, то, — она бросила насмешливый взгляд на свою пациентку, внимательно вслушивающуюся в каждое её слово, будто от этого зависела её жизнь, — скорее всего, да, я отправлю вашу племянницу домой. Если же с анализами вновь возникнут проблемы, как это случилось вчера, то я не смогу выписать её, пока не выясню причину.

Хоуп, недовольно фыркнув, проворчала что-то похожее на «О господи, тогда я точно застряла здесь навечно!» Хлою такое заявление заметно… оскорбило.

— Ты считаешь, что я недостаточно компетентна, чтобы быстро выяснить причину твоего состояния? — деловито осведомилась доктор.

Хоуп ойкнула, почувствовав неловкость.

— Нет, нет-нет, я не об этом, — попыталась оправдаться она, что оказалось сложным делом: как объяснить Хлое, что дело не в ней, не в её якобы непрофессионализме, притом не называя истинных причин? — Всё просто… Дело не в том, что… — Озадаченность на лице Хлои становилась всё явственнее, и Хоуп замолчала, понимая, что только ухудшает ситуацию. Девушка умоляюще посмотрела на стоящих позади доктора родственников: — Помогите мне. Пожалуйста!

Но Кол выглядел не менее сбитым с толку, чем Хлоя, а Давина… просто изо всех сил старалась снова не расхохотаться. То ли дело было в хорошем настроении, то ли у вампирши проявлялись первые намёки на истерику. Сама Давина подозревала, что второе ближе к истине, но её веселья — веселья ли? — это осознание не унимало.

— Хоуп пытается сказать, что вы отличный доктор, она ничуть в вас не сомневается, — взяв себя в руки, уверенно проговорила Давина. — Дело вовсе не в вас.

— Есть что-то, о чём мне стоит знать, касаемо твоего здоровья? — обеспокоенно спросила Хлоя у Хоуп, позабыв про свои недоумение и чувство оскорблённости.

Ха! Интересный вопрос… Приготовили бы вы блокнот, доктор Картер, вам придётся выслушать целую лекцию и сделать уйму заметок! То есть пришлось бы, располагай Хоуп возможностью рассказать о том, кто она такая на самом деле. Но увы.

— Нет, — покачала головой трибрид, — ничего такого.

До неё донеслось тихое задумчивое хмыканье Хлои, вниманием которой на какое-то время завладели данные в медицинской карте, совершенно точно не радующие. Хоуп оставалось надеяться, что доктор Картер сейчас изучает не её карту.

— Как дела у четверняшек? — полюбопытствовала девушка, чувствуя, как атмосфера становится всё мрачнее и напряжённее.

Хлоя, поморщившись, словно от болезненного укола, оторвала взгляд от планшета и уставилась на Хоуп.

— Что ж, весьма неплохо. Первенец, Хлоя, — врач польщённо улыбнулась, всем видом демонстрируя, что девочку назвали в её честь, — провела ночь в отделении недоношенных, но сейчас уже с родителями. Кристине, она появилась на свет второй, сегодня назначена операция на сердце. Их брат, малыш Отис, вчера перенёс операцию…

— Уже? — сказать бы, что Хоуп удивилась, но это было не так; она ужаснулась, представив крошечного человечка, которого, едва он успел родиться, уже отправили на операционный стол.

— Многоплодная беременность часто имеет подобные последствия, — с некоторым сожалением сказала Хлоя.

— Но с ними же всё будет в порядке, да? — спросила Хоуп.

Доктор Картер мгновение смотрела на неё, удивляясь: Хоуп по-настоящему волновала судьба малышей, чужих детей, не имеющих к ней никакого отношения.

Мягко улыбнувшись, Хлоя на секунду обернулась, взглянула на стоящую позади неё подозрительную парочку: Кол и Давина молчали, но внимательно слушали и наблюдали. Что-то в них напрягало Хлою всё то время, пока они стояли рядом, но сейчас что-то изменилось. Впрочем, ответить, что же именно, врач не могла. Правда, в этот самый момент чрезмерная опека всего семейства Майклсонов перестала казаться странной. И опять же, Хлоя не могла назвать причин. Просто почему-то теперь она думала, что Хоуп, вероятно, заслуживала этого. Не опеки, конечно. Любви. Той любви, благодаря которой Хоуп так и опекали, готовы были сделать всё что угодно ради неё. Возможно, как раз благодаря тому, что Хоуп была так любима, ей хватало любви не только для тех, кто рядом, кто нуждался в ней, но и для… многих других, даже для совершенно посторонних, никак не причастных к её жизни людей?

— Да, они в моих надёжных руках, — ответила Хлоя. — Я повидала сотни недоношенных малышей с такими же диагнозами, Хоуп, и все они выжили.

Майклсон кивнула.

— Ладно. А с четвёртым? Всё хорошо?

Доктор Картер опустила взгляд, обновив данные в медицинской карте.

— Давай ты будешь думать о состоянии своей крохи, чтобы я поскорее исполнила твоё желание — отправила домой. — Хлоя натянуто улыбнулась. — Я зайду к тебе вечером, а пока — отдых и положительные эмоции.

Она попрощалась с Колом и Давиной, пожелав им хорошего дня, после чего спешно покинула палату, так больше и не взглянув на Хоуп, в глазах которой успела заметить печаль: та всё поняла, когда врач ушла от ответа. Четвёртый ребёнок не выжил.

Думать о том, что кто-то приехал в больницу, ожидая вернуться домой с четырьмя малышами, а по итогу вернётся с тремя, было ужасно. Но Хоуп посетили мысли и похуже: кто-то приехал в больницу, веря, что вернётся домой с одним ребёнком — лишь с одним, — но вернётся без него.

— Хоуп? Земля вызывает!

Хоуп пару раз моргнула, отгоняя неприятные мысли. Давина, дозвавшись племянницу, улыбнулась, но заметила плескавшуюся в её взгляде тревогу, как заметила и волнение Кола — тот, впрочем, и не пытался его скрыть.

Хоуп с помощью магии захлопнула дверь, из-за чего глаза Давины округлились — не то от шока, не то от страха.

— Хоуп! Что в «не пользоваться магией» тебе не ясно?! — возмутилась бывшая ведьма.

— Да это ж ерунда, — отмахнулась трибрид.

— Это всё та же магия, Хоуп, — не унималась Давина.

Хоуп закатила глаза, на сей раз решив проигнорировать упрёк.

— У нас есть пара часов, прежде чем ко мне прибегут с порцией витаминов и чего они там ещё в меня вливают. Полагаю, мы наконец можем поговорить о насущном? — Младшая Майклсон улыбнулась очень знакомой Давине улыбкой — она видела такую у Клауса. И улыбка эта не предвещала ничего хорошего… — С чего начнём?

«Ох, боже, не сболтнуть бы чего лишнего», — мелькнула в голове Давины мысль, пока она старательно делала вид, что пристальный взгляд племянницы ничуть её не напрягает и не смущает, что, естественно, было не так. Хоуп обладала способностью вытягивать информацию, которая ей нужна, Давина не раз становилась свидетелем, как она проделывает этот хитрый фокус с членами своей семьи: сначала заговаривает, а потом неожиданно задаёт нужный вопрос и — бам! — получает ответ. Все Майклсоны велись на это каждый чёртов раз! Хотя, казалось бы, уже давно можно было привыкнуть и понять: если Хоуп как-то спешно задаёт много не особо важных и серьёзных вопросов, то вот-вот в череде незначительных прозвучит тот самый, на который ей действительно нужен ответ… Возможно, семья девушки давно выучила её уловку, но всё равно поддавалась ей? Так это было или нет, Давина всё равно предоставила слово мужу, а сама решила помалкивать.

* * *

Тихое бубнение за дверью раздражало; тиканье часов раздражало; раздражала и Гримория, на страницах которой буквы отплясывали странный танец. Но больше всего Фрею раздражала та книга, что лежала чуть дальше, почти на самом углу стола: потрёпанная десятилетиями, с торчащими загнутыми уголками выпавших из переплёта страниц; книга, таящая в себе едва ли не все ужасы мира и уже пережившая часть из них; книга, в которой описаны катастрофы, ведущие к хаосу и гибели миллионов людей. Та самая книга, с одной из страниц которой на них смотрела не-Хоуп. Майклсоны ни на миг не позволяли себе думать, что это действительно их племянница. Просто кто-то, очень сильно похожий на неё.

Фрея пыталась найти объяснения. Абсурдные, странные, глупые, какие угодно. Лишь бы не признавать то, о чём гласили старинные предсказания; лишь бы не вестись на догадки и опасения Сильвии. Однако все объяснения Фреи — да, те самые абсурдные, странные, глупые — крайне легко оспаривались Колом, Килин, Давиной или же Ребеккой с Марселем. Одно любое «но», один случайный вопрос рушили предположения ведьмы, настолько они оказывались нелогичными и нелепыми — неустойчивыми, как карточный домик; карточный домик, который с каждой новой теорией разваливался всё раньше и раньше, задолго до того, как Фрея доберётся до последней карты, чтобы аккуратно возложить её поверх выстроенной конструкции. Ведь каждая карта, которую Фрее приходилось долго отыскивать, в этом случае служила неким доказательством, аргументом, фактом.

«Воззвавши кровью к Преисподней, восставшее из пепелища бед, последнее дитя дарует всему, что было тёмным, свет».

Фрея одним резким махом перелистнула с дюжину страниц, едва не поддавшись желанию захлопнуть Гриморию и зашвырнуть её куда подальше — хорошо бы в горящий камин — с глаз долой. Теперь вместо предсказания перед глазами ведьмы возник список потомков первых ведьм, где последним именем всё так же значилось «Хоуп». Она успела вычитать много неприятных, мерзких, по-настоящему ужасных вещей о тёмной магии, ритуалах, предназначение которых старшая Майклсон смутно понимала, но она не понимала, для чего, зачем делать нечто… подобное. Фрея повидала немало плохого за годы своей жизни, немало она и сама совершила, но то, что отыскалось здесь, в Гримории, не могло не пугать даже её. И всё же ничто из этого не пугало Фрею так сильно, как имя племянницы, завершающее длинный список. Забавно, что ещё несколько недель назад ведьму это нисколько не напрягло бы. Но сейчас…

От созерцания выцветшего имени Меган становилось только хуже, и Фрея, схватив заколдованный свиток, скрутила его, забросила в ящик. Хотелось поступить так же с Гриморией и с древним сборником предсказаний, который приволокла Сильвия и, оказав «любезность», оставила здесь.

Дверь бесшумно приоткрылась, и в кабинет заглянула Килин — её серьёзный взгляд застыл на Фрее.

— Как она? — поинтересовалась Майклсон, не отрываясь от страниц книги, где буквы всё ещё отплясывали дурацкие танцы, из-за чего читались с огромным трудом. Очевидно, что давно настало время немного отдохнуть, но Фрея не могла закрыть Гриморию и отложить её в сторону…

— Пришла в себя, но тут же заснула, — ответила Мальро, проскользнув в комнату и закрыв дверь, правда, голоса Марселя и Ребекки всё равно были слышны. — Знаешь, я сильно беспокоюсь за Эмили. Как врач я не считаю её состояние удовлетворительным…

Килин, остановившись в паре шагов от Фреи, замолкла. Уловив особое значение сделанной паузы, Фрея всё-таки оторвала взгляд от древнего фолианта, чтобы посмотреть на жену.

— Как врач? — усмехнулась ведьма. — Ты знаешь причину её состояния, какой смысл…

— Да, знаю, поэтому беспокоюсь за неё не столько как врач, сколько как человек, — в голосе Килин проскользнуло нечто похожее на… осуждение, а в глазах притаилась укоризна. — Мне кажется, ты перегибаешь палку, Фрея.

Фрея, откинувшись на спинку стула, сложила руки на груди.

— Я перегибаю палку? — Она снова усмехнулась, словно слова Килин показались ей забавными, но при этом смотрела так, будто та влепила ей пощёчину. — Эмили сама хочет во всём разобраться…

— А ты пользуешься этим, — с лёгким вызовом ответила Мальро. — Разве нет? Она не выдерживает твоего натиска, ты видишь это, ты знаешь это, но всё равно продолжаешь. Это уже не помощь, Фрея. Ты уже не помогаешь, ты пытаешь её.

— Пытаю? — переспросила ведьма с искренним недоверием и… непониманием. — Ты обвиняешь меня в том, что я пытаю Эми? Ты сейчас серьёзно?!

— Я знаю, на что ты готова ради тех, кого любишь, — взгляд, да и тон Килин заметно смягчились, — я не осуждаю…

— Именно это ты делаешь — осуждаешь, — оборвала жену Фрея.

— Послушай, пожалуйста, я не… — Килин вздохнула, старательно подбирая правильные слова. — В попытках докопаться до истины, помочь или защитить любимых ты забываешься. Я знаю, как это происходит. Я знаю, какой ты человек. Ради семьи ты готова пойти на многое…

— Я готова пойти на всё, — бросила Фрея — резко, с вызовом. — Ты сама сказала: ты знаешь, какой я человек и что, когда речь заходит…

— О защите семьи, ты безжалостна, бесчувственна и жестока. Да, я помню и знаю это, как никто другой. Но Эми же совершенно не тот человек, на которого тебе стоит обрушивать безжалостность и жестокость. — Килин теперь смотрела на жену чуть ли не с мольбой. — Она не враг, она даже не угроза. Она — тот самый случай, когда тебе стоит проявить милосердие, которого в тебе куда больше жестокости, о чём я тоже знаю, как никто другой. Что сказала бы Хоуп, увидев то, что ты сейчас делаешь? Ты называешь это помощью, но согласилась бы она с тобой?

— Ого! — выдохнула глубоко поражённая Фрея. — Обвиняешь в пытках Эми, давишь на меня Хоуп. — Она хмыкнула, не в силах поверить в происходящее. — Боюсь представить, что будет дальше.

— Я и сама боюсь представить, что будет дальше, — призналась Килин, откровенно намекая на поступки Фреи — насколько далеко та готова зайти? — Я готова поддержать тебя во многом, но…

Майклсон жестом попросила её замолчать. Прежде чем Фрея успела сказать хоть слово, в кабинет ворвалась — именно ворвалась — Ребекка с Логаном, очевидно, слышавшая разговор, судя по выражению на её лице. Наверное, потому и ворвалась — поспешила остановить назревавшую ссору.

— Дорогие и любимые тётушки, — голос Ребекки звучал нарочито бодро и жизнерадостно, — кто-то обещал присмотреть сегодня за своим племянником. Надеюсь, предложение в силе?

— Конечно. — Килин постаралась улыбнуться и протянула руки к ребёнку, радостно потянувшемуся к ней в ответ. — Мы отлично проведём время, не переживай, — заметив лёгкую тревогу Ребекки, пообещала она. — Верно, Логан?

Логан, несмотря на то что вряд ли всё понимал, восторженно захлопал в ладоши. Килин рассмеялась, но её смех быстро затих, а когда она обернулась к жене, то на лице не осталось ни малейшего намёка на веселье. Услышанное ранило Фрею, во взгляде проглядывалась обида. Оправданная обида, за которую Килин почувствовала себя виноватой, но даже собственное чувство вины не заставило её не просто извиниться, а хотя бы остаться и закончить разговор. Впрочем, может быть, как раз из-за чувства вины она и ушла, осознавая, что пока не может заставить себя вновь посмотреть в глаза Фреи, как и заговорить с ней.

Килин, что-то тихонько рассказывая Логану, покинула кабинет, однако детский лепет и смех ещё некоторое время доносились из-за оставленной чуть приоткрытой двери. Фрея, спрятав эмоции за ледяной маской безразличия, вернулась к изучению Гримории. Буквы, как назло, теперь не только прыгали, но и расплывались.

Ребекка, ощущая неловкость, возникшую ещё тогда, когда она сюда вошла, так и стояла, не решаясь ни уйти, ни что-либо сказать. Она плохо разбиралась в семейной психологии, житейских советов у неё не находилось. Да и давать советы, когда у самой в отношениях всё не так гладко, было бы неправильно. Но у них с Марселем, признаться, гладко не было никогда, в отличие от Фреи с Килин, где из описания идеального семейства выбивался только мрачноватый старинный особняк в Новом Орлеане, заменяющий милый домик с белым заборчиком и какой-нибудь пушистой, гигантской, но невозможно доброй собаки. Однако, мрачный или нет, в особняке многие годы царили любовь, счастье, понимание и забота. Так что не так уж важен этот белый забор…

— Тебе стоит отдохнуть, — нерешительно проговорила Ребекка, когда Фрея, раздражённо вздохнув, отодвинула от себя Гриморию и утомлённо потёрла лицо, пытаясь отогнать усталость.

— Не могу, — отозвалась Фрея. — Ответы сами собой не найдутся, Гриморию нужно изучить как можно скорее. У нас не особо много времени в запасе, а кроме Хоуп я единственная, кто может прочитать книгу, помнишь?

— Я-то помню, — кивнула Ребекка, усмехнувшись. — Но, если ты умрёшь от усталости, изучать её будет и вовсе некому.

— Ха-ха-ха, — закатив глаза, поддразнивающе произнесла ведьма, но всё же позволила себе улыбку. — Начинаешь списывать меня со счетов, да?

— Возраст, знаешь ли, штука такая, напоминает о себе в самый неподходящий момент, — посмеиваясь, заявила Первородная. Но лёгкий смех, призванный скрыть глубокую озабоченность состоянием старшей сестры, не справился со своей задачей. Фрея проводила здесь непозволительно много времени, жертвуя каждой свободной минутой, отдыхом и сном, заставляя Ребекку волноваться. — Фрея, — Ребекка посерьёзнела, — я переживаю за тебя.

— О, я польщена, — снова улыбнулась старшая Майклсон. Ребекка оставалась серьёзной. — Твои переживания за меня излишни. Я в порядке.

Ребекка вздохнула.

— Дай себе поблажку, Фрея, и сделай перерыв. На свежую голову информация всё равно легче воспринимается.

На лице ведьмы отразилась безысходность.

— Я не могу, Ребекка. Не могу, понимаешь? Это чувство, это ужасное отвратительное чувство, что, оторвись я от этих записей на миг, упущу нечто важное, потеряю время, не оставляет меня. Эмили… бесполезна. Ей нужна практика, долгая, долгая практика, на которую времени не осталось. Она слишком слаба для того, чтобы быстро научиться контролировать свой дар прорицания. Это не её вина, я понимаю. Но она… — Фрея усмехнулась — горько, печально, устало. — Я слишком понадеялась на неё. Думаю, Килин права. Моя помощь ей — уже не помощь.

— Может, ты спросишь у самой Эмили? — предложила Ребекка.

— Не пытаю я ли её? — удивилась Фрея и… засмеялась, заранее представляя реакцию Эми на вопрос.

— Чего хочет она. Готова ли продолжать, учитывая все последствия, которые она переживает. Эмили не из тех, кто может искусно лгать. На самом деле в ней раздражающе много искренности, — улыбнулась Ребекка. — Поговори с ней. Сядь и всё обсуди. Если она не готова продолжать работать с тобой над своими способностями, даром или как вы там ещё это всё называете, ты поймёшь по её реакции. И оставишь в покое.

Фрея задумалась. Ребекка, воспользовавшись моментом, подошла, закрыла Гриморию, убрала её в сторону; впрочем, на глаза попалось собрание предсказаний из Абидоса.

— Я займусь этой штукой, когда мы с Марселем вернёмся.

Фрея проследила за взглядом младшей сестры.

— Давина с Колом тебя опередят, думаю, — хмыкнула она.

Ребекка не стала скрывать своей радости. Что тут поделать, она не фанат всякого рода предсказаний.

— Будьте осторожны, хорошо? — настойчиво попросила старшая Майклсон. — И постарайтесь обойтись…

— Без лишних кровопролитий, — кивнула Ребекка, как послушный ребёнок, коим себя на секунду и ощутила. — Я помню, Фрея. Мы едем проверять теорию Давины, а не наживать новые неприятности.

Фрея обняла сестру на прощание. В глубине души ведьмы вихрился страх, задавая и без того неспокойному сердцу учащённый ритм.

Как только Ребекка скрылась, Фрея вернулась на своё место и вновь углубилась в Гриморию. Где-то на задворках сознания она слышала тиканье часов — мерзкое, играющее на нервах бесконечное «тик-так», — словно кто-то поместил в её голову таймер, отсчитывающий время до точки невозврата.

Тик-так, тик-так, тик-так…

* * *

Интересно, насколько быстро происходит деградация у человека? Хоуп всё раздумывала над этим вопросом, в десятый раз пытаясь вспомнить пароль от своей странички в Инстаграме. Почему она вспомнила про соцсеть спустя — так-так, нужно хорошенько напрячь память — года два? А не находилось ответа на этот вопрос! «От скуки» — вероятно, стало бы вполне подходящим объяснением, но… всё же дело было не совсем в этом.

Хоуп просто не знала, чем себя занять. Работать над учебным пособием долго она не могла; к тому же исчерпала сегодняшний лимит работы за ноутбуком — положенные ей парочка часов в день, — которые, к слову, оказались совершенно непродуктивными. Увлечь себя чтением тоже не удалось: Майклсон прочитала две страницы, а на третьей застряла и, не решившись в восьмой раз возвращаться к началу, убрала «Славянскую религию», заменив её «Энциклопедией счастливого материнства», — тоже мимо. Хоуп наивно понадеялась, что уж сказки наверняка помогут ей отвлечься, но не тут-то было. И что делать?

— Ха! То-то же! — победно провозгласила трибрид, наконец-то попав в свой профиль. — Божечки, сколько же оповещений, — мгновенно ужаснулась она, — и обновлений…

Кошмар! Ей же и века не хватит, чтобы всё это просмотреть!

Впрочем, интерес Хоуп почти полностью исчез, когда она, пролистав около сотни новых постов, поняла, что… ничего важного не пропустила. Конечно, она пролайкала почти всё, но по большей части все эти посты, записи ровным счётом ничего из себя не представляли, обыденные вещи. Она даже порадовалась, что подписана на довольно маленькое количество людей: в основном на тех, с кем общалась во времена учёбы в Принстоне, пара-тройка человек, с которыми где-то когда-то удалось пересечься и которые разделяли её увлечения, да ещё на несколько официальных страниц заведений, вроде университета, где преподавала, и школы Сальваторе, профиль которой, к удивлению Майклсон, обновлялся с завидной регулярностью. Руководство школы для одарённых детей всегда всеми силами пыталось не вызывать подозрений, лишних вопросов — и шанс узнать об учебном заведении, просто вбив название в поисковую строку, чем в нынешнее время пользовались если не все, то приличная часть людей, являлось одним из, как говорила Кэролайн, признаков открытости. Информация в интернете отслеживалась и обновлялась часто, за что спасибо Лиззи — социальные сети были по её части.

Зато Хоуп удивилась количеству собственных подписчиков, лайков и комментариев: их прилично прибавилось. Она никогда не была активным пользователем Инстаграма, как и вообще любой другой соцсети, по вполне объективным и понятным причинам (правда, ту же Лиззи эти самые причины никак не останавливали), так что такое внимание к её персоне немного смутило. Хотя новых подписчиков привлекла не то чтобы сама Хоуп, а скорее её талант и любовь к рисованию. Какое-то не слишком длительное время Майклсон действительно делилась творчеством, выкладывая фотографии собственных картин. Но, господи, это было так давно… А люди до сих пор активно подписывались, комментировали.

Телефон зазвонил, заставив Хоуп оторваться от бесконечной ленты фотографий. Увидев имя звонящего, девушка тут же ответила на видеозвонок.

— Привет…

— Почти полдень, а это твой первый звонок. Я, конечно, говорила тебе, что нет необходимости сидеть возле меня, не отлучаясь ни на минуту, но не забывать же обо мне.

Аларик, не успев закончить фразу, прежде чем Хоуп его прервала, так и смотрел на неё, открыв рот и пребывая в недоумении.

Майклсон, выждав мгновение, расхохоталась.

— Я пошутила, Рик!

— Я боялся разбудить тебя, — отойдя от обрушившейся на него как снег на голову шутки, пробормотал Аларик. — Ты не написала мне утром. Я подумал, что ты отдыхаешь. — Он призадумался. — Но да, почти полдень, мне не верилось, что ты до сих пор отдыхаешь. Это же ты… несмотря на рекомендации врачей.

Хоуп закатила глаза, но с улыбкой.

— Я ждала от тебя новостей по поводу Лиззи, вообще-то. — Она нахмурилась, разглядывая экран телефона. — Ты куда-то идёшь?

Зальцман, усмехнувшись, переключил камеру — на экране замелькала бегущая Скай.

— Мы на прогулке.

Улыбка Хоуп стала ещё шире.

— Ох, как же я по ней соскучилась!

— А по мне? — наигранно возмутился Рик, вновь переключив камеру на себя.

— Можешь не сомневаться, — засмеялась Майклсон.

Аларик на секунду отвлёкся.

— Кстати говоря, сейчас тебе кое-что пришлю.

Хоуп попросила вернуть камеру на Скай, пока Рик что-то выискивал в телефоне. Чего уж он там хотел ей прислать, Майклсон даже не гадала, просто наблюдала за собакой, по которой действительно ужасно соскучилась, а потому ещё больше захотела домой.

Сверху маякнуло уведомление: новое сообщение в чате от Аларика. Хоуп смахнула уведомление вниз, тыкнула в него, почти не отрывая взгляд от скачущей с игрушкой Скай по ту сторону, но присланная фотография заставила глаза девушки расшириться от ужаса… и возмущения!

— Нет, — разочарованно проговорила Хоуп. — Рик, нет, не говори мне, что она добралась до моих тапочек!

Майклсон рассматривала фото их собаки, лежащей на её тапочках. На её, чёрт возьми, любимейших тапочках! Хоуп обожала Скай, любила всем сердцем, но если эта негодница добралась до тапочек и сожрала их…

— Добралась, — с усмешкой кивнул Аларик, снова показавшись на экране телефона Хоуп. — Но не волнуйся, твои тапочки в целости и сохранности. Скажу больше: они обрели личную охрану в лице Скай.

— Что? — в недоумении спросила Хоуп. — То есть она их не съела?

— Нет, — рассмеялся Зальцман. — Сегодня утром я вдруг понял, что она спит на них с тех пор, как ты в больнице. Думаю, скучает.

Хоуп снова взглянула на фотографию. Тапочки действительно были целые, но грустный взгляд Скай, который она сначала не приметила, заставил её сердце — сердце, успевшее безумно полюбить эту собаку, — сжаться.

— Хоуп? Ты в порядке?

Майклсон, вздохнув, кивнула, только сейчас осознав, что плачет; видимо, поэтому Рик и поинтересовался, в порядке ли она.

— Кошмар. — Хоуп, смутившись, быстро смахнула слёзы. — Я когда-нибудь перестану рыдать — или это будет продолжаться до самых родов? Глупые гормоны! По-моему, я уже побила все свои рекорды пролитых за день слёз. Раз десять.

Смущение сменилось раздражением, но любящему взгляду Аларика быстро удалось вернуть Хоуп улыбку. Его она такая, плачущая по мелочами, нисколько не раздражала; Рик любил Хоуп за каждую пролитую слезинку лишь сильнее, желая только одного: чтобы плакала она счастья, а не от горя и боли.

— Так тебе удалось поговорить с Лиззи? — спросила трибрид.

Аларик помрачнел.

— Она продемонстрировала мне свои потрясающие умения избегать разговоров и встреч в целом, но чудом мне всё же удалось с ней пересечься.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнула Хоуп. — Ты её переубедил, надеюсь.

Зальцман молчал, внимательно следя за Скай. В душу Хоуп тем временем начали закрадываться сомнения.

— Рик? Переубедил же?..

Аларик, вздохнув, покачал головой. У Майклсон от его жеста внутри будто образовалась глыба льда.

— Хоуп, она приняла решение — твёрдое и окончательное, — начал Аларик, заметив реакцию Хоуп — ожидаемую реакцию. — Я всё ей объяснил, мы обсудили все риски…

— Нет, нет, Рик! — воскликнула Хоуп. — Значит, вы плохо обсудили! Она не осознаёт…

— Хоуп, Лиззи всё прекрасно осознаёт, — абсолютно спокойно сказал Аларик. — Она не станет испытывать удачу. Мы решили, что, если наступит момент, когда понадобится её помощь, она поможет…

— Она не должна, — прошептала трибрид, хотя понимала, что все её слова, все её просьбы, мольбы вновь попытаться переубедить Лиззи не помогут. Лиззи приняла решение, Аларик с ним примирился. — Рик, она не должна этого делать.

— В том-то и дело, Хоуп. Лиззи не считает это своим долгом, это её искреннее желание помочь. Её желание, не наше с тобой, а только её. И если наступит момент, когда её помощь понадобится, она пообещала, что не станет испытывать судьбу, а сделает то, что в её силах, не больше. Никаких прыжков выше головы.

Майклсон видела, насколько тяжело Аларику давалось принятие решения дочери, насколько тяжело ему разрываться между этим решением и желанием помочь им — Хоуп и их будущему ребёнку. Ужасающий выбор, который не должен делать ни один из родителей в мире никогда в жизни.

— Может Джози или Кэролайн смогут заставить её передумать? — неуверенно предложила Хоуп.

Зальцман, хмыкнув, пожал плечами. По всей видимости, его уже посещала такая идея, которую Элизабет, кажется, зарубила на корню.

— Знаешь, Лиззи не хотела, чтобы я рассказывал тебе о нашем с ней уговоре.

— Неудивительно, — усмехнулась Хоуп, стараясь не выдать своего огорчения происходящим. — Вчера я ей высказала свою точку зрения, а она всё равно настояла на своём. И ты её поддержал, — она качнула головой, всё ещё не желая верить в это.

— Дело не в твоей точке зрения, — неожиданно возразил Рик.

— Да ну? — усомнилась трибрид. — А в чём же?

— В тебе самой, — помедлив, с особой осторожностью ответил Аларик, снова заинтересовавшись собакой. Хорошая причина, чтобы избегать взглядов на Хоуп. — Лиззи считает, что, узнав о моей поддержке её решения, ты, скорее всего, откажешься от её помощи, но уже не на словах.

— Не понимаю, о чём ты, — призналась Хоуп — и она действительно не понимала.

— Хоуп, Лиззи пообещала, что не станет рисковать. Она знает, что идёт на определённый риск, но отступит сразу же, как только поймёт, что её помощь начинает причинять ощутимый вред ей самой, — сказал Аларик, после чего на некоторое время замолк. — Пообещай нам — мне и ей — тоже кое-что.

— Рик, ты же знаешь, — тут же начала Майклсон, даже не дав Аларику договорить, — я не…

— Ты стараешься избегать обещаний, — улыбнувшись, кивнул Рик, заранее догадавшись о её протесте на этот счёт. — Да, знаю.

— Тогда о каких обещаниях речь? — недовольно проворчала Хоуп.

— Если настанет момент, когда помощь Лиззи понадобится, ты скажешь об этом, а не станешь скрывать, потому что Лиззи считает, что именно так ты и поступишь, — сказал Рик. И вновь замолчал. Очередная мучительная, выжидательная пауза. — Мне почти удалось убедить её в обратном.

Кто-то возвращается домой с двумя детьми вместо трёх; кто-то возвращается с одним, но потому, что так и должно быть. А кто-то возвращается с болью, горем и свидетельством, в котором даты первого дня жизни и последнего совпадают; закрывает двери в детскую комнату — пустую и холодную, — где колыбель никогда не согреется теплом живого младенца, где стеклянные глаза милых плюшевых зверушек, которых никогда не коснутся ладошки того, кому они должны были принадлежать, будут всё так же смотреть безжизненным взглядом.

— Почти? — с неискренней усмешкой переспросила Хоуп, успев подумать о том, что они с Алариком пока что ни разу не обсуждали обустройство детской и что ей не хочется видеть там мягкие игрушки. — Рик, это касается не только меня, это касается нашей дочери, которой я не стану рисковать. — Правда, Лиззи рисковать она тоже не хотела. — Если я пойму, что мне необходима помощь Лиззи, обещаю, что не стану этого скрывать — ни от тебя, ни от неё.

Хоуп Майклсон не умела давать обещания без «но» — оно всегда находилось, этакая маленькая лазейка, помогающая трактовать обещание немного иначе. Но сейчас… сейчас она не ограничилась одним простым «но». Хоуп дала обещание, которое вряд ли сможет сдержать; она, можно сказать, солгала Аларику. Но она не могла сделать выбор, который стоял перед ней, не посмела. Мысленно Хоуп просила прощения — у Рика, у их ребёнка, — но прескверное чувство это не унимало, вину — тоже.

* * *

Хлоя любила своё отделение. На третьем этаже в конце длинного, светлого коридора, выкрашенного в пастельные тона, где стены украшали различные герои мультфильмов, находилось детское отделение. Гораздо более просторное и светлое, чем большинство отделений в больнице, в котором никогда не было тишины: здесь лежали не те пациенты, которые круглыми сутками могли молчать. Плач новорожденных деток слышался ещё до того, как вы попадали за двери.

И Хлоя любила свою работу. Она спокойно оставалась на сутки, даже на двое, в больнице, полностью отдавая себя своему делу — и не только любимому, а по-настоящему важному. Она помогала появиться на свет будущему — и это одна из причин, почему она выбрала гинекологию, следом фетальную хирургию, потом и неонатологию, а не обычную педиатрию. Она вообще любила детей, но к совсем крошечным младенцам относилась по-особенному тепло. Картер могла дни и ночи проводить рядом с новорождёнными. Малыши действовали на неё как успокоительное. Странно? Возможно.

Маленькая ручка расслабилась. Доктор Картер, аккуратно высвободив свой палец, послушала дыхание ребёнка и, удовлетворённо кивнув самой себе, улыбнулась — показатели отличные. Медсестра захлопотала над новорождённым, напевая смутно знакомую Хлое песенку, — что-то про паровозик и его друзей.

Окинув напоследок сопящего малыша довольным взглядом, доктор отправилась дальше. В противоположном конце холла располагалось ещё одно отделение, чуть меньше. Там тишина — явление частое. Здесь тихо лежали в кувезах те, кто появился на свет раньше срока. Отделение интенсивной терапии новорождённых. Жизнь пятерых малышей, находящихся тут, буквально висела на волоске.

Миранда — медсестра, работавшая в отделении уже много лет, — встретила Хлою приветливой улыбкой.

— Добрый день, доктор Картер!

— Здравствуй, Миранда. Ты вернулась, — искренне обрадовалась Хлоя. — Как медовый месяц?

Миранда в ответ пожала плечами, блаженно вздохнув. Сколько Хлоя её знала — та никогда не делилась своей личной жизнью, была тихоней, старательно избегавшей любознательных коллег-сплетников. Мисс Уоррен, ныне миссис Филиппс, сдружилась только с парой-тройкой докторов, в том числе с Картер, и медсестрой из другой смены — Хезер, которая, судя по одной фотографии со свадьбы в социальной сети, была подружкой невесты на её свадьбе. Миранду не особо любили коллеги из-за отчуждённости, а вот Хлоя понимала её. И одобряла. Зато Миранду ценило руководство больницы за её особую способность к выхаживанию малышей, нуждающихся в заботе больше, чем кто-либо другой.

— У нас пополнение, — заметила медсестра.

Они с Хлоей почти бесшумно передвигались по тихому коридору.

— Двое, — кивнула Картер, — поступили вчера. Отис и Кристина.

— Слышала, должны были быть четверняшки, но четвёртого не удалось спасти, — с неподдельной грустью произнесла Миранда, украдкой взглянув на доктора.

— Асфиксия, — бросила Хлоя, не желая говорить на эту тему. — У Кристины через три часа операция. Я сейчас осмотрю её, а ты подготовь, пожалуйста.

Миранда, согласно кивнув, в привычной манере стянула волосы в высокий хвост, вымыла руки и следом за Хлоей направилась к малышке Кристине.

— Доктор Кендалл заходил — показатели Отиса стабильны, — сообщила медсестра.

Картер, осматривая Кристину, быстро глянула на Миранду, выказывая своё внимание и к ней, поэтому медсестра продолжила: по словам доктора Кендалла, если всё будет идти так, как сейчас, то совсем скоро малыш Отис отправится домой, хотя об окончательном выздоровлении говорить ещё рано. Но прогнозы были хорошие.

Миранда, выжидая, пока Хлоя закончит осмотр, проверила показатели температуры и влажности в кувезах других новорожденных: Эммы, Инес и Отиса; оставался ещё один, но на этот раз медсестра к нему не подошла, зная, что все показатели там в норме, и не желая тревожить родителей маленького Лукаса, молящихся за выздоровление сына. Миранда не верила в бога, но как-то раз задумалась: возможно, окажись она на месте этих людей, то тоже бы стала взывать к богу, да к кому угодно.

Доктор Картер продолжала бороться за жизнь Лукаса. Малыш и сам сначала боролся, были улучшения, но теперь ребёнок сдавался, поэтому продолжала борьбу Хлоя в одиночестве. Лукас слабел с каждым днём: сердце останавливалось всё чаще, начались серьёзные проблемы с дыханием, артериальным давлением, температура тела постоянно падала. Ему требовалась операция, но в таком состоянии, в каком ребёнок находился в данный момент, любое хирургическое вмешательство исключалось. Родители наблюдали за тем, как их новорожденный сын медленно угасал. Как уж тут не молиться?..

— Всё отлично, — сделала заключение Хлоя, тепло улыбнувшись. Она нежно обвела крошечные пальчики на ручке Кристины и, дав знак Миранде, что та может готовить ребёнка к операции, направилась к следующему пациенту.

Миранда как можно незаметнее наблюдала за тем, как доктор Картер следует к мистеру и миссис Бишоп, родителям Лукаса, которые каждый раз встречали её с неугасаемой надеждой на хорошие новости во взгляде. К сожалению, ничего хорошего Хлоя им уже давно не сообщала — два месяца и четыре дня. Состояние у ребёнка оставалось стабильным на протяжении последней недели, но оно было тяжёлым, крайне тяжёлым; шансов на выздоровление у малыша не оставалось, впрочем, у него не оставалось и шансов выжить.

Но было кое-что, одна интересная, потрясающе-поражающая деталь, удивляющая Миранду каждый раз. Видимо, тяга Хлои к своей работе, любовь к своему делу творили чудеса. Доктор начала осматривать ребёнка, беседуя с родителями — спокойно, твёрдо и… успокаивающе. Миранда застыла, позабыв про сокрытие своего наблюдения. И вот оно! Когда Хлоя касалась ребёнка, его показатели каким-то чудесным образом улучшались, он даже открывал глаза, что вообще было редким явлением, которое медсестра застала всего дважды за то продолжительное время, пока Лукас находился в отделении. Как? Как Хлое это удавалось? Словно бы доктор обладала какими-то целительскими силами.

Кристина пошевелилась, привлекая внимание медсестры. Миранда, ласково усмехнувшись, легонько коснулась младенца.