Некромант (джен)

Постепенно Рабастан привык жить со своей тайной. Его лишь расстраивало, что он Родольфус ничего не знает — ему очень не хватало разговоров с братом и, порой, его советов. Но он говорил себе, что всё ему расскажет, когда станет старше, и когда Родольфус будет видеть в нём не просто маленького брата, а кого-то равного себе.

Зато Маркус правду знал. Это вышло как-то само собой — ещё после первого разговора Рабастана со старшим Эйвери. Тогда, придя к нему в комнату, Рабастан сразу же сказал так, как тот велел ему — что он запретил обсуждать их разговор. Маркус поглядел тогда на Рабастана — и спросил почему-то очень грустно:

— Он взял тебя учить, да?

Рабастан тогда просто онемел. А когда сумел заговорить, спросил, от неожиданности совершенно позабыв о том, что сам только что сказал:

— Откуда ты знаешь?

— Я его знаю, — ответил Маркус. И добавил почему-то: — Прости меня, пожалуйста.

— За что? — не понял Рабастан. И спросил, не удержавшись: — Он у тебя некромант, да?

— Наверное, — ответил Маркус. — Он много кто.

Они замолчали. Вполне очевидный вопрос висел в воздухе, однако Маркус его не задавал, и Рабастан, измученный ожиданием, сделал это сам:

— А ты что о некромантах думаешь?

— Я не знаю, — Маркус отвернулся. — Отец, он страшный. Иногда.

— Почему страшный? — Рабастан, сидевший на другом конце дивана, придвинулся поближе.

— Просто страшный, — Маркус пожал плечами и отвернулся. — И делает страшные вещи. Но, не знаю, может, это он меня пугает.

— А зачем? — Рабастану было почему-то стыдно. Словно бы он отобрал у Маркуса то, на что не имел никаких прав.

— Ну, чтоб я не боялся, — Маркус опять пожал плечами. — А я всё равно боюсь. И он злится. Ты вот не такой.

— Я тоже боюсь, когда меня пугают, — нахмурился Рабастан.

— Просто ты не трус, — Маркус резко повернулся, посмотрел на Рабастана и вновь уставился в окно. — А я да. Не знаю, почему.

— Знаешь, — сказал Рабастан, подумав, — мне иногда кажется, что многим родителям не нравятся их собственные дети, зато нравятся чужие. Моих я тоже не устраиваю.

— Почему? — Маркус очень удивился и, повернувшись к нему снова, недоверчиво уставился на Рабастана.

— Я не знаю, — тот пожал плечами. — Они хотели бы кого-нибудь вроде этого Розье. Чтоб носился и орал. И хулиганил. А не сидел за книжками. И чтобы за столом съедал всё, что дают, и ещё просил, — вздохнул он.

— А мои родители злятся, что я много ем, — вдруг признался Маркус — и вздохнул.

Мальчики переглянулись, поглядели друг на друга — и внезапно рассмеялись.

— Может, это так положено у них? — предположил Рабастан. — Считать, что у них у всех неправильные дети? Я вот слышал, как мама Розье говорила моей, что жалеет, что он совсем не учится.

— Думаешь? — спросил Маркус и улыбнулся.

— Ну, наверное, — Рабастан кивнул. — Иначе почему они всегда и все так делают?

— Может, правда, — сказал Маркус. И спросил внезапно: — А ты тоже некромант, да?

— Да, — негромко сказал Рабастан, сразу посерьёзнев. Они замолчали. Рабастан сидел и думал, зачем он признался и что теперь будет, а потом, не выдержав, поёрзал и спросил: — Ты теперь дружить со мною не захочешь?

— Почему? — пожал плечами Маркус. — Зато ты смелый. А я трус. Знаешь, это хуже некроманта. А ещё ты в шахматы играешь и читал римскую историю, — он улыбнулся.

— Только твой отец велел мне ничего тебе не говорить, — вспомнил Рабастан. — Давай ему не скажем, что ты знаешь?

— Давай, — серьёзно кивнул Маркус. — А то он память мне сотрёт. А тебе достанется.

На том и порешили — и хотя Рабастан себе поклялся, что никогда больше не станет заговаривать об этом с Маркусом, слово он нарушил очень скоро.

Потому что с Маркусом, как оказалось, можно было обсуждать всё выученное. К тому же, языки учить Маркусу тоже нравилось, а вдвоём это было куда веселее — и ни одному из мальчиков даже в голову не пришло, что внезапно проснувшийся у младшего Эйвери интерес к тем же языкам, что с подачи старшего стал учить Рабастан, не мог остаться незамеченным. Впрочем, старший Эйвери явно поощрял дружбу своего сына с Рабастаном, и даже стал, как Маркусу казалось, меньше придираться к своему наследнику.

Но то Эйвери. Родители же Рабастана вовсе не были в восторге от их дружбы. И хотя и не мешали им встречаться по средам, бывали в этот день с сыном резки и уроки вечером проверяли особо строго.

— Я не понимаю, почему из всех нормальных детей ты выбрал именно его! — порой говорила мама. — Что он может дать тебе? Вы же совершенно одинаковые! Выбирать в друзья надо непохожих на тебя — чтобы было, у кого учиться!

— Я ни разу в жизни не видел никого, кто следовал бы этой максиме, — заметил как-то услышавший её Родольфус. — Как правило, люди выбирают в друзья тех, с кем они похожи и с кем интересно, а не кто полезен.

— Очень глупо, — фыркнула она. — Впрочем, у тебя же вот нормальные друзья — почему же Рэбби так не может?

— Он прекрасно может всё, что нужно, — в голосе Родольфуса явственно прозвучала досада. — У меня же друзья разные. Скажи, — он сплёл пальцы, и Рабастан старательно сжал губы, пряча улыбку. Сейчас что-то будет! Родольфус делал так всегда, когда ловил собеседника на каком-нибудь несоответствии и собирался ему это продемонстрировать. — А чему ты научилась у своих подруг?

— Ты стал очень груб, — надула губы мама, и Рабастан подавил вздох разочарования. Значит, никакой интересной битвы не будет. — Я тебя так не учила разговаривать!

— Так я давно не ребёнок, — пожал плечами Родольфус. — И научился задавать вопросы.

— Ты пока не взрослый! — возмутилась она, и он кивнул согласно:

— Пока нет. Но на следующих каникулах уже буду.

— Вот тогда и станешь задавать вопросы, — отрезала их мать. И ушла — а Родольфус, улыбнувшись брату, сказал:

— Не принимай близко к сердцу всё, что она говорит. По-моему, Маркус как друг тебе вполне подходит. Пускай даже он и Эйвери.

— А что Эйвери? — спросил Рабастан, сразу же занервничав.

— Отец Маркуса — весьма опасный человек, — сказал Родольфус. — Нам, конечно, он вреда не причинит, но я бы был с ним осторожен.

— Он не любит Маркуса, — осторожно сказал Рабастан — и просиял, когда Родольфус кивнул:

— Не любит. Они слишком непохожи. Так что славно, что вы дружите. Маркус — умный мальчик, пусть и тихий.

— Мы играем в шахматы, — обрадовался одобрению брата Рабастан — и Родольфус ответил ему улыбкой:

— Это замечательно. Раз так — давай посмотрим, чему ты научился.

В следующий же визит Маркуса Родольфус даже взял обоих мальчиков с собою в море, а когда они, счастливые, вернулись, Рабастан впервые в жизни подумал, что брату, кажется, нравится злить мать.

А на следующий день Рабастан встретил на берегу покойника.

Тот сидел на камне, и в первый момент, издалека Рабастан принял его за маггла — и ужасно удивился. Откуда бы тут, на их берегу, взяться магглу? Впрочем, он довольно быстро понял, что ошибся — и понял, кого видит.

Он не испугался, нет. Растерялся только — потому что ведь покойники не могут же сидеть на камне, разве нет? По крайней мере, сами, без поддержки.

Рабастан подумал было даже повернуть назад, однако любопытство пересилило, и он всё-таки пошёл дальше — и лишь когда подошёл почти вплотную, понял, что никакого тела у мертвеца нет. То есть он видел его — вполне материального и плотного, и даже одетого немного, правда, почему-то лишь в одни трусы — но при этом точно знал, что никакого тела нет.

— Извините, — проговорил Рабастан, остановившись в паре шагов от мертвеца. Тот вздрогнул и, резко повернувшись, уставился на Рабастана. Этот взгляд был не таким пугающим, как те, что тот видел прежде, и, приободрившись, Рабастан спросил: — А вы как сюда попали?

— Я не знаю, — сказал мертвец. Ему было на вид лет сорок или пятьдесят, и его лицо казалось удивлённым и растерянным. — Не помню. И не могу никуда уйти. Я пробовал — но всё время здесь оказываюсь. Странно, да?

— Ну… да, — признал, подумав, Рабастан. Интересно, это их защита так срабатывает, или дело в том, что он мертвец? — А где вы были раньше? — спросил он. — До того, как оказались здесь?

— В море, — с тоской сказал мертвец. — Я был в море. А потом вдруг оказался тут. И не могу уйти…

— Наверное, вы утонули, — догадался Рабастан. Ему совсем не было страшно — скорее, интересно, и хотелось чем-нибудь помочь этому расстроенному мертвецу. Он выглядел таким… нормальным и обычным — непохожим на тех всегда глубоко несчастных покойников, с которыми Рабастан общался в доме Эйвери!

Так вот почему у него нет тела! Видимо, оно осталось в море, под водой — вот он и сидит тут. Бедный… интересно, если тело не найдут, он так тут и останется? Навсегда?

— Утонул? — переспросил мертвец.

— Наверное, — Рабастан кивнул. — Может, где-то рядом — поэтому вы тут и застряли.

— Если бы я утонул, то я бы умер, — подумав, сказал покойник. — Но я же здесь сижу. И говорю с тобой.

Рабастан озадаченно потёр пальцами макушку. Получается, этот покойник не знает, что он умер? Разве так бывает? И что делать? Как ему сказать об этом?

— Ну, — он переступил с ноги на ногу, — вы, на самом деле, умерли. Просто я вас вижу.

— Чушь какая, — нахмурился мертвец. — Тебе родители не говорили, что негоже так шутить?

— Это правда, — Рабастан сглотнул. Он ужасно глупо себя чувствовал. Убеждать покойника в том, что он и вправду мёртв — это было… странно. — Вы правда умерли.

— Глупости не говори! — вспылил покойник, и Рабастану вдруг стало весело. Дурацкая история какая! — Я смотрю, ты тут один — гляди, отведу тебя к родителям и расскажу им, что ты себе позволяешь!

— Они вас не увидят, — улыбнулся Рабастан. И добавил, пятясь: — И вы всё равно меня не сможете догнать!

— Вот паршивец, — пробормотал мертвец, соскакивая с камня и шагая в сторону Рабастана, который развернулся — и побежал по берегу, быстро-быстро. Так быстро, как только мог. Не потому, что испугался, вовсе нет — напротив, ему было почему-то очень весело, и казалось, что сил столько, что хватит, чтобы обежать всю Англию.

А потом вдруг силы кончились, и Рабастан, сперва остановившись, обессиленно опустился на тёплую от солнца гальку. От веселья тоже не осталось и следа — и он, тяжело дыша, лежал некоторое время, глядя на прибой, и ни о чём не думал. Совершенно ни о чём. Ему было очень легко, и, хотя тело при этом казалось словно каменным, но не причиняло никакого неудобства. Рабастану нравилось лежать так и смотреть, как волны набегают на берег и отступают от него, и слушать их шуршание и плеск.

Постепенно пришла мысль, что он убежал — а покойник-то остался. И так и будет там сидеть… наверное, покуда не поверит, что он умер. Рабастану стало его жалко — он представил, как, наверно, это странно, понимать, что с тобой что-то не то, но не быть в состоянии понять, что именно. В сущности, этот мертвец был чем-то на него похож: Рабастан ведь прежде тоже не понимал, почему он не такой, как все. Нет, нужно вернуться и помочь ему, хотя бы убедив в том, что он в самом деле умер. И тогда, наверно, он уйдёт — во всяком случае, Рабастан очень надеялся на этом.

Он поднялся и пошёл назад — но почти сразу же столкнулся с братом, сообщившим, что Рабастан вот-вот пропустит ужин.

— С тобой всё хорошо? — спросил Родольфус, пристально разглядывая брата. — Ты ужасно бледный.

— Да, всё хорошо, — Рабастан даже кивнул для убедительности и пошёл, конечно, за Родольфусом, виновато думая о том, что если бы он не убежал так глупо, то, наверное, уже сумел бы убедить покойника в том, что он умер. А теперь придётся ждать до завтра.