Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

Радостное возбуждение от того, что впервые он проведет праздники с друзьями, почти прогнало лишние колючие мысли. Ксенофилиус Лавгуд встречал их на платформе, в нежно-сиреневом сюртуке и со странным ожерельем на шее. В животе болезненно екнуло, когда Луна прижалась к отцу, но Гарри отвел взгляд и сказал себе не дурить. Пора привыкнуть.

Приятный сюрприз: до дома Лавгудов их вызвался подбросить мистер Уизли — не пришлось пользоваться порталом или услугами Ночного Рыцаря, о поездке на котором у Гарри сохранились не самые теплые воспоминания. Миссис Уизли на вокзал не приехала — готовила дом к празднику, — но даже без нее их было восемь человек. Гарри никак не мог взять в толк, как они влезут в маггловский автомобиль мистера Уизли, однако маггловским тот оказался лишь на первый взгляд — в салон поместились все, пускай всю дорогу Гарри пришлось провести сплюснутым между Роном и Луной, а Джинни — забраться на колени к Фреду. Без магии тут обойтись не могло — как иначе в маленький квадратный багажник поместились все чемоданы и клетка с Буклей?

Мистер Уизли довез их до подножия холма, на котором возвышалось странное цилиндрическое сооружение — дом Лавгудов. Гарри поблагодарил мистера Уизли и попрощался с приятелями. Джинни переобнимала братьев, чмокнула отца в щеку, и голубенький форд покатил дальше, направляясь к Норе.

Гарри считал Дом-на-отшибе необычным даже по волшебным меркам, но дом Лавгудов мог составить ему достойную конкуренцию — один заснеженный сад, засаженный диковинными растениями, чего стоил.

"Невиллу бы понравилось."

Гарри передернуло.

Сам дом, такой круглый, что голова тоже шла кругом, и доверху набитый непонятным, но очень интересным на вид барахлом, напомнил Гарри родную обитель — может, разрисованными от руки кухонными шкафчиками, а может, тем, что мистер Лавгуд тоже не придавал большое значение формальному разделению комнат и без проблем совмещал гостиную с рабочим кабинетом. Но несмотря на прибытие гостей, в доме царила меланхоличная, сонно-тягучая атмосфера — совсем не то, что дома или в школе.

— Тут так тихо и спокойно... — восхитилась Джинни. — У нас вот вечно все верх дном, даже когда Фред с Джорджем ничего не взрывают, а Перси не нудит над ухом. И еще этот упырь на чердаке — помнишь?

— У нас нет упыря, — улыбнулась Луна. — Зато есть печатный станок, так что рано радуешься.

— Да, боюсь, сегодняшняя ночь выдастся шумной, — кивнул мистер Лавгуд, вешая сюртук на торчащий посреди стены крючок. — Но не волнуйтесь, я как раз купил пару коробок затычек для ушей. И я постелил еще одну постель в комнате Луны, а ты, Гарри, можешь занять мою спальню — я все равно обычно сплю в кабинете.

Понятно, еще один трудоголик.

Остаток дня прошел тихо: уже вечерело, так что украшение дома оставили на завтра. Мистер Лавгуд ушел в кабинет — заканчивать рождественский выпуск "Придиры", а они втроем остались на кухне, обсуждая, чем займутся в канун Рождества. Луна хотела показать им замерзший ручей, и конечно, нужно будет везде развесить игрушки и украсить елку...

Огонь в камине мягко трещал, обгладывая поленья. Травяной чай, несмотря на подозрительную окраску, приятно горчил и магически притуплял все тревоги и сожаления. То разговаривая ни о чем, то увязая в комфортном молчании, они засиделись почти заполночь, пока Джинни не спохватилась, что забыла написать маме письмо.

Луна тронула Гарри за плечо:

— Пойдем, я покажу тебе спальню.

Доставшийся Гарри ярус находился над комнатой Луны, но он задержался на лестнице, осматриваясь по сторонам.

— Я очень мало у кого был в гостях, — признался он, разглядывая устилающий пол голубой ковер и прислоненный к стене мольберт с яркими масляными разводами на холсте. Взгляд упал на колдографию: молодая волшебница обнимала девочку, в которой Гарри узнал маленькую Луну. Обе мечтательно улыбались, глядя куда угодно, но не в объектив. — Это твоя мама?

— Да, — Луна улыбнулась, немного грустно. — Красивая, правда? Мне нравится думать, что она всегда за мной присматривает. А у тебя остались колдографии с ними?

— Втроем с родителями? — Гарри отвел взгляд. — Да, но... Я их редко достаю.

В ящиках шкафов гостиной-библиотеки пылилось множество альбомов с колдографиями: от школьных времен, где мама еще не появлялась, и до самых свадьбы и рождения Гарри. Те, где мама с папой смеялись и кружились в объятиях друг друга. Те, где они сидели где-нибудь в баре с хохочущими Сириусом и Ремусом. Те, где фотографировали друг друга исподтишка, чтобы поймать ошарашенное выражение, медленно перерастающее в улыбку. У многих были оторванные края или выжженные пятна — только два года назад Гарри узнал, кого Сириус так старательно изничтожал с каждой фотокарточки. Но в любом случае, ни он, ни Сириус почти не притрагивались к этим альбомам.

— Я их редко достаю. Не знаю, смог ли бы держать такую на прикроватной тумбочке, — Луна ничего не говорила, поэтому Гарри пришлось продолжать: — Просто... Они же не умерли, понимаешь? Сейчас они совсем не такие, как на тех фотографиях. Папа может целый день глазеть в стену или рассматривать квиддичные журналы десятилетней давности, а мама... Ну, она иногда разговаривает — то есть, пытается что-то сказать — обычно, когда приходит профессор Снейп... Иногда меня обнимает, но... — горло сжалось и Гарри задышал медленно, чтобы отпустила судорога. — В общем, я не очень здорово себя чувствую, когда смотрю на старые колдографии.

Луна взяла его за руку. Гарри благодарно сжал ее пальцы.

Странно — сколько бы он ни говорил о родителях, легче не становилось.

Вскоре после того, как все улеглись, внизу затарахтел печатный станок. Гарри не стал затыкать уши — методичный стук успокаивал, вписываясь в меланхолию дома, как мерные удары барабанов — в печальную балладу со старых пластинок Сириуса. Приглушенный свет пробирался по лестнице из кабинета до самой спальни мистера Лавгуда и выше — там, где, видимо, был чердак. За причудливо изогнутыми окнами мягко белела луна, окропляя серебром дорожку меж заснеженных холмов. Казалось, ничто не может разрушить это мирное уединение маяка посреди безлюдной пустыни.

Гарри перевернулся набок, зарываясь щекой в пышную перьевую подушку. Может, так и будет чувствовать себя последний человек на Земле?

Гарри вспомнил Сказку о трех братьях, которую читал ему в детстве Сириус. Мантия-невидимка, спрятавшая младшего из братьев от Смерти... В детстве он любил думать, что его мантия — та самая. Что когда придет время, он набросит ее на них с Сириусом, и все беды пройдут мимо — Дар Смерти надежно спрячет их от злых глаз.

Гарри покосился на свои выбившиеся из-под одеяла голые лодыжки. Попытался вспомнить, насколько короче были его ноги, когда он обо всем этом мечтал. И когда это из неусидчивого ребенка с острыми коленками он вытянулся в нескладного жилистого юношу со слишком торчащими ребрами и слишком усталыми глазами?

Теперь они с Сириусом не поместились бы под мантию вдвоем. Теперь этому и не бывать. Если бы его мантия-невидимка действительно могла спрятать от Смерти, Гарри и впрямь остался бы последним человеком на Земле.

Где-то на маяке посреди снежной пустыни.