Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

Возможно, Северус Снейп был уверен в себе как в зельеваре, но не уверен в себе как в человеке.

Это была странноватая гипотеза, но по-другому Гарри не мог для себя объяснить, почему Снейп с таким остервенением уклоняется от всех разговоров на личные темы. Впрочем, Снейпа вообще нельзя было назвать особенно разговорчивым, а если он был не в настроении, то почти любой диалог и вовсе был обречен на провал — в скверном расположении духа Снейп умел только огрызаться и угрюмо молчать.

Если бы у Гарри не было к нему огромного кредита уважения, вся затея со сближением была бы обречена на провал. Не будь этой незыблемой уверенности в том, что его мама не стала бы дружить с плохим человеком, и неиссякаемого запаса терпения, натренированного ухаживанием за Сириусом в его самые неудачные дни, Гарри бы, возможно, сдался.

Но вместо этого он с завидным упрямством продолжал играть в кошки-мышки, выгадывая даты возможного появления Снейпа в больнице Святого Мунго, которые тот по собственной инициативе сообщал ему крайне редко. Сближение продвигалось топорно.

Зато с зельеварением все складывалось куда удачнее.

На Рождество Гарри наконец-то выпросил себе свой первый оловянный котел.

Конечно, у него хватило ума не пытаться экспериментировать с зельями в одиночестве и уж тем более — под руководством Сириуса, который, по его собственным словам, после выпуска из школы быстрее зельеварения позабыл только историю магии. Дозволяемым пределом, которым Гарри из соображений безопасности ограничил себя сам, были книжки вроде "Зельеварение для самых маленьких" или "50 магических отваров, которые может сварить дошколенок". То, что предлагалось там, едва ли можно было назвать зельями в полном смысле этого слова: как правило, рецепты содержали всего только три-четыре простейших ингредиента, а время варки редко превышало час. Ничего полезного при таком подходе было не создать — Гарри сомневался, что умение варить зелье мыльных пузырей когда-нибудь пригодится ему в жизни. Но все-таки это была практика, которая могла подготовить его к более сложным вариациям в будущем. Кроме того, время от времени в Дом-на-отшибе по-прежнему заглядывал Ремус, и под его бдительным надзором Гарри мог позволить себе попробовать свои силы на каком-нибудь рецепте из учебника для первокурсников.

Опыт Снейпа помогал в том, что Гарри про себя называл Теоретическим Зельеварением. Поскольку сам он в ближайшие три года не будет иметь возможности проводить эксперименты с котлом, единственным выходом стали вопросы "а что будет, если", обращенные к эксперту.

Поначалу эти диалоги выглядели примерно так:

— А что будет, если я добавлю иглы дикобраза вместо змеиных клыков в зелье пробуждения?

— Испортите котел, и, возможно, одним Поттером на этой земле станет меньше.

Затем Гарри перестал совершать настолько глупые ошибки, и самые страшные ответы начали сводиться к тому, что зелье потеряет часть своей эффективности или не поменяется вообще ничего. Но временами — далеко не так часто, как Гарри бы хотелось, — ему удавалось додуматься до удачной поправки к стандартной инструкции, за что Снейп, бывало, награждал его коротким кивком или кривой усмешкой. Эти редкие моменты Гарри относил к своим личным достижениям. Открыто радоваться им не стоило — Снейп почему-то вбил себе в голову, что если перехвалить своего самозванного юного протеже, тот непременно начнет задирать нос и станет совершенно невыносимым, хотя Гарри даже представить не мог, откуда у него такие идеи. Сириус иногда мог прихвастнуть чем-то, чем гордился, но самому Гарри куда больше по душе был подход Ремуса, который считал, что говорить об успехах человека должны действия, а не слова.

— И не ждите, что на моих уроках вы будете получать хоть какие-то поблажки, Поттер, — бросил Снейп как-то раз, когда речь снова зашла о Хогвартсе.

Гарри спокойно ответил, что никакие поблажки ему и не понадобятся. По лицу Снейпа почти никогда нельзя было понять, о чем он думает, но в тот раз Гарри почему-то твердо уверился в том, что ответ пришелся тому по душе.

В один из коротких февральских дней, когда погода за окном все еще была мерзкой и промозглой, а младший Поттер опять правильно угадал время визита — чему Северус, разумеется, ни в коей мере не радовался, и не возвращался к прежнему хаотичному графику посещений только потому, что бегать от маленьких детей было ниже его достоинства, — Северус вскользь упомянул о том, что не только занимает должность преподавателя зельеварения, но еще и выполняет обязанности декана Слизерина. Вообще-то, он предполагал, что это и так общеизвестный факт, но, похоже, Блэк совершенно не утруждал себя тем, чтобы дать своему воспитаннику хотя бы базовые представления о том, что ждет его в Хогвартсе — и было ли тут, чему удивляться?

Как бы там ни было, Поттер выглядел удивленным. И — что было еще более странным, — удивленным приятно.

За это можно было отдать ему должное, в отличие от большинства детей своего возраста, этот ребенок далеко не всегда был как открытая книга. Но открытая или закрытая, а Северус считал себя экспертом в чтении людей и потому мог быть уверен в том, что не ошибался.

— Я думаю, что могу попасть в Слизерин, — серьезно сообщил Гарри Поттер в ответ на его вскинутые брови. — И, кажется, я только что захотел туда еще немного больше.

Северус по привычке иронично хмыкнул, и только затем...

Что?

Северус испытал большой соблазн спросить у кого-нибудь, слышали ли они то же, что услышал он, но вряд ли в данной ситуации Лили или человек-растение-Джеймс-Поттер могли как-то ему помочь.

В любом случае, осознание было сокрушительным.

Сын отпетого гриффиндорца Джеймса Поттера, воспитанный не менее отпетым гриффиндорцем Сириусом Блэком, заявлял ему, что собирается в Слизерин.

И на крошечную долю секунды Северус всерьез подумал, что это могло быть не так уж и плохо.

Как ни крути, он провел в обществе мальчика достаточно времени, чтобы немного разобраться в том, что тот из себя представляет. И конечно, со своим восьмилетним стажем преподавания Северус не мог не заметить в нем те же черты, что так часто замечал в своих подопечных: некоторую проницательность, умение понять, когда нужно держать язык за зубами, а когда можно сказать что-то в меру лестное, что придется собеседнику по душе.

Гарри Поттер был мало похож на своего отца или крестного. Если уж на то пошло, яркой порывистости Лили в нем тоже пока заметно не было, разве что когда он зажигался какой-то новой идеей.

Конечно, дети не всегда вырастали копией своих родителей — Снейп знал это, потому что долгое время его главным страхом было превратиться в копию своего отца.

И все же: Поттер — в Слизерине?

— Когда люди узнают, что я декан Слизерина, обычно они решают, что хотят куда угодно, только не в Слизерин, — бесстрастно сообщил Северус, когда убедился, что его мозг пока все же не собирается взрываться.

Гарри Поттер пожал плечами.

— Но они ведь не узнают перед этим вас самого?

Губы Северуса скривились в подобии сардонической усмешки.

Было ли это сознательной лестью? Нет, не важно. Один раз осознав это, он уже не мог не понимать, что у Поттера есть все шансы прижиться на его факультете.

— Ладно, — Гарри поднялся на ноги. — Я бы очень хотел посидеть здесь еще, но уже почти темно, а Сириус не любит, когда я возвращаюсь домой поздно.

В очередной раз за день Северус решил, что ослышался.

— Поттер, ваш крестный отправляет вас добираться до больницы одного?

— Мы все вместе решили, что я достаточно разумный, чтобы не вляпаться в неприятности.

Северус выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Действительно, и чего еще можно было ждать от Блэка?

Какой идиот догадался поручить заботу о маленьком ребенке такому безответственному кретину, как Блэк? Чудо, что Гарри Поттер вообще дожил до своих восьми лет.

Лицо мальчика вдруг приобрело не-детскую жесткость.

— Можете не верить, но Сириус замечательный крестный и отлично обо мне заботится.

— О, я вижу, — ядовито произнес Северус, понизив голос почти до шепота. Полузабытые ярость и обида льдом разлились по венам. Северус знал, что был чертовски злопамятным, но сам удивился тому, насколько негасимой была его ненависть к Сириусу Блэку.

Поттер хотел сказать что-то еще, но так и не нашелся.

— Я пойду, — тихо сказал он вместо этого.

— Идите, — отозвался Северус с деланным безразличием. Внутри у него по-прежнему все кипело. — И не забудьте спросить вашего замечательного крестного, кто такая Беллатриса Блэк и какое отношение она имеет к тому, что произошло с вашими родителями.

Гарри Поттер молча посмотрел на него и вышел из палаты.

Северус опустился на больничную койку.

Он чувствовал себя обессиленным, но не понимал почему. И только выйдя в коридор, понял, в чем дело. Он успел забыть, каково это — покидать палату Лили с тяжелым сердцем. Успел привыкнуть к тому, что походы в Мунго теперь ассоциировались не только с оглушающим грузом вины за прошлые ошибки и бесполезными мыслями "а что если бы..."

"А что если бы..."

"А что будет, если..."

Огромным искушением было перенаправить всю свою злость на Поттера, но Северус осознавал, что в том, как легко он позволил себе прекратить сгрызать себя заживо, виноват только он сам. Все остальное такого большого значения не имело.

Может быть, сегодня он проверит вдвое больше домашних работ, прежде чем решится лечь в постель и снова остаться наедине со своими мыслями.