Дело Гермионы (джен)

Ну что, зал как зал. Амфитеатр, разбитый на три части, скамейки уступами, посредине стул с цепями — надо понимать, это для свидетелей и обвиняемого. За спинкой стула встает аврор, хм-м-м, а я ведь даже имени его не знаю, непорядок! Сектора слева и справа от стула пусты (позже выясняется, что они для зрителей, а какие зрители в воскресенье?), зато по центру присутствуют четверо. Один из них — стенографист, тот же парнишка, что первым утром пришел. Сейчас вот с готовностью держит перо и смотрит на трибуну.

Там стоит пожилой такой мужчина, а рядом две тетки, тоже в возрасте, близком к пенсионному. На всех мантии такого фиолетового оттенка, как у спелых слив. Скорее всего, служебная форма или что-то типа того.

— Я, Патрик О`Рэлли, — заявляет мужик с трибуны, — властью временно исполняющего обязанности председателя Визенгамота заново открываю дело о нападении василиска в Хогвартсе в мае 1993 года.

Ирландец? Они ж вроде недолюбливают англичан? Или у магов нет таких различий?

Дверь открывается, и внутрь заходит еще одна пожилая тетка. Легкая одышка — то ли от возраста, то ли бежала сюда. Но зачем ей надо было бы сюда бежать? Так что, наверное, возраст. Появление ее вызывает минуту молчания, пока тетка шествует к центральному сектору, усаживается и дает отмашку Патрику, мол, продолжайте. Наверное, пришла какая-то очень важная министерская шишка, потому что О`Рэлли тут же продолжает речь.

— Свидетель и участник событий, Гермиона Грейнджер, довожу до вашего сведения, что вы несете полную ответственность за ложь и искажение правды в своих показаниях. Так как вы несовершеннолетняя, — тут он косится на только что пришедшую и выдерживает паузу, — то к вам не будут применяться ни Сыворотка правды, ни легилименция, ни какие-то еще магические способы, означающие вторжение в ваш разум. Но вы должны поклясться, что будете говорить только правду. Вам понятно то, что я говорю?

— Да, председатель О’Рэлли.

— Можете обращаться ко мне просто "Ваша честь".

У людей слизали? Да и хрен с ним.

— Да, Ваша честь.

— Амелия, — кивает он тетке, в которой я заподозрил министерскую шишку, и та вздымает вверх палочку.

Что ж, мы еще побарахтаемся. Зелье Снейпа забыл принять, но раз Сыворотку лить не будут, то, глядишь, обойдется. Во-первых, можно просто говорить часть правды, а во-вторых, может, и не факт, что клятва пойдет в зачет магических? Что еще они могут применить — тихую легилименцию? Вот вроде кто-то говорил, что Волдеморт всегда знает, когда ему врут. Если из этого разряда, то диадема должна отразить, а если нет? Существуют ли специальные заклинания правды? Никогда не слышал о таких, правда, но надо будет Ремуса спросить.

Приношу клятву, разве что руку на Библию класть не надо.

Так что сейчас — не врать, а там посмотрим, будет диадема трещать или нет!

— Ваши показания доступны в имеющемся деле, — сообщает Патрик, а секретарь строчит и строчит, — поэтому суд не будет касаться того, что именно случилось в Большом зале. Вопросы будут касаться последствий нападения, а также определения степени косвенной вины других участвующих лиц, за исключением Гилдероя Локхарта, уже получившего свое наказание. Это понятно, мисс Грейнджер?

— Да, Ваша честь.

Хм-м, вроде мне положен адвокат? Или нет? Я же свидетель, какие там права у свидетелей? Быстро трындеть всю правду, только правду и ничего, кроме правды? Зачем им все это потребовалось, вполне понятно, щас примутся через меня Дамблдора закапывать либо просто мозг вынесут, а потом будут действовать по методу Амбридж: запугать и подкупить. Странно вообще, неужели в Министерстве нет специалистов по тонким воздействиям? Или министру важнее, что работали лично верные ему маги, а изящество приемов — дело пятое?

— Вы получили физическое увечье в результате нападения василиска, не так ли?

— Да, Ваша честь.

— Как вы считаете, если бы в Большом зале присутствовал директор Дамблдор, вам удалось бы избежать увечья?

О как. Глубоко копают.

— Не знаю, Ваша честь, — пожимаю плечами.

— Почему?

— Я не умею видеть будущее, Ваша честь, — одна чистая правда 999-ой пробы. — Поэтому не могу сказать, что произошло бы, присутствуй в Большом зале директор Дамблдор, Ваша честь.

— Но представьте себе, что такое случилось бы?

— Мне очень тяжело вспоминать те события, Ваша честь, — еще бы, не в себе был, — поэтому извините, не могу.

Патрик выглядит немного раздосадованным. Потерев подбородок, он заходит в новую атаку.

— Считаете ли вы, что Гилдерой Локхарт был плохим преподавателем?

— Да, Ваша честь.

— Считаете ли вы, что, будь на его месте нормальный преподаватель, ситуации с нападением василиска удалось бы избежать?

— Не знаю, Ваша честь, — опять пожимаю плечами.

И вот в таком вот неспешном темпе вальса мне ебут мозг почти два часа. Под конец не только потный с ног до головы, но опять жутко хочется в туалет, а из-за мокрой одежды кажется, что уже описался. В жопу такое правосудие, ага, даже воды не предложили и в туалет выйти не дали. Хорошо, конечно, что цепями не стали приковывать, но это было бы уже чересчур. Интересно, теперь они объявят, что результаты недостоверны и надо еще раз пройти тест на полиграфе, в смысле хлебануть Сыворотки и рассказать им все?

Честно говоря, разочарован во всем этом спектакле и балагане.

Ну хочется им, так сказали бы, что Дамблдор гад, пидарас, ел детей и вообще злодей хуже Волдеморды. Но нет, надо натянуть сову информационного оправдания на глобус общественного мнения, а мне отдуваться приходится. Но все же в конце концов от меня отстают и объявляют допрос свидетеля законченным. Почитать протокол и поставить роспись, мол, с моих слов все записано верно, не дают. То ли у них тут есть магические способы перепроверки, то ли, наоборот, хотят подлог сделать, по горячим следам.

Интересно, у Дамблдора в Министерстве есть соратники?

В смысле, такие, чтобы, как в Ордене, были готовы рискнуть телами и душами за общее дело? Или все так, на уровне разделения идей, но не действий? Это я к тому, что если соратники есть, то можно было бы рассчитывать на нормальный суд. Хотя да, это нездоровый и незрелый оптимизм. Если уж министру нужно, то будет все по его сценарию, не смотри, что это Министерство, тут, по сути, в магическом сообществе договорная диктатура. То есть у министра охрененная куча власти, и он может ей почти бесконтрольно распоряжаться, пока тех, кто выдвинул его на пост, все устраивает.

— Можете быть свободны, мисс Грейнджер, — объявляет Патрик.

И этакий величественный жест рукой. Похоже, это очень модно в Министерстве — делать такие жесты, мол, владыка всея планеты милостиво повелеть соизволил.

— Перерыв на полчаса, — обращается он к теткам, — и потом продолжим допрос свидетелей.

Те кивают, и мы расходимся из зала. Ф-ф-фух, сейчас бы в душ, потом кофе, потом поспать и желательно еще поесть и послушать нормальные объяснения на тему магического правосудия. В смысле, то, что сейчас было, — это нормально или специально для меня такое шоу слепили? Или просто маги опять криво у людей суд передрали, не обеспечив глубинных смыслов и оснований?

Голова гудит, как всегда после длинных и бессмысленных разговоров, но банкет еще не окончен.

Очень важная министерская тетка догоняет нас и говорит аврору:

— Амелия Боунс, глава отдела магического правопорядка. Я бы хотела поговорить с мисс Грейнджер у себя в кабинете!

Не знаю, подчиняются ли авроры этому отделу, или что, но сопровождающий просто молча кланяется, и мы меняем направление движения. Мило, да? В очередной раз за сегодня ощущаю себя игрушкой в играх больших дядей и тетей. Ничего, ничего, я не злопамятный, просто злой, и память у меня хорошая. Раздражение на все подряд уже готово прорваться, и кто знает, какие бы это возымело последствия, но тут тетка спрашивает:

— Как там моя племянница? Сьюзан Боунс, Хаффлпафф, ты знаешь ее?

Морщу лоб, но все-таки смутно вспоминаю. В конце концов, триста учеников, которых видишь день ото дня, не так уж много, и лица точно врезаются в память. Вот соотнести эти лица с именами сложнее, но все же иногда удается. Точно, есть на Хаффлпаффе такая, девочка-пухляшка, с кудрями и таким детским взором, что сразу видно: ее жизнь ни разу не била. Обратил на нее внимание... да, точно, была Травология с Хаффлпаффом, и еще подумал, что она в сестры-огородницы Невиллу очень даже подойдет.

— Только в лицо, но не лично, мадам.

— Зато она тебя хорошо знает, — изображает усмешку тетка. — Вот и мой кабинет.

Оборачивается к аврору и командует:

— Ждите здесь, я лично отвечаю за мисс Грейнджер.

И запихивает меня в кабинет, не дожидаясь ничьих ответов.

Кабинет внутри просто огромен и в то же время завален бумагами, папками, заставлен шкафами с теми же бумагами и папками, и где-то посреди всех этих завалов находится рабочее место Амелии. Пробираемся бумажными ущельями, и она жалуется:

— С момента побега Пожирателей количество работы увеличилось на порядок. Пишут и пишут — видели там, видели здесь, любую тень принимают за Пожирателей, а нам приходится по каждому случаю оформлять бумаги. Не представляю, как магглы с этим справляются!

Скромно молчу, ага, не хватало еще влипнуть в лекцию о делопроизводстве людей, которому все равно никто тут следовать не будет. Одежда неприятно холодит спину, и хотелось бы уже перейти к сути, ага.

— Не подскажете, где здесь туалет? — жалобным тоном.

— Вон там, — машет она рукой вглубь кабинета.

Кучеряво живут в Министерстве, скажу я вам. Отдельный туалет с душем, а там дальше еще и комната отдыха. Наверняка и доставка еды от местных домовиков имеется. Или это просто привилегии главы отдела, а рядовым сотрудникам хрен без компота? Пока ходил, Амелия уже сообразила чай с булочками, но здесь не медпункт Хогвартса, чтобы бездумно есть и пить все, что дают, и поэтому вежливо отказываюсь.

— Вот так вот, лицом к лицу, ты выглядишь весьма умной и вменяемой, — неожиданно заявляет Амелия.

Сказать ей в ответ, что вот так лицом к лицу она выглядит моложе, чем в зале суда? Нет, еще обидится. Вроде уже и возраст такой, что внуков нянчить пора, а все на слова о возрасте и красоте обижаются. Не то чтобы никогда этого не понимал, но все равно удивительно. Казалось бы, с возрастом должны приходить житейский опыт и мудрость, но стоит только задеть "больные" темы, как все, смерч и ураган эмоций. Есть, конечно, реально мудрые женщины, которых все это не задевает, но лучше не проверять, ага.

— Боюсь, Амбридж сделала не ту ставку, — усмехается она. — В слухах, которые и до меня краем уха долетали, через племянницу, ты выглядела гораздо более...

— Чокнутой, мадам?

— Да, именно так. Поэтому я пришла проследить за правопорядком, к некоторому возмущению Патрика, ну да ладно, это уже наши внутренние дела. Передай привет моей племяннице и скажи, что уже скоро я пришлю ей письмо.

— Директор Дамблдор признан виновным?

— Он не явился на заседание, что автоматически повлекло признание его виновным, — немного педантично поправляет мадам Боунс.

Ну да, точность в словах очень важна в юриспруденции, но как-то все равно неожиданно. Привык взирать на магов как на противников различных процедур. В душе вполне с ними солидарен, эта бюрократия — поубывав бы! — но разумом понимаю необходимость формальной стороны дела. Вот не явись сегодня Амелия — что, напоили бы Сывороткой? Или в мозгах полазили бы? Совершенно непонятно, и лучше не уточнять такие моменты.

— Впрочем, это не отменяет того факта, что в прошлом и настоящем Альбус Дамблдор совершал массу поступков, которые могут быть при желании истолкованы двояко, — продолжает она. — Не знаю, зачем он затеял это противостояние с Фаджем, но страдают от этого ученики. Ладно, извини, что-то я увлеклась. Передашь моей племяннице?

— Да, мадам.

— Я прослежу, чтобы учеников больше не таскали на допросы в Министерство, это все-таки нарушение, — обещает Амелия, перекладывая в сторону какие-то бумаги. — Надо будет, приедем в Хогвартс, и я прослежу за этим вопросом.

Потом она еще раз берет с меня обещание поговорить с ее племянницей и выводит из кабинета, передавая аврору. Тот, по-прежнему невозмутимый, молчаливо подпирает стенку в пустом коридоре. Интересно, их этому специально учат или это мне такой экземпляр мракоборца попался? Прыгаем камином обратно в Хог, и меня тут же выставляют из кабинета Амбридж.

Ха, можно подумать, очень хотелось там задерживаться!

Настроение стремительно улучшается, и голова уже не так сильно болит. Душ, обед и навестить Гарри, а потом провести тихий, приятный вечер в кругу друзей, а также обдумать случившееся. Об этом ли говорил Дамблдор, когда утверждал, мол, ведите себя как хотите? Ах да, еще найти Сьюзан и передать ей привет от тети. Так, обед уже героически пропущен, усилиями судейских крыс, ну и ладно, за ужином точно встречу.

Погрузившись почти с головой в ванну, думаю: что мы имеем в сухом остатке?

Имеем мы угнетающее впечатление от квази-судебной системы. Также окончательно становится понятно, что сову натягивают на глобус и уже скоро можно ожидать полного официального обвинения. Вот там нам все расскажут о Дамблдоре — какой он был злодей и как ловко притаился под боком у Министерства, но храбрые чиновники не растерялись и вывели величайшего светлого гада на чистую воду.

Также он будет окончательно снят со всех должностей, и, возможно, даже осужден.

Может, этого Дамблдор и добивается? Десять лет в Азкабане? В смысле, его привезут в тюрьму, а он ее изнутри разрушит и выйдет оттуда такой весь в белом. Не, бред, хотел бы он сломать Азкабан, так бы напал, анонимно. Все сломал бы и убежал, прежде чем кто-нибудь успел понять, что происходит. Предположим, что именно таков и был план Дамблдора: его осудили, отстранили, но не повязали. Он там аппарирует по стране, ищет крестражи, бла-бла-бла. Министерство же ищет его и Пожирателей.

Все равно не понимаю.

Где тут выгоды? Официальным лицом со всякими там должностями Дамблдор бы всяко сумел сделать больше, чем теперь, когда он без пяти минут осужденный преступник. Или он рассчитывает, что маги зависнут в ступоре, пытаясь понять, как величайший светлый волшебник стал преступником?

Осознав, что не могу представить дивной картины магов в ступоре, вылезаю из ванны и растираюсь, разговаривая сам с собой:

— Есть ли у вас план, директор Дамблдор?

— Есть ли у меня план? Есть ли у меня план? О, у меня есть замечательный план, мисс Грейнджер!

— Ну и идите в пизду вместе с вашим Хитрым Планом, директор Дамблдор! — громко и четко сообщаю в пространство ванной комнаты.

И сразу как-то становится легче жить. Ура.