Огненный герой, версия 2.0 (джен)

Дом встретил меня гробовым молчанием. Тишина стояла в прихожей, тишина стояла в коридорах. Только из гостиной доносилось тихое тиканье часов. И где вся моя большая семья? Почему никто не встречает раненого героя? Не, ну что за люди…

Закинув вещи в свою комнату, поразившую меня невероятной чистотой и аккуратностью, — Энджи всем своим существом ненавидел неряшливость и беспорядок, — я решил отправиться на поиски своих домочадцев. Выйдя из спальни в коридор, я прикрыл глаза и ухмыльнулся:

— Раз, два, три, четыре, пять, Энджи вышел вас искать! Кто не спрятался — я не виноват! — и с этими словами я направился на кухню, откуда веяло чем-то вкусным…

Там я застал Рей, полностью увлеченную готовкой. Даже несмотря на то, что ее муж был одним из самых богатых людей Японии, Рей все равно выполняла всю работу по дому сама, а Энджи, видимо, не приходило в голову, что можно было бы нанять горничную, чтобы хоть как-то облегчить жене жизнь. Ну или он считал, что она должна хоть так приносить пользу — теперь этого никто не узнает.

Рей не замечала меня, пока я осторожно не перехватил ее руку с лопаточкой, готовую перемешать какую-то кашу, которую она явно готовила для Шото. А когда она меня заметила… Я еще ни разу не видел глаз, в которых было бы так много ужаса. Ее рука задрожала, и я поспешил ее отпустить. Рей вся сжалась и зажмурилась, словно ожидая удара… А я же покрывал матом своего предшественника: такая реакция явно говорила о том, что этот… человек не раз поднимал руку на свою жену. На эту хрупкую и беззащитную девушку… Во мне все горело от негодования: вот чего-чего, а насилия над женщинами я никогда не понимал и понимать не собираюсь. Нет, конечно, в моем агентстве были женщины-герои, и им на тренировках никаких скидок не делалось — огребали они как все, но одно дело тренировки и работа, а другое… вот это.

— Привет, — как можно дружелюбнее сказал я, обращаясь к жене. — Что готовишь? Так вкусно пахнет…

Рей отодвинулась подальше от меня:

— Н-нет… п-прошу, оставь меня… умоляю…

Я тяжело вздохнул:

— Извини, не буду больше тебя отвлекать. Я… э-э-э… ужин ведь будет уже скоро? — Рей кивнула головой, все еще стараясь держаться от меня подальше. — Тогда ты не будешь против, если я всех позову за стол? — и я поспешил удалиться из кухни. Видеть Рей в таком состоянии было выше моих сил. И главное, я понимал, что она имеет полное право так относиться к своему мужу, так сильно его бояться, но в то же время тот факт, что она так относится ко мне, который тут вообще ни при чем, меня несколько выбивал из колеи. А ведь есть еще и дети…

Я пошел дальше, решив проверить детей и окончательно принять их отношение ко мне. И первой на моем пути была комната Тойи. Старший мой сын сидел за столом и что-то делал, закрывшись от звуков окружающего мира с помощью наушников. Подойдя ближе, я заглянул ему за плечо и недоуменно фыркнул: Тойя сидел и яростно кромсал ножницами бумажных «журавликов»! У него на столе еще лежало около двадцати фигурок самых разных цветов и размеров, и мальчик явно не желал останавливаться на достигнутом. Скинув остатки от несчастной фигурки оригами в мусорную корзину, он брался за новую.

— Надо было сделать всего тысячу… оставалось всего девятьсот пятьдесят… — пробормотал Тойя, снимая с себя наушники и устало потирая глаза. — Но я не сделал тысячу, а только пятьдесят, а этот ублюдок уже сдох… И он больше не тронет ни маму, ни сестренку, ни Нацу с Шото, — и он резко крутанулся на стуле, столкнувшись со мной лицом к лицу. — О-от-тец?

Я сделал вид, что не слышал его бормотания, и тихо сообщил:

— Мама просила передать, что скоро ужин будет готов, — после чего повернулся и вышел из комнаты, сопровождаемый испуганным, но при этом невероятно злым взглядом сына. Эта встреча очень сильно подкосила меня: этот маленький мальчик, всего семи лет от роду, так сильно ненавидит меня, что желает мне смерти. Я пошел дальше, надеясь, что хуже уже не будет.

Следующим я навестил Шото, который стал бальзамом для моей души: этот малыш сидел в своем игровом углу в окружении плюшевых мишек, зайчиков и каких-то еще странных зверюшек и сосредоточенно строил башню из кубиков. Башня падала, но несгибаемый Шото не отчаивался и вновь собирал башню. На меня он обратил внимание только тогда, когда я подошел к нему достаточно близко, и глянул мне в лицо своими гетерохромными глазами. Однако то безразличие, что было на его лице в аниме, еще не появилось, и потому Шото с радостным видом, активно агукая, потопал ко мне, забыв про свою полуразвалившуюся башню. Я с улыбкой взял его на руки, и на сердце сразу стало легко… до тех пор, как этот ангелок не вцепился мне в бороду и не дернул изо всех сил. Я чуть не вскрикнул, но успел взять себя в руки и стерпеть. Борода самому младшему Тодороки явно понравилась, так что он довольно долго ее тянул в разные стороны. Я же стоически это терпел, а в груди растекалось тепло: если Шото спокойно ко мне относится, то еще не все потеряно!

Когда моя борода малышу наскучила, его внимание вновь вернулось к недостроенной пирамидке, и он потребовал от меня вернуть его на землю. Я поставил его на ковер, и он вновь потопал к своим игрушкам. Я закрывал дверь в его комнату, счастливо улыбаясь. Надежда вновь появилась в моей груди. «Может, и не стоит мне разводиться с Рей и начинать жизнь с самого начала? Может, мы еще сможем ужиться…»

Воодушевленный этой мыслью, я продолжил свой обход. Однако в спальне Нацуо никого не оказалось, а больше в этом крыле дома, которое как-то само по себе стало мужским, никто не жил: комнаты Фуюми и Рей располагались в другом крыле. Чтобы навестить дочь, я вышел на балкон, через который можно было дойти до другого крыла. Точнее, я бы сказал, что это какой-то навес или коридор без одной стенки, из-за чего был виден внутренний двор… А во внутреннем дворе я увидел Нацуо, тренирующегося с мячом. Он явно делал вид, что в упор не замечает меня. Я тяжело вздохнул, но все же крикнул ему:

— Нацу, иди переоденься! Скоро ужинать будем!

Нацуо пнул мяч с особой силой и взглянул наверх. Когда он поднял голову и увидел меня, его лицо перекосилось от ужаса, и он бросился в дом. Это меня жутко удивило: да, он меня не любит, но вот отчего он так бежал, словно призрака увидел… Решив прояснить этот вопрос позже, я продолжил свой путь в комнату Фуюми.

Стоило мне подойти к двери в комнату дочери, как я услышал приглушенные всхлипы. Это меня сильно удивило: Фуюми никогда до этого не показывала свои негативные эмоции, даже в самые трудные времена старалась быть жизнерадостной. А тут она плачет… Я резко открыл дверь и быстро вошел внутрь. В комнате было темно, ориентироваться можно было лишь по очертаниям предметов в ней. Комната была уютной и опрятной: девочка очень любила порядок и чистоту и сама следила за своей спальней. Не было никаких разбросанных вещей или игрушек, о которые можно было бы споткнуться, на столе не валялись горы книг. Все было в полном порядке, кроме маленького комочка на постели, закутанного в одеяло и тихо всхлипывающего. У меня в груди все сжалось: какая козлина посмела обидеть этого ангела? Я подошел ближе и присел на кровать:

— Фуюми? Малышка, что случилось? Почему ты плачешь? — я чувствовал себя ужасно глупо, говоря все это, но я слабо представлял, как стоит вести разговор с плачущей девочкой. Комок шевельнулся и из-под одеяла показалось заплаканное лицо Фуюми:

— Я-я… с-со мной все в п-порядке. Правда, Нацу, все хорошо… Я… я просто немного устала. И на ужин я, пожалуй, не пойду.

— Эм… — я несколько опешил. — Во-первых, я не настолько молод, чтобы меня принимать за Нацуо. А во-вторых, что-то мне кажется, что когда все хорошо, люди не плачут, а ты плакала. Так что случилось?

Фуюми еще раз всхлипнула и вновь завернулась в одеяло, особо пряча свою правую руку. Меня это насторожило… Я быстро сдернул с нее это покрывало и наконец увидел ее руку:

— Фуюми! Это, по-твоему, ничего?! — изумился я, глядя на ее буквально стесанный до мяса локоть, словно она на нем километр ехала по асфальту. — Где ты так умудрилась? Почему не сказала?

— Я… я не хотела… — еще раз всхлипнула она, — маме и так тяжело из-за… а тут еще это… я не хотела делать ей еще хуже.

— Господи, милый ребенок… — я встал с кровати. — Старайся не шевелиться, я сейчас приду с аптечкой, — аптечка хранилась у нас в спортивном зале, так что я понесся туда.

Вернувшись, я застал Фуюми забитой в дальний угол кровати, из которого она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Больную руку она боязливо прижимала к себе, словно я собирался ее оторвать.

— Н-не подходи… Оставь меня! — срывающимся голосом крикнула она мне, отползая еще дальше.

— Эм… — я застыл в проходе, не понимая, что происходит, — Фуюми, но твоя рука…

— С моей рукой все хорошо, — она вновь всхлипнула. — Зачем ты пришел? Чтобы мучить меня? Но мне и правда жаль! Как бы то ни было, я все равно любила тебя! — она опустила голову, сотрясаясь от рыданий.

— Я пришел, чтобы перевязать тебе руку, — я определенно не понимал, что происходит и почему у Фуюми такая реакция. — И…

— Нет! Ты ненастоящий! Всего лишь плод моего воображения… Ты все равно потом исчезнешь, так сделай это сейчас! Не мучай меня! Не давай ложную надежду, что ты жив!

Я тихо офигевал от этих слов: меня что, уже в трупы записали? Но я же сам слышал, по телевидению говорили про мое тяжелое ранение, но никак не про смерть…

— Фуюми, — серьезно сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Я не знаю, почему вы записали меня в покойники, но я жив! Можешь даже потрогать. Я вовсе не призрак или галлюцинация, — для подтверждения я коснулся ее щеки и вытер слезы. — Ну? Убедилась?

Фуюми осторожно кивнула, все еще не веря. Я облегченно вздохнул:

— Ну, а теперь давай взглянем на твою руку и посмотрим, что можно сделать. Я хоть и не Исцеляющая девочка, но все же кое-что умею.

Фуюми недоверчиво протянула руку. При свете ее рана выглядела еще более чудовищной. Я вообще не понимал, как она может терпеть эту боль, если даже мне становилось плохо при взгляде на ее бедную руку. Когда я начал обрабатывать рану, она лишь тихо шипела. А когда я перевязывал ей руку, она лишь тихонько ойкнула, когда слишком сильно затянул повязку.

— Сильно больно? — спросил я, завершая перевязку. Фуюми лишь мотнула головой и сильнее прикусила губу:

— Спасибо, уже лучше. Я… я смогу потерпеть, — здоровой левой рукой она ухватилась за подол моей футболки. — Пожалуйста, не оставляй нас! — она прижалась ко мне, ища поддержки. — Пожалуйста, не уходи…

— Даже на ужин меня не пустишь? — грустно протянул я. — А ведь готовилось что-то вкусненькое…

И Фуюми наконец улыбнулась. И от ее улыбки сразу потеплело на сердце.

— Давай, умойся и спускайся на ужин, — я потрепал ее по волосам. — Я тоже сейчас переоденусь и спущусь ужинать, — я поднялся на ноги, подхватил аптечку и пошел к двери. Уже на выходе я услышал тихое:

— Я рада, что с тобой все в порядке.

* * *

Рей Тодороки пребывала в смятении. Чуть больше недели назад ей позвонили с незнакомого номера и сообщили, что ее муж мертв. Звонящий представился как доктор Дарума Уджико, лечащий врач Старателя. Он принес свои соболезнования и поинтересовался, заберет ли семья Тодороки тело Энджи. Но ответа на этот вопрос врач так и не дождался: телефон выпал из ослабевших рук женщины и разбился о кухонный кафель.

Рей не знала, что ей делать, не знала, как реагировать, не знала, что сказать детям… Впрочем, дети обо всем узнали совершенно самостоятельно: Нацуо подслушал ее разговор с доктором и передал новость остальным. Тойя был невероятно рад и всю последующую неделю пребывал в пугающем возбуждении. Нацу вторил брату, хотя его реакция и была более спокойной. Фуюми старалась казаться спокойной, но мать видела, что ей тяжело. Она часто просыпалась ночью из-за тихих всхлипов, доносившихся из комнаты дочери. Только Шото вел себя как раньше: Рей была благодарна небесам, что он еще слишком мал, чтобы понять, что происходит.

Рей разделяла чувства своих детей: она чувствовала облегчение, что больше не увидит свой самый большой кошмар, что никто больше не навредит Тойе, Нацуо, Фуюми или Шото, но в то же время… она не хотела смерти мужа. Пусть он и относился к ней как к вещи, пусть и вел себя, как моральный урод, но… она просто хотела, чтобы он оставил ее и детей в покое. Она хотела, чтобы он хотя бы забыл об их существовании и полностью ушел в работу, потому что надеяться на что-то лучшее было верхом глупости: Энджи никогда не свернет с намеченного пути, никогда не изменит выбранный курс. Но смерти она ему никогда не желала.

Рей также хорошо понимала, что смерть мужа принесет множество проблем, в том числе и финансовых. Все активы были направлены на поддержку работы агентства, деньги, что выделялись на семью, рассчитывались только на то, чтобы прожить месяц ни в чем не нуждаясь. Конечно, у Рей на личном счете была собрана кое-какая сумма, но ее не хватило бы и на две недели жизни впроголодь. А счета детей, которые Старатель создал, чтобы они могли войти во взрослую жизнь хоть с каким-то начальным капиталом, были закрыты до их совершеннолетия. И Рей впервые в своей жизни столкнулась с проблемой нехватки денег. С проблемой, к решению которой она была абсолютно не готова, ведь до свадьбы этим занимались родители, а после свадьбы финансовый вопрос, как и множество других, был в компетенции Энджи.

Рей никогда не работала. Она не получала образования, необходимого для получения профессии. С багажом знаний пусть и частной, но общеобразовательной школы она не могла рассчитывать на многое, максимум на должность поломойки в дешевой пиццерии. Конечно, можно было попытаться найти младшую сестру и попросить помощи у нее или даже вернуться к родителям, но Рей прекрасно понимала: родители уже получили от нее все, что хотели, и теперь она им не нужна, а сестра… Они не виделись с рождения Фуюми, и Рей даже не знала, что с ней, жива ли она, с такой-то работой, что она выбрала… Нет. Ей не на кого было рассчитывать кроме самой себя.

Она всю неделю потратила на поиски работы, на переговоры с няней и горничной, от услуг которых пришлось отказаться, на разговор с директором школы о переводе Тойи и Фуюми… Она всячески избегала любых новостей связанных с мужем, избегала любых звонков, от которых ждала лишь неискренних соболезнований и пожеланий держаться даже после смерти мужа. Она старалась оградиться от внешнего мира, погрузиться в решение наиболее важных для ее семьи проблем. У нее не было ни минуты, чтобы передохнуть, и даже ночь не приносила спокойствия: стоило ей закрыть глаза, как перед ней тут же воскрешались картины ее прежней жизни. И во всех кошмарах ее сопровождал грузный силуэт Энджи.

Рей стояла у плиты и почти засыпала, помешивая кашу для Шото. Сколько она уже не спала? Два дня, кажется? И за эти два дня она жутко устала… Даже чтобы встретить возвращающуюся из школы Фуюми у нее сил не хватило… Да и от усталости у нее уже глюки, судя по всему, пошли… ну вот кто будет хлопать входной дверью, когда все уже дома? С этой мыслью она вновь вернулась к готовке и уже не обращала внимание ни на тяжелые шаги в коридоре, ни на мужской голос.

Когда ее схватили за руку, она очень сильно перепугалась. Ее испуг усилился, когда она увидела мертвенно бледное лицо Энджи с огромными кругами под глазами. «Я окончательно сошла с ума, — отстраненно подумала Рей, — если я уже вижу мертвецов… и мертвецы со мной разговаривают»

— Н-нет… п-прошу, оставь меня… умоляю… — пробормотала она без особой надежды, что фантом оставит ее в покое. Однако, к ее удивлению, он послушался ее, чего никогда не делал раньше, даже в своей живой ипостаси. Рей осталась сидеть на холодной плитке, прижав руки к груди. Сердце стучало как бешеное, в боку покалывало. Она не знала, сколько сидела так, пока не почувствовала запах гари. К счастью, мясо удалось спасти.

Не успела Рей накрыть на стол, как в столовую начали подтягиваться дети. Первым пришел Тойя и принялся помогать матери, раскладывая тарелки. Позже прибежал Нацу, переодетый в свежие футболку и шорты. Последней пришла Фуюми, приведшая за собой и Шото. Рей заметила, что дочь прячет за спиной правую руку и пообещала себе, что обязательно спросит ее, что случилось. Они уже все готовились садиться ужинать, когда в дверях появилась мужская фигура:

— Та-а-ак… А на меня что, не рассчитывали? — хмуро спросил Энджи Тодороки, проходя к столу и усаживаясь за свое место. Послышался звук бьющегося фарфора: у Рей из рук выпал расписной чайник.

* * *

Я смотрел на осколки заварного чайника и растекающуюся под ними коричневую жижу. В комнате повисло ошарашенно-напряженное молчание. Нацуо и Тойя во все глаза смотрели на меня, Шото лениво ковырял ложкой свою кашу, Фуюми смотрела на Рей, стоящую среди осколков.

— Посуда бьется к счастью, — глубокомысленно произнес я и направился за тряпкой, чтобы убрать получившийся беспорядок. Когда я вернулся, Тойя с Нацуо уже собирали осколки, а Фуюми под удивленным взглядом Шото пыталась привести в чувство Рей. Я присоединился к сыновьям, вытирая коричневую лужу. Их жесткий взгляд обжигал меня, но я делал вид, что ничего не замечаю. Когда все было собрано, а Рей приведена в чувство, мы вновь сели за стол. Мне все же досталось немного риса с жареной курицей, за который я с аппетитом принялся. Пару минут мы все спокойно ели, но потом Шото стало явно скучно, и он принялся шлепать ложкой по тарелке, расплескивая ее содержимое. Рей испуганно глянула на меня и потянулась к сыну:

— Шото, не безобразничай. С едой не стоит играть.

На это малыш нахмурился и ткнул ложкой в мою сторону:

— Пасяму папе вкусно, а мне — кася? — обвинительно спросил он, обиженно глядя на мать.

Я внимательно глянул в глаза сыну и обратился к Рей, которая от моего голоса вздрогнула:

— А ведь действительно… Почему мне вкусный рис с курицей, а Шото — каша? Непорядок, — Рей хотела было что-то сказать, но не успела. — Положи и мне каши! — я отодвинул уже пустую тарелку. Рей поспешила на кухню.

— Ты все-таки жив, — прошипел Тойя, стоило матери покинуть комнату. — Какого черта ты жив?

— Тойя! — шикнула на него Фуюми. — Веди себя прилично! Папе и так было плохо последние две недели! А еще ты…

— Маме позвонили и сказали, что ты мертв! — не обращая внимания на сестру, продолжил мой старший сын. — Она почти полторы недели места себе не находила от этой новости! Ты вообще о ком-нибудь кроме себя можешь думать?! И не надо меня локтем пихать, сис! Он заслужил! — он гневно глянул на Фуюми. Я уже было открыл рот, чтобы ответить на этот неоправданный наезд, но вошла Рей с тарелкой каши, которую поставила передо мной.

— Спасибо, Рей… — я повернулся к Шото, с интересом следившему за мной. — Как видишь, справедливость восстановлена — у меня такая же каша, что и у тебя. Но я свою кашу съем — а ты? — я поднес ложку ко рту и принялся за поедание чуть подгоревшей каши. Шото последовал моему примеру и активно заработал ложкой. Рей облегченно вздохнула и села обратно за стол, обращаясь уже к Фуюми:

— Фую, все хорошо? Почему ты не ешь? — ласково поинтересовалась она.

Девочка с мольбой посмотрела на меня. Я вздохнул:

— М-м-м… Рей… ты главное, не волнуйся! — постарался как можно дипломатичнее начать я. — У нее рука болит.

Нацу недовольно фыркнул, но обеспокоенно глянул на сестру. Рей побелела:

— П-покажи… — Фуюми ничего не оставалось, кроме как протянуть матери перевязанную мной руку. Рей внимательно осмотрела перевязь и облегченно вздохнула:

— У вас очень хорошая медсестра. Очень хорошо наложена повязка.

Я фыркнул: еще бы она не была хорошо наложена, если что Старателя, что меня самого очень долго гоняли по оказанию первой медицинской. Рей еще немного попричитала над рукой Фуюми, но вскоре мы снова увлеченно начали поедать ужин. Фуюми, больше не вынужденная прятать перебинтованную руку, с удовольствием принялась за еду. Ужин закончился достаточно мирно. Поблагодарив Рей, все разошлись по комнатам. Я же подхватил на руки Шото и отнес его в детскую. Там я уложил его в его маленькую кроватку и хотел было, пожелав спокойной ночи, покинуть его, но требовательный малец громко попросил у меня сказку на ночь. Единственное, что я помнил из сказок, это сказка про колобка, которую я и рассказал младшему сыну. Ему вроде как понравилось. По крайней мере, он спокойно улегся и закрыл глаза. Я пожелал ему спокойной ночи и тихо вышел из комнаты.

При выходе я чуть не столкнулся с Рей, которая явно шла убаюкивать Шото. Увидев меня, она слегка отшатнулась. Но затем, собравшись с духом, она глянула на меня и сказала:

— Я… Я рада, что с тобой все в порядке. Эти полторы недели, в течение которых я думала, что ты мертв…

— Кстати, а с чего вы так решили? — перебил ее я. Меня очень волновал этот момент, а потому я решил уточнить его у Рей.

— Мне… мне позвонил твой врач… Он представился… Дарумой Оджико… да, именно так, — она испуганно сглотнула. — Он сказал, что ты мертв… и что мы должны забрать твое тело… — и она рассказала мне о том, что было дома, пока я валялся в больнице. В принципе, я понимал ее чувства и почему она абстрагировалась от любого упоминания мужа, но все же… это было обидно. Было обидно, что ни в ком не теплилась надежда, что я жив, и обо мне думали лишь из-за денег. Но Старатель это заслужил. И я должен принять все так, как есть… И должен изменить их отношение ко мне! Хотя бы ради малышки Фую и малыша Шото. Они заслуживают расти в здоровой семейной обстановке. А значит… Придется поладить и с настороженно настроенными Тойей и Нацуо. А Рей… Эта бедная женщина не должна попасть в психушку!

Но пока нам стоило отдохнуть от всех волнений сегодняшнего дня: Рей из-за кошмаров не спала уже два дня и выглядела почти как привидение. Впрочем, по ее словам, я выглядел не лучше, из-за чего она поначалу и приняла меня за призрака. Нам всем нужен был сон, ведь завтра намечался не менее напряженный день. Уже засыпая, я сделал мысленную заметку спросить завтра Фуюми, как она получила свою травму.