Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

В ночь 31 октября 1981 года лорд Волдеморт принял решение напасть на семью Лонгботтомов и этим решением поменял больше судеб, чем кто-то другой мог бы предположить. Но не больше, чем предполагал он сам — в конце концов, лорд Волдеморт всегда думал о себе очень много.

Может быть, слишком много для человека, чье могущество оказалось разрушено годовалым младенцем (и, скорее всего, силой любви).

В ночь 31 октября 1981 года определилась судьба Невилла Лонгботтома. Лорд Волдеморт оставил у него на лбу зигзагообразный шрам и кое-что еще менее приятное — внутри. А также оборвались судьбы Алисы и Фрэнка Лонгботтомов.

В ночь 31 октября 1981 года определились судьбы Лили и Джеймса Поттеров, через какое-то время оказавшихся в отделении больницы Святого Мунго для неизлечимо больных. А также судьба их сына Гарри, оставшегося на попечении своего крестного отца.

В ночь 31 октября 1981 года определилась судьба Питера Петтигрю, выдавшего Лестрейнджам и Барти Краучу-младшему местоположение Поттеров.

В ночь 31 октября 1981 года определилась судьба Сириуса Блэка, который не оказался в Азкабане за убийство бывшего друга только потому, что в этот момент у него в буквальном смысле был на руках Гарри, и в петле — потому что ему все еще было ради кого жить.

В ночь 31 октября 1981 года определилась судьба Северуса Снейпа, сделав его постоянным посетителем больницы Святого Мунго. Он не нес прямой ответственности за то, что случилось с Лили, но мысли о косвенной вине преследовали его повсюду. Северус Снейп прикладывал все усилия, чтобы во время своих визитов не пересекаться с Гарри Поттером, и не его вина, что Гарри Поттер решил иначе.

В ночь 31 октября 1981 года определилась судьба Драко Малфоя, руку которого не оттолкнули.

В ночь 31 октября 1981 года определилась судьба Альбуса Дамблдора, который получил совсем другого Избранного.

В ночь 31 октября 1981 года определились судьбы Ремуса Люпина, и Августы Лонгботтом, и Гермионы Грейнджер, и Луны Лавгуд, и семьи Уизли, и многих других людей.

И судьба Магической Британии.

И судьба мира.

Шестеренки заворочались, и одна из множества реальностей потекла своим чередом.

Но почва продолжала скользить под ногами, рассасываться, норовя затянуть его в пучину, точно зыбучий песок, глубже, еще глубже, туда, где тьма была столь непроглядной, что он уже не отыскал бы себя, но...

Дом-на-отшибе, как следует из его названия, действительно находится на отшибе мира, по ощущениям так точно. С трех сторон его окружает лес, самую малость недостаточно густой, чтобы начать казаться зловещим. К югу лес редеет и расступается, уступая место дороге, ведущей вдаль, но этой дорогой пользуются нечасто: жители дома предпочитают путешествовать через каминную сеть. До ближайшего населенного пункта — полдня ходьбы от дома, и почти наверняка вечность — оттуда до дома, таким количеством защитных чар укутан Дом-на-отшибе. Жизнь превратила его хозяина в слегка-параноика.

Сам Дом-на-отшибе бросает вызов всем традиционным представлениям о том, как должен выглядеть дом, где проживают два последних отпрыска двух благородных магических семей.

Первый этаж дома сложен из красного кирпича и расписан таким количеством граффити, что его смело можно отправлять в музей современного искусства. К сожалению, в магической Британии музей современного искусства пока не открыли, а отправлять такое в маггловский значило нарушать Международный Статут о Секретности 1689 года, поскольку граффити зачарованы на непрерывное движение. Сияя всеми цветами радуги, олени здесь гоняются за львами, лохматые псины разъезжают на мопедах, грифоны бьются в воздухе с гиппогрифами, драконы извергают столбы дыма и пламени, а одинокий волк самозабвенно воет на кусок сыра.

Второй этаж построен из темного дерева и превосходит по площади первый: не развалиться ему помогают в меньшей степени деревянные подпорки и в большей — магия. Окна на втором этаже постоянно открываются и закрываются со звучными хлопками без всякого постороннего вмешательства. В этом доме не любят тишину.

Венчает всю эту конструкцию скошенная крыша ярко-красного цвета. Под ней находится чердак: с пылью, пауками и кучей позабытых безделушек, как и положено любому уважающему себя чердаку.

На первом этаже располагаются кухня-столовая, гостиная-библиотека и кладовка-гараж. На втором — четыре спальни: хозяйская, детская и две гостевые, и ванные комнаты. Под домом находится погреб, из которого даже в самые жаркие дни тянет приятной прохладой.

Кривое узловатое дерево вызывающе растет прямо напротив входной двери: чтобы попасть в дом, приходится обходить его по полукругу. К его нижней ветке привязана деревянная качель, зачарованная покачиваться даже тогда, когда на ней никто не сидит. Но прямо сейчас у качели есть наездник.

Так выглядит Дом-на-отшибе — текущая резиденция Сириуса Блэка и Гарри Поттера.

Гарри раскачивался на качели с твердой решимостью сделать солнышко в пятый раз за сегодняшнее утро. Обычно он не занимался одним и тем же монотонным занятием так долго, но сегодня — он это понимал, — за что бы он ни взялся, от тянущего ощущения скуки избавиться не выйдет.

Дома он был один, но скучал не из-за этого: когда шесть лет своей жизни проживаешь в такой глуши в обществе единственного другого человека, который дрыхнет в среднем еще часов пять после того, как сам ты обычно просыпаешься, волей-неволей привыкаешь развлекать себя сам. У Гарри не было с этим проблем: в Доме-на-отшибе всегда была уйма всяких интересных занятий. Он мог кататься на своей игрушечной метле в погоне за снитчем, лазать по деревьям, читать книжки, готовить обед, играть в волшебные шахматы против себя самого, просматривать и пересортировывать свою тщательно отобранную коллекцию карточек со знаменитыми игроками в квиддич и чуть менее тщательно отобранную коллекцию карточек из-под шоколадных лягушек, возиться с одной из сотен магических головоломок или просто забавных игрушек, которые ему купили или заказали по почте и еще много, много чего. В пределах разумного Гарри получал все, что только мог захотеть, поэтому скучно одному ему не было.

Причина была в другом: скучно становится, когда ты очень ждешь какого-то события, а оно все не происходит.

Сегодня было 31 июля 1987 года.

Сириус отправился в Лондон за подарком на седьмой День рождения Гарри. И Гарри не мог дождаться, когда же он узнает, что это за таинственный сюрприз, из-за которого Сириус отошел от традиции просто брать Гарри с собой в Косой переулок и покупать ему совершенно любую приглянувшуюся вещь на выбор. (Так в свое время Гарри стал обладателем ослепительно сияющей детской мантии кричащих цветов, огромного шоколадного торта в человеческий рост, снитча из настоящего золота и полного собрания Кембриджской истории квиддича.)

Гарри сделал пятое солнышко и начал подумывать о шестом, когда в небе появилась стремительно увеличивающаяся черная точка. Черная точка приближалась и с ней приближался чудовищный рев, всегда ассоциирующийся у Гарри с ревом дракона и потому приводивший его в неописуемый восторг.

Он спрыгнул с качелей в точно рассчитанное время, чтобы Сириус успел соскочить со своего мопеда и поймать крестника в объятия.

От кожаной куртки Сириуса, которую он принципиально надевал во все те места, где нормальные люди обычно пользуются возможностью пощеголять мантиями, пахло мопедом, пылью и собачьей шерстью — эта смесь запахов всегда ассоциировалась у Гарри с домом.

— Не взорвал наше скромное жилище без меня? — спросил Сириус с широкой улыбкой. Как будто Гарри не знал, что из них двоих именно у Сириуса больше шансов взорвать дом, если оставить его без присмотра.

— Может, в другой раз, — Гарри широко улыбнулся в ответ.

— Эх!

Сириус нахмурил брови, словно по учебнику изобразив разочарование, и они оба рассмеялись. Потом Гарри строго спросил:

— В этот раз ты не сел на мой торт?

За всю историю доставки днерожденских тортов имени Сириуса Блэка такое происходило только один раз, но Гарри гордился своей хорошей памятью. Сириус успокоил его, продемонстрировав картонную коробку без единой вмятины.

Но внимание Гарри уже было приковано к другому предмету: продолговатому свертку, оставшемуся на сидение мопеда. Там, конечно, могло быть что угодно, но в сознании Гарри продолговатые свертки были неразрывно связаны только с одним. Что-то внутри сладко запело: метла.

Гарри подергал Сириуса за подол куртки.

— Я могу открыть? — спросил он, даже не пытаясь спрятать волнение. — Я же могу открыть сейчас?

Если Сириус скажет подождать до праздничного ужина... Гарри сделал самый мощный Умоляющий Взгляд, на который был способен. И это сработало именно так, как должно было сработать.

Сириус кивнул и сделал картинно-широкий пригласительный жест.

Гарри не надо было просить дважды. Пустив в ход пальцы, а кое-где и зубы, он в мгновение ока расправился с оберткой.

Это была не метла.

Это была Метла.

Или даже МЕТЛА.

Настоящая гоночная метла, Нимбус-1700.

У Гарри перехватило дух.

— У них не было размера под таких низких игроков, поэтому пришлось делать индивидуальный заказ для "моего друга-гоблина, который очень хочет научиться играть в квиддич", — Сириус выглядел очень довольным собой, и у него было на это право, о да, он только что в очередной раз подтвердил свое звание Лучшего Крестного Отца в мире.

Гарри успел крикнуть "спасибо!" за секунду до того, как его тело практически по собственной воле оседлало метлу, и ноги как бы сами оттолкнулись от земли.

В лицо ударил порыв ветра.

Гарри оторвался от земли с такой скоростью, какой сам не ожидал. В какой-то книге говорилось, что новая метла — как новая лошадь: объезжать надо осторожно и быть готовым ко всему. Но Гарри и так был готов ко всему, летать для него было так же естественно, как дышать.

Пальцы вцепились в гладкое отполированное древко, новенькое, без единой щербинки, и Гарри заложил крутой вираж, опустился к самой земле, пронесясь мимо апплодирующего Сириуса и обдав его волной воздушных потоков, снова взмыл ввысь и описал несколько головокружительных кругов вокруг дома. Небо было над головой, и вот вдруг под ногами, и вот, снова над головой.

Метла откликалась на каждое его движение, и это ни в какое сравнение не шло с его детскими метлами.

Скорость.

Свобода.

Грудь стиснуло от восторга, и на глазах выступили слезы: то ли от ветра, то ли от затопившего все сознание чувства блаженства. Гарри знал, что мог бы летать так весь день: он бы не устал и ему бы не надоело.

Но было еще кое-что важное, что он должен был сделать.

Гарри спрыгнул с метлы, краем сознания отметив плавность торможения. Земля приятно спружинила под босыми ногами, и Гарри, не разрывая движения, прыгнул Сириусу на шею, крепко прижавшись к его заросшей щетиной щеке.

— Ты станешь самым великим игроком в квиддич, — пообещал Сириус торжественно. Гарри с удивлением обнаружил, что сердце у него колотится так же часто и гулко, как у самого Гарри.

— Лучше, чем папа? — спросил Гарри тихо.

Сириус мягко усмехнулся.

— Тут придется постараться, но я думаю, у тебя получится. Держу пари, даже Джеймс так не летал в семь лет.

Гарри зажмурился от удовольствия, старательно игнорируя легкий укол печали. Он никогда не сможет спросить у папы, летал ли он так в семь лет.

Но...

У него был Сириус, а впереди ждал праздничный ужин. Ему исполнилось семь, и уже скоро, через какие-то четыре года он отправится в Хогвартс.

Крепко сжав широкую ладонь крестного, Гарри потянул его в дом.

Он уже знал, что загадает сегодня, когда придет время задувать свечи.

"Я хочу, чтобы папа увидел, как я летаю."

С этой мыслью Гарри задул семь длинных разноцветных свечей.

Каждый год он загадывал что-то в этом духе, зная почти наверняка, что такое желание не сбудется, ведь магия Дня рождения не была всемогущей, но какая-то часть него отчаянно надеялась, что вот в этом году...

В кухне-столовой их было трое: сам Гарри, Сириус и прибывший по каминной сети Ремус Люпин. Обычно они праздновали День рождения Гарри именно в этом составе — семейная традиция. Пусть даже Ремус и не был членом их семьи в полном смысле этого слова, Гарри все равно считал его чем-то вроде второго крестного. Когда Сириус только взял Гарри на воспитание, Ремус заглядывал к ним чуть ли не каждый день, потому что очень долго не мог поверить, что Сириусу хватит ответственности воспитать ребенка. И когда Сириус болел, а Гарри был еще слишком маленьким, чтобы позаботиться о себе сам, на помощь тоже всегда звали Ремуса. В последние годы он посещал их не так часто, потому что все его время занимали поиски работы. С этим у него были постоянные трудности: Гарри очень долго думал, что "пушистая проблема" как-то связана с аллергией на пух, залежи которого, наверное, были во всех учреждениях, куда Ремус мог бы подать свое резюме, и только недавно ему объяснили настоящее значение таинственного недуга.

Это было грустно — Ремус Люпин был замечательным человеком, и только потому, что раз в месяц он превращался в волка, его никуда не принимали. Если бы только люди брали на себя труд сначала узнать его получше, прежде чем выносить приговор "отказано"...

Впрочем, конкретно сейчас Ремус, кажется, не совсем бедствовал: Гарри получил от него превосходный набор дорогого шоколада и подарочное издание "Важнейших магических открытий двадцатого века". Гарри любил шоколад и любил читать, так что Ремус попал по обоим пунктам.

Сириус принялся разрезать торт. Тот, стоило ножу вонзиться в него, заиграл мелодию "С Днем Рождения тебя".

— Поверить не могу, что ты на самом деле купил Гарри гоночную метлу, — за мягкой улыбкой Ремус тщательно маскировал беспокойство, и Гарри все равно это услышал — когда хорошо знаешь человека, учишься улавливать его чувства по самым незначительным деталям вроде слегка поджатых губ и намека на неодобрение в голосе.

— Я не упаду, — заверил Гарри, оторвавшись на секунду от своего куска торта. Торт был замечательный: шоколадный, покрытый светло-зеленой глазурью и с кислыми лимонными шипучками внутри. Этой комбинацией сладкого и кислого, должно быть, сохранялся какой-то закон вкусовой гармонии, иначе и не объяснить, почему это было настолько вкусно.

— Он не упадет, — подтвердил Сириус гордо. — Ты бы видел, как он летает, Рем. Не хуже Джеймса в том матче на третьем курсе.

Скорее всего, Ремусу было что возразить, но он оказался достаточно дипломатичен, чтобы отложить этот разговор до другого раза.

Сириус разлил напитки по бокалам: изумрудную газировку для Гарри и шампанское для взрослых. Праздничный стол на миг утонул в звуках праздничного шипения. Сириус прочистил горло и поднял бокал в воздух:

— Тост за то, чтобы Гарри стал ловцом сборной Британии, величайшим магом своего поколения и главным сорвиголовой Гриффиндора со времен Мародеров. И прочие очевидные вещи, которые и так произойдут.

Звон бокалов.

То, что Сириус так верил в него, было приятно.

И, наверное, сейчас было не самое подходящее время, чтобы задать изводящий Гарри вопрос: что, если главным сорвиголовой он станет не на Гриффиндоре?

Он должен быть дипломатичным, как Ремус.

Вечер потек своим чередом. Сириус много говорил и еще больше — смеялся. Гарри любил слушать, как смеются другие люди, особенно Сириус.

Как-то Сириус рассказал ему о маггловской профессии комика, и несколько недель Гарри был одержим идеей создать аналог этого благородного занятия в магическом мире. Потом ему надоело по десятому кругу прогонять компиляцию колонок анекдотов из "Ежедневного пророка", который Сириус выписывал, чтобы быть в курсе новостей магического мира, и "Придиры", которую Сириус выписывал, чтобы посмеяться, и идея волшебного стендапа отправилась на скамейку запасных.

Когда часы в гостиной пробили полночь, Ремус спохватился, что Гарри, наверное, уже пора в постель. Сириус для чистоты совести немного поспорил, но Гарри и сам уже чувствовал, что глаза начинают слипаться, а к горлу то и дело подкатывает зевота. У него не было привычки засиживаться допоздна, и он отставал от своего обычного графика сна уже на два часа. Хорошие вечера надо заканчивать на правильной ноте.

Пожелав всем спокойной ночи, Гарри выскользнул в прихожую. Он только на секунду задержался на пороге, чтобы бросить прощальный взгляд на празднично украшенную кухню-столовую.

Зачарованные свечи парили в воздухе, теплым оранжевым светом осеняя заставленный тарелками стол и остатки именинного торта. Ремус негромко рассказывал забавную историю из своего последнего путешествия, а Сириус реагировал на самые смешные моменты тихим пофыркиванием в стакан с огневиски. Эти двое выглядели такими... умиротворенными.

Да, сейчас точно было не подходящее время.

(И хотя Гарри в глубине души понимал, что чем дольше он тянул, тем страшнее становился этот неизбежный разговор...)

Он повернулся и принялся взбираться на второй этаж по скрипучей винтовой лестнице.

Когда Гарри, шлепая босыми ногами по шершавым ступеням, спустился на кухню, то обнаружил, что Ремус уже проснулся и озаботился тем, чтобы приготовить завтрак. С завистью Гарри пронаблюдал, как ловким движением палочки взрослый волшебник нарезал яблоки тонкими полупрозрачными ломтиками, помешал варящуюся в кастрюле овсяную кашу и одним взмахом руки затушил огонь. Масло, соль и сахар отправились в кастрюлю, содержимое которой продолжила помешивать большая деревянная ложка.

Магия выполняла всю ту работу, что Гарри приходилось проделывать вручную.

Этот мир работал очень нечестно по отношению к детям.

— Доброе утро, Гарри, — дружелюбно приветствовал его Ремус.

— Мне точно нельзя получить палочку до одиннадцати лет? — выпалил Гарри вместо ответа и только потом, спохватившись, добавил: — Доброе утро.

Съев овсянку (которая совершенно точно была вкуснее обычного только благодаря вмешательству магии, а не потому, что Ремус Люпин справлялся с обязанностями семейного повара лучше Гарри), они вспомнили о недоеденном вчера торте и добавили его в качестве десерта. Налив им по чашке чая, Ремус немного посерьезнел.

— Я могу ошибаться, но вчера мне показалось, что ты чем-то немного обеспокоен.

Гарри вздрогнул. У Ремуса был этот непонятный талант, который Сириус обзывал "хороший психолог". Если по простому, он почти всегда видел то, что люди пытались спрятать. Может быть, ему помогал волчий нюх, хотя Гарри не был уверен, что волков интересовало вынюхивание человеческих эмоций.

— Ты можешь поговорить об этом со мной, — Ремус ободряюще улыбнулся. — Если хочешь.

Он никогда не вытягивал ответы силой или настойчивостью.

— Ну... — Гарри поковырялся вилкой в кусочке торта. — Сириус вчера сказал, что я должен стать главным сорвиголовой Гриффиндора. Вот только... — он замялся.

— Ты не должен нарушать школьные правила, если тебе не захочется, просто чтобы Сириус был счастлив. Никто тебя за это не осудит, — сказал Ремус мягко. — Если на то пошло...

Гарри помотал головой.

Ремус на секунду замолчал. Затем в его глазах мелькнуло понимание.

— Ты думаешь, что Шляпа отправит тебя не в Гриффиндор?

Ну вот. Эти слова наконец были произнесены вслух. В устах Ремуса это даже прозвучало не с таким осуждением, как Гарри себе воображал.

— Я не совсем уверен, что Гриффиндор — это мой факультет, — прошептал Гарри едва слышно.

Ремус задумчиво кивнул. Возможно, у него перед глазами в этот момент пронеслись все сцены, где Гарри с головой уходил в книги в поисках новых интересных фактов или с упоительным трудолюбием вручную оттирал испачканные тарелки, и тогда он был не совсем прав. Или он вспоминал все те случаи, когда Гарри, не всегда даже умышленно, говорил именно те слова или делал именно то жалобное выражение лица, чтобы Сириус сделал так, как он хочет, и тогда это было уже ближе к истине.

Но в любом случае, основную суть Ремус уловил.

— Ты можешь оказаться на любом факультете, Гарри. Наше с Сириусом отношение к тебе не поменяется.

— Сириус оказался не на том факультете, что вся его семья, а потом его выгнали из дома, и ему пришлось жить у папы, — буркнул Гарри. Он слишком хорошо знал эту историю.

— Но Гарри, там дело было в...

Но Гарри было уже не остановить.

— Я ведь даже не знаю, будет ли у меня кто-то, как папа для Сириуса. Я залез в последнее издание "Родословных древних родов" и попытался составить список семей, где есть мои ровесники и у которых есть деньги, чтобы если что, приютить лишний рот, и... Их было мало! Я знаю, что мама дружила с Молли Уизли, но у них УЖЕ семь детей. Семь! Наверное, это могли бы быть Лонгботтомы, но бабушке Мальчика-Который-Выжил и так должно быть тяжело. И кто остается? Малфои?

Лицо Ремуса окаменело. Гарри испугался, что зашел слишком далеко.

— Я думаю, мне нужно поговорить с Сириусом, — произнес Ремус ровно. — Хотя я сразу могу сказать, что тебя совершенно точно НЕ выгонят из дома, но наверное, тебе лучше услышать это от него.

Гарри притворился, что очень увлечен размазыванием торта по тарелке. Его слегка потрясывало. Кто-то сказал, что если озвучить страх, он перестанет быть таким страшным. Но почему-то в случае Гарри, страх от этого начал казаться еще реальнее.

— Гарри, — позвал Ремус. — Посмотри на меня, пожалуйста.

Гарри нехотя оторвал взгляд от своей тарелки. Ремус смотрел на него с участием.

— Если однажды ты решишь, что хочешь сменить место жительства, ты всегда сможешь пойти ко мне. И неважно, какого цвета будет оторочка твоей школьной мантии. Хорошо?

Гарри натянуто кивнул.

Он не знал, как объяснить то, что чувствует. Ремус был добрым и замечательным, но он не был Сириусом. Гарри представил, как он едет на поезде из Хогвартса, зная, что возвращается не домой и домой уже никогда не вернется. В груди защемило.

Он вылез из-за стола.

— Я пойду почитаю, — сообщил он буднично. — Не буди Сириуса, пока он сам не проснется, хорошо? Он редко высыпается как следует.

И Гарри поторопился в гостиную, стараясь не думать о странном выражении лица Ремуса.

Гарри не врал, когда говорил о проблемах со сном у Сириуса, — кому как не Ремусу было об этом знать. Проблемы с бессонницей у того начались еще курсе на третьем. Зелья не помогали, а мадам Помфри только руками разводила и говорила, что все от беспокойной головы.

Поэтому Ремус смиренно дождался шести часов вечера, когда из комнаты Сириуса, наконец, донеслось шебуршание и протяжные зевки, и только тогда, облокотившись о дверь, сообщил:

— И тебе добрый вечер. Надо поговорить.

— Дай мне полчаса, — раздался из-за двери хриплый голос Сириуса.

Ремус ждал долго, так что мог подождать еще полчаса. Гарри, наверное, тоже; как бы Ремусу ни хотелось развеять тревоги мальчика поскорее, он отлично знал, что первые полчаса после пробуждения Сириус функционирует... ну, не то чтобы очень. Серьезный разговор он поддержать не сможет, придется повторять все дважды.

Всю первую половину сегодняшнего дня Гарри вел себя очень тихо. Его и так нельзя было назвать шумным ребенком, но сегодня он превзошел сам себя, с головой погрузившись в изучение книг, полученных в подарок.

Нечему будет удивляться, если он окажется в Когтевране.

Ремус несколько раз ненавязчиво предлагал ему свою компанию, но Гарри для этого явно был не в настроении.

Наконец, дверь отворилась и появилось слегка припухшее после сна лицо Сириуса. Он еще не вылез из пижамных штанов, но волосы расчесал.

Ремус зашел в спальню и прислонился к письменному столу. Сириус плюхнулся обратно на неубранную кровать.

— Ну? — спросил он, выжидающе глядя на Ремуса. Тот решил начать издалека.

— Шляпа предлагала тебе другие факультеты?

Сириус помрачнел.

— А что?

— Праздно интересуюсь. Меня она спросила, хочу я в Гриффиндор или в Когтевран.

Сириус осклабился.

— Ну еще бы, — он помолчал. Затем как бы нехотя выдавил: — Нет. Я не знаю, сыграло ли роль, что я сразу же мысленно заорал, что если она отправит меня в Слизерин, я переведусь в Дурмстранг, но нет.

Шляпа выкинула "Гриффиндор" почти сразу же, стоило ей коснуться головы Сириуса, Ремус помнил. Так же и с Джеймсом. Задержка была с ним и с Питером — тот просидел под Шляпой дольше всех из их выпуска.

О чем же он тогда говорил со Шляпой? Убеждал, что сможет быть храбрым? О чем думала Шляпа, отправляя Питера Петтигрю в Гриффиндор?

— Так в чем дело? — снова спросил Сириус нетерпеливо. Ремус тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли.

— Ты когда-нибудь думал, что Гарри попадет не на Гриффиндор?

Сириус посмотрел на него как на полоумного.

— Чего? С чего бы Гарри попасть не в Гриффиндор? Ты его видел? Он же копия Джеймса.

Ремус вздохнул. Да, Гарри был очень, очень похож на Джеймса. Может быть, именно это внешнее сходство так долго сбивало с толку его самого. Он ведь тоже никогда всерьез не  рассматривал вариант, что Гарри окажется не в Гриффиндоре.

— Похоже, сам Гарри так не думает.

Удивление очень комично исказило лицо Сириуса. Его губы сложились в букву "о". А потом он замотал головой.

— Да быть не может. Он просто нервничает. Я тоже боялся, что меня отправят в Слизерин. В смысле, какой нормальный человек этого не боится?

Кажется, Ремус понял.

— Как часто ты говорил при Гарри что-то нелестное про другие факультеты? — уточнил он, просто на всякий случай.

— Э... — Сириус наморщил лоб. — Я, вообще-то, не ас в арифметике...

— Чаще раза в день? Хотя бы про Слизерин?

— Наверное?.. Ты клонишь к тому, что...

— Проблема Гарри, — Ремус тяжело вздохнул, — не в страхе, что его определят не на Гриффиндор. А в том, как ты на это отреагируешь.

Гарри буравил взглядом книгу, но не мог прочитать ни слова. Он уже полчаса читал одну и ту же страницу, раз за разом просматривая одни и те же строчки, но совершенно не воспринимая написанное. За весь день он осилил всего несколько глав — ничто по сравнению с его обычной скоростью чтения.

Ремус ушел наверх, и сейчас они разговаривали с Сириусом. Гарри легко мог представить содержание этого разговора: Ремус говорит, что Гарри не попадет в Гриффиндор, Сириус сначала не верит и поднимает друга на смех, а потом на него снисходит страшное осознание.

Дальше воображение Гарри работать отказывалось.

Наверное, Сириус разозлится, как тогда, когда Гарри в пять лет без спроса попытался проехаться на его мопеде и чуть не расшибся, но в тот раз Сириус просто за него испугался, и поэтому настолько вышел из себя. Теперь все гораздо серьезнее.

Может, Сириус даже не разозлится, а просто разочаруется: это даже хуже. Не будет криков, потому что Сириус больше не будет за него беспокоиться. Человек, который считает словосочетание "приличный слизеринец" оксюмороном просто не может отреагировать по-другому.

А время шло.

Наконец, на лестнице послышались шаги двух взрослых. В гостиную-библиотеку заглянул Ремус.

— Уделишь нам чуть-чуть времени? — он ободряюще улыбнулся, но это ничего не значило.

Да только оттягивать неизбежное смысла не было.

Гарри аккуратно закрыл книгу, сунул ее под мышку (на случай, если его выставят из дома прямо сейчас) и с тяжелым сердцем отправился навстречу своей судьбе.

Краем сознания Гарри отметил, что Сириус выглядит почти так же растерянно, как сам Гарри. У него были на это причины.

И зачем он затеял этот разговор сегодня? Гарри мысленно проклял себя за глупость. Можно было бы дождаться поступления в Хогвартс: четыре года — это почти вечность, так зачем было торопить события? Просто сообщить обо всем, когда Шляпа уже сделает решение, и... вернуться на Рождество в запертый дом?

Сириус посмотрел на Гарри взглядом побитой собаки. Гарри машинально ответил тем же. Этот обмен взглядами мог длиться вечность, но Ремус выразительно кашлянул. Сириус тяжело вздохнул. И заговорил.

Сириус сказал, что все обещания лишить Гарри наследства, если тот попадет не в Гриффиндор, совершенно точно были шуткой и только шуткой.

Сириус сказал, что Гарри может отправиться на любой факультет, и в этом не будет совершенно ничего плохого и Сириус точно не станет любить его меньше.

Сириус сказал, что из Гарри выйдет отличный когтевранец, потому что он самый умный семилетний мальчик в Британии.

Сириус сказал, что из Гарри выйдет отличный пуффендуец, потому что он как минимум в тридцать раз более трудолюбивый, чем домовой эльф, хозяином которого Сириус имеет несчастье называться.

(Сириус ничего не сказал про Слизерин.)

Сириус сказал, что Гарри может оказаться хоть сквибом, но все равно будет самым лучшим крестником во всей магической Британии и за ее пределами.

Гарри молчал, потому что боялся, что расплачется, если заговорит, а он был уже слишком взрослым, чтобы плакать.

Но он не мог не спросить главного, прежде чем поверить, поверить по-настоящему, что может отдаться во власть безудержного облегчения:

— Даже если я попаду в Слизерин?

Сириус издал странный звук: как будто засорилась раковина.

— Гарри, Мерлин упаси...

Ремус Люпин, до этого с выражением молчаливого удовлетворения наблюдавший за разворачивающейся сценой, поднял глаза к потолку и громко и тщательно прочистил горло. Сириус прикусил губу, выдохнул и торопливо закончил:

— Мерлин упаси, если я буду тебя за это осуждать. Кстати, Мерлин был слизеринцем, а это тебе не шутки.

С плеч Гарри будто бы свалилось несколько бочек с цементом. Губы медленно начали растягиваться в улыбке. Сириуса это явно приободрило, и он потратил целых полчаса, расписывая преимущества факультета Слизерин. Вышло не очень убедительно, потому что он постоянно запинался и морщил лоб, будто припоминая плохо выученный урок из учебника, но Гарри оценил сам порыв.

Конечно, он не поверил, что Сириус на самом деле будет рад, если его крестник окажется в Слизерине. Но, похоже, Гарри и впрямь не будут любить меньше, даже если он вернется домой в мантии с зеленой оторочкой.

И, похоже, в эту ночь Гарри не приснится кошмар, где попав в Слизерин, он возвращается на Рождество в пустой дом. Может быть, этот кошмар и вовсе не приснится ему снова.

Когда часы в гостиной пробили десять, и Гарри, с напутствием доброй ночи, был отправлен спать, Сириус устало опустился на трехногую табуретку и уронил голову на руки. Бр-р. Это был страшный день. Он поднял взгляд на Ремуса и очень жалобно, на грани щенячьего скулежа спросил:

— Но он же не попадет в Слизерин на самом деле?

Ремус посмотрел на Сириуса так, как обычно смотрел на них с Джеймсом в школьные годы, если они собирались устроить проказу, на которой их уже неоднократно ловили преподаватели, ничего не поменяв в первоначальном плане.

— Ты вообще хоть что-нибудь вынес из сегодняшнего разговора?

— Ты не понимаешь! — Сириус страдальчески поморщился. Ремус не родился с фамилией Блэк и скорее всего только смутно представлял, насколько нездоровая обстановка была на самом деле в Слизерине и "слизеринских" семьях. Поэтому Сириус прибегнул к самому простому аргументу: — Знаешь, кто еще учился в Слизерине?

Ремус моргнул.

— Сам-Знаешь-Кто?

— Нюниус! — Сириус запнулся, осознав, что Ремус справился с задачей даже лучше него самого. С другой стороны, нужно еще очень постараться, чтобы превратить доброго и отзывчивого ребенка в темного лорда, а вот отучить его мыть голову... — И вся моя семья, кстати! Знаешь, откуда я знаю про Мерлина? Моя драгоценная мамаша день за днем вдалбливала нам с Регулусом, что все крутые парни выпустились из Слизерина, и остальные факультеты даже права на существование-то не особо заслуживают, превратившись в гнезда грязнокровок и предателей крови, и по-моему, совершенно естественно, что я считаю, что Гарри там делать нечего!

Он замолк, переводя дух.

Ремус вздохнул.

— Может быть, Гарри в Слизерине и будет нелегко.

— Может быть? — язвительно переспросил Сириус. — Ты помнишь, кто там сейчас декан и в каких отношениях он был с его отцом?

— Тем не менее, — продолжил гнуть свою линию Ремус, — ты должен понимать, что если одиннадцать лет в доме Блэков не превратили тебя в фанатика идеи чистоты крови, то за семь лет Гарри точно не перестанет быть тем, кто он есть: рассудительным ребенком, который не будет торопиться попасть под влияние кого бы то ни было, особенно детей Пожирателей Смерти.

Часть Сириуса заартачилась, не желая признавать чужую правоту. Другая часть раздулась от гордости, потому что Ремус сказал абсолютную правду: именно таким его крестник и был.

Сириус прищурился, раздираемый внутренним противоречием.

— Хорошо, — произнес он ровно. — Сделай то, чем занимаешься всю жизнь, Лунатик. Убеди меня, что я дурак, а ты знаешь лучше.

И Ремус, тщательно подбирая слова, принялся приводить очевидные аргументы, пока в какой-то момент Сириусу не стало настолько скучно, что он бы согласился и с менее разумной точкой зрения.

Потому что Ремус был очень хорошим другом.

Есть много способов воспитать годовалого победителя Темного Лорда, не испортив его бесконечным обожанием и почитанием со стороны всех тех, кто обязан ему своим чудесным спасением.

Один из них — отдать злым дяде и тете в мир магглов.

Или оставить на воспитание Августе Лонгботтом.

То, что ее внук в годовалом возрасте победил величайшего темного волшебника, Августу не смущало. У нее в голове были определенные стандарты воспитания, и чтобы этих стандартов избежать, нужно было побольше, чем шрам на лбу.

Первым, что Невилл усвоил в своей жизни, стало то, что личной заслуги годовалого младенца в победе над Сами-Знаете-Кем нет и быть не может. Если кого и надо уважать, так это его родителей, которые отдали свои жизни, чтобы мог жить он.

Мальчик-Который-Выжил-Благодаря-Жертве-Своих-Родителей ненавидел, когда люди благодарили, благословляли и восхваляли его.

"Невилл Лонгботтом? Вы в самом деле Невилл Лонгботтом?"

"Спасибо, спасибо вам за то, что вы сделали."

"Я назвала сына в честь вас!"

"Благослови тебя небеса, Мальчик-Который-Выжил."

"Можно с вами сфотографироваться?"

"Что вы думаете о..."

К счастью, Августа Лонгботтом с присущей ей суровой свирепостью отгоняла от внука всех "придурков-репортеров", у которых хватало наглости попытаться взять у маленького ребенка интервью или узнать его мнение о последних законопроектах, принятых Министерством Магии.

К несчастью, на людей, которые просто хотели выразить свои чувства, это не распространялось.

Как было бы просто, будь у Невилла мантия-невидимка. Или если бы бабушка хотя бы разрешила завесить лоб густой челкой — без шрама, кто бы узнал в неловком круглолицем мальчике Героя Первой войны волшебников? Но бабушка заставляла его носить прическу с открытым лбом, ведь он должен показывать всему миру, что не бежит от своего прошлого. И люди продолжали узнавать его на улицах.

Каждый раз, когда в общественных местах люди подходили пожать ему руку, Невилл испытывал тошнотворную смесь стыда и страха: они все смотрят, они все скоро поймут, что сам он ничего из себя не представляет.

Он чувствовал себя самозванцем.

Но так ни разу и не набрался храбрости сказать хоть одному из восхищенных поклонников, что свое восхищение лучше бы направить мемориалу Фрэнка и Алисы Лонгботтом.

Невилл с бабушкой приходили туда каждый Хеллоуин — возложить цветы. И глядя на высеченные из камня лица своих родителей, та часть Невилла, которую он больше всего ненавидел и боялся, задавалась одним и тем же холодным вопросом:

"А стоило ли оно того?"

Мальчик-Который-Выжил-Хотя-Не-Очень-то-И-Хотелось раз за разом вглядывался в мрак октябрьского вечера и не находил там ответа.

Когда Гарри открыл глаза, за окном еще было темно.

Начало декабря, дни становились все короче и короче, но Гарри не любил это время года по другой причине.

Третьего ноября был День рождения Сириуса. Двадцать пятого декабря было Рождество. Обычно именно в промежутке между этими двумя радостными событиями Сириус чувствовал себя хуже всего.

Гарри так до конца и не понял, что именно происходит с Сириусом и почему — может быть, это была какая-то неизлечимая магией болезнь, а может, последствие какого-нибудь темного проклятия, полученного во время войны, а могло и вовсе быть так, что Сириус просто таким родился. Но факт оставался фактом: у него случались периоды, когда он целыми днями, а то и неделями не вылезал из своей комнаты. Он не возился с мопедом, не распевал песни, не хохотал над очередной глупой выдумкой "Придиры" — не делал вообще ничего из того, чем занимался обычно, просто лежал на кровати или молчаливым призраком шатался от стены к стене. Гарри даже не был уверен, мог ли он в такие дни колдовать: волшебная палочка Сириуса из черного дерева тогда валялась на тумбочке и покрывалась пылью.

В ноябре они не навещали родителей Гарри.

Гарри достаточно быстро научился заботиться о себе сам. Приготовить еду, помыть посуду, протереть пыль на книжных полках — как выяснилось, чтобы справляться с этими нехитрыми заданиями, совсем даже не обязательно уметь колдовать. Гарри даже был рад тому, что это занимает больше времени и усилий, чем один-единственный взмах волшебной палочкой, — так ему было чем себя занять, чтобы отвлечься от неприятных мыслей.

Неприятные мысли, конечно, крутились вокруг того, что его крестный равнодушным взглядом сверлит потолок без сил или без желания спуститься на кухню и позавтракать как нормальный человек. С аппетитом у Сириуса в эти дни тоже были проблемы: за осень он обычно сбрасывал не меньше десяти фунтов. Единственное решение, которое Гарри нашел, — это приносить тарелку с едой прямо к нему в комнату и, если приходилось, силой запихивать ему в рот ложку за ложкой, приправляя это угрозами, что сам Гарри не станет есть, пока не поест Сириус. Тогда Сириус, бывало, улыбался и даже говорил "спасибо", но Гарри чувствовал, сколько усилий у него уходит на эти самые простые человеческие реакции, и у него сжималось сердце.

И самым жутким было то, что никогда нельзя было сказать точно, в какой момент это начнется и в какой момент закончится.

В Доме-на-отшибе никогда не бывало тихо — казалось, Сириус поставил своей целью зачаровать как можно больше предметов, чтобы прогонять тишину прочь: со стуком открывались и закрывались окна, книги перелетали с места на место, шурша страницами, ложки принимались отбивать о крышку кастрюли бодрый марш, протяжно скрипели половицы, радостно трещал, пожирая дрова, огонь в камине, занавески хлопали на несуществующем ветру, стулья выдвигались из-за стола сами по себе, хлопали дверцы шкафов... Словом, тишине здесь были не рады. И Гарри понимал почему. Не знал только, кому из них двоих это помогало больше. Наверное, обоим.

По вечерам Гарри приходил и читал Сириусу книги, забравшись в изножье его кровати. Никаких учебников или энциклопедий, только развлекательную литературу: сказки барда Бидля, комиксы про Мартина Миггса и Луни Нонби, похождения Хобин Робба во владения драконов и прочие легкие книжки. Сириус слушал, лениво перебирая пальцами нестриженные волосы, а Гарри утешал себя тем, что делает хоть что-то.

Конечно, этого было мало. Но с некоторыми вещами в этом мире ничего было не сделать: только как-нибудь переживать их.

Однажды Гарри услышал, как Сириус говорит Ремусу, мол, то, что он испытывает, похоже на присутствие дементора, и Гарри — все равно что шоколад. Этого было достаточно, чтобы Гарри поверил: все не зря.

Помедлив еще немного, Гарри все-таки вылез из-под теплого одеяла. Выстуженный за ночь пол обжег босые ноги. Поджимая пальцы, Гарри подошел к окну.

На улице шел снег, и единственным источником света были разноцветные фонарики, развешанные на дереве перед главным входом. Фонарики весело перемигивались друг с другом, и Гарри сразу почувствовал себя лучше.

Натянув бордовый вязаный свитер поверх пижамы, Гарри почистил зубы и спустился вниз, скрипя ступенями. И замер, насторожившись, как настораживаются собаки, почуяв что-то вкусное.

Дверь в кладовку-гараж была открыта. И оттуда как раз в этот момент раздался звон настолько громкий, что его явно нельзя было отнести к фоновым звукам Дома-на-отшибе.

В мгновение ока Гарри оказался на пороге.

— Раздери меня тролль, — поприветствовал его Сириус, жестом показывая на завалившийся набок мопед. — Этот железный конь чуть не оттяпал мне лапу.

Гарри молча бросился ему на шею.

И только затем, с трудом заставив себя расцепить руки, похлопал мопед по хромированному боку и попытался его оправдать:

— Он просто соскучился.

— Я тоже соскучился, — заверил Сириус с улыбкой. И, кряхтя, принялся поднимать мопед. — Прокатимся?

Гарри энергично закивал.

Внутри все пело.

— Мне сходить одеться?

Но Сириус только махнул рукой и, наставив на него палочку, наложил согревающее заклятие.

— Запрыгивай.

По мнению Гарри, мопед по многим аспектам проигрывал метле. Не было плавности, не было той связи между метлой и ее наездником, когда чувствуешь, что метла откликается на любое движение и готова немедленно исполнить любую команду.

Но когда он, крепко держась за сидевшего впереди Сириуса, взлетел вверх, оглушенный ревом двигателя, все эти мысли вылетели из головы. В лицо ударил снег и зимний воздух, но холода Гарри не почувствовал, только восторг: небо рванулось навстречу. Земля осталась позади. И с ней — земные переживания.

Мопед, виляя среди воздушных потоков, поднялся над Домом-на-отшибе и помчался вперед, над кромкой деревьев, над бесконечным лесом, в бесконечное небо.

Впереди на горизонте занимался рассвет.

31 октября по всей Магической Британии проводилось памятные церемонии и торжественные приемы. К счастью, бабушка Невилла считала, что смерть сына и невестки — это семейное дело, даже если оно каким-то образом повлияло на жизнь всех их сограждан. Поэтому в конце октября Невилл обычно с тайным облегчением наблюдал, как бабушка без колебаний сжигает ворох приходящих им приглашений.

Другое дело — Рождество.

Как быстро понял Невилл, во взрослом мире все праздники — это в первую очередь инструмент для налаживания отношений. На Рождество они отправлялись в тот дом, где было больше всего потенциальных союзников.

Бабушка считала, что ее первостепенная обязанность — сколотить и поддержать мощный альянс, который сможет выступить единым фронтом в случае Второй войны волшебников.

Бабушка не верила, что Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез бесследно и уже не вернется.

С одной стороны, Невиллу иногда хотелось, чтобы бабушка побольше верила в лучшее. С другой стороны, он и сам считал, что так повезти не могло — не ему. Темный Лорд умер от столкновения с годовалым младенцем? Даже звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Правдоподобнее было бы что-то вроде: "хей, твои родители, конечно, умерли, а у тебя теперь жуткий шрам на лбу, но кто сказал, что этого достаточно?". В мире и спокойствии почивать на лаврах — это для удачливых.

Поэтому каждое Рождество он вежливо отвечал на сотни приветствий и смиренно пожимал бесконечные руки, пока пальцы не немели. Рождество не было праздником. День Рождения не был праздником — повторялась та же история, с тем только отличием, что приемы в этот день всегда устраивали сами Лонгботтомы.

Но почему-то, праздником казался последний день уходящего года.

Не то чтобы в этот день происходило что-то особенное или Невилл почему-то чувствовал себя счастливым, ничего такого. Просто...

Он всегда дожидался момента, когда старинные часы на весь дом пробьют полночь. Кончался год. Начинался новый. И, может быть, в этом году что-то изменится.

"Изменится ли?" — с холодной насмешкой переспрашивала другая часть Невилла.

"Изменится", — обещал ей, но скорее себе Невилл.

Он не мог избавиться от привычки говорить с самим собой.

Голос в голове с убивающей прямолинейностью озвучивал все его тайные страхи.

Голос в голове смеялся над ним и всеми его детскими надеждами.

Голос в голове видел во всех вокруг врагов, ненавидел окружающих, всех до единого, от сухого и серьезного Бартемиуса Крауча до строгой Амелии Боунс с вечно опущенными уголками губ.

Невилл думал, что этот голос — только то, что он не мог принять в себе. Его темная часть, родившаяся из непомерно высоких требований бабушки и страха разочаровать окружающих. Сторона, которой льстило идолопоклонство других людей, но которая в то же время бесконечно презирала эту кучку слабаков, сбросивших бремя защищать свою страну на годовалого младенца. Сторона, которая ненавидела, когда ее к чему-то принуждают, и скорее была готова причинить боль всем вокруг, чем допустить, чтобы боль причинили ей.

Невилл ненавидел эту сторону себя, а та отвечала ему ледяным презрением.

И каждый раз, когда мир вокруг разочаровывал Невилла, чуждый голос — или его настоящий голос? — звучал все громче.

Невилл никому о нем не рассказывал. Он не хочет превратиться из Мальчика-Который-Выжил в Мальчика-Который-Выжил-Из-Ума. В Хогвартсе, может быть, что-то и изменится, но в больнице Святого Мунго — точно нет.

Может быть, стоило рассказать бабушке. Черная, как ночь, часть Невилла ненавидела и ее — за все то, через что она заставляла его проходить, но сам Невилл хотел бы ей довериться, сам Невилл любил ее, ведь она была последним близким человеком, который у него остался, который не отказывался от него, несмотря на то, каким никчемным он был.

Но что-то всегда его останавливало.

Иногда голос давал ценные советы, помогал удержаться на грани, взять все в свои руки в стрессовой ситуации. И Невилл был совсем не уверен, что ему вообще поверят. Ведь не верили, когда он говорил, что боится темноты. Или что не умеет плавать.

Один раз двоюродный дедушка толкнул его с пирса. Невилл не утонул, но его единственной мыслью, пока он отчаянно барахтался в предательски непостоянной воде, было то, что он вылезет на берег, и убьет дедушку Элджи. Невилла не смущало то, что ему всего шесть, у него нет волшебной палочки, а даже если бы была, он не знал, как накладывается смертельное проклятие, и вообще не факт, что умеет колдовать: среди дальних родственников была популярна теория, что Тот-Кого-Нельзя-Называть повредил в нем что-то в ту памятную ночь, своей магией не только уничтожив себя, но и превратив младенца в сквиба. В нем просто поселилась ледяная уверенность, что он сможет это сделать, даже если потребуется разбить голову дедушки Элджи камнем, как это делают магглы.

И только когда его вытащили и бабушка до боли стиснула его плечи своими пальцами с длинными острыми ногтями и — в ее глазах плескалось неподдельное беспокойство, именно тогда Невилл до конца поверил, что ей не плевать, — спросила, все ли в порядке, лед начал таять, и вскоре Невилл уже рыдал во весь голос, неловко цепляясь за теплую морщинистую руку.

Голос темноты молчал: ему нечего было сказать.

Может быть, стоило рассказать бабушке.

Бабушка искренне о нем заботилась, не ее вина, что внук оказался таким слабохарактерным и бесконечным заботам о будущем и победе в возможной войне предпочел бы хоть раз почувствовать, что заботятся о нем в настоящем.

Но было ли вообще у Мальчика-Который-Выжил настоящее? Что-то между трагедией его родителей и будущей конфронтацией с вернувшимся Темным Лордом? Или вся его жизнь — начертанный путь от одной важной точки к другой? Но что тогда будет после? И кто тогда он сам? Где он?

Настоящее. Здесь. Сегодня. Сейчас.

Невилл слушал бой часов в новогоднюю ночь.

"Я здесь."

Но он не знал, чей голос произнес эти слова.

Шла первая неделя января. Улицы Лондона были шумными и заснеженными. Рождественские украшения по большей части уже убрали, дух праздника выветрился: остались только спешащие по своим делам магглы и урчание вперемешку с гудками, издаваемые их автомобилями. После затерянного посреди нетронутой природы Дома-на-отшибе городской воздух казался грязным.

Гарри переставлял налитые тяжестью ноги, и снег скрипел под его подошвами. Он держался за руку Сириуса. Оба были в маггловской одежде — они добирались на метро. Сириус не любил трансгрессировать вместе с Гарри — того после этого всегда подташнивало, и поэтому Сириус не мог быть уверен, что это безопасно для здоровья.

Больница магических болезней и травм Святого Мунго располагалась в самом центре Лондона, сокрытая от взгляда простецов зданием закрытого на ремонт универмага. Гарри знал это старое облупившееся здание так хорошо, что мог в любой момент абсолютно точно воспроизвести его в своей памяти, до самого последнего обшарпанного кирпичика.

Они навещали Лили и Джеймса каждый месяц. Дойти до больницы от метро, пройти через зачарованную витрину, подняться на пятый этаж, где находилось отделение недугов от заклятий, пройти по коридору до нужной палаты — все это было ежемесячным ритуалом, который Гарри тоже помнил наизусть.

У Лили и Джеймса Поттеров была отдельная палата. Гарри слышал, что стоит это очень не дешево — недостатка пациентов в больнице Святого Мунго никогда не наблюдалось, — и знал, что Сириус оплачивает это из своего кармана. Еще Гарри знал, что как только достигнет совершеннолетия, возьмет эти расходы на себя, понравится это Сириусу или нет, но до тех пор даже поднимать эту тему было бессмысленно.

Если бы Гарри посещал родителей один, он бы, наверное, целую вечность мялся на пороге, не решаясь зайти, но Сириус никогда не медлил, а сразу же открывал дверь. Сириус все предпочитал делать быстро, в едином порыве. И Гарри следовал за ним.

Рядом с кроватью Джеймса Поттера стопками громоздились журналы про квиддич. Вряд ли он хотя бы смутно помнил правила игры, но ему нравилось следить за движущимися картинками, где разноцветные точки с бешеной скоростью летают на фоне синего неба и волнующихся трибун.

На прикроватной тумбочке Лили Поттер стояли свежие цветы. По записям в журнале посещений можно было догадаться, кто их принес.

Когда Гарри и Сириус вошли в палату, Джеймс сидел на кровати с раскрытым на коленях журналом, пальцем отслеживая перемещения ловца какой-то команды. Лили привалилась к плечу мужа и держала в руке цветок, один из тех, что стояли в вазе. Цветок то раскрывался, шевеля лепестками, то закрывался обратно, как светло-розовая морская раковина. Гарри сглотнул. Его родители выглядели мирно, пусть и совершенно оторванно от реальности: он хотел верить, что им никогда не было одиноко, что их искалеченные разумы находились в одном измерении, которое просто было где-то не здесь. Что его родители все еще могли понимать друг друга.

Сириус громко поздоровался, и Поттеры оторвались от своих занятий, вскинули головы, чтобы посмотреть на вошедших. На мгновение их лица озарились радостными улыбками, но только на мгновение: затем эти улыбки съежились и увяли, словно они забыли, почему вообще заулыбались.

Это не помешало Гарри широко улыбнуться им в ответ. Позже, на выходе из больницы, он наверняка расплачется, как и всегда, но сейчас Гарри был полон решимости показать родителям, что он растет очень счастливым ребенком и все, через что они прошли в военные годы, было не зря.

Если долго им улыбаться, папа и мама начинали улыбаться в ответ, точно это было заложено в их память на подсознательном уровне, и хотя Гарри был совсем не уверен, что они хотя бы понимали, что перед ними стоит их родной сын, он улыбался так широко, что болели щеки. Несмотря ни на что, Гарри был рад их видеть.

Одна молодая ведьма из персонала больницы как-то попробовала пожурить Сириуса за то, что тот водит такого маленького мальчика к не узнающим его маме и папе. Она сказала: родители в таком состоянии — это явно не то, что стоит видеть ребенку с неокрепшей психикой.

У Сириуса наверняка вертелось на языке что-то резкое, но еще прежде, чем он успел ответить, Гарри во всю силу своих детских легких разорался о том, что она не знает о чем говорит, что ее семья совершенно точно не в Мунго и вряд ли у нее вообще есть свои дети, потому что как она смеет думать, что Гарри может не хотеть видеть своих родителей, когда после войны многие дети вообще остались круглыми сиротами, и что он гордится мамой и папой, ведь они герои войны и сражались против Того-Кого-Нельзя-Называть, чтобы они все сейчас могли жить в мире.

Побледнев, молодая ведьма извинилась, и больше никто не приставал к Сириусу по этому поводу.

Визиты в Мунго каждый раз причиняли Гарри столько боли, что он не всегда понимал, ждет их или боится, но даже под угрозой поцелуя дементора он не согласился бы их прекратить.

Сириус рассказал Лили и Джеймсу последние новости. Поделился радостным известием о том, что Ремус наконец-то нашел работу, упомянул о новых достижениях Гарри в полетах на метле и проглатывании книг.

"Ты бы в обморок упал, если бы видел, что он проделывает с метлой, Сохатый. Вам обоим есть кем гордиться."

Гарри молча держал маму за руку — руки папы были заняты перелистыванием журнальных страниц. Ему всегда было сложно говорить в палате, голос часто его подводил, но он собрался с духом и оповестил родителей, что окончательно утвердился с намерением стать самым молодым ловцом сборной своего факультета, и что он прочитал уже много книжек по зельеварению и уже совсем скоро обязательно изобретет антипохмельное зелье для Сириуса — пусть только его пустят к котлу и настоящим ингредиентам в Хогвартсе.

Когда они уходили, Гарри энергично махал обеими руками.

— Пока, мама! Пока, папа!

Джеймс и Лили Поттеры неуверенно помахали ему в ответ.

И только в коридоре Гарри позволил уголкам губ опуститься. На него накатила предательская слабость, пришлось обхватить Сириуса за талию, чтобы не упасть. Недавно он решил, что больше не будет плакать после встреч с родителями, но все равно не мог ничего поделать с чувством чудовищной усталости, навалившейся на него, как тяжелая пыльная ткань.

Сириус взъерошил ему волосы. После этих визитов он тоже на какое-то время становился угрюм и молчалив — Гарри знал, что в эти вечера лучше от него не отходить и почаще брать за руку, — но когда Сириус опустил взгляд на Гарри, в его глазах плескалось привычное тепло.

— Пойдем домой, Гарри, — произнес он мягко. — Уже много времени.

И Гарри откликнулся эхом:

— Пойдем домой.

Гарри проснулся под щебет разбушевавшихся птиц. Из окна лился солнечный свет — вечером он опять не задернул занавески. В летние дни, когда солнце вставало рано, это здорово мешало спать, но Гарри ничего не мог с собой поделать — ему нравилось засыпать, глядя на звезды. Сириус этого не понимал, но с нездоровой любовью его семьи к звездным именам, в этом не было ничего удивительного.

Наступил новый день. Сегодня... Сон мигом слетел с Гарри, и он, торопливо откинув в сторону одеяло, подлетел к висящему на стене календарю, чтобы убедиться наверняка.

31 июля 1988 года.

Сегодня ему исполняется восемь лет.

Натянув первую попавшуюся под руку одежду и наскоро приведя себя в порядок, Гарри сбежал на первый этаж, перепрыгивая через ступеньки.

В кухне-столовой был только Ремус, занятый изучением недавно купленной книги "50 британских алхимиков". Сириус, конечно, еще не проснулся.

— Привет, Гарри, — дружелюбно поприветствовал его Ремус. — С Днем рождения.

— Спасибо, — отозвался Гарри и, не в силах совладать с любопытством, заглянул Ремусу через плечо — эту книгу он уже читал, но ему было интересно, как далеко продвинулся Ремус со вчерашнего дня. Результат был неутешительный: похоже, Ремус все еще читал быстрее, чем Гарри. Может быть, хоть в этом году Гарри его обгонит — научился же он выигрывать в волшебные шахматы у Сириуса.

— Сириус уже сказал тебе, что собирается подарить? — полюбопытствовал Ремус, откладывая книгу. Гарри помотал головой.

На днях он предложил крестному идею, которая ему самому показалась очень хорошей: пусть вместо подарка Сириус разрешит Гарри гулять без сопровождения.

Сириус, конечно, отреагировал категорическим отказом: так же, как ранее отказал ему в собственном мопеде, и еще раньше — в просьбе купить ему палочку на три с половиной года пораньше. Сириус редко запрещал Гарри что-то, но если уж для отказа находились весомые причины, он был непоколебим.

Гарри пришлось пустить в ход свои навыки убеждения. Одними грустными глазами и жалобным голосом тут ситуацию было не решить, нужны были серьезные аргументы.

Гарри и сам понимал, что даже по Косому переулку — общепризнанно безопасному месту, — восьмилетним детям в одиночестве гулять было не принято. По сравнению со своими соседями-магглами дети волшебников приучались к самостоятельности гораздо раньше, но всему были свои пределы. Тем не менее, Гарри считал себя достаточно благоразумным ребенком. Более того, так, по их же собственным словам, считали и Сириус с Ремусом, поэтому нельзя было сказать, что он себя переоценивает.

Они спорили об этом три вечера подряд.

Гарри упирал на то, что если он достаточно умный, чтобы понимать, что написано в книгах, которые Сириусу даже читать скучно, то каким образом ему может не хватить ума не уходить с незнакомыми людьми, предлагающими ему шоколадную лягушку? И если он ни разу за два года не поджег дом, готовя себе обед, то о каких проблемах с летучим порохом может идти речь?

Сириус на это мрачно возражал одно и то же: мир гораздо опаснее, чем кастрюля на огне, и гораздо сложнее, чем монография Дамблдора про способы использования драконьей крови.

Гарри, борясь с угрызениями совести, прибегнул к запрещенному приему: намекнул на то, что некоторое количество дней в году ему приходится жить абсолютно самостоятельно, и будет очень неудобно, если вдруг произойдет какое-то чрезвычайное происшествие, а он совершенно не будет представлять, как с этим справиться и куда обращаться за помощью. Не говоря уже о том, что однажды Сириус может забыть запастись едой, а на метле Гарри даже не сможет долететь до ближайшей маггловской деревушки, если не хочет, чтобы его исключили из Хогвартса досрочно за нарушение Статута о Секретности.

Сириус помрачнел еще сильнее, в сотый раз извинился за то, что иногда взваливает на Гарри слишком много и заставляет его взрослеть слишком рано, но остался непреклонен.

После этого они оба почувствовали себя очень паршиво, и на один вечер дискуссия заглохла.

Гарри так и не смог сказать ему об истиной причине своей просьбы: в Доме-на-отшибе ему становилось тесно. Он всем сердцем любил Сириуса и их дом, но после почти безвылазного пребывания в одном месте восемь лет кому угодно захочется немного свободы, правда?

В Сириусе странным образом сочетались маниакальное желание оградить Гарри от любых опасностей, которые мог представлять собой внешний мир, с не менее твердой уверенностью, что строгие ограничения еще ни к чему хорошему не приводили и ребенку следует предоставлять столько свободы, сколько возможно без риска для него. Увы, похоже, в этот раз верх брало первое.

Помощь пришла с неожиданной стороны.

Вчера к ним прибыл Ремус и с интересом выслушал четвертый раунд их диспута. К этому моменту Гарри уже почти потерял надежду. Раз ему не удалось убедить Сириуса с глазу на глаз, уж точно он не сможет это сделать в присутствии местного Голоса Рассудка. Каково же было его удивление, когда Ремус негромко, но твердо заявил, что в этом споре поддерживает Гарри.

Челюсть Сириуса отвисла почти до ключиц.

Гарри подозревал, что со стороны выглядит так же комично.

Последовал новый спор, теперь между Сириусом и Ремусом, но говорил в основном Сириус. Ремус выслушал все его аргументы, кивнул и начал с веского "Да, Но". К этому времени Гарри уже знал, что если после "да" идет "но", это значит "ты думаешь, что прав, но ты не прав, и сейчас я объясню почему". Объяснение Ремуса, особенно по сравнению с тирадой Сириуса, вышло очень коротким.

— Да, но вспомни себя и Джеймса в этом возрасте и подумай, до чего слишком строгие границы доводят людей вашего склада характера. Сколько раз, ты говорил, ты сбегал из дома до Хогвартса? Одиннадцать раз?

— Четырнадцать, — гордо поправил его Сириус. Затем мотнул головой, вспомнив, о чем вообще идет речь. — Но ты не сравнивай. Я, может, и не идеал, но точно не ровня моей психованной мамаше.

Ремус пожал плечами.

— Если мне не изменяет память, родители Джеймса были очень приятными людьми.

— У Джеймса были замечательные родители.

— Но ты, конечно, помнишь его историю про грандиозный побег из Годриковой Лощины, потому что ему как-то раз стало скучно и он захотел прославиться, в девять лет отыскав и победив какого-нибудь Темного Лорда.

Гарри видел, что Сириус в тупике.

Дело кончилось тем, что он обещал подумать, а потом Гарри ушел спать, и если Сириус и пришел к какому-то решению, то он пока об этом не знал. А вот знал ли Ремус...

— Не сказал, — ответил Гарри честно, но на все его встречные вопросы Ремус отвечать отказался.

Сириус спустился вниз, когда они заканчивали завтрак. В руках у него было два свертка, оба довольно тонких. По очертаниям Гарри не мог угадать, что в них запаковано.

Поздравив Гарри с Днем рождения, Сириус уступил Ремусу право сделать свой подарок первым. Это были подшивки журнала "Практика зельеварения" за 1984, 1985 и 1986 года. Гарри по-настоящему увлекся этой наукой не так давно, и оформил подписку только два года назад, поэтому старые экземпляры, которых у него не было, пришлись очень кстати.

Потом настала очередь Сириуса. Тот прокашлялся, будто собираясь произнести серьезную речь. Так оно и вышло.

— Я подумал над тем, что сказал мне Ремус, и пришел к прискорбному выводу, что он опять прав. Рем, если ты сейчас заржешь, я тебя прокляну, ты предупрежден.

Гарри видел, каких нечеловеческих усилий Ремусу стоило сохранить серьезное лицо.

— В общем, чем прятать мир от тебя, я решил, что проще спрятать тебя от мира. Терпение, я все объясню, — Сириус внимательно посмотрел на озадаченного Гарри. — Гарри, это очень важно, поэтому запомни как следует. Я разрешаю тебе гулять по Косому переулку, но только по нему. И ты обязательно должен предупреждать меня заранее. Если я буду спать, ты меня разбудишь. Если я буду хандрить, ты плеснешь мне воды в лицо и громко сообщишь о своих намерениях. И ты обязательно должен будешь отвечать мне, если я буду пытаться с тобой связаться. Так понятно?

Гарри торопливо закивал, все еще не веря своему счастью. Неужели они действительно переспорили паранойю Сириуса?

— А теперь про детали.

Бережно положив оба свертка на стол, Сириус распечатал тот, что поменьше. Это было маленькое зеркальце, немного грязное и, похоже, далеко не новое.

— Это Сквозное зеркало, — пояснил Сириус. — У меня такое же. Если скажешь в него мое имя, то я появлюсь в твоем, а ты в моем. Нас с Джеймсом частенько оставляли после уроков в разных классах, так что такие штуки здорово помогали.

— Авроры пользуются похожими, — добавил Ремус. — Если по каким-то причинам не могут передать сообщение с патронусом.

Гарри с интересом повертел зеркальце в руках. Ему захотелось опробовать приобретение немедленно, но оставался еще нераспечатанный сверток.

Заметив его взгляд, Сириус со странной мечтательной улыбкой протянул этот сверток ему и предложил:

— Открой.

Гарри не нужно было просить дважды.

Внутри была мантия.

Воздушная, серебристо-прозрачная, она почти ничего не весила. Гарри показалось, будто он опустил руки в прохладную воду — вот какое ощущение принесла мантия в его руках.

— Попробуй надеть, — посоветовал Ремус. Гарри накинул мантию на плечи.

И в тот же миг его тело исчезло. Гарри с удивлением посмотрел на пол, где только что стояли его ноги. Ничего, словно его тело растворилось в воздухе.

— Это мантия-невидимка! — выдохнул он восхищенно.

— Это не простая мантия-невидимка, — поправил его Сириус. — Поверь мне, таких мантий на свете очень немного. Обычные мантии-невидимки быстро мутнеют и изнашиваются, но эта работает так же исправно, как в мои школьные годы. Она принадлежала твоему отцу. Береги ее. Вообще-то я хотел отдать тебе ее перед школой, но... — он пожал плечами. — В общем, вот. Я бы посоветовал вообще ее не снимать на твоих, э, самостоятельных прогулках, но это может быть не всегда удобно, так что просто держи ее под рукой, хорошо? Как почуешь, что что-то не так, прыгай под нее и связывайся со мной. Никогда нельзя быть слишком настороже, ага?

Ремус усмехнулся, но быстро замаскировал смешок кашлем. Сириус все равно метнул на него убийственный взгляд.

— Ну все, Лунатик, я тебя предупреждал.

Ремус вскинул руки вверх.

— Ничего такого, я с тобой согласен. Просто вспомнил, как ты вечно подтрунивал над Аластором...

Но Сириус уже не слушал: он превратился в здоровенного черного пса и с низким рычанием прыгнул вскочившему со стула Ремусу на грудь. Они покатились по полу, причем смех Ремуса чуть ли не заглушал заливистый лай анимагической формы Сириуса. Наконец, пес придавил Ремуса к полу и, обернувшись на Гарри, гордо гавкнул.

Гарри подмигнул ему и, накинув капюшон, исчез под мантией полностью.

Как и сказал Сириус, с сегодняшнего дня миру от него не спрятаться, а вот с обратным можно было поспорить.

Бабушка Невилла была строгой, но, к ее чести, понимала, до какого предела можно давить на своего внука, а где лучше отступить и не доводить его до невменяемого состояния. К сожалению, не все среди их многочисленных родственников были столь же благоразумны.

Дом двоюродных бабушки и дедушки Невилла был больше того, где жил он сам. Августа Лонгботтом могла позволить себе быть куда менее скромной, но все пособия, отчисляемые им как семье жертв войны, бабушка перенаправляла на помощь тем пострадавшим от войны, кто, по ее словам, нуждался в этом гораздо больше, чем они. Невилла это не сильно заботило: он понимал, что так правильно, да и стесненными в средствах Лонгботтомов все равно было не назвать. И уж точно ни за какие деньги он бы не согласился переехать к бабушке Энид и дедушке Элджи.

Если к бабушке Энид Невилл еще испытывал хоть какие-то теплые чувства, то дедушку Элджи в равной степени ненавидели обе его стороны. Если сосчитать все грязные трюки, которые выкидывал дедушка в надежде, что Невилл продемонстрирует выброс спонтанной магии и тем самым докажет, что он не сквиб, в общей сложности могло набраться с десяток покушений на убийство. Невилл твердо знал, что если однажды уступит философии темной стороны своего сердца, то дедушка Элджи станет его первой жертвой.

Бабушка была глуха ко всем его мольбам и брала Невилла с собой всякий раз, когда наносила визиты родне.

"Не будь глупцом, Невилл, все очень хотят тебя увидеть."

Невилл мог согласиться с этим утверждением, только если выяснилось бы, что другое значение слова "увидеть" — это "в тридцатый раз за год поохать, что внук-сквиб горе в семье".

Похоже, членам твоей семьи всегда будет плевать, сколько Темных Лордов ты уничтожил в колыбели, для них ты всегда останешься растяпой в волшебных ползунках. Интересно, сталкивался ли с такими проблемами Альбус Дамблдор? А Годрик Гриффиндор?

Конечно, и этот визит не обошелся без истории.

Невилл, памятуя о всех предыдущих случаях, старался не оставаться с дедушкой Элджи наедине. Тем не менее, у него не всегда получалось быть достаточно расторопным. И когда бабушка отошла в уборную, а бабушка Энид вдруг вспомнила о десерте в духовке, осознание того, что он попался, ударило в голову с такой ясностью, что у Невилла чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он поспешно вскочил и пискнул что-то про то, что ему тоже надо выйти, но дедушка Элджи преградил ему дорогу. Широкая озорная улыбка на его лице говорила о его намерениях лучше любых угроз.

Самое страшное в дедушке Элджи было то, что он наверняка был уверен, что делает это все во благо Невилла.

Однажды он его так убьет.

Может быть, даже в этот раз.

"Он определенно собрался тебя убить", — оптимистично подтвердила рассудительная часть Невилла. "Смотри как он поглядывает на окно. Он точно задумал выбросить тебя наружу и посмотреть, как ты превращаешься в размазанную по садовой дорожке кашу из сквиба. Помнишь, мы читали, что раньше детей-сквибов в благородных семьях убивали, чтобы не опозорить род? Это оно."

Это до жути хорошо объясняло все поступки дедушки Элджи.

Невилл медленно пятился, а дедушка Элджи, все с той же страшной улыбкой, неотвратимо наступал. К сожалению, гостиная не была достаточно большой, чтобы это могло продлиться долго. Невилл опрокинул вазу с цветами, даже не заметив этого, а потом с тошнотворным чувством загнанности в угол почувствовал, что упирается спиной в стену.

"Не стой столбом!" — рявкнула на него та часть, которая еще не совсем потеряла голову от ужаса. "Он собирается тебя прикончить, прикончи его первым!"

Рука Невилла успела рефлекторно дернуться, прежде чем он осознал, что волшебной палочки у него в рукаве мантии нет и никогда не было.

Я не умею колдовать! — подумал он в панике. Я ничего не могу сделать! Я не знаю ни одного проклятия!

Дедушка Элджи, с удивительным проворством для его лет, прыгнул вперед и схватил Невилла за плечо. Сердце устремилось куда-то в горло, но еще громче, чем его бешеный стук, стал внутренний голос, похожий на вой кипящего чайника:

"Так двинь ему в пах!"

Августа и Энид Лонгботтомы появились в дверях гостиной одновременно. Энид несла в руках тарелку со свежеприготовленными меренгами. Их глазам предстала достаточно необычная картина.

Ваза с кофейного столика валялась на ковре, пропитанном разлитой водой. Выпавшие цветы веером расстилались рядом. Согнувшись в три погибели, Элджи Лонгботтом валялся на ковре, судорожно хватая ртом воздух.

Над ним стоял бледный как мел Невилл с заплаканным лицом. В ту же секунду он вскинул затравленный взгляд на вошедших. И десерт в руках Энид взорвался, мгновенно придя в состояние бесформенного мусса из белков и сахара, каким он был до отправки в духовку, и заляпав каплями белой тягучей смеси все, от потолка в гостиной до самих почтенных леди Лонгботтом.

Невилл сказал:

— Ой.

Наверное, простого "ой" в такой ситуации было маловато, но ничего разумнее он выдавить не смог.

Энид и Августа, стерев белую жижу с лица, обменялись неверящими взглядами. А затем Энид дрожащим высоким голосом воскликнула:

— Невилл, дорогуша, ты волшебник!

Августа Лонгботтом плакала. Энид Лонгботтом плакала.

Элджи Лонгботтом плакал, но, возможно, по другой причине.

Невилл Лонгботтом плакал, но сам не знал почему.

Что-то внутри него зловеще улыбалось.

Гарри и Сириус не единственные, кто посещает Джеймса и Лили Поттеров.

Хотя, конечно, таких людей немного. Несмотря на то, сколько друзей у них было — пусть даже значительная часть этих друзей не пережила войну, — посещение отделения больницы Святого Мунго для неизлечимо больных — испытание не из легких, и мало кто может с ним справиться.

Эти люди думают, что Джеймс и Лили поняли бы их. И они правы.

Сам Гарри тоже понимал — он не с чужих слов знал, как истощают такие визиты. Но в глубине души ему все-таки было обидно. Его родители рисковали всем в этой войне, отдали разум в борьбе с Пожирателями Смерти, но почти никто не торопился жертвовать собственными душевными силами, чтобы скрасить их одиночество. Гарри заочно уважал всех, кто посещал отделение неизлечимо больных, даже если не знал лично ни посещающих, ни посещаемых. И уж конечно, это чувство возрастало неимоверно, если речь шла о его родителях.

С определенной регулярностью в журнале посещения Поттеров появлялись четыре имени:

— Сириус Блэк

— Гарри Поттер

— Ремус Люпин

и

— Северус Снейп.

Гарри никогда не спрашивал у Сириуса, кто этот четвертый человек, потому что однажды они столкнулись с ним в коридоре больницы Святого Мунго. Гарри тогда было не больше четырех, и память сохранила только смутный образ тощего человека в темных одеждах, похожего на летучую мышь, и то, что из этой встречи вышло. А вышла из нее очень громкая и неприятная сцена, где разговор Сириуса и Темного Человека очень быстро перешел на повышенные тона, а затем они и вовсе схватились за палочки. Персонал кое-как растащил их, но и Сириуса, и того, второго, предупредили, что если это повторится, их обоих на этот этаж больше не пустят. С тех пор, как понял Гарри, у них образовалось что-то вроде негласной договоренности: Сириус и Гарри всегда приходили по нечетным датам, а имя Северуса Снейпа мелькало в журнале посещений только по четным. Ремус, как, опять же, подозревал Гарри, считал их обоих великовозрастными дуралеями и ходил к Джеймсу и Лили тогда, когда считал нужным.

Конечно, Гарри не мог не заинтересоваться этим загадочным человеком. Поначалу он относился к нему настороженно — не мог же Сириус невзлюбить кого-то просто так, — но в какой-то момент осознал, что оценки Сириуса очень редко бывали беспристрастными и далеко не всегда их можно было назвать справедливыми. Поэтому Гарри сделал то, что сделал бы на его месте любой разумный человек: спросил у Ремуса, у которого был куда более рассудительный взгляд на вещи.

Значимых результатов это, однако, не принесло: Ремус почему-то не горел желанием говорить о Северусе Снейпе. Все, что Гарри удалось узнать, это то, что они все учились в Хогвартсе на одном курсе, Снейп был слизеринцем и какое-то время дружил с его матерью. Больше Ремус ничего говорить не хотел.

Среди героев войны имя Северуса Снейпа не упоминалось. В Ежедневном Пророке и в Придире о нем не было ни слова. Гарри видел публикации некого С. Снейпа в Практике Зельеварения, и эта была очень заманчивая гипотеза, но Гарри в нее не поверил. В реальной жизни человек просто не мог оказаться одновременно очень толковым зельеваром и другом его матери — это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Достоверной информации были крупицы: Гарри знал только то, что Северус Снейп всегда приносил Лили свежие цветы и писал свое имя ужасающе неразборчивым почерком, но даже здесь нельзя было сказать наверняка, делает он это в целях конспирации или эти каракули — на самом деле его почерк.

С годами интерес Гарри только рос.

И наконец, Сириус разрешил ему покидать Дом-на-отшибе в одиночестве.

Разумеется, разрешение распространялось только на Косой Переулок, но Гарри вырос на рассказах о сумасбродных подвигах Мародеров, и что-то подсказывало ему, что от него ждут, что он оправдает имя отца.

Конечно, Гарри все равно был благоразумен. Ему хватило один раз заглянуть под покровом мантии в Лютный переулок, чтобы твердо решить не появляться здесь в одиночку до тех пор, пока он не перейдет хотя бы на третий курс Хогвартса.

Но к больнице Святого Мунго это не относилось. Магглы, в общей своей массе, были жуткими слепцами, а в мантии-невидимке Гарри и вовсе чувствовал себя в полной безопасности на улицах немагического Лондона. А в самой больнице он был таким частым посетителем, что на него давно уже никто не обращал внимания и без всяких мантий.

Самым сложным было выгадать день и время — визиты Северуса Снейпа не подчинялись четкому распорядку. По будним дням он практически не появлялся, разве что летом — возможно, он был министерским работником.

Удача улыбнулась Гарри на исходе октября. Как ни странно, именно в этот день он не искал никаких встреч намеренно, просто Сириус опять хандрил, а Гарри обнаружил, что не был у родителей с середины сентября.

Жизнь любит удивительные совпадения.

Когда Гарри открыл дверь в палату Поттеров и нос к носу (крючковатому носу) столкнулся с мрачным худым мужчиной, он понял, что это его Шанс.

Шанс подкреплялся тем, что теперь Гарри загораживал проход, и Северусу Снейпу, чтобы выйти из палаты, пришлось бы достаточно грубо отстранить его в сторону.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Гарри. — Вы, я думаю, мистер Снейп?

По лицу Северуса Снейпа можно было подумать, что Гарри только что его оскорбил, но Гарри старался не судить людей, не узнав их получше — может быть, у него просто такое лицо.

— Гарри Поттер, я полагаю, — наконец произнес Снейп холодно, не отвечая на вопрос.

— Это я, — подтвердил Гарри, не желая повторять ошибку собеседника. Он чувствовал, что слова надо подбирать очень тщательно. Второго такого шанса могло и не представиться, а добиться расположения Северуса Снейпа было очень важно. Несмотря на то, что у Гарри были Сириус и Ремус, этим его круг общения ограничивался, и он иногда (особенно когда Сириус топился в своей тоске) чувствовал себя очень одиноким. Мог ли найтись вариант лучше, чем друг его матери? — Я очень давно хотел с вами встретиться.

На этот раз на лице Снейпа ничего не отразилось, но он впился взглядом в глаза Гарри, как будто выискивая там какой-то ответ. Его губы, искривившись, произнесли:

— И чем же я могу быть полезен сыну Джеймса Поттера?

В словах словно скрывался какой-то намек, но Гарри его не уловил.

— Я думаю, что мы с вами могли бы стать друзьями.

Похоже, Северус Снейп очень хорошо владел своими эмоциями. Но сейчас, хотя изжелта-бледное лицо застыло восковой маской, из горла у него вылетел странный звук, будто он попытался прокашляться, но на полпути остановился.

— И что дает вам основание так думать? — наконец произнес Снейп, еще холоднее прежнего.

Гарри набрал в грудь побольше воздуха.

— То, что мама всегда улыбается, когда смотрит на ваши цветы. И... она улыбается сейчас.

Это было правдой: Лили Поттер, сидя на кровати, улыбалась. Ее взгляд был прикован к Снейпу, и Гарри сомневался, что она вообще заметила приход своего сына. Это ничего. Он шагнул вперед, слегка потеснив не находящего слов Снейпа, и громко поздоровался:

— Привет, мам.

Глаза мамы расширились.

Она вдруг вскочила с кровати и подбежала к ним, шлепая ногами по больничному полу. Она бросилась не к Гарри, а к Снейпу. Слабые бледные пальцы сомкнулись вокруг запястья в рукаве темной мантии.

— Сев, — сказала Лили Поттер, очень невнятно, будто онемевшими губами, но настойчиво. — Сев.

Она показала рукой на Гарри и больше не сказала ничего, только крепче сжала руку Снейпа. Тот смотрел на нее, и в этом взгляде было все: и недоумение, и любовь, и даже какой-то испуг. Он бросил быстрый взгляд на Гарри, словно надеясь, что тот сможет решить для него эту головоломку.

Лили повторила:

— Сев.

Гарри почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. И в то же время, губы сами начали расплываться в улыбке.

Он поймал взгляд Снейпа, почти заставил его вступить с ним в зрительный контакт. И дрожащим голосом произнес:

— Видите? Она никогда не разговаривала со мной.

Где-то в другом мире тикали часы, отмеряя время, которое Северус Снейп, профессор Зельеварения школы магии и волшебства Хогвартс и декан факультета Слизерин, тщательно выделил из своей рутины, состоявшей из проверки бездарных домашних работ и стратегического снятия баллов с остальных трех факультетов.

Он эти часы не слышал. Все, что он слышал, — это голос Лили.

"Сев."

"Что? Что ты хочешь мне сказать, Лили?"

Для Северуса не было секретом, что он стал единственным человеком, с кем Лили шла на контакт. Он подозревал, что что-то похожее могло бы выйти, окажись в палате эта ее сестра, но о том, чтобы привести в больницу Святого Мунго маггла, не могло быть и речи.

Это все равно ничего бы не изменило. Лили не могла говорить как здоровый человек. Лили не могла думать как здоровый человек. Ее разум был необратимо поврежден заклятием Круциатус.

И все-таки она помнила его имя.

Кто-то счел бы этом самодовольством, но впервые за бесконечно долгие годы он чувствовал себя особенным.

Теперь Северус был растерян. Лили отчаянно пыталась что-то до него донести, а он так же отчаянно пытался понять что. И маленький мальчик со слезами, стоящими в изумрудно-зеленых глазах — ее глазах, — смотрел на него в молчаливом ожидании.

Чего он ждал? Чего ждала Лили? Почему все в этой комнате ждали чего-то от Северуса?

(Впрочем, Джеймс Поттер ничего от него не ждал, редкое великодушие с его стороны. Джеймс Поттер смотрел в окно, оставаясь смирным комнатным растением.)

У Северуса Снейпа было довольно однозначное мнение о том, во что может вырасти сын Джеймса Поттера, воспитываемый Сириусом Блэком.

Поттер был болваном.

Блэк был бешеным ублюдком.

Понадобилось бы чудо, сопоставимое с чудом, произошедшим 31 октября 1981 года, чтобы из этого ребенка выросло что-то приличное.

Но Лили смотрела на него, и этот ребенок тоже смотрел на него, и у него были ее глаза, Мерлин, почему у него ее глаза?

Может быть, было бы проще, если бы Гарри Поттер оказался полной копией своего отца. Хотя по прошествии всех этих лет, Северус уже не мог сказать, что ненавидит Джеймса Поттера. Когда долгие годы смотришь на человека-растение, в которого превратился твой бывший враг, сложно продолжать его ненавидеть.

Северус сдался. Он просто не мог отмахнуться от сына Лили у нее на глазах.

— Очень хорошо, — произнес он сухо, хотя ничем хорошим ситуация и не пахла. — И что конкретно ты ждешь от меня?

Если бы только он мог задать тот же вопрос Лили.

Глаза Гарри Поттера заискрились.

— Расскажите о себе! Я почти ничего о вас не знаю.

Собеседование при приеме на работу, дубль два. Этого еще не хватало.

— Мне не о чем рассказывать, — сообщил Северус отрывисто. — Я был другом вашей матери, а потом наши пути разошлись.

Он бережно усадил Лили на ее койку. Мальчик тут же устроился рядом с ней. Северус прислонился к окну: оставалось надеяться, что мальчик достаточно быстро разочаруется в мрачном и немногословном собеседнике и пойдет своей дорогой. Северус и сам бы с удовольствием пошел своей дорогой, он собирался это сделать, если бы младшему Поттеру вдруг пришло в голову спросить, из-за чего они с Лили перестали общаться.

Но вместо этого Гарри заметил:

— Но сейчас вы здесь. Не похоже, что ваши пути разошлись навсегда.

Северус скривил губы. Он прекрасно осознавал иронию того, что едва ли они с Лили так часто виделись бы, не окажись она в Мунго.

— Если это единственный вопрос, на который я должен был дать ответ...

— Вовсе нет! — бойко возразил мальчик. — У меня накопилось множество вопросов, я даже не думаю, что успею задать их все сегодня. Но, надеюсь, это не последняя наша встреча, мистер Снейп.

Северус мысленно застонал. Назойливость стоило назначить восьмым смертным грехом.

А еще это "мистер Снейп". К его фамилии так давно не прибавляли ничего кроме титула "профессор", что "мистер Снейп" для Северуса снова начало отдавать ассоциацией с отцом.

— Я хотел бы узнать, чем вы занимаетесь. Работаете в министерстве?

Упаси Мерлин.

— Я преподаю в Хогвартсе, — произнес Северус сквозь стиснутые зубы. — Так что оставьте ваших мистеров, "профессор Снейп" или "сэр" меня устроит.

Глаза мальчика зажглись любопытством.

— А что вы преподаете?

Северус впервые порадовался, что Дамблдор так и не решился от него избавиться, назначив на пост преподавателя Защиты от Темных Искусств. Легко представить, как бы отреагировал на это ребенок. Зельевар — вот это заставит его заскучать.

— Науку зельеварения, — ответил Северус елейным голосом.

Он ожидал любой реакции: от озадаченно-разочарованного выражения лица до равнодушного пожатия плечами. Но точно не...

— Не может быть! — Гарри подпрыгнул на койке.

— Напротив, я имею честь занимать этот пост уже почти восемь лет, — Северус нахмурился, маскируя легкое недоумение. — Что в этом может быть невозможного?

Вместо ответа мальчик уставился на него так, будто он только что признался, что является Альбусом Дамблдором под оборотным зельем, или кого там боготворят современные дети.

— Вы... Вы на самом деле тот самый С.Снейп? Из "Практики зельеварения"? Я читал все ваши публикации там за последние пять лет!

Настал черед Северуса смотреть на Гарри Поттера так, будто тот оказался Дамблдором под оборотным зельем.

Вообще-то, даже такая гипотеза казалась вероятнее, чем возможность того, что младший Поттер на самом деле читал его работы. С другой стороны, откуда бы мальчику владеть такой информацией, если бы он никогда не держал в руках "Практику"?

— Это я, — подтвердил Северус, от удивления позабыв про свои изящные сочащиеся иронией формулировки.

— Вау.

Да. Определенно.

Вау.

Это неплохо описывало его реакцию.

— Вы, наверное, не согласитесь дать мне автограф?

Северус, не выдержав, обернулся на Джеймса Поттера: его бы не удивило, если бы тот вдруг вышел из кататонического ступора только для того, чтобы отречься от своего сына.

Овладеть голосом в этот раз стоило еще больших усилий.

— Поттер, вы же не хотите меня убедить, что понимаете хотя бы треть из того, что публикуют в "Практике зельеварения"?

— Я понимаю две трети, — спокойно ответил ребенок. — И ваши статьи в эти две трети входят, за что огромное вам спасибо. Вы пишете гораздо понятнее многих. Я мог бы догадаться, что человек, который объясняется так доступно, наверное, преподаватель.

— Дело не в этом, — машинально возразил Северус. Гарри Поттер явно никогда не встречал профессора Бинса. — Зельеварение — точная наука, прятать инструкции к ней за мутными метафорами и сбивающими с толку предложениями длиной в страницу — это кощунство.

Кажется, Гарри Поттер только что посмотрел на него с обожанием.

Северус с трудом припоминал, когда за последние годы ему в последний раз было настолько сложно сохранять хладнокровие.

У Гарри на самом деле был огромный список интересующих вопросов личного характера, которые он хотел задать Северусу Снейпу. К сожалению, все эти вопросы вышибло у него из головы, стоило ему осознать, что он, должно быть впервые в своей жизни, находится в одной комнате с компетентным зельеваром.

Сириус никогда не мог объяснить ему непонятные места в книгах или журналах про зелья. Ремус справлялся чуть лучше, но и его знания в этой области были довольно ограниченными, и на все вопросы Гарри он ответить не мог. А вопросов у Гарри накопилось много.

Следующие полтора часа он провел, вываливая их один за другим и с жадностью поглощая информацию из ответов. К счастью, где-то через полчаса этого разговора Снейп прекратил пытаться при каждом удобном случае ткнуть Гарри носом во всю глубину его невежества и начал отвечать нормально, увлекшись процессом.

У каждого человека есть то, о чем он может говорить часами, с искренними пылом и нежностью.

У Сириуса это был его мопед.

У Снейпа — зельеварение.

"Мутных метафор" в его речи не было, а вот красочных эпитетов — предостаточно. Если все преподаватели Хогвартса настолько любили свое дело, Гарри хотел отправиться на платформу 9¾ немедленно.

Наконец, Снейп жестом приказал ему замолчать, прежде чем Гарри успел задать следующий вопрос.

— Не буду скрывать, — произнес он с расстановкой, — вы, Поттер, к моему удивлению, оказались куда более благодарной публикой, чем безмозглые первокурсники. Тем не менее, обучать я должен именно их, так что сейчас я возвращаюсь в Хогвартс.

Гарри постарался скрыть свое разочарование и от всей души поблагодарил Снейпа за потраченное время. Снейп странно нахмурился и пожал плечами. Гарри уже заметил, что он совершенно не знает, как реагировать на комплименты и благодарности. Об этом было грустно думать, но скорее всего, жизнь была не слишком добра к Северусу Снейпу.

Но Гарри не мог позволить ему уйти так просто.

— Сэр, — окликнул он Снейпа уже на пороге палаты. — Мы ведь увидимся с вами еще раз?

— Жизнь покажет, Поттер, — бросил тот, не оборачиваясь.

— Пожалуйста, не заставляйте меня просить у крестного сову, только чтобы я смог посылать вам письма.

Гарри показалось, или Снейпа правда передернуло?

— Сова вам в любом случае пригодится, Поттер, — Снейп как бы нехотя бросил взгляд через плечо. И уже далеко не так разборчиво буркнул: — Через две недели.

И быстрым шагом вышел в коридор.

Возможно, Северус Снейп был уверен в себе как в зельеваре, но не уверен в себе как в человеке.

Это была странноватая гипотеза, но по-другому Гарри не мог для себя объяснить, почему Снейп с таким остервенением уклоняется от всех разговоров на личные темы. Впрочем, Снейпа вообще нельзя было назвать особенно разговорчивым, а если он был не в настроении, то почти любой диалог и вовсе был обречен на провал — в скверном расположении духа Снейп умел только огрызаться и угрюмо молчать.

Если бы у Гарри не было к нему огромного кредита уважения, вся затея со сближением была бы обречена на провал. Не будь этой незыблемой уверенности в том, что его мама не стала бы дружить с плохим человеком, и неиссякаемого запаса терпения, натренированного ухаживанием за Сириусом в его самые неудачные дни, Гарри бы, возможно, сдался.

Но вместо этого он с завидным упрямством продолжал играть в кошки-мышки, выгадывая даты возможного появления Снейпа в больнице Святого Мунго, которые тот по собственной инициативе сообщал ему крайне редко. Сближение продвигалось топорно.

Зато с зельеварением все складывалось куда удачнее.

На Рождество Гарри наконец-то выпросил себе свой первый оловянный котел.

Конечно, у него хватило ума не пытаться экспериментировать с зельями в одиночестве и уж тем более — под руководством Сириуса, который, по его собственным словам, после выпуска из школы быстрее зельеварения позабыл только историю магии. Дозволяемым пределом, которым Гарри из соображений безопасности ограничил себя сам, были книжки вроде "Зельеварение для самых маленьких" или "50 магических отваров, которые может сварить дошколенок". То, что предлагалось там, едва ли можно было назвать зельями в полном смысле этого слова: как правило, рецепты содержали всего только три-четыре простейших ингредиента, а время варки редко превышало час. Ничего полезного при таком подходе было не создать — Гарри сомневался, что умение варить зелье мыльных пузырей когда-нибудь пригодится ему в жизни. Но все-таки это была практика, которая могла подготовить его к более сложным вариациям в будущем. Кроме того, время от времени в Дом-на-отшибе по-прежнему заглядывал Ремус, и под его бдительным надзором Гарри мог позволить себе попробовать свои силы на каком-нибудь рецепте из учебника для первокурсников.

Опыт Снейпа помогал в том, что Гарри про себя называл Теоретическим Зельеварением. Поскольку сам он в ближайшие три года не будет иметь возможности проводить эксперименты с котлом, единственным выходом стали вопросы "а что будет, если", обращенные к эксперту.

Поначалу эти диалоги выглядели примерно так:

— А что будет, если я добавлю иглы дикобраза вместо змеиных клыков в зелье пробуждения?

— Испортите котел, и, возможно, одним Поттером на этой земле станет меньше.

Затем Гарри перестал совершать настолько глупые ошибки, и самые страшные ответы начали сводиться к тому, что зелье потеряет часть своей эффективности или не поменяется вообще ничего. Но временами — далеко не так часто, как Гарри бы хотелось, — ему удавалось додуматься до удачной поправки к стандартной инструкции, за что Снейп, бывало, награждал его коротким кивком или кривой усмешкой. Эти редкие моменты Гарри относил к своим личным достижениям. Открыто радоваться им не стоило — Снейп почему-то вбил себе в голову, что если перехвалить своего самозванного юного протеже, тот непременно начнет задирать нос и станет совершенно невыносимым, хотя Гарри даже представить не мог, откуда у него такие идеи. Сириус иногда мог прихвастнуть чем-то, чем гордился, но самому Гарри куда больше по душе был подход Ремуса, который считал, что говорить об успехах человека должны действия, а не слова.

— И не ждите, что на моих уроках вы будете получать хоть какие-то поблажки, Поттер, — бросил Снейп как-то раз, когда речь снова зашла о Хогвартсе.

Гарри спокойно ответил, что никакие поблажки ему и не понадобятся. По лицу Снейпа почти никогда нельзя было понять, о чем он думает, но в тот раз Гарри почему-то твердо уверился в том, что ответ пришелся тому по душе.

В один из коротких февральских дней, когда погода за окном все еще была мерзкой и промозглой, а младший Поттер опять правильно угадал время визита — чему Северус, разумеется, ни в коей мере не радовался, и не возвращался к прежнему хаотичному графику посещений только потому, что бегать от маленьких детей было ниже его достоинства, — Северус вскользь упомянул о том, что не только занимает должность преподавателя зельеварения, но еще и выполняет обязанности декана Слизерина. Вообще-то, он предполагал, что это и так общеизвестный факт, но, похоже, Блэк совершенно не утруждал себя тем, чтобы дать своему воспитаннику хотя бы базовые представления о том, что ждет его в Хогвартсе — и было ли тут, чему удивляться?

Как бы там ни было, Поттер выглядел удивленным. И — что было еще более странным, — удивленным приятно.

За это можно было отдать ему должное, в отличие от большинства детей своего возраста, этот ребенок далеко не всегда был как открытая книга. Но открытая или закрытая, а Северус считал себя экспертом в чтении людей и потому мог быть уверен в том, что не ошибался.

— Я думаю, что могу попасть в Слизерин, — серьезно сообщил Гарри Поттер в ответ на его вскинутые брови. — И, кажется, я только что захотел туда еще немного больше.

Северус по привычке иронично хмыкнул, и только затем...

Что?

Северус испытал большой соблазн спросить у кого-нибудь, слышали ли они то же, что услышал он, но вряд ли в данной ситуации Лили или человек-растение-Джеймс-Поттер могли как-то ему помочь.

В любом случае, осознание было сокрушительным.

Сын отпетого гриффиндорца Джеймса Поттера, воспитанный не менее отпетым гриффиндорцем Сириусом Блэком, заявлял ему, что собирается в Слизерин.

И на крошечную долю секунды Северус всерьез подумал, что это могло быть не так уж и плохо.

Как ни крути, он провел в обществе мальчика достаточно времени, чтобы немного разобраться в том, что тот из себя представляет. И конечно, со своим восьмилетним стажем преподавания Северус не мог не заметить в нем те же черты, что так часто замечал в своих подопечных: некоторую проницательность, умение понять, когда нужно держать язык за зубами, а когда можно сказать что-то в меру лестное, что придется собеседнику по душе.

Гарри Поттер был мало похож на своего отца или крестного. Если уж на то пошло, яркой порывистости Лили в нем тоже пока заметно не было, разве что когда он зажигался какой-то новой идеей.

Конечно, дети не всегда вырастали копией своих родителей — Снейп знал это, потому что долгое время его главным страхом было превратиться в копию своего отца.

И все же: Поттер — в Слизерине?

— Когда люди узнают, что я декан Слизерина, обычно они решают, что хотят куда угодно, только не в Слизерин, — бесстрастно сообщил Северус, когда убедился, что его мозг пока все же не собирается взрываться.

Гарри Поттер пожал плечами.

— Но они ведь не узнают перед этим вас самого?

Губы Северуса скривились в подобии сардонической усмешки.

Было ли это сознательной лестью? Нет, не важно. Один раз осознав это, он уже не мог не понимать, что у Поттера есть все шансы прижиться на его факультете.

— Ладно, — Гарри поднялся на ноги. — Я бы очень хотел посидеть здесь еще, но уже почти темно, а Сириус не любит, когда я возвращаюсь домой поздно.

В очередной раз за день Северус решил, что ослышался.

— Поттер, ваш крестный отправляет вас добираться до больницы одного?

— Мы все вместе решили, что я достаточно разумный, чтобы не вляпаться в неприятности.

Северус выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Действительно, и чего еще можно было ждать от Блэка?

Какой идиот догадался поручить заботу о маленьком ребенке такому безответственному кретину, как Блэк? Чудо, что Гарри Поттер вообще дожил до своих восьми лет.

Лицо мальчика вдруг приобрело не-детскую жесткость.

— Можете не верить, но Сириус замечательный крестный и отлично обо мне заботится.

— О, я вижу, — ядовито произнес Северус, понизив голос почти до шепота. Полузабытые ярость и обида льдом разлились по венам. Северус знал, что был чертовски злопамятным, но сам удивился тому, насколько негасимой была его ненависть к Сириусу Блэку.

Поттер хотел сказать что-то еще, но так и не нашелся.

— Я пойду, — тихо сказал он вместо этого.

— Идите, — отозвался Северус с деланным безразличием. Внутри у него по-прежнему все кипело. — И не забудьте спросить вашего замечательного крестного, кто такая Беллатриса Блэк и какое отношение она имеет к тому, что произошло с вашими родителями.

Гарри Поттер молча посмотрел на него и вышел из палаты.

Северус опустился на больничную койку.

Он чувствовал себя обессиленным, но не понимал почему. И только выйдя в коридор, понял, в чем дело. Он успел забыть, каково это — покидать палату Лили с тяжелым сердцем. Успел привыкнуть к тому, что походы в Мунго теперь ассоциировались не только с оглушающим грузом вины за прошлые ошибки и бесполезными мыслями "а что если бы..."

"А что если бы..."

"А что будет, если..."

Огромным искушением было перенаправить всю свою злость на Поттера, но Северус осознавал, что в том, как легко он позволил себе прекратить сгрызать себя заживо, виноват только он сам. Все остальное такого большого значения не имело.

Может быть, сегодня он проверит вдвое больше домашних работ, прежде чем решится лечь в постель и снова остаться наедине со своими мыслями.

Не было смысла тянуть. Правда только одна, и она не изменится от того, узнает о ней Гарри или нет, и если узнает, то когда.

И все-таки целый вечер Гарри не мог заставить себя заговорить с Сириусом о том, что сказал ему Снейп.

Они играли в волшебные шахматы, расположившись на ковре у уютно трещащего камина в гостиной-библиотеке. Сириус заметил, что Гарри сегодня какой-то притихший, но допытываться не стал — он знал, что проще подождать, когда его крестник созреет заговорить о своих проблемах сам. Поэтому они продолжали играть партию за партией, пока черный король не взмолился о позволении дезертировать в белую армию Гарри — бедняге поставили мат в шестой раз за вечер.

— Извини, Гарри, но я сам сейчас попрошусь дезертиром в твою армию, — Сириус покачал головой. — Тебе надо найти себе нормального соперника, я же всю жизнь резался только в Подрывного дурака.

— С тобой играть все равно интереснее, чем против самого себя, — возразил Гарри. — Тем более, сегодня у нас было целых две ничьи.

И обе — из-за троекратного повторения ходов. Если игроки начинали гонять шахматные фигуры туда-сюда без видимой стратегии, те имели право обернуться и сварливо посоветовать своим бравым полководцам пойти поиграть во что-нибудь менее интеллектуальное. Гарри читал, что потом это правило каким-то образом просочилось и в маггловские шахматы, хотя их фигуры, конечно, ожившими не были.

Они собрали фигуры, и Гарри понял, что дальше оттягивать некуда. Если он не начнет разговор сейчас, то только еще больше накрутит себя.

— Сириус? — позвал Гарри крестного, засмотревшегося на лижущие каминную кладку языки пламени. — Я... Я хотел бы кое-что спросить.

— Спрашивай, конечно, — Сириус с готовностью обернулся к нему. — Но если это опять какой-то заумный вопрос по истории магии, клянусь Мерлином, я лично напишу Дамблдору, чтобы он зачислил тебя в Когтевран, невзирая на любые вердикты Шляпы.

Гарри не рассмеялся как обычно, и Сириус, заметив это, тоже посерьезнел.

— В чем дело?

— Кто был тот человек, который сделал это с моими родителями? — выпалил Гарри на одном дыхании и зажмурился, не веря, что, наконец, решился.

Повисшее молчание больше не было уютным или теплым, как всего пару минут назад.

Гарри медленно открыл глаза.

Сириус словно в одночасье постарел на несколько лет: глаза потухли, и морщины в углах рта стали глубже. Во взгляд вернулась мрачность и загнанность, которые прятались в глубине с самого декабря. Гарри чуть не возненавидел себя за это. Но он должен был узнать.

— Ты сегодня ходил в Мунго? — спросил Сириус негромко, глядя куда-то поверх головы Гарри.

Их уговор был таков, что если Гарри нарушит хоть одно из поставленных условий, разрешение на прогулки в одиночестве отменяется, но Гарри не нашел в себе силы соврать сейчас, к каким последствиям бы это ни привело.

— Да, — подтвердил он.

Сириус вздохнул.

— Я догадывался.

— Ты злишься?

— Нет, — Сириус досадливо мотнул головой. — Как я могу злиться на то, что ты хочешь лишний раз повидать родителей? Я даже могу понять, почему ты не обсудил это со мной. Но все равно — просто предупреди меня в следующий раз, хорошо?

Гарри кивнул, чувствуя себя невыносимо виноватым. Конечно, Сириус бы понял...

— По поводу твоего вопроса... — Сириус снова обратил взгляд в огонь. И монотонно перечислил: — Беллатриса Лестрейндж, Родольфус Лестрейндж, Рабастан Лестрейндж, Бартемиус Крауч-младший.

В конце словно повисла какая-то недоговоренность, но после короткого колебания Сириус продолжил в прежнем тоне.

— Они все в Азкабане. Крауч мертв, остальные приговорены к заключению пожизненно.

У Гарри засосало под ложечкой. Он знал, что представляет из себя Азкабан, населенный дементорами, высасывающими из тебя все светлые чувства. Когда он впервые услышал об этой тюрьме, ему подумалось, что это слишком жестоко — медленная пытка, когда у заключенного день за днем постепенно отнимают все, что делает человека человеком. Даже смерть милосерднее. Но теперь, когда он знал, знал наверняка, что там находятся люди, ответственные за произошедшее с его мамой и папой... Все ли еще он думал, что Азкабан — это неправильно?

— Беллатриса Лестрейндж, — повторил Гарри медленно. "Беллатриса Блэк". — Кто она?

Губы Сириуса искривились в мертвенной усмешке.

— Моя кузина. Еще одна гордость нашей семьи. Замечательный путь уготован всем отпрыскам семьи Блэк, как любила говаривать моя матушка. Беллатриса, мой брат, мой отец... Ее замечательный путь привел почти всех их или в могилу, или в Азкабан, и мне даже неважно, где в итоге будет догнивать дорогая Белла.

Гарри опустил взгляд. Сириус, словно очнувшись от транса, теперь смотрел на него с тревогой. Гарри понял, что его беспокоит: как и Снейп, он подумал, что Гарри каким-то образом может перенести свою ненависть с одного члена семьи на другого. Но почему взрослым людям вообще приходили в голову такие глупости?

— В одном случае твоя матушка не ошиблась, — твердо сказал Гарри, взяв крестного за руку и не обращая внимание на изумление, написанное на его лице. — Ты и вправду пошел по замечательному пути.

Сириус выдавил из себя саркастичное "ха", но в его взгляде плескалось облегчение.

— Можно ли сбежать из Азкабана? — спросил Гарри, сосредоточенно повторяя про себя четыре имени. В книгах было написано, что нет, но в книгах много чего писали.

— За всю историю Азкабана еще никто оттуда не сбегал, — произнес Сириус задумчиво. — Но знаешь, что-то подсказывает мне, что мест, из которых невозможно сбежать, по эту сторону жизни не существует.

"Я так и думал."

Гарри не произнес это вслух. Сириус и так наверняка понимал, к чему он клонит. Поэтому Гарри просто задал следующий вопрос. Наверное, самый важный.

— Всегда ли убийство это плохо? — он заставил себя смотреть Сириусу в глаза, как бы ни хотелось опустить взгляд. — Никаких людей нельзя убивать? Даже самых плохих?

Кажется, Сириусу — тоже — очень хотелось отвести взгляд, но он — тоже — себе этого не позволил. После долгого молчания он ответил:

— Тебе лучше задать этот вопрос кому-нибудь другому. Ремусу, например.

— Мне не нужен ответ Ремуса. Мне нужен твой ответ. Почему ты не можешь...

— Потому что больше всего на свете я жалею о том, что не убил Беллатрису, когда у меня был шанс. Ее и... Я бы убил их всех, Гарри, если это тебе интересно, но это не значит, что я поступил бы правильно. Это значит только то, что я не смог бы поступить иначе. Я правда думаю, что тебе нужно спросить об этом Ремуса. Или, может быть, Альбуса Дамблдора. Мой ответ не единственный.

— Я знаю, — шепнул Гарри, привалившись к его плечу. — Я найду свой ответ сам.

Сириус молча прижал его к себе одной рукой.

* * *

Ремус сказал, что по его мнению, никакая смерть не может быть оправданной, если есть возможность этого избежать.

Но когда Гарри спросил его про Азкабан, Ремус только покачал головой и сказал, что в этом случае смерть была бы правильнее.

* * *

— Признаться, я вообще не ожидал, что увижу вас снова, Поттер, — Снейп смотрел на него с очень странным выражением лица. — А вы с порога задаете мне вопросы о том, правомерно ли убийство. И у стен есть уши, глупый мальчишка.

Но оскорблению не хватало привычного яда, поэтому Гарри просто пропустил его мимо ушей как что-то необидное.

Снейп подошел ближе с палочкой в руке, и их окутала тишина.

— Если вас интересует мое мнение на этот счет, Поттер, то вот оно, — внутри непроницаемого кокона тишины негромкий голос Снейпа звучал отчетливо как никогда. — Можно ли убивать своих врагов? Безусловно. Но я считаю — и раз уж мы оба сейчас в этой палате, я думаю, что вы со мной согласитесь, — с человеком можно сотворить вещи куда страшнее, чем смерть.

— Я не думаю, что то, что случилось с моими родителями, — хуже, чем смерть, — возразил Гарри твердо. — Они все еще здесь. Моя мама все еще разговаривает с вами.

Снейп улыбнулся, самыми краешками губ — это была пугающая улыбка. И произнес:

— Внимательнее, Поттер. Я не говорил, что одно непременно должно исключать другое.

* * *

Гарри понял, что искать свой ответ ему придется гораздо дольше, чем он подумал сначала.

Тревор опять сбежал.

Невилл не знал, в чем тут было дело, но при каждой удобной возможности жаба, подаренная ему дедушкой Элджи (возможно, Невилл все-таки думал о нем слишком плохо, раз тот отправил двоюродному внуку подарок, несмотря на все то, что случилось между ними), норовила улизнуть и оказаться от своего хозяина как можно дальше.

Невилл искал Тревора в саду, когда какое-то шевеление во влажной после дождя траве привлекло его внимание.

Крадучись, стараясь не споткнуться о какой-нибудь притаившийся в траве камень, Невилл начал обходить шевеление полукругом, чтобы оно оказалось между ним и домом: Тревора нужно гнать внутрь, а не прочь. Конечно, с участка ему все равно не сбежать — дом окружала высокая ограда, призванная защищать семейство Лонгботтомов от внимания посторонних. Самому Невиллу она напоминала скорее тюремную стену.

Шевеление в траве замерло — Тревор почуял опасность? — и Невилл, поняв, что медлить нельзя, прыгнул.

Мокрая трава предательски заскользила под ногами и вместо опасного молниеносного наскока, Невилл неловко растянулся на земле, носом к тому месту, где трава последний раз шевелилась. Он проклял себя за неловкость — конечно, Тревор уже должен улепетывать со всех своих перепончатых ног. Но...

Сочные зеленые стебли раздвинулись...

И перед носом Невилла оказалась треугольная чешуйчатая голова змеи.

Крик застрял у Невилла в горле.

Он попытался вскочить, снова поскользнулся, на этот раз приземлившись на пятую точку, и, бросив попытки подняться, как только мог быстро пополз назад. Змея медленно, но неумолимо следовала за ним, наблюдая за метаниями своей жертвы с холодным интересом.

Плечами и затылком Невилл впечатался в забор, но паника заглушила боль.

Даже если он закричит, бабушка из дома не услышит — сейчас она пила чай с Минервой Макгоннагал, которая могла стать, а могла и не стать деканом Невилла, когда он пойдет в Хогвартс. Но это все при условии, что сейчас его не сожрет мерзкая извивающаяся тварь. Где его стихийная детская магия, когда она так нужна?!

В голове билась единственная мысль: "чтожеделатьчтожеделатьчтожеделать".

"Вежливо попроси ее уйти и не есть тебя", — съехидничала та его часть, которую угроза смерти в этот раз почему-то не смущала.

"Очень смешно!"

Вот так. Никто ему не поможет, даже он сам.

На секунду страх отступил, сменившись обреченной обидой на весь мир. Глупый Невилл. Глупая змея. В сердцах он выкрикнул:

— Пош-шла вон!

Змея замерла всего в нескольких дюймах от его пяток. Крошечные бусинки глаза, ранее без выражения следившие за ним, теперь словно зажглись любопытством. Раздвоенный язык взволнованно затрепыхался.

"Здрас-ствуй."

Отлично, великолепно, Невилл все-таки рехнулся. Одного голоса в голове ему мало, теперь с ним и змеи разговаривают. Он подтянул ноги к груди.

Змея ждала. Чего, ответа?

"Твоя бабушка не учила тебя, что нужно отвечать, когда с тобой здороваются?"

"Это змея!"

"Да, и что? А потом такие волшебники как ты принимают кодексы, дискриминирующие оборотней. Это же оборотни. Или выгоняют кентавров жить в леса. Это же кентавры."

"Это все разумные существа!"

"Поверь мне, сейчас из вас двоих наиболее разумной выглядит эта змея."

Но змеи ведь не могли быть разумными! Хотя... Кажется, Невилл читал что-то про то, что некоторые темные маги могли говорить со змеями, но он тогда решил, что это обычная выдумка для красного словца...

Стоп, он что, еще и темный маг?!

"Нет, ты просто идиот", — ласково успокоил его другой Невилл. "Может, скажешь уже что-нибудь?"

— Н-Не еш-шь меня, — пролепетал Невилл, прислушиваясь к своему голосу. С его губ действительно слетало змеиное шипение. О Мерлин...

"Не с-собиралась."

Хорошо. Хорошо. Не паниковать.

Невилл медленно встал на ноги. Двигаться бочком.

— Э-э... Я пойду. Наверное. Иди по с-своим делам.

Змея моргнула. И степенно поползла прочь.

Невилл бросился в дом.

Он говорил со змеей. Он, возможно, темный маг. Почему-то больше всего в этой ситуации его волновало то, как он, случайно утопив страну в крови, как предыдущий Темный Лорд, будет объяснять это бабушке.

Тревор нашелся под кроватью.

Обычно если Невилл чего-то не знал, то спрашивал у бабушки. Это был самый простой и быстрый способ: бабушка знала удивительно много всего, а если чего-то и не знала, то хотя бы предполагала, где можно найти ответ. Но в этот раз Невилл не мог просто подойти к ней и спросить "я тут вдруг заинтересовался змеями, нет ли в домашней библиотеке сборника цитат Салазара Слизерина?". Даже менее проницательный человек догадался бы в чем дело, а уж от цепкого взгляда Августы Лонгботтом никогда не могла укрыться ни одна тайна Невилла. Нет, он должен действовать один и, лучше всего, под покровом тьмы...

Или нет. Подумав дважды, Невилл решил, что изнывать от незнания до вечера — испытание немногим легче, чем встретиться с глазу на глаз с кровожадной змеей. Тем более, бабушка спала чутко, и если она застанет Невилла за чтением подозрительных книг ночью, это будет выглядеть подозрительно вдвойне или даже втройне. Нет, нужно действовать сейчас, пока внимание бабушки отвлекает профессор Макгоннагал.

"Декан Гриффиндора, твой главный союзник в деле скрытного подтверждения, не наследник ли ты Салазара Слизерина", — отреагировал на эту мысль его внутренний скептик.

Невилл приказал ему заткнуться и, стараясь не снести по пути какую-нибудь вазу, прокрался в библиотеку. Он любил читать, но, к сожалению, не ту серьезную литературу, которую ему настоятельно рекомендовала бабушка. Однако хотя бы здесь бабушка не упорствовала и позволяла ему проводить вечера со справочником магических садовых растений и сказками колдунов Шотландии.

Так что в библиотеке Невилл бывал часто и примерно представлял, на каких полках стояли книги, к которым ему следовало обратиться. С замирающим сердцем он вытащил "Взлет и падение Темных Искусств", первый пункт из своего списка, и, шелестя страницами, погрузился в изучение оглавления.

За чтением время летело быстро, но исследование пока приносило неутешительные результаты.

Салазар Слизерин действительно умел говорить со змеями. Тот-Кого-Нельзя-Называть предположительно умел говорить со змеями. Геллерт Гриндевальд не умел говорить со змеями, и хотя это было приятным исключением из тенденции (Невилл ведь не хотел быть как Гриндевальд), это могло означать и совсем жуткие вещи (если даже Гриндевальд не говорил со змеями, то насколько плохим в итоге может стать Невилл?).

Невиллу очень хотелось найти что-нибудь вроде списка волшебников-змееустов, не переметнувшихся на сторону зла, но складывалось впечатление, что все змееусты по своей природе тяготели ко тьме.

"Или", — возразила его рассудительная часть. "Все не-темные змееусты жили ужасно скучной жизнью и просто не попали ни в какие книги."

Невилл задумался. Между жизнью темного волшебника и жизнью скучного волшебника он определенно предпочитал второе. Что вообще плохого в скучной жизни? Это хотя бы безопасно.

Невилл перешел к отделу магозоологии и покопался в книгах еще немного, слабо надеясь, что, возможно, его лингвистические способности не ограничиваются змеями, и он мог бы пообщаться и с другими земноводными. Но нигде не упоминалось о волшебниках, разговаривающими с ящерицами или лягушками. Очень жаль — если бы только он мог втолковать Тревору, что незачем убегать так часто...

Итак, он змееуст. Не отправят ли его в Слизерин только за это? Невилл не хотел в Слизерин. Может, если он не будет больше говорить со змеями, знание их языка как-нибудь выветрится из головы само по себе? Люди ведь забывают языки, если долго на них не говорят... Да, забыть обо всем казалось лучшим вариантом. Он станет обычным скучным...

"Ты жалок."

Невилл дернулся, словно его ударили. Ударили, в данном случае, изнутри.

Обычно все стороны его внутренних баталий говорили одним голосом — самого Невилла, пусть измененным до неузнаваемости чуждыми интонациями, и благодаря этому он все равно считал свою вторую личность — своей. Но теперь у него появилось ужасное чувство расколотости, как будто две стороны его души разошлись в чем-то так сильно — диаметрально противоположно, — что эта несхожесть создала в нем глубокую трещину.

По середине была жуткая пустота.

И тут бабушка позвала его попрощаться с профессором Макгоннагал.

Профессор Макгоннагал пожелала Невиллу удачи, а он вдруг задумался, хочет ли эта строгая волевая женщина видеть его на своем факультете. Невилл бы, наверное, не захотел. И что ему остается?

Дождавшись, когда профессор Макгоннагал уйдет, Невилл робко спросил у бабушки:

— Как ты думаешь, на какой факультет я попаду в Хогвартсе?

Августа Лонгботтом посмотрела на него и задумчиво почесала подбородок длинными изогнутым ногтем.

— Никто не знает заранее, мой мальчик.

— Но...

— Но разумеется, я была бы счастлива увидеть тебя в Гриффиндоре, как твоего отца, — бабушка нахмурилась. — Что до остального... Сомневаюсь, что тебе хватит способностей для Когтеврана, но ты несомненно сможешь стать достойным человеком и в Пуффендуе, если это то, что тебя волнует. Это факультет не для выдающихся талантов, но для верных и трудолюбивых, а я надеюсь, что воспитала в тебе эти качества.

Верных? Если бы у Невилла было, кому быть верным...

— А Слизерин... — начал Невилл, борясь с тошнотворным страхом.

— Забудь о Слизерине, — сурово оборвала его бабушка. Невиллу очень хотелось закончить разговор и уйти в свою комнату, но что-то толкнуло его вперед.

— Потому что в Слизерин попадают только плохие люди?

Августа Лонгботтом громко фыркнула.

— Конечно же нет, глупый мальчишка. Как ты себе это представляешь, целый факультет плохих детей? Дело не в этом, — ее взгляд затуманился. — Я знала достаточно достойных людей, учившихся на этом факультете. И в Ордене Феникса были бывшие слизеринцы. Да, в Слизерине есть достойные люди, и притом талантливые. Но очень немного слизеринцев одновременно достойных и счастливых.

Она вздохнула.

— Иди спать, Невилл. Уже поздно, я вижу, что ты устал.

Невилл пожелал бабушке спокойной ночи и медленно поплелся в свою спальню. Там он встал у окна. В комнате горел свет, поэтому ночного сада почти не было видно, только его собственное отражение в стекле: бледный понурый мальчик со шрамом-зигзагом на лбу.

"Не для выдающихся талантов, но для верных и преданных."

Может быть, на Пуффендуе он наконец-то найдет друзей. Профессор Макгоннагал говорила, что профессор Спраут, преподавательница травологии и декан Пуффендуя, очень добрый и приятный человек. Безопасный путь...

Невилл прикоснулся к своему шраму. Посмотрел в глаза отражению.

"Хочу ли я быть посредственностью?"

Голос внутри ответил твердое "нет". И Невилл согласился с ним: нет.

И почувствовал, как стягивается разлом в его душе.

"Дорогой мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства Хогвартс..."

Желтоватый конверт, изумрудные чернила...

Сердце Гарри радостной рыбешкой трепыхалось в груди. Кто сказал, что если заранее знаешь о том, что произойдет что-то хорошее, то это не так весело?

Гарри уже почти не беспокоился за свою жизнь в Хогвартсе. Конечно, это все было жутко волнительно, но Сириус и Ремус рассказали ему о школе достаточно, чтобы Гарри хотя бы примерно представлял, куда направляется. И по крайней мере с двумя предметами у него на первых курсах проблем не возникнет: зельеварением и защитой от Темных Искусств. По второму Сириус и Ремус натаскивали его сами, заранее предупредив, что Гарри очень повезет, если за семь лет ему попадется хотя бы два неплохих преподавателя, которые не окажутся шарлатанами или замаскированными темными волшебниками. Проблема нехватки кадров на эту должность началась еще во времена Мародеров, и они оба предполагали, что за прошедшее время ситуация только усугубилась.

Если Гарри о чем и переживал, так это о том, что не сможет найти общий язык со сверстниками. У него почти не было опыта общения с детьми своего возраста. По словам Сириуса, они с Джеймсом познакомились в самый первый день в поезде, но Гарри совсем не представлял, как это делается. Не мог же он просто зайти к незнакомым людям в купе и сказать "давайте все дружить". Вдруг его сочтут странным? Или он покажется кому-то зазнайкой?

Но во всяком случае один друг у Гарри в Хогвартсе уже был, пусть назвать их отношения "дружбой" вслух Гарри бы точно не рискнул. В какой-то момент своей жизни Северус Снейп решил, что не заслуживает никаких отношений кроме деловых, и Гарри пока не смог придумать, как убедить его в обратном, поэтому просто подстроился под эту схему: Снейп стал его деканом-в-аванс — вот уж кто не сомневался в вердикте Шляпы. После Большого Недоразумения трехлетней давности они кое-как сошлись заново, и хотя попытки Гарри выстроить эмоциональную связь из-за упрямства Снейпа выходили крайне неловкими и неуклюжими, он свято верил, что еще пара лет, и он расколет скорлупу, в которой Снейп прятался от всех вокруг.

За покупками в Косой Переулок они с Сириусом отправились на мопеде — им обоим хотелось почувствовать жаркий июльский ветер на лицах. Часть пути по воздуху, часть по земле, и вот Сириус уже тормозил у неприметного бара. Со всеми противоугонными чарами мопед можно было оставить в любом месте Лондона, и уж тем более — на маггловской его части.

Сириус на ходу поздоровался с какими-то знакомыми волшебниками — Гарри видел их в первый раз в жизни, — и сразу прошел на задний двор. Гарри оглянулся через плечо.

— Ты не хочешь, ну, поболтать со своими приятелями?

— Это не приятели, мы просто знаем друг друга в лицо, — Сириус уже вытащил палочку и теперь отстукивал ей по нужному кирпичу в глухой стене.

— Но тебе не кажется, что ты слишком затворничаешь? — продолжил настаивать на своем Гарри. Отверстие в кирпичной стене расширялось, открывая пеструю аллею магазинчиков, но его этим было уже не удивить. Куда больше его волновал Сириус.

— Я? Затворничаю? Не выдумывай, — Сириус потянулся, жмурясь от яркого солнца. Гарри почти разозлился на него за то, как просто он отмахивается от такой важной темы.

— Ты сам помнишь, когда последний раз дольше десяти минут разговаривал с кем-то кроме меня и Ремуса?

Сириус на секунду задумался, потом пожал плечами.

— Да, мы справляли позапрошлое Рождество у моей кузины. Помнишь? Ее дочь еще опрокинула на тебя пунш.

Позапрошлое! Он что, сам себя не слышит? Гарри открыл рот, чтобы возмущенно ответить, но Сириус уже тянул его за руку вперед, в гомонящую толпу пришедших за покупками взрослых волшебников и учеников Хогвартса. До Гарри долетело плаксивое: "мам, хочу метлу" с одной стороны; с другой требовательно мяргали кошки всевозможных окрасов и пород.

— Бросить тебя тут? — Сириус кивнул на витрину магазина метел. — Надо заскочить в Гринготтс, и я героически готов взять эту скучную и неприятную обязанность на себя.

В другой день Сириус наверняка потащил бы Гарри с собой, но сейчас ему явно не терпелось поскорее свернуть неприятный разговор. Ничего не поделаешь. Наверное, придется поговорить об этом с Ремусом.

— Хорошо, — Гарри помахал рукой, заставив себя улыбнуться. — Жду тебя здесь.

Сириус махнул в ответ и, насвистывая что-то под нос, широким пружинистым шагом направился к мраморной громадине банка.

Усилием воли Гарри заставил себя отвлечься от гнетущих мыслей. Сегодня Великий День его Похода за учебными принадлежностями, побеспокоиться обо всем остальном он успеет позже.

У магазина метел образовалось небольшое столпотворение: четверо детей помладше приникли носом к витрине, с восхищением разглядывая выставленную за стеклом метлу. Пятый мальчик, с зализанными волосами и в опрятной дорогой мантии, был ровесником Гарри и стоял чуть поодаль, подбоченившись и разглядывая витрину с деланной скукой. Но от Гарри не укрылось, как поблескивали его глаза.

— Это Нимбус-2000! — пропищала самая маленькая девочка, видимо, только разобравшая надпись на ценнике. — Она самая быстрая, да?

— Точно, — подтвердил мальчик с такими же каштановыми кудряшками, должно быть, ее брат. — А потом идет Чистомет! Я буду летать на Чистомете, когда вырасту.

Старший мальчик презрительно фыркнул. Кудрявый тотчас обернулся на сто восемьдесят градусов, недовольно насупившись.

— Ты над чем смеешься?

— Над тем, — этот, пятый, проговаривал звуки очень четко, но вместе с тем как-то лениво, — что кто-то всерьез считает, что Чистомет завоевал свое место на рынке качеством, а не количеством.

Гарри, ранее молча слушавший разговор, вдруг сообразил, что ничто не мешает ему присоединиться к обсуждению интересной ему темы. Выступив вперед, он спросил:

— И какой же производитель, по-твоему, второй после Нимбуса?

Мальчик слегка повернул голову в сторону Гарри и смерил его оценивающим взглядом.

— Комета, конечно. И кто говорил про Нимбус на первом месте? Эта новая модель выглядит неплохо, но что до остальных, те уже считаются устаревшими, — он небрежно смахнул несуществующую пылинку с одежды. — Семисотая, я слышал, забирает вправо, если пользоваться ей слишком долго.

У мальчика были забавные манеры — он словно подражал какому-то чрезмерно напыщенному взрослому, но когда так делал ребенок возраста Гарри, выглядело это больше весело, чем высокомерно. Чем-то напоминало Сириуса, когда Ремус начинал подтрунивать над тем, как тот любил рисоваться в школьные годы, а Сириус с готовностью изображал это наглядно.

— Я летаю на Нимбусе-1700 четыре года и ничего подобного не замечал, — Гарри пожал плечами.

Глаза его собеседника зажглись интересом.

— Ты играешь?

— Точно, — подтвердил Гарри с улыбкой. — Мой отец был самым лучшим охотником в свои школьные годы, а мне говорят, что я летаю даже лучше него. Так у тебя, значит, Комета?

— Комета-260, — мальчик прищурился. — И готов поспорить, я бы тебя обогнал. Однажды я вот настолько разминулся с маггловским вертолетом.

Это был вызов.

— Готов поспорить, что нет. Я почти научился выполнять финт Вронского, это поинтереснее вертолетов, — последний раз, когда Гарри пытался выполнить финт Вронского, он чуть не врезался в землю, потом в дерево, и Сириус еще час обрабатывал ссадины от мелких веточек, но об этом говорить было необязательно — все равно тогда у него почти получилось. Чуть-чуть практики, и...

Младшие ребята слушали их, разинув рты.

Мальчик вздернул бровь.

— Уроки полетов покажут. Ты, конечно, уже знаешь, на каком факультете окажешься?

Если бы они были знакомы получше, Гарри счел бы это личным выпадом, но что поделать: многие дети действительно были уверены в том, что попадут на какой-то определенный факультет, например, если там училась вся их семья.

— У меня есть три варианта, — сообщил Гарри с непроницаемым лицом.

— Что, все кроме Пуффендуя? — понимающе осклабился мальчик.

— Все кроме Пуффендуя, — подтвердил Гарри. Он не любил монотонный труд, предпочитая переключаться между несколькими занятиями, желательно интересными. Не могла ведь Шляпа отправить его на Пуффендуй только потому, что он хорошо моет посуду? Гарри покосился через плечо — не идет ли Сириус? — и продолжил: — Но пока что я надеюсь, что стану самым молодым ловцом сборной Слизерина.

Лицо его собеседника вытянулось.

— И не думай! — от возмущения из его голоса даже исчезла ленца. — Я буду ловцом сборной Слизерина, так что можешь сразу об этом забыть.

— К следующему году у меня будет Нимбус-2000, — сладко пропел Гарри. Ему нравилось, когда из-за его слов с других людей слетали маски наигранного безразличия, и особенно нравилось возмущать своего нового знакомого. И наверняка Сириус купит своему любимому крестнику новую метлу, если он хорошо попросит.

— К следующему году у меня будет Нимбус-2001! — возразил мальчик запальчиво.

— Но ведь ее даже не существует!

— В "Еженедельнике ловца" ее анонсировали на следующий год!

— Да это еще сто раз перенесут, анонсы метел давно пора переместить в "Придиру"!

В этот момент до их ушей донеслось зычное "Гарри!".

Гарри быстро обернулся. Сириус махал ему рукой с порога аптеки. Похоже, с походом в Гринготтс было покончено.

— Мне пора, — быстро сказал Гарри, пользуясь подвернувшейся возможностью оставить последнее слово за собой. — Приятно было поболтать.

— До встречи в школе! — не крикнул, но слегка повысил голос мальчик ему вслед. Гарри кивнул на ходу и вскоре уже стоял перед Сириусом, переводя дыхание. Может быть, заводить друзей все-таки не так уж и сложно?

— С кем это ты там разговаривал? — полюбопытствовал Сириус, заходя в аптеку.

— Не знаю, — честно признался Гарри. Точно, они так увлеклись спором, что даже представиться друг другу забыли. — А что?

— Что-то знакомое почудилось, — Сириус потер лоб. — Ну неважно. Готов запасаться всякой гадостью для своего любимого зельеварения?

Гарри знал перечень требующихся первокурснику ингредиентов наизусть, но все равно вытащил из кармана список покупок и протянул его Сириусу.

Шанс поговорить с Ремусом выдался только перед самым отъездом.

После прощального ужина, на котором все они съели чуть больше, чем следовало, Гарри напоследок зашел в гостиную-библиотеку, чтобы еще раз удостовериться, не осталось ли на полках или в аккуратных стопках у дивана какой-то книги, которая могла бы пригодиться ему в Хогвартсе, но по чудовищной ошибке еще не заняла свое законное место в его огромном чемодане. Хогвартс обладал одной из богатейших библиотек в магической Британии, поэтому Гарри мало что взял кроме учебников, но, например, тех книг, что Сириус приносил из своего второго дома, там могло и не оказаться.

Ремус зашел в гостиную-библиотеку следом. Игриво пляшущий оранжевый свет камина стер с его лица возраст и усталость.

— Чувствуешь себя готовым к школе? — спросил он, прислонившись спиной к дверному косяку.

— Да, наверное. В смысле, я жутко волнуюсь, но это же нормально?

— Конечно. Все волнуются в первый раз.

Гарри поковырял пяткой ковер. Судя по шуму, Сириус занимался чем-то наверху — возможно, перетаскивал чемодан. Это был хороший момент.

— Я... не только за себя переживаю.

Ремус понимающе кивнул, и Гарри, приободренный этим, торопливо продолжил:

— Как тут будет Сириус без меня? Он же вообще ни с кем не общается кроме нас с тобой. Я как представлю, что он будет сидеть здесь один целыми днями напролет... Кто о нем позаботится, если меня не будет?

По подергивающимся уголкам губ Ремуса стало понятно, что он с трудом сдерживает улыбку. Гарри обиженно насупился.

— Что?

— Ничего такого, — торопливо успокоил его Ремус. — Просто нашел забавным, что ровно сегодня утром я выслушивал точно те же слова практически в тех же формулировках от Сириуса о тебе. Знаешь, что я ему ответил?

— Что?

— Что ты уже достаточно взрослый и ответственный, чтобы позаботиться о себе сам. И то же самое я скажу тебе. Сириус — взрослый, даже если иногда все еще ведет себя на пятнадцать. Он сможет о себе позаботиться.

— Но...

— Кроме того, — мягко прервал его Ремус. — Возможно, ты будешь рад услышать, что я опять потерял работу.

Гарри изумленно вытаращился на него. Наверное, со стороны смотрелось комично, потому что Ремус, глядя на него, снова почти рассмеялся.

— Но один старый знакомый из Флориш и Блоттс пристроил меня писать рецензии на книги, так что какое-то время у меня будет удаленная работа. Что значит...

— Ты поживешь с Сириусом? — выдохнул Гарри, боясь поверить своему облегчению.

— Какое-то время, — повторил Ремус. Пожал плечами. — Обещаю попытаться устроить ему хотя бы пару встреч со старыми друзьями.

И так одной проблемой стало меньше.

Уже ночью, когда взрослые пожелали ему спокойной ночи и погасили свет, Гарри лежал в кровати, в последний раз перед долгими четырьмя месяцами глядя на родные звезды над Домом-на-отшибе. Конец августа теплым душистым ветерком просачивался в приоткрытое окно, волнуя занавески. У стены стоял объемистый чемодан, куда были упакованы все его учебники, школьные принадлежности, мантии и волшебная палочка: 11 дюймов, сосна и перо феникса. В клетке на подоконнике, спрятав голову под плечо, дремала полярная сова, которую Гарри получил в подарок на День рождения и назвал Буклей. Мысль о завтрашнем отъезде волновала и возбуждала, но в то же время Гарри ощущал странную грусть.

Завтра он вступит в совершенно новый мир. Наверняка в этом мире его ждут верные друзья, новые знания и невероятные приключения. Но для того, чтобы впустить все это в его жизнь, придется потесниться старому миру.

Дом-на-отшибе будет стоять посреди леса, как прежде, и Сириус с улыбкой встретит вернувшегося Гарри с поезда, но ни Дом-на-отшибе, ни Сириус уже не будут составлять всю его вселенную. Гарри больше не будет сметать с порога высохшие бронзовые листья, не приготовит Сириусу торт на День рождения, не увидит, выскочив без шапки на улицу в первый морозный день, как большой черный пес несется к нему навстречу, взрывая лапами свежевыпавший первый снег. Вместо этого он будет учиться, заводить новых друзей и — взрослеть, взрослеть, взрослеть...

Звезды расплывались, но не потому, что очки снятыми лежали на тумбочке. Гарри тихо вздохнул и закрыл глаза.

Завтра он едет в Хогвартс.

1 сентября 1991 года Гарри Поттер стоял на платформе 9¾ и выслушивал последние напутствия от своего крестного.

— Не забывай писать мне, ладно?

— Не забуду.

— И не прогуливай уроки Трансфигурации, если хочешь, чтобы тебя на них еще пустили.

— Не буду.

— И никаких потенциально смертельных приключений хотя бы до третьего курса, хорошо?

— Договорились.

— Ты помнишь все защитные заклинания, которые мы выучили?

— Конечно.

— И если кто-то — какой-нибудь преподаватель-хмырь — будет тебя обижать, свяжись со мной через Зеркало, и я приеду только для того, чтобы стать неотступно преследующим его дурным знамением.

— Сириус... — попробовал вмешаться Ремус.

— И не забывай про Мантию, когда будешь шататься ночью по школе. А если будешь искать проходы в Хогсмид...

— Сириус, — прервал его Ремус настойчивее. — Гарри сейчас опоздает на поезд.

До отправления оставалось еще пять минут, но Гарри был рад, что поток ценных советов прекратился — у него уже голова шла кругом. И все-таки он улыбался: так широко, что болели щеки.

— А ты ничего не посоветуешь, Ремус?

Тот поднял брови и заговорщическим тоном предостерег Гарри от идеи становиться незарегистрированным анимагом в школьные годы — возможно, это негативно сказывается на умственном развитии. Сириус ткнул его локтем под ребра, и оба расхохотались (Ремус — слегка морщась).

Десятью минутами ранее Сириус уже помог Гарри втащить тяжеленный чемодан в пышущий дымом ярко-алый паровоз, и теперь ему оставалось только запрыгнуть в Хогвартс-экспресс, и...

Сириус крепко обнял его, и Гарри прижался лбом к его груди, в последний раз вдыхая родной запах бензина, собачей шерсти и пролитого на ткань огневиски перед долгой разлукой.

— Покажи им всем, Гарри, — шепнул Сириус ему в ухо.

Ремус сдержанно похлопал его по плечу.

— Учись хорошо.

— Но не забывай, как много в Хогвартсе интересных занятий кроме учебы, — вставил Сириус. Ремус пихнул его в бок.

— Не порть ребенка.

— Я...

Гарри решил, что ускользнуть в разгар дружеской разборки — это именно то, что он должен сделать, чтобы прощание не вышло затянутым и грустным, поэтому, крикнув последнее "пока" через плечо, бросился к поезду, юрко лавируя между торопящимися на поезд детьми, провожающими их членами семьи и крутящимися под ногами кошками. Он чуть не столкнулся с каким-то мальчиком, на ходу извинился и поспешил дальше, не заметив тонкого зигзага шрама на его лбу.

* * *

Загудев, Хогвартс-экспресс пришел в движение, перебирая колесами, пока платформа, отдаляясь все быстрее и быстрее, совсем не исчезла из вида.

Скатертью дорожка, — с мрачным удовлетворением подумало что-то внутри него.

Мальчик-Который-Выжил, которому за сегодняшний день как минимум тридцать раз напомнили о том, кто он такой, сидел в купе в "гордом"/удручающем одиночестве и ждал, когда они отъедут достаточно далеко, чтобы бабушка точно не увидела его из окна. Когда это произошло, Невилл сделал то, о чем мечтал всю свою сознательную жизнь: взлохматил разделенную пробором челку, пряча шрам за волосами.

Он опустил руку в карман мантии, проверяя Тревора, но того там не оказалось.

— О нет... — пробормотал Невилл с отчаянием. Он точно помнил, что Тревор был с ним, когда он заходил в купе, но дверь была приоткрыта, и ничто не мешало его свободолюбивому питомцу попрыгать куда глаза глядят.

"Может, это к лучшему. Ты и так выглядишь глупо, а вместе с уродливой жабой..."

Невилл решительно поднялся на ноги. Он должен найти Тревора до того, как на него нацелится чья-нибудь отпущенная на прогулку кошка или сова.

Но как найти жабу в таком огромном поезде?

Невилл знал, что не сможет попросить кого-то о помощи. Мальчик-Который-Выжил не должен в первый же день показывать, какой он неудачник. Даже если весь его понурый внешний вид заранее говорит об обратном.

* * *

Драко Малфой неспешно прогуливался по вагону Хогвартс-экспресса. У него не было определенной цели, но первые полчаса в одном купе с Крэббом и Гойлом убедительно доказали ему, что он свихнется, если проведет в их компании остаток поездки.

В детстве это не было так заметно: конечно, подсознательно Драко всегда понимал, что из них троих он самый сообразительный, ловкий и "многообещающий" ребенок — так и должно было быть, в конце концов, это он носил фамилию Малфой. Но с годами все становилось гораздо хуже: пока он летел вперед, постигая секреты магии и идеологию защитников чистоты крови, Крэбб и Гойл плелись в хвосте, каждый год отставая чуть ли не на мили.

Отец говорил, что последователи и не должны быть умны, но почему-то не упомянул о том, где, в таком случае, искать достойных собеседников. Драко умел и любил много говорить и, конечно, любил, когда его слушали, но когда вся реакция на твои слова сводится к "угу", "точно" и неуместным смешкам, какой угодно талантливый оратор рано или поздно сломается.

Поэтому Драко Малфой прогуливался по вагону со смутной надеждой найти себе компанию поприятнее. Может быть, Нотта, которого он знал гораздо хуже, чем Крэбба и Гойла, но который, во всяком случае, оставлял впечатление человека, у которого не совсем пусто в черепушке.

Но вместо Нотта в одном из купе Драко увидел другое знакомое лицо. Мальчик из Косого Переулка жевал сдобный котелок, увлеченно читая старинную книгу в кожаном с серебром переплете, на которой витиеватым почерком было выведено название "Сбереги Себя Сам". Книга производила впечатление — не только объемами, но и тем, что явно была позаимствована из старинной родовой библиотеки.

Мальчик понравился Драко еще в Косом Переулке, а теперь он начал казаться еще более интересным.

Не утруждаясь объяснениями чего-то Крэббу и Гойлу, Драко открыл дверь в купе.

Мальчик поднял голову и просиял:

— Привет!

— Вот мы и встретились, — не дожидаясь приглашения, Драко зашел в купе и небрежно махнул рукой на своих сопровождающих. — Это Крэбб и Гойл. Надеюсь, ты не возражаешь против их компании.

На самом деле часть него даже хотела, чтобы мальчик возразил, тогда появился бы повод их отослать, но тот только кивнул и с улыбкой заметил:

— Но я так и не услышал твое имя.

Драко уселся напротив него и откинулся на спинку сидения, самодовольно усмехнувшись. Крэбб и Гойл примостились по бокам.

— Я уже думал, ты не спросишь. Я Малфой, Драко Малфой.

На секунду мальчик остолбенел. Это была нормальная реакция — почти все так реагировали на фамилию Малфой. А потом начинали рассыпаться в льстивых комплиментах и заверениях, какая для них это честь.

Но мальчик в конце концов просто кивнул.

— А я Гарри.

Драко ждал фамилии, но ее не последовало. Ладно, не так важно. Гарри явно был из семьи волшебников и, судя по книге, достаточно знатных или состоятельных, чтобы позволить себе держать нормальную библиотеку. В худшем случае только один из его родителей может оказаться магглом, но Драко надеялся, что это не так. Вообще-то, был ведь способ это узнать...

— Ты все еще собираешься в Слизерин, верно? — как бы невзначай поинтересовался Драко.

— Человек предполагает, а Шляпа располагает, — произнес Гарри сумрачно. Потом рассмеялся. — Если бы это зависело от меня... Почему ты так уверен, что будешь в Слизерине?

— Вся моя семья из Слизерина, — пояснил Драко с гордостью. Кажется, мама говорила, что один его двоюродный дядя учился в Гриффиндоре, но если дело касалось Малфоев — Слизерин, поколение за поколением. И Драко не собирался нарушать семейную традицию.

— И Шляпа судит только по этому? — Гарри задумчиво почесал подбородок. — Надеюсь, что нет. Мои родители были гриффиндорцами.

— Не может быть! — Драко изобразил разочарование, маскируя за ним облегчение: родители Гарри все-таки были волшебниками. — А ты показался мне таким приличным человеком.

— Время покажет, — отозвался Гарри туманно. — А теперь о главном. Я угадаю, если предположу, что ты болеешь за Паддлмир Юнайтед?

И он угадал.

В следующий час Драко успел узнать, что сам Гарри болеет за Стоунхейвенских сорок, но уважает Паддлмир Юнайтед за их совместный благотворительный проект с Селестиной Уорлок, направленный на сбор пожертвований для больницы Святого Мунго. И что Гарри вообще знал чудовищное количество малоизвестных фактов про квиддич — в какой-то момент Драко всерьез начал опасаться, что у него и впрямь появился серьезный соперник за место ловца в команде.

Но главным было не это, а то, как свободно Драко чувствовал себя в компании Гарри. Драко так и не выяснил точный общественный статус своего собеседника, поэтому выбрал самую нейтральную манеру общения, а после и вовсе забыл об этом: не каждый день удавалось поговорить с кем-то на равных, не страдая от необходимости либо ежесекундно демонстрировать свое превосходство, либо оказывать должное почтение, так что Драко решил воспользоваться такой возможностью по полной.

И в отличие от Крэбба и Гойла, Гарри был Собеседником. С большой буквы С — многие хорошие вещи начинались с большой буквы С, Слизерин, например.

И Драко действительно хотел, чтобы Гарри оказался в Слизерине вместе с ним.

* * *

Гермиона Грейнджер считала, что у нее в жизни два призвания: хорошо учиться и помогать людям. Она уже выучила наизусть все учебники из школьной программы, а также прочитала внушительное количество дополнительной литературы — после одиннадцати лет жизни в мире, где не подозревали о существовании магии, ей многое предстояло наверстать, — поэтому Гермиона считала, что с первым Призванием она пока справлялась неплохо. Для того, чтобы картина стала идеальной, ей оставалось выручить кого-нибудь из беды на пути в Хогвартс, и программу на день можно было считать выполненной. Как назло, пока что все встречавшиеся ей лица выглядели довольными жизнью и занятыми своими делами. Рон Уизли — рыжий веснушчатый мальчик, в одном купе с которым она изначально оказалась, — сбежал через десять минут ее попыток объяснить, почему произнесенное заклятие, призванное изменить цвет его старой крысы, никак не могло сработать.

Поэтому Гермиона, переодевшись в школьную форму, в очередной раз перечитывала Историю Хогвартса, периодически выглядывая в коридор, в надежде увидеть кого-то, кому она может помочь. И удача, наконец, улыбнулась ей.

У понурого мальчика, с несчастным видом оглядывавшегося по сторонам, было практически написано на лице: МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ. Гермиона аккуратно закрыла книгу, сунула ее под мышку и, выскочив в коридор, подбежала к потерянному ребенку.

— Привет! — поздоровалась она. — Я Гермиона Грейнджер. У тебя что-то случилось?

Мальчик затравленно посмотрел на нее. Потом опустил голову и пробубнил:

— Я потерял свою жабу.

Гермиону не то что не нужно было просить дважды, ее вообще не нужно было просить.

— Давай поищем ее вместе, — предложила она, наконец, чувствуя, что оказалась в своей стихии. — Как тебя зовут?

Благодарное изумление в глазах мальчика снова сменилась затравленным выражением.

— Невилл Лонгботтом, — выдавил он как бы нехотя.

— В самом деле? — пришел черед Гермионы удивляться. Почему-то Мальчика-Который-Выжил она представляла... не так. — Я много о тебе читала. В "Современной истории магии", и во "Взлете и упадке Темных искусств", и в "Величайших событиях волшебного мира двадцатого века".

— Я знаю, — пробурчал Невилл, почему-то сделавшись еще более несчастным.

Точно. Жаба.

— У твоей жабы есть какие-то отличительные черты?

Но жаба Невилла, в отличие от его хозяина, по его словам, ничем примечательным не выделялась. Единственное, что Гермиона смогла придумать, — это пройтись по вагонам и поспрашивать людей в каждом купе. Этим они и занялись, вернее, по большей части она, а Невилл просто скорбно торчал у нее за спиной. Похоже, их обоих это устраивало.

К сожалению, пока что поиски шли безуспешно. Они оба вспотели, запыхались и раскраснелись; одежда и прическа Невилла пришли в полный беспорядок, и Гермиона боялась, что сама выглядит не лучше — в последнем купе взрослые ребята в мантиях с зеленой оторочкой посмотрели на них с откровенным презрением.

В следующем купе хотя бы оказались их ровесники.

Двое из них не понравились Гермионе с первого взгляда. Хотя она, конечно же, старалась не судить людей, о которых ничего не знала, эти двое громил отчетливо напомнили ей тех неприятных ребят, которые в старой школе отнимали деньги на завтраки у младшеклассников. Другие два мальчика выглядели более цивилизованными, а у одного из них даже лежала на коленях раскрытая книга. Это вселяло надежду.

— Никто здесь не видел жабу? — Гермиона сразу перешла к делу. Казалось, она задала этот вопрос уже сотню раз, и пересохшее горло не располагало к красноречию. — Мы ищем жабу. Вы ее видели?

— У нас в купе только шоколадные лягушки, — отозвался мальчик с книгой. Второй, белобрысый, даже не удостоил ее взглядом. — Хочешь шоколадную лягушку?

Наверное, это и были те сомнительные искушающие предложения, о которых ее предупреждали родители-дантисты. Гермиона решительно покачала головой. Они заняты Важным Делом.

— Скажите, если ее увидите, — попросила она и уже собиралась уходить, как вдруг белобрысый, все-таки наблюдавший за ними краем глаза, вдруг резко повернул голову.

— Эй, — позвал он. — Что это у тебя там на лбу?

Глаза Гермионы метнулись к своему отражению в окне — а что у нее на лбу? — прежде чем она поняла, что обращались к Невиллу, чья рука торопливо метнулась поправить слипшуюся от пота челку.

— Ты Невилл Лонгботтом, верно? — мальчик неторопливо, почти лениво поднялся на ноги и встал посреди купе, напротив Невилла. Существование Гермионы он по-прежнему игнорировал. — Полагаю, мы еще не знакомы. Я Малфой. Драко Малфой.

У Гермионы в голове всплыла совершенно неуместная, но очень смешная ассоциация с персонажем фильмов про разведывательные службы, которые иногда смотрели ее родители. Она попыталась замаскировать смешок кашлем, чтобы не показаться невежливой, но этот номер не прошел. Драко Малфой наградил ее взглядом свысока.

— Тебе мое имя кажется смешным? Не припоминаю, чтобы видел тебя хоть на одном приеме в высших кругах, но откуда бы ты ни была, даже там должны были слышать о моей семье. Кто ты такая?

— Извини, но боюсь, я слышу твою фамилию в первый раз, — Гермиона мило улыбнулась. Малфой уже был ей неприятен. — Меня зовут Гермиона Грейнджер.

Губы Малфоя презрительно скривились. Он открыл рот — наверняка, чтобы сказать еще что-то такое же высокомерное.

И тут мальчик с книгой, все это время с опаской наблюдавший за их диалогом, вдруг решил вмешаться. Он вскочил на ноги, оказавшись между Гермионой и Малфоем, и картинно прижал руки ко рту.

— Как это ты слышишь фамилию Малфой в первый раз?! — вскричал он в праведном возмущении. — Разве ты не знаешь, что Благороднейший и Древнейший Дом Малфоев ведет свое начало от тех древних волхвов, что творили ворожбу задолго до появления на сцене истории рода человеческого? Каждый ребенок впитывает эту истину с магией материнского молока!

Гермиону немного утешило то, что абсолютно все присутствовавшие посмотрели на мальчика как на сумасшедшего. Судя по лицу Малфоя, тот сам только что сделал крайне интересное открытие о своей родословной.

— Возможно, — согласилась Гермиона, сдавшись перед натиском гробового молчания. — Но у материнского молока, которое пила я, никакой магии не было. Моя мать дантист.

— Твоя мать — кто? — не понял Малфой.

Гарри волчком крутанулся на месте, развернувшись к нему.

— Как это ты не знаешь, кто такие дентисты?! Мистер Малфой, сэр, от вас я такого не ожидал! Разве ты не слышал об отрасли магии, столь древней и пугающей, что сам Геллерт Гриндевальд вот уже сорок шесть лет безуспешно бьется над ее разгадкой в темнейшей темнице Нурменгарда?

Гермиона честно хотела сказать ему, что он что-то путает, но вместо этого у нее изо рта вылетел пусть не очень вежливый, но прямо-таки напрашивающийся вопрос:

— А кто ты сам вообще такой?

Часть нее была на сто процентов уверена, что за этим последует яростное "как это ты не знаешь, кто я такой?!". Но мальчик сначала очень внимательно на нее посмотрел, а потом вдруг отвесил старомодный поклон почти до пола.

— Хогвартский шут, мэм. С вопросами и предложениями вы можете обратиться к Альбусу Дамблдору и...

Гермиона захлопнула дверь в купе и торопливо направилась к следующему. Невилл с каменным лицом шел рядом. Ни один из них не хотел обсуждать произошедшее.

* * *

— И что это было? — спросил Драко после минуты гробового молчания. Он даже не чувствовал возмущения из-за того, что его вовлекли в нелепый фарс, а почтенную фамилию Малфоев чуть ли не осквернили какими-то непонятными выдумками (хотя следовало признать, что эта конкретная выдумка звучала неплохо). Его мозг просто не мог понять, что он чувствует.

Гарри пожал плечами.

— Я убивал двух зайцев одним ударом.

— Поясни.

— Во-первых, — Гарри загнул большой палец, — я очень хотел сделать что-то, над чем потом похохочет мой крестный, когда я об этом расскажу.

— А во-вторых? — уточнил Драко после тяжелой паузы.

— А во-вторых, я только что произвел на Мальчика-Который-Выжил неизгладимое впечатление, и если мне не пригодится это в жизни, то снег пойдет в июле.

Драко недоверчиво покачал головой.

— Ты можешь расслабиться, Гарри. Скорее Крэбб окажется в Когтевране, чем ты — не в Слизерине.

Гарри радостно рассмеялся.

Завораживающий вид громадины Хогвартса и прогулка на лодках по загадочному черному озеру здорово отвлекали от любых переживаний, но оказавшись внутри замка, Гарри снова занервничал. Куда отправит его Шляпа? Что из этого выйдет?

Драко рядом держался совершенно спокойно, почти вальяжно, и Гарри не мог ему не позавидовать. У его нового друга были свои недостатки, но в умении держать себя Драко Малфою было не отказать.

Малфой. Гарри знал, что означала эта фамилия: в последней войне Малфои сражались на стороне Того-Кого-Нельзя-Называть. Люциус Малфой утверждал, что был под Империусом, но Сириус этой байке не верил.

Гарри понимал, что нельзя судить о людях по их фамилии — семья Сириуса тоже была идейным сторонником темной стороны, но сам Сириус сражался бок о бок с родителями Гарри и Альбусом Дамблдором. Но Драко, в отличие от Сириуса, из дома сбегать не собирался. И Гарри испытывал тревогу, когда размышлял, насколько Драко разделяет точку зрения своих родителей на положение дел в мире.

* * *

Невилл понимал, что еще минута ожидания, и его стошнит.

Приветственная речь профессора Макгонагалл его не успокоила, как и строгий взгляд, которым она наградила его оказавшиеся в конце пути в жутком беспорядке одежды.

Песнь Распределяющей Шляпы его не успокоила: Невилл сомневался, что у него хватает храбрости, ровно как и упорства, или мозгов, или хитрости.

И даже когда само Распределение началось, Невилл не мог унять нервную дрожь.

Гермиона Грейнджер попала в Гриффиндор. Это казалось правильным: человек, который так настойчиво донимал каждого пассажира в каждом купе вопросами про глупую жабу Невилла, имел право называться храбрецом.

Наконец, его имя прозвучало:

— Лонгботтом, Невилл!

По Большому залу пробежал оживленный гул.

Даже подойти к табурету, на котором восседала Шляпа, оказалось сложным испытанием: ноги так и норовили запнуться друг от друга. Невилл надел на голову Шляпу с таким же ощущением, какое, вероятно, испытывали средневековые преступники, опуская голову на плаху. Мир погрузился во тьму.

Невилл замер, ожидая первого вопроса, чего-нибудь вроде "и что сделал ты, чтобы попасть на один из древних и великих факультетов, бесполезный мальчишка?".

— Гм-м, — сказал внешний голос ему в ухо. — И кого из вас я должна распределять?

"А ты догадайся", — язвительно ответил внутренний голос, потому что у самого Невилла в голове образовалась оглушающая пустота.

Шляпа недовольно крякнула.

— Так я же тебя уже распределяла. СЛЕДУЮЩИЙ!

Мир застыл на месте.

Под куполом Шляпы из внешнего мира и так не доносилось ни звука, но Невилл подозревал, что такая же гробовая тишина сейчас стоит в Большом зале.

"Должен признаться, я этого не ожидал."

Заткнись, заткнись, заткнись! — подумал Невилл яростно.

— А, ты все-таки здесь, — Невилл не был уверен, издевается над ним Шляпа или нет. — ГРИФФИНДОР!

Невилл сорвал с головы Шляпу прежде, чем та успела передумать еще раз.

Зал молчал.

Невилл обернулся к преподавательскому столу.

Профессор Макгонагалл озадаченно хмурилась. Профессор Дамблдор смотрел куда-то вдаль с задумчивым выражением лица.

Наконец, кто-то захлопал. Невилл повернулся обратно: рыжие близнецы. Гриффиндорский стол подхватил аплодисменты, и вскоре к нему присоединились остальные.

На негнущихся ногах Невилл побрел к своему столу.

В его голове вертелся только один вопрос: что это было?

* * *

— Что это было? — потрясенно спросила Минерва Макгонагалл, наклонившись к самому уху Альбуса Дамблдора.

Тот лукаво улыбнулся.

— Думаю, это означает, что на вашем факультете только что появился очень интересный ученик, профессор Макгонагалл.

* * *

— Что это было? — прошептал Гарри. Драко ответил таким же растерянным взглядом, и в этот момент Шляпа прокричала его имя. К счастью, на этот раз все прошло как обычно: Драко оказался на Слизерине, а Гарри продолжил переминаться с ноги на ногу, ожидая своей очереди.

Интересно, узнает ли он о себе что-то новое, надев Шляпу?

— Поттер, Гарри!

Уже не в силах сдержать нетерпение, Гарри почти подбежал к табурету. Темнота отрезала его от Большого зала. Это и означает "наедине со своими мыслями"?

— Любопытно, — сказала Шляпа. — Тебе я могла бы предложить богатый выбор. Но ты ведь уже сделал свой выбор сам, не так ли? СЛИЗЕРИН!

И Большой зал вернулся.

Гарри не мог не заметить, что слизеринский стол аплодирует ему куда менее оживленно, чем остальным новичкам. Почему-то он совершенно не подумал об этом заранее, но такая реакция была довольно... логичной? Не хлопал и Драко Малфой — он сидел с тем же растерянным видом, что появился у него, когда Шляпа так странно повела себя с Невиллом. И об этом Гарри не подумал тоже: может быть, все-таки стоило назвать свою фамилию заранее, но там, в поезде, он так боялся, что ему придется ехать остаток пути в Хогвартс в одиночестве...

Медленно направившись к столу Слизерина, Гарри на ходу обернулся к столу преподавателей.

Профессор Макгонагалл выглядела озабоченной и как раз в этот момент бросила косой взгляд на Снейпа. Северус Снейп внимательно разглядывал свои переплетенные пальцы — Гарри и не сомневался, что он не станет подавать ему какие-то специальные знаки. Все остальные незнакомые Гарри преподаватели отводили глаза, если он пытался встретиться с ними взглядом. Кроме...

Профессор Дамблдор сидел за столом с беззаботным и добродушным видом.

Профессор Дамблдор ободряюще улыбнулся Гарри, когда тот посмотрел на него.

И Гарри вдруг успокоился.

К тому времени, когда он дошел до слизеринского стола, Драко уже взял себя в руки и подвинулся, освобождая ему место на скамье рядом с собой.

* * *

"Знаешь, я считаю себя пессимистом, но даже я не думал, что ты обзаведешься идиотской кличкой в первый же вечер."

Мальчик-Который-Следующий с мрачным видом ковырялся вилкой во фруктовом торте. За гриффиндорским столом оказалось очень много шутников. И Невилл был готов поспорить на свой галстук, что еще как минимум неделю по школе будет ходить всеобщий фаворит из придуманных за ужином анекдотов:

"— Что сказал Мальчик-Который-Выжил Сами-Знаете-Кому?

— СЛЕДУЮЩИЙ."

Невилл запоздало понял, что предпочел бы оказаться за пуффендуйским столом — почему-то ему казалось, что там собрались чуть более тактичные люди.

"А я бы предпочел оказаться голосом разума в какой-нибудь другой голове."

Его альтер-эго подавало признаки жизни все чаще и чаще. И это тоже пугало.

Приветственная речь Дамблдора была странной. Послепиршественная речь Дамблдора была не такой странной, но часть про мучительную смерть в коридоре на третьем этаже Невиллу не понравилась, и он зарекся даже близко туда подходить.

Он чувствовал себя ужасно усталым.

Староста отвел полусонных первогодок в спальни, и только оказавшись в просторной кровати за пологом Невилл смог хоть немного расслабиться.

В спальне их было четверо: сам Невилл, Дин Томас и Симус Финниган, уже успевшие сдружиться, и Рон Уизли, с которым Невилл едва ли сможет найти общий язык. Может быть, именно поэтому Невилл сейчас ощущал себя таким одиноким.

А может быть...

"ГРИФФИНДОР!"

Может быть, он просто не мог избавиться от ощущения, что странная Шляпа отправила его в Гриффиндор просто чтобы отделаться от него поскорее.

Как это обычно бывало с ним в новом месте, Гарри проснулся очень рано. Пологи остальных кроватей оставались задернутыми, и не похоже было, чтобы кто-то из спящих там мальчишек собирался вставать в ближайшее время. Кровать Гарри стояла напротив кровати Драко. Вчера после пиршества они чувствовали себя слишком разморенными, чтобы обсуждать какие-то серьезные темы, но Гарри не сомневался, что тяжелый разговор им с Драко еще предстоит.

Стараясь не шуметь, Гарри выбрался из постели, оделся и, прихватив пергамент и чернила, выскользнул в общую гостиную. Та тоже пустовала — неудивительно, в такое-то время. Поразило Гарри другое: хотя ему было известно, что гостиная Слизерина находится под озером, но все равно иррационально он ожидал увидеть привычный бледно-розовый цвет рассвета, а не этот, призрачно-зеленый.

Общая гостиная Слизерина являла собой полную противоположность Дома-на-отшибе, и Сириус наверняка сказал бы, что обстановка здесь слишком пафосная и чопорная, но для Гарри другое не значило хуже. Черный кожаный диван напротив камина показался ему вполне уютным, и он устроился там, примостив кусок пергамента на подлокотнике. Ему предстояло важное дело: написать письмо Сириусу. И Гарри понятия не имел, как его начать.

"Дорогой Сириус,

Я попал в Слизерин."

Нет, для Сириуса это прозвучит примерно так же, как для Гарри бы прозвучало письмо, начинающееся с "здравствуй, Гарри, наш дом сгорел".

Сначала поделиться всеми подробностями о своем путешествии в Хогвартс, а дописать про Слизерин в самом конце?

"P.S. Я в Слизерине."

Мерлин, это еще хуже.

Гарри в отчаянии потер лоб.

Спать в комнате, где кроме тебя находится еще несколько человек, оказалось очень непривычно. Кровати Крэбба и Гойла по бокам от него вроде как должны были давать ощущение безопасности, но на практике выходило наоборот: Драко никак не мог расслабиться, заснул с трудом и проснулся слишком рано. Нужно будет поработать над восстановлением режима, но лежать остаток утра и буравить взглядом свою подушку Драко точно не собирался.

Похоже, не он один оказался сегодня ранней пташкой: кровать Гарри уже пустовала. Как Драко и предполагал, тот нашелся в гостиной: сидел на диване и сосредоточенно мял пергамент. Вокруг Гарри уже лежало восемь комков забракованных черновых вариантов того, что он там пытался написать. Вся правая рука была в чернильных пятнах, и на носу тоже красовалась внушительная клякса.

Гарри поднял голову и жалобно посмотрел на Драко. Тот изумленно посмотрел на него в ответ и возмутился:

— Имей совесть, маленький зубрила, у нас же еще даже первого урока не было!

Вместо того, чтобы выглядеть пристыженным, Гарри вдруг замер, словно озаренный какой-то идеей. И скороговоркой выпалил:

— Мне очень нужна твоя помощь!

— Что, вот так сразу?

— Твой отец ведь какой-то видный политик?

— Крайне могущественный политик, — подтвердил Драко важно.

— Значит, тебя должны были учить, как управлять чувствами людей, да? Если бы ты попал в Гриффиндор, как бы ты написал об этом своим родителям?

Драко громко фыркнул, отказываясь признать даже возможность такого развития событий.

— Что за бред? — возмутился он. — Я никогда не оказался бы в Гриффиндоре!

— Просто представь!

Драко досадливо мотнул головой. От одной мысли ему стало дурно. Малфой на Гриффиндоре, придумал тоже.

— Меня бы выгнали из дома, и дело с концом.

— Правда? — Гарри очень серьезно посмотрел на него.

Драко пожал плечами. Ну, на самом деле...

Мама совершенно точно слишком сильно его любила, чтобы позволить отцу хотя бы пригрозить ему изгнанием.

И если уж на то пошло, отец, хоть и бывал временами довольно строг, тоже очень его любил.

— Может быть... — исправился Драко, уже не так уверенно. — Да нет, наверное, бы не выгнали. Родители души во мне не чают. Может быть, просто лишили бы карманных денег на первый курс.

Гарри просиял.

— Отлично! Именно это я хотел услышать. А теперь, не мог бы ты помочь мне написать письмо идейному ненавистнику Слизерина, который по совместительству мой любимый крестный, где я объясняю ему, что оказался здесь?

Драко с уважением посмотрел на Гарри. Понять, что ты не знаешь, как играть роль гонца с дурными вестями, и сразу же сообразить, кто лучше всего с этим справится за тебя? Это было достойно слизеринца.

— Так и быть, — Драко самодовольно кивнул. — Поделюсь с тобой крохами мудрости.

Под его чутким руководством у Гарри вышло довольно сносное письмо. Драко пробежался глазами по финальному варианту и одобрительно кивнул.

Письмо выглядело так:

"Дорогой Сириус,

Сообщаю с грустью: меня не взяли в Хогвартс. Сказали, слишком буйный. Профессору Дамблдору не понравилось, что я выдавал себя за хогвартского шута.

Прости, это шутка.

Один друг сказал мне, что если я начну с еще более жуткого варианта, ты легче отреагируешь на правду.

Да, этот друг в Слизерине. А знаешь кто еще в Слизерине?

Я.

Если ты еще читаешь, то, видимо, правда не врал все эти годы и будешь любить меня при любых условиях, на что я очень надеюсь.

А вообще, пока у меня все хорошо. Я познакомился с интересными людьми, среди которых Мальчик-Который-Выжил. Когда ему на голову надели Шляпу, та сказала "Следующий!". Есть идеи, что это могло значить? И еще, ты не знаешь, кто такие дентисты?

Надеюсь, у вас с Ремусом тоже все хорошо.

С любовью, Гарри."

Глядя, как Гарри запечатывает письмо, Драко вдруг вспомнил очень важную вещь. Его фамилию. Рано или поздно они должны были к этому вернуться.

— Ты не сказал мне, что твоя фамилия Поттер, — прозвучало как обвинение, но Драко имел на это право.

— Ты не спрашивал, — возразил Гарри, продолжая возиться с печатью.

— Но я же не думал, что... Что бы ты почувствовал, если бы я скрывал, что моя фамилия Малфой?

Гарри все еще возился с письмом: теперь выводил имя адресата.

— Ничего? В смысле, я тоже не знал твоей фамилии в Косом Переулке.

— И тебя совсем не волнует, что я Малфой?! — это не может быть правдой. Слишком далеко от всего, чему Драко учили.

— В целом? — Гарри все-таки посмотрел на него, неожиданно спокойно. — Да. Если на то пошло, меня больше волнует твое имя. В смысле, оно классное. Звезды, драконы... Почему только у меня такое скучное имя?

Драко очень захотелось удариться обо что-нибудь головой.

Как? Как объяснить Гарри, что его должно, обязано волновать то, что их семьи принадлежали к враждующим фракциям? Неужели этот его крестный, с которым он, видимо, жил, не вбивал ему день за днем мантру о Верности Роду?

Может, если бы Гарри воспитывали родители... Но Драко знал, что произошло с его родителями — за это его тетю и отправили в Азкабан. И... Драко замер.

И это ведь как раз было тем аргументом, который мог достучаться до Гарри.

— Знаешь, как зовут мою тетю? — спросил Драко, с отчаянием осознавая, что наверняка рушит любые надежды на их дальнейшую дружбу, но также понимая и то, что поступает правильно. — Беллатриса Лестрейндж. Она сестра моей матери, Нарциссы Блэк. Та, что сделала это с твоими родителями.

Гарри пожал плечами и встал на ноги.

Сейчас он уйдет, — понял Драко. Сейчас он уйдет, и следующие семь лет они будут игнорировать существование друг друга. Или хуже.

С очень хмурым выражением лица Гарри сунул под нос Драко конверт, на котором значилось:

Сириусу Блэку.

— Я не с твоей тетей дружить собрался, Драко. Если только, конечно, я чего-то о тебе не знаю.

Гарри Поттер снова пожал плечами и прошел мимо него.

Драко потребовалось секунд десять, чтобы осознать все, что он сейчас узнал.

— Твой крестный — Блэк?!

Гарри обернулся через плечо и вдруг подмигнул ему.

— Точно. И ты никогда не узнаешь, как так вышло, если сейчас не поможешь мне найти совятню.

С нетерпением Гарри ждал двух уроков: Зельеварения и Защиты от Темных Искусств. Варить зелья они должны были в пятницу, на пару с гриффиндорцами, а до тех пор Снейп по каким-то своим причинам решил избегать Гарри. Конечно, они пересекались — Снейп был деканом Слизерина и занимался всеми организационными вопросами на их факультете, но шанса остаться с ним наедине улучить не удалось.

Ну, пятница так пятница. Гарри не сомневался, что томительное ожидание оправдает себя: если Снейп так многому научил его просто разговорами в больничной палате, то каков же он в деле?

А вот профессор Квирелл чудовищно разочаровал Гарри. Дома Сириус все уши ему прожужжал о том, какой важный предмет — эта Защита от Темных Искусств и что уметь защищать себя — в жизни самое главное, но он также и предупреждал, что с преподавателями Защиты у Хогвартса проблема уже очень давно. И в этом году Хогвартс снова вытянул не козырную карту. Гарри не говорил об этом вслух, но про себя еще в середине первого занятия решил, что Квирелл похож на шарлатана, купившего лицензию преподавателя в Лютном Переулке.

— Неужели так сложно найти нормального преподавателя Защиты? — спросил Гарри у Драко, пока они искали дорогу на следующий урок.

— Отец говорит, что Дамблдор специально хочет вырастить следующее поколение волшебников слабыми и неспособными себя защитить, чтобы легче было их контролировать, — с готовностью отозвался Драко.

— Если верить твоему отцу, во всех бедах этого мира виноват Дамблдор, — возразил Гарри, который уже начал замечать тенденцию.

— А это не так?

Гарри пожал плечами. Ему Дамблдор нравился, но если бы он спорил с Драко каждый раз, когда их точки зрения расходились, у них не осталось бы времени на учебу. А дел было много: начиная от попыток сориентироваться в вечно меняющемся замке до обмена домашними сладостями за завтраком. С письмом Сириусу все вышло удачно: в ответном послании крестный заверил Гарри, что он все еще может вернуться домой на Рождество; признался, что никогда не слышал о дентистах, но зато много слышал о чудачествах Волшебной Шляпы, так что вряд ли Невиллу Лонгботтому было о чем беспокоиться; и напомнил быть осторожнее с ночными вылазками и остерегаться своего декана. Последнее наставление вызвало у Гарри улыбку.

Кроме того, как раз накануне Драко оказал ему услугу еще более неоценимую, чем помощь с письмом.

Преподаватели относились к Гарри так же, как и ко всем, но того же, к сожалению, нельзя было сказать о товарищах по факультету. Не один и не два раза Гарри ловил на себе враждебные взгляды слизеринцев постарше. Это тоже относилось к тому, о чем он не подумал заранее: очень многие на их факультете разделяли точку зрения Драко: безумно важно, к какой фракции принадлежала твоя семья. И в отличие от Драко, повода менять свое мнение у них не было.

Спальня была безопасным местом: Крэбб и Гойл слушались Драко во всем, Нотт — возможно, тоже под его влиянием, — открытой неприязни не выказывал, а Забини от всех них держался немного особняком. Другое дело — общая гостиная.

Это случилось в один из первых вечеров. Гарри сидел в просторном кожаном кресле и читал учебник по Истории Магии, потому что воспринимать информацию от профессора Бинса было просто невозможно. Народу в гостиной было достаточно, кто-то постоянно приходил или уходил, поэтому когда напротив Гарри, закрывая свет, остановилась чья-то фигура, он сначала даже не обратил внимания. И только когда его окликнули:

— Эй, Поттер, — Гарри понял, что, возможно, влип в неприятности.

В гостиной стало очень тихо.

В рукаве его мантии находилась волшебная палочка, и с Сириусом они выучили некоторые базовые заклятия для самообороны, но Гарри сомневался, что это сильно ему поможет: стоявший напротив рослый слизеринец был куда выше него, а значит, старше и опытнее в волшебстве, чем первокурсник, который и недели в Хогвартсе не провел.

Краем глаза Гарри заметил, как Драко оторвался от написания письма родителям и бросил на них быстрый взгляд, но Гарри не особо надеялся, что тот вмешается — все-таки, они были не в Гриффиндоре. А даже если и вмешается, два первокурсника против этого похожего на гориллу парня... Без шансов.

— Это я, — подтвердил Гарри, надеясь, что страх никак не отразился на его лице. Может, он еще сможет заговорить зубы...

Его надеждам не суждено было оправдаться: в следующую секунду слизеринец выхватил книгу у него из рук.

Взглянул вызывающе, свысока.

— Что это ты там читаешь, Поттер?

— Историю магии, — ответил Гарри сухо. Не показывать страха. Не показывать страха. Он остался сидеть, потому что понимал: если встанет, разница в росте станет еще более заметной, а за ними и так уже наблюдала вся гостиная. — Батильда Бэгшот. На обложке написано, если что.

"Ты что, читать не умеешь?". Этого Гарри спрашивать не стал: он и так понимал, к чему все ведет.

Слизеринец ухмыльнулся, не замечая подначки.

— И что же в твоем умном учебнике написано про Поттеров в войне против Темного Лорда?

Темный Лорд. Пошло-поехало. Гарри начал понимать, почему Сириусу настолько не нравился Слизерин.

— Там написано, что тебе стоит отдать мне книгу до того, как я пойду жаловаться профессору Снейпу, — вряд ли это его проймет, но попробовать стоило.

Конечно, слизеринец расхохотался. Кто-то присоединился. Потом смех почему-то оборвался, и только донимающий Гарри старшекурсник продолжал ржать.

— Верни Поттеру его книгу, Пьюси, — раздалось сзади.

Пьюси обернулся, но Гарри и смотреть не надо было. Впервые на его памяти Драко говорил настолько высокомерным тоном и так сильно растягивая слова. На лице он тоже каким-то образом сохранил скучающе-невозмутимое выражение.

Почему-то между ним и этим Пьюси никакая разница в росте в глаза не бросалась.

Гарри замер, не веря своим глазам и чувствуя, как часто-часто колотится сердце.

— Малфой?! — спросил Пьюси со злым изумлением. — Ты чего творишь?

Драко вскинул подбородок.

— По-моему, Пьюси, ты статусом не вышел, чтобы требовать объяснений у меня. Но если тебе так интересно: я пишу письмо своему отцу, Люциусу Малфою, и предпочел бы, чтобы у меня над ухом не шумели. Или в моем письме может появиться пара неприятных ошибок, если ты понимаешь о чем я.

Драко стоял очень прямо, и Гарри в этот момент не мог им не восхититься.

Пьюси колебался.

Дело решили подошедшие к Драко Крэбб и Гойл, наконец, сообразившие, что именно в такие моменты они больше всего и нужны.

— Да я просто пошутил, незачем устраивать сцены, — сквозь сжатые зубы выговорил Пьюси и швырнул учебник Гарри под ноги. Тот молча поднял его, а когда выпрямился, Пьюси уже направлялся в свою спальню.

Школьные дрязги проиграли политике.

Драко с недописанным письмом в руке сел в соседнее кресло, и только сейчас Гарри заметил, что воротник его рубашки насквозь вымок от пота. Гарри понимал, что его невозмутимость скорее всего напускная, но до этого даже не осознавал, насколько.

— Спасибо, — шепнул он так тихо, что его мог услышать только Драко.

— Будешь мне должен по гроб жизни, — прошипел Драко так же тихо, но в глазах у него читалось ликование.

Гарри повертел книгу в руках. Корешок слегка порвался, но когда Гарри, решив, что если испытывать удачу, так уж по полной, обратился к сидящей неподалеку шестикурснице, та с готовностью наложила для него "Репаро".

Подземелья Хогвартса были сумрачными, зябкими и вызывали навязчивые мысли о массивном замке, который давил на них сверху. Даже ходить сюда раз в неделю по пятницам будет жутко, каково же Слизеринцам, чья гостиная находилась здесь? Неудивительно, что они все были такими вредными. Ну или почти все: Невилл уже успел столкнуться с едкими насмешками со стороны Драко Малфоя и его подпевал, но были, конечно, и те, кто держался от межфакультетских стычек в стороне. Гарри Поттер и вовсе приветливо помахал ему рукой, когда они в первый день столкнулись в дверях Большого зала. Но в голове Невилла все равно закрепилось стойкая ассоциация: Слизерин = опасность.

И уж конечно, это относилось к их декану.

Сначала Невилл еще имел наивность надеяться, что уроки Зельеварения не окажутся для него такими же провальными, как большинство остальных: все-таки, тут можно было отложить отцовскую палочку в сторону и просто выполнять инструкции. Может быть, даже у такого растяпы получится. Конечно, он ошибался.

Заспиртованные жабы, змеи и прочие мерзкие твари, расставленные в банках на стенах кабинета Зельеварения, сразу показались Невиллу дурным предзнаменованием. Малфой зло пошутил, что все эти лягушки — питомцы тех, кто плохо слушал объяснения профессора Снейпа, и что к концу года среди этих экспонатов непременно окажется жаба Невилла. Самое ужасное, что это звучало правдоподобно. Северус Снейп выглядел именно так, как должен выглядеть человек, способный убить и заспиртовать жабу незадачливого первокурсника. Он уже успел — причем с видимым удовольствием — снять с Невилла штрафной балл, застукав его после отбоя, хотя Невилл всего-то забыл пароль от общей гостиной и не мог попасть внутрь.

И когда Северус Снейп влетел в класс, как большая злобная летучая мышь, даже самые болтливые ученики тут же заткнулись.

До этой пятницы Невилл думал, что хуже, чем тыканье пальцем и шепотки "смотри, это же Мальчик-Который-Выжил!", преследовавшие его в Хогвартсе повсеместно, уже не будет ничего. Но до этой пятницы он не был близко знаком с профессором Снейпом.

Снейп начал с того, что прошелся по списку, отмечая присутствующих.

— Невилл Лонгботтом, — он сделал паузу, добравшись до этого имени. — Всем присутствующим следует надеяться, что порядок ингредиентов Лонгботтом окажется способен запомнить лучше, чем пароль от собственной спальни.

Едкие смешки слизеринцев.

Гриффиндорцы не засмеялись, и это единственное, что немного утешало.

Невилл постарался не сильно расстраиваться — разве он не подозревал, что так будет?

Перекличка продолжилась. Затем последовала вдохновенная речь о том, как прекрасно Зельеварение, как необходима здесь точность и сообразительность, и как большинство (бездарей) пролетят как метла над Шармбатоном. Невилл в себе не сомневался: он точно окажется среди этих бездарей.

Словно для того, чтобы укрепить его уверенность, Снейп вдруг спросил:

— Лонгботтом, что получится, если смешать измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

Сбоку в воздух взмыли сразу две руки: Гермионы Грейнджер и Гарри Поттера.

Невилл подумал, что еще пара минут этого занятия, и он расплачется, но тут ему на помощь пришла темная злость с другой его стороны. Чего Снейп добивается, воплощая в реальность содержимое его ночных кошмаров, которые с приездом в Хогвартс снились Невиллу ежедневно? Где профессор задает какой-нибудь вопрос, а Невилл молчит, потому что не знает ответа, молчит очень долго, неприлично долго, и все вдруг вскакивают со своих скамей и хотят пожать ему руку, восклицая, какой он молодец и что Темных Лордов побеждают не трансфигурацией и астрономией?

Невилл посмотрел в темные глаза Снейпа. Ни крупицы тепла он там не увидел: только вечную пустоту. Он не знал ответ.

"Ты можешь сказать ему, что если вдруг из асфоделя и полыни получится нормальный шампунь, это ему очень пригодится."

Впервые Невилл не стал затыкать внутренний голос.

Лицо Снейпа неуловимо напряглось.

— Так-так, — произнес он шелковым голосом. — Похоже, вашему общению с Полной Дамой не помог бы даже учебник, где есть все пароли. Поттер, ответьте.

— Напиток живой смерти, — ответил Поттер тихо, почему-то резко растеряв весь энтузиазм, которым светился минуту назад.

— Верно. Глядите, Лонгботтом, не нужно быть профессором Зельеварения, чтобы знать верный ответ. Но возможно, у Поттера было перед вами некоторое преимущество? Попробуем еще раз: где можно добыть безоар?

На этот раз руку вскинула только Гермиона.

"Скажи хоть что-нибудь, хватит сопли жевать."

— Я не знаю, сэр, — пробормотал Невилл тихо, сверля взглядом парту. Еще он не знал, кого ненавидит больше: себя или Снейпа.

— Грейнджер.

— Из желудка козы, профессор. Это очень сильное противоядие, оно используется в таких зельях, как...

— Достаточно, — Снейп скривил губы. — Нет, не похоже, что дело в каких-то особых преимуществах. Если не считать за таковое отсутствие шрама на лбу, разумеется.

Невилл вскинул голову.

"Я хочу, чтобы он умер."

— Пять баллов с Гриффиндора, — Снейп улыбнулся: резко и неприятно. — И я сниму еще десять, если вы и дальше позволите себе так дерзко на меня смотреть, Лонгботтом. В следующий раз готовьтесь к моим урокам лучше. А теперь начнем занятие.

"Прекрати смотреть ему в глаза!" — запоздало прошипела та часть Невилла, которая не была слишком занята страстным хотением провалиться под землю, куда-нибудь в двадцать раз ниже уровня подземелий. "Вдруг он умеет читать мысли, тебя чему бабушка учила?!"

Невилл уставился в первозданную пустоту пергамента. Это бы многое объяснило, но куда вероятнее — Снейп просто возненавидел его ни за что. Почему нет?

А потом Невилл расплавил котел и залил себя и пол неудавшимся зельем, потому что Снейп был абсолютно прав насчет него, он действительно был совершенным бездарем, который никогда не сможет освоить Зельеварение и даже у Гермионы не посмеет попросить помощи, потому что она наверняка тоже уже считает его жалким и раскаивается в том, что попыталась помочь ему найти Тревора в Хогвартс-экспрессе.

— Не обращай внимания, — попробовал утешить Невилла Симус, отправленный провожать его до Больничного крыла. — Снейп просто козел.

Да, но это не Снейп расплавил твой котел, — хотел возразить Невилл, но от боли в обожженных участках кожи говорить было слишком трудно.

Гарри сказал Драко, что догонит его потом. Он остался в кабинете и дождался, когда последний ученик (медлительный Крэбб) его покинул. Только тогда Гарри встал со своего места и подошел к учительскому столу.

Снейп скользнул взглядом по его мантии с зеленой оторочкой и вроде бы насмешливо произнес:

— Глядите, ваша мечта все-таки осуществилась.

Он взял в руки какой-то пергамент и принялся его просматривать.

Гарри мог многое сказать о том, как неприятно иной раз мечты отличаются от реальности, но сейчас у него на уме было другое.

— Профессор, — начал он, тщательно подбирая слова. Последний раз они со Снейпом говорили наедине где-то в июле, и Гарри опасался, как бы такой длительный промежуток не сказался отрицательно на способности Снейпа видеть в нем собеседника, а не одного из поголовья таких же первокурсников. Но конечно, именно в этот момент его мозг не сумел выдать ничего умнее, чем: — Что это было?

— Я бы предпочел, чтобы вы выбирали выражения, когда говорите о моем уроке, — ответил Снейп едко, даже не глядя на него.

— Уроке? — переспросил Гарри неверяще. — Может быть, это был урок для меня или для Гермионы Грейнджер или для Драко Малфоя, но я не думаю, что это было уроком для Невилла Лонгботтома. Вы на самом деле так ведете занятия? Запугиваете детей и доводите их до слез?

Снейп отложил пергамент, который изучал, и посмотрел на Гарри. Его глаза мрачно сверкнули.

— Да, Поттер, так я веду уроки с первого курса по пятый. Запугиваю детей и довожу их до слез, если пролитое на себя зелье не справляется с этим до меня. Если вы и дальше намерены тратить мое время риторическими вопросами...

— Но почему? — перебил его Гарри. — Я же знаю, что вы можете объяснять по-другому! Просто потому, что я был знаком с вами, мне казалось, что в Хогвартсе абсолютно все преподаватели такие, как профессор Макгонагалл, а никаких Бинсов и Квиреллов нет и в помине.

— Потому что, Поттер, — Снейп слегка повысил голос, и Гарри вздрогнул. Снейп никогда не повышал голос в больничной палате, — ученики, в основной своей массе, это стадо тупых баранов, которые не понимают нормальных слов. Лонгботтом это отдельный случай, но как вы думаете, сколько расплавленных котлов и обоженных рук было бы у меня на уроках, если бы все эти неусидчивые кретины не боялись меня до смерти?

Гарри захлопнул рот.

Он не думал об этом с такой стороны.

Уроки профессора Квиррелла напоминали балаган, где преподаватель блеял что-то у доски, а весь класс переговаривался, смеялся и пускал зачарованные бумажные самолетики. Страшно представить, что могло произойти, если бы профессор Квирелл вел Зельеварение, где один неверно добавленный ингредиент мог превратить безобидное зелье от фурункулов в ядовитый газ, отравивший бы всех находящихся в помещении.

Но то, что делал Снейп, все равно казалось неправильным. Разве у профессора Макгонагалл не получалось поддерживать дисциплину на своих уроках без таких жутких методов? Да, она была строгой, но ни одного ученика в классе не превращали в козла отпущения. Как в таких условиях вообще можно чему-то научиться?

— Вы хотите сказать, что ваша главная цель — не научить чему-то учеников, а просто не дать им никого убить? — уточнил Гарри. Такой подход... вообще нельзя было назвать преподаванием, если уж на то пошло.

— Я учу тех, кто хочет учиться, — Снейп скривил губы. — Вы удивитесь, когда поймете, как мало в Хогвартсе Поттеров и Грейнджер и как много Лонгботтомов и Уизли. Настоящие уроки здесь начинаются с шестого курса, когда мне наконец позволяют отсеять всех идиотов по результатам СОВ.

Гарри вдруг увидел лазейку.

Совершенно очевидно, что Снейп не поменяет свою методику преподавания только потому, что какой-то сопливый первокурсник скажет ему, что так поступать плохо. Гарри достаточно хорошо знал Снейпа, чтобы осознавать бездну его упрямства. Если он сейчас продолжит настаивать, Снейп покажет ему на дверь, и дело с концом. Так Гарри ничего не изменит и, к тому же, испортит отношения с человеком, который, несмотря ни на что, все еще ему нравился.

Но если он понимал Снейпа правильно...

— Вас действительно беспокоит только то, как ученики успевают на ваших уроках? Если бы Лонгботтом варил сносные зелья, вы бы к нему не цеплялись?

— Поверьте моему опыту, скорее солнце взойдет на западе, чем Лонгботтом сварит на моем уроке что-то достойное. Разумеется, в случае такого чуда у меня к нему не будет претензий.

Гарри торжествующе улыбнулся.

Снейп посмотрел на него с задумчивой заинтересованностью.

— Вы же не думаете всерьез, что у вас получится...

— У меня получится, — сказал Гарри уверенно. — Я натаскаю Невилла в Зельеварении так, что даже вам не к чему будет придраться.

Гарри показалось, что сейчас произойдет невиданное, и Снейп рассмеется. Но его голосом можно было прожечь дыру в днище оловянного котла.

— Надеюсь, вы простите, если я не буду желать вам удачи, потому что никакая удача вам не поможет.

— Зачем мне удача? — Гарри пожал плечами. — У меня самого был очень талантливый преподаватель, этого хватит.

Он пошел к двери, прекрасно зная, что что бы Снейп не испытал от его слов, на лице это не отразится.

Северус равнодушным взглядом проследил, как за Поттером затворяется дверь. И только потом опустил взгляд. Рука, сжимающая пергамент, дрожала, потому что ее хозяин был сентиментальным идиотом и опять вспомнил, как Лили Эванс бегала по классу под одобрительным взглядом Слизнорта и помогала всем, кому требовалась помощь.

И сколько раз Северус смотрел на нее и думал, как пошла бы изумрудная оторочка слизеринской мантии к ее глазам? Если быть откровенным с самим собой, он ведь до самого конца не верил, что Гарри Поттер действительно попадет на Слизерин. Не потому, что его воспитывал Блэк, и не потому, что как две капли воды был похож на Джеймса Поттера. Именно потому, что он был сыном Лили. И все-таки...

Северус заставил себя вернуться к проверке первой в этом учебном году домашней работы семикурсников, но вопреки обыкновению гладкие и идеальные формулы не приносили ему покоя, хотя работа была близка к идеалу.

И все-таки, не совсем. Северус не сомневался, как отреагировала бы Лили, если бы хоть раз увидела какой-нибудь его урок у первокурсников. Примерно так же, как отреагировала, когда он, разозленный униженный идиот, сказал ей то, чего не должен был говорить ни при каких обстоятельствах.

Гарри Поттер не заявил ему с порога, что он чудовище и, кажется, в какой-то мере даже понял его. Никто не мог сказать, надолго ли это, но Северус не мог отрицать, что его беспокоило, как ребенок, который три года скрашивал его одиночество, отреагирует, увидев его в "естественной среде обитания". И теперь он вдруг подумал, что у той дружбы, что вроде бы, как бы фантастично это ни звучало, зарождалась между Поттером и Малфоем, может оказаться больше шансов, чем у их с Лили. Если только однажды Гарри не заплатит за свою безграничную терпимость слишком дорого.

Как ни странно, мальчик не заметил — во всяком случае вслух — что при всех прочих объяснениях, произошедшее на уроке все равно выглядело так, будто Северус приложил все усилия, чтобы заставить лично Лонгботтома его возненавидеть. И это было к лучшему, потому пока что Гарри Поттеру совершенно ни к чему было знать, благодаря чьим уговорам свою отсрочку получили Поттеры, а не Лонгботтомы.

В Хогвартсе было здорово.

Одно дело — читать обо всех чудесах замка в Истории Хогвартса, и совсем другое — увидеть их вживую. Уроки были интересными, преподаватели — по большей части хорошими, хотя, как и в обычной школе, многим явно не доставало курсов по повышению квалификации. Но в целом, Гермиона была очень и очень довольна своей новой жизнью многообещающей молодой волшебницы. И если иногда ей и становилось немного одиноко, это чувство было ей не в новинку — с друзьями в школе у нее никогда не клеилось, — и она отлично знала, как с ним справляться: набрать в библиотеке побольше книжек и с головой уйти в чтение.

И все-таки, когда в пятницу после ужина кто-то окликнул ее в коридоре, на один крошечный миг сердце Гермионы забилось чаще.

Она с готовностью обернулась, только затем, чтобы ее еще даже не сформировавшиеся мечты вдребезги разбились о скалы суровой реальности. Ее догонял Гарри Поттер.

— Привет! — выдохнул запыхавшийся Поттер. — Ты не занята?

Гермиона смерила его оценивающим взглядом.

По первому впечатлению в купе Хогвартс-экспресса Гермиона решила, что это мальчик немного — как минимум немного — сумасшедший, и от него лучше держаться подальше. Потом он оказался в Слизерине, и это только укрепило уверенность Гермионы в том, что она сделала правильные выводы. А сегодня неожиданно выяснилось, что Поттер единственный, кто способен составить ей серьезную конкуренцию в учебе, пусть даже и по одному предмету, и это было объявлением войны.

Но раз он окликнул ее, она его выслушает, просто для того, чтобы понять что к чему.

Поттер начал откуда-то издалека:

— Как тебе урок Зельеварения?

— Неплохо, — Гермиона не понимала, к чему он клонит. — Я надеялась, что мы начнем с чего-нибудь поинтереснее, но конечно, сначала надо пройти основы.

Она не стала говорить о том, какое зловещее впечатление производил профессор Снейп — это и так понимали все, у кого были глаза на нужном месте.

— Точно, — Поттер кивнул так, словно Гермиона озвучила его мысли. — Профессор Снейп когда-то сказал, что все интересное начинается на седьмом курсе, когда нам разрешат не только варить зелья по инструкции, но... В общем, ладно, я хотел поговорить о другом. Тебе не кажется, что Невиллу бы не помешала чья-то помощь?

Переход был таким резким, что Гермиона растерялась и смогла выдать только:

— Что?

Затем она торопливо исправилась:

— Конечно, ему не помешала бы чья-то помощь. Но я не думаю, что профессор Снейп будет в восторге, если кто-то начнет подсказывать другим прямо у него на уроке...

— Конечно не будет, — Поттер нетерпеливо кивнул. — Именно поэтому я подумал, что кому-то стоило бы поднатаскать его не на уроке. То есть в свободное время.

Теперь Гермиона начала понимать. Но кое-что не увязывалось: Поттер был слизеринцем, с чего бы ему беспокоиться о Мальчике-Который-Выжил?

— Ты предлагаешь... — начала Гермиона.

— Создать что-то вроде кружка помощи другим в учебе, — закончил Поттер торжественно. Его глаза за стеклами очков сияли.

— Кружок? — переспросила Гермиона растерянно. Она была уверена, что ее просто попросят помочь Невиллу. Целый кружок — это было грандиозно.

— Ну да. Наверняка не только Невиллу потребуется помощь. Тем более, я не могу посвящать все свое время помощи другим, дверь на третьем этаже сама себя не откроет, и вообще. Две головы — лучше, чем одна, — Поттер постучал себя по лбу. — Так как? Ты согласна?

Это очень походило на одно из Сомнительных Предложений. Но если на секунду забыть о том, что Гарри Поттер — это Гарри Поттер, и о том, что он слизеринец, то выходило, Гермионе на золотом блюдечке преподносили возможность выполнять свое Призвание и к тому же, делать это не в одиночестве. Когда после урока арифметики очередная одноклассница, которой Гермиона объяснила, как делить в столбик, счастливо убегала прочь, Гермиона, конечно, испытывала удовлетворение и гордость, но в то же время — никто никогда не оставался дольше, чем того требовало усвоение материала, никто не хотел просто поболтать с ней хотя бы до конца перемены.

— Мы могли бы назваться Ассоциацией Свободных Магических Репетиторов... — произнесла Гермиона задумчиво. — Сокращенно: АСМР. Можно даже значки сделать.

— Что такое репетитор? — уточнил Поттер настороженно.

— Человек, который занимается с тобой дополнительно, — Гермиона все время забывала, что в мире магов о многих обычных для нее терминах слыхом не слыхивали.

— А. Да, это мы. Так ты согласна?

Лицо Поттера так и светилось надеждой. Такое ведь невозможно подделать, правда? Или возможно?

"Хитрецы к своей цели идут, никаких не стесняясь путей", так ведь сказала Шляпа.

— Зачем это тебе? — спросила Гермиона, смерив Поттера подозрительным взглядом.

Поттер посмотрел на нее удивленно. Потом пожал плечами.

— Профессор Снейп сказал, что отстанет от Невилла, если тот будет нормально учиться. И я думаю, Невиллу это нужно. В смысле, ты его видела? Он же шугается каждой тени. И зная, что он пережил в детстве, это понятно. Тебе его не жалко?

Гермиона задумалась об этом. Невилл всегда выглядел очень понуро и одиноко. Да, ей было его жалко.

— Ладно, — произнесла она, надеясь, что не совершает какую-то огромную ошибку. — Я согласна.

Поттер просиял.

— Но, — торопливо добавила Гермиона. — Я оставляю за собой право передумать в любой момент, и тогда АСМР останется за мной. А тебя я все равно считаю жутко странным типом.

— Жутко странным типом? — переспросил Поттер. Его лицо вытянулось, а потом он расплылся в улыбке. — Скажу крестному, он порадуется. И да, я все равно хотел, чтобы главой, эм, АСМР была ты, потому что, ну, я уже попытался подойти к Невиллу перед ужином, но он так от меня шарахнулся, что... Лучше скажи ему обо всем ты.

Ей предлагали место главы Ассоциации и ответственность за связи с общественностью. Гермиона сама испугалась своего тщеславия, когда поняла, насколько ей это по душе. Может, Поттер заразил ее слизеринчеством?

— Я слежу за твоим поведением, Поттер, — предупредила Гермиона.

— Зови меня Гарри, пожалуйста, — Поттер улыбнулся ей. — У меня уже есть человек, который любит вставлять мою фамилию в каждую свою реплику.

Вечер пятницы для Гарри был незакончен. Завтра была суббота, и готовиться к занятиям было не нужно, а значит...

Под покровом ночи Гарри выскользнул из общей гостиной Слизерина. От посторонних глаз его скрывала не только темнота, но и мантия-невидимка.

В бледном лунном свете, просачивающемся сквозь бойницы в коридорах, несущие бесконечный ночной дозор рыцарские латы принимали причудливые очертания. Портреты на стенах спали, и только время от времени с какой-нибудь картины долетали перешептывания засидевшихся допоздна у соседей нарисованных людей. Хогвартс спал.

Гарри уже примерно разобрался, как работает система лестниц и коридоров замка, поэтому с четвертого раза он вышел к тому месту, которое искал: запретный коридор на третьем этаже.

В ту самую минуту, когда Дамблдор предупредил, что от этого места всем учащимся следует держаться как можно дальше, Гарри понял, что Сириус просто перестанет его уважать, если он не окажется там в первую же неделю. И теперь Гарри твердо вознамерился узнать, что за тайну скрывает загадочный коридор.

Гарри медленно подошел к двери, держа палочку наизготовку. На всякий случай обернулся — и чуть не подскочил. Вытаращив круглые глазища, на него пялилась миссис Норрис.

Нет, не на него, — тут же исправился Гарри мысленно. Сквозь него. Не могли же кошки видеть сквозь мантию-невидимку.

Или могли? Тогда в будущем у него наверняка возникнут большие проблемы с профессором Макгонагалл.

Из-за двери раздался низкий угрожающий рык.

Миссис Норрис выгнула спину дугой, угрожающе распушилась и яростно зашипела. А потом бросилась прочь, хлеща себя хвостом по бокам.

Гарри с опаской посмотрел на дверь. Он очень хорошо понимал миссис Норрис.

Одним глазком, — решил Гарри. Он заглянет одним глазком, и если что-то пойдет не так, сразу убежит. Бегать он умел быстро. Тем более, на нем все еще была Мантия.

Затаив дыхание, Гарри дернул за ручку. Дверь не поддалась.

Она была закрыта.

Гарри в сердцах хлопнул себя по лбу: конечно она была закрыта! А он все еще не знал отпирающих заклинаний, потому что все время перед школой Сириус заставил его посвятить магии для защиты и нападений.

Раздраженно бурча себе под нос, Гарри повернул назад. Экспедиция откладывалась.

Вчерашние ночные похождения привели к тому, что Гарри проспал завтрак, но в этом была и хорошая сторона: в спальне он остался совсем один. В Хогвартсе найти уединенное местечко было сложнее, чем казалось на первый взгляд: какой бы отдаленный заброшенный уголок ты не нашел в бесконечных переходах и коридорах замка, непременно откуда-нибудь вылезет говорливый портрет, или любопытный призрак, или другой заблудившийся первокурсник, или искавшие уединения по совсем другим причинам старшекурсники... В общем, это был первый раз за всю неделю, когда Гарри остался один дольше, чем на десять минут. И такой шанс нельзя было упускать.

Гарри раскрыл чемодан, зарылся в него и, между книгами из домашней библиотеки и коробками совиных галет для Букли, нашел искомое: завернутое в бумагу Сквозное зеркало. Понадеявшись, что Сириус к этому времени уже проснулся, Гарри шепнул его имя в гладкую поверхность.

Отражение пошло рябью и исчезло. Вместо него в зеркале появилось широко улыбающееся лицо Сириуса. Гарри хотел поздороваться, но у него перехватило горло — до этого момента он и не подозревал, насколько соскучился.

— Язык проглотил от радости? — дружелюбно поддел его Сириус. Глаза у него блестели.

— Точно, — подтвердил Гарри, снова обретя контроль над голосом. — Ну как ты?

— Эй, это мой вопрос, — Сириус пригрозил ему пальцем. — Я отлично, Рем где-то раздобыл маггловскую гитару в память о днях минувших, и теперь я стираю пальцы, чтобы доказать ему, что никакую сноровку я не растерял. Расскажи лучше про себя. Как обстановка в гадюшнике?

— Сириус! — осуждающий голос Ремуса, в отличие от Сириуса, которого было слышно очень четко, донесся откуда-то издалека, как из-под толщи воды.

Гарри рассмеялся, и Сириус торжествующе ткнул пальцем в его сторону:

— Слава Мерлину, мой крестник не такой зануда, как ты. Так что, Гарри? Как у тебя дела?

Гарри даже не знал, с чего начать. Начал с очевидного:

— В Хогвартсе здорово. На следующей неделе у нас первый урок полетов, и я собираюсь заткнуть за пояс абсолютно всех. Защиту у нас ведет какой-то сомнительный тип, а Историю магии — призрак, и я ничего не имею против призраков, но он такой зануда! Но все остальные вроде хорошие. У меня совсем не получается трансфигурация, но профессор Макгонагалл сказала, что просто нужно больше терпения, и у папы тоже сначала не получалось.

— Точно, мы с Джеймсом этот предмет терпеть не могли, — подтвердил Сириус. — Вот у усидчивых заучек типа Рема... Эй, ты вроде чайник пошел ставить!

Ответ Ремуса Гарри не услышал, но ему полегчало от знания, что папе с Сириусом тоже не давался предмет профессора Макгонагалл.

— И с другими преподавателями все в порядке? — уточнил Сириус. — Снейп к тебе не цепляется?

Гарри ждал этого вопроса и уже подготовил ответ, который не должен был вызвать никаких подозрений.

— Я же слизеринец, — Гарри потеребил нашивку с серебряной змеей на своей мантии, висевшей на спинке кровати. — Профессор Снейп никогда не цепляется к слизеринцам.

— "Профессор Снейп", подумать только, — пробурчал Сириус себе под нос. — Ну и отлично. Все равно, держи ухо востро. От этого типа можно ждать чего угодно. А твои однокурсники? Уже нашел друзей?

— Вроде того, — Гарри не был уверен, что готов сообщить Сириусу фамилию своего первого друга. Вместо этого он выбрал более безопасную кандидатуру: — У меня на курсе есть гриффиндорка, которая родилась у магглов, но уже стала лучшей по всем предметам кроме Зелий. По-моему, я ей не очень нравлюсь — вчера она сказала, что я "жутко странный тип", — но теперь мы затеяли что-то вроде общего кружка, так что надеюсь, когда-нибудь мы подружимся.

Сириус понимающе улыбнулся:

— Не переживай насчет этого, Лили считала Джеймса несносным придурком курса где-то до шестого.

Гарри совершенно точно не собирался ждать пять лет, чтобы наладить отношения с Гермионой Грейнджер, так что ей или нужно было сменить гнев на милость, или ему придется поискать себе другого приятеля-гриффиндорца, которого не стыдно будет приглашать домой на чай. Хм. Близнецы Уизли? Со стороны они казались забавными ребятами.

— Кстати, — Гарри чуть не забыл. — Кто в Хогвартсе может научить меня отпирать двери?

Сириус хлопнул себя по лбу.

— Алохомора? Вот я как чувствовал, что забыл научить тебя чему-то жизненно важному. Только не проси Макгонагалл, она сразу поймет, что это не к добру. И вообще, лучше спроси у какого-нибудь старшекурсника, чем у преподавателя, так вернее.

— Понял, — Гарри бросил взгляд на часы и вздрогнул: он должен был встретиться с Гермионой и Невиллом через полчаса, но еще даже пижаму не снял. — Я побежал, хорошо? У меня, э-э, деловая встреча? В общем, опаздываю. Я напишу тебе на следующей неделе.

Сириус посмотрел на него с любопытством, но, поняв, что дело срочное, добродушно усмехнулся:

— Ну тогда беги.

И исчез с поверхности Зеркала.

Гарри сунул Зеркало обратно в чемодан и принялся впопыхах натягивать одежду. В беге на коротко-длинные (с Хогвартсом никогда нельзя было сказать наверняка) дистанции ему сегодня предстояло поставить личный рекорд.

Сначала вся затея показалась Невиллу крайне сомнительной.

Во-первых, у него все равно ничего не получится.

Во-вторых, хотя предложила это Гермиона, в деле был замешан Гарри Поттер, который вызывал у Невилла ощущение смутного беспокойства с того самого момента, когда они впервые пересеклись.

В-третьих, у него все равно ничего не получится.

В-четвертых, вряд ли такая мелочь, как успехи в его предмете, заставят Снейпа забыть о своей беспочвенной ненависти к Мальчику-Который-Выжил.

В-пятых, у него все равно...

"Хватит распускать нюни".

Может, если он почаще будет себя так одергивать...

"Это всего лишь зелья. Там не нужно колдовать. Справляешься с Травологией, справишься и с этим."

Невиллу как никогда хотелось поверить этому слабому голосу надежды.

Поэтому в субботний полдень он обнаружил себя, сидящим за партой в одном из пустых кабинетов Хогвартса. По негласным правилам, любой кабинет, в котором в настоящий момент не проводились школьные занятия, превращался в кабинет для самоподготовки, которым могли пользоваться ученики любых курсов и факультетов.

Напротив Невилла сидели двое таких же первокурсников: Гермиона Грейнджер, чьи густые каштановые волосы как всегда находились в жутком беспорядке, словно в противовес всем тем знаниям, что были аккуратно разложены в ее голове по полочкам, и Гарри Поттер, чья зеленая оторочка мантии удивительно сочеталась с цветом его глаз, но не слишком — со складом его характера, иначе с чего бы он вызвался бескорыстно помогать Невиллу.

"Это все равно может быть многоходовой коварный план".

Об этом нельзя было забывать. Но ведь бабушка говорила, что и в Слизерине есть достойные люди?

В любом случае, Мальчик-Который-Вроде-Как-Должен-Быть-Самым-Крутым, а на деле неспособный даже простейшее заклинание освоить с первого раза, был очень благодарен обоим своим "репетиторам" за то, что те решили хотя бы попытаться спасти его из безвыходного положения.

— Кстати, — нерешительно подал голос Невилл, — а как мы собрались практиковаться в зельях без котла и всего остального?

— Чему угодно можно научиться по книжкам, — с железной уверенностью ответила Гермиона.

— Эм... Нет, — возразил Гарри и получил за это испепеляющий взгляд. — Совсем не всему, иначе к этому моменту я смог бы сдать СОВ по половине предметов, а не сидел час над спичкой, не желающей превращаться в иголку. Но я три года занимался почти только одним теоретическим зельеварением, и это работает. В смысле, необязательно лично кидать иглы дикобраза в котел на огне, чтобы запомнить, что из этого выйдет.

— В любом случае, — после короткого размышления Гермиона решила не ввязываться в спор, — я подумала над программой обучения и вот что придумала: после каждого урока у профессора Снейпа мы будем делать работу над ошибками, а в оставшееся время заучивать рецепты...

— Подожди, — перебил ее Гарри и получил еще один испепеляющий взгляд. — Мне нравится первая часть, но зачем учить рецепты? Они и так есть в учебнике. Надо учить свойства самых распространенных ингредиентов. Тогда что бы Невиллу ни пришлось варить, он точно будет знать, что никогда нельзя добавлять иглы дикобраза в котел, который все еще стоит на огне.

Гермиона замолчала, обдумывая его слова. Потом нехотя согласилась и закончила:

— И еще, я думаю, мы можем попробовать предсказать самые распространенные ошибки, которые можно совершить, варя зелье, которое будет на следующем уроке, и Невилл запомнит, чего делать точно нельзя.

У Невилла голова кругом пошла от одних только объяснений их плана, но он не посмел об этом сказать.

И они начали занятие.

И это было... совсем не так плохо, как Невилл боялся.

Без угрожающей тени профессора Снейпа, нависающей над ним, материал усваивался гораздо легче. Гермиона объясняла все очень четко, как будто читала вслух учебник, хотя иногда и начинала говорить слишком сложными и путаными предложениями. Гарри, пусть в это и было трудно поверить, знал еще больше, чем Гермиона, и каким-то интуитивным образом находил самые сложные для понимания места и пересказывал их простыми словами. Кроме того, как выяснилось, в составы многих зелий входили магические растения, о которых Невилл когда-то читал и мог приблизительно догадаться об их свойствах.

Самым главным было то, что за все полтора часа никто ни разу не одернул Невилла грубо или не наградил его строгим или разочарованным взглядом, как это делала бабушка, когда он по невнимательности пропускал какое-то из ее наставлений мимо ушей. Невилл бы даже рискнул сказать, что это — самое близкое к дружеской беседе, что он имел за всю жизнь. Гарри и Гермиона часто спорили, но если сначала Гермиона и выглядела раздраженной тем, что какой-то первогодка смеет иногда сомневаться в авторитете учебника, вскоре она вошла в азарт и доказывала свою точку зрения очень увлеченно.

А потом наступило время идти на обед, и Невилл честно признался, что, скорее всего, к завтрашнему утру забудет большую часть того, о чем они говорили.

На что Гарри пожал плечами и посоветовал начать вести конспекты, потому что никто не может научиться держать в голове всю эту информацию за пару дней и ничего страшного в этом не было. И даже пообещал раздобыть свои детские тетради с записями, которые, возможно, тоже чем-то помогут.

Впервые за все пребывание в Хогвартсе Невилл садился за обеденный стол в приподнятом расположении духа. Внутренний голос произнес какую-то язвительную ремарку, но Невилл ее не услышал.

Возможно, Хогвартс все-таки был не таким уж плохим местом, как ему показалось сначала.

Во вторник за завтраком сова принесла Невиллу забытую дома напоминалку, которая все равно редко могла ему помочь — обычно маленький шарик горел красным сутки напролет, настолько рассеянным его хозяин был. Вот и сейчас за прозрачной стеклянной оболочкой мгновенно образовалось красное облачко. Не нужно было быть Гермионой Грейнджер, чтобы догадаться, что к чему — Невилл забыл позавтракать и сделал это намеренно — падать с метлы, так хоть на пустой желудок.

Урок полетов (само по себе плохо) проходил у них совместно со слизеринцами (хуже некуда), поэтому Невилл всерьез опасался, что занятие может оказаться таким же малоприятным, как то, что он провел в кабинете профессора Снейпа. Если не хуже. Мадам Хуч, впрочем, напоминала скорее профессора Макгонагалл, но от этого было немногим легче: Невилл подозревал, что бабушка на всю жизнь привила ему рефлекторное боязливое уважение к суровым женщинам в годах.

— Вверх, — робко приказал Невилл облезлой школьной метле. Та, разумеется, его проигнорировала.

И почему у него хоть раз не может получиться что-то с первого раза? Метла Гарри сразу прыгнула тому в руку. Так же хорошо дела обстояли и у Малфоя. А Невилл... Опять на него жалко смотреть.

"ВВЕРХ!" — рявкнул вдруг за него внутренний голос. И — о чудо, — метла испуганно подскочила и влетела в его раскрытую ладонь, оцарапав пальцы шершавым древком. Невилл от неожиданности ее чуть не выронил и неверяще уставился на свою руку.

А это считается невербальной магией?

Но радовался Невилл рано. Стоило ему оторваться от земли, он потерял даже иллюзию контроля над метлой.

Земля с бешеной скоростью удалялась, а Невилл, побелевшими от страха и напряжения пальцами, вцепился в древко и беспомощно смотрел на орущую что-то с земли мадам Хуч. Что она там может кричать? Прыгай с метлы?

"Ты что, самоубийца?"

Наверное, Невилла можно было назвать самоубийцей, если он, зная, что что-то такое непременно случится, все равно полез на метлу. Права была бабушка, как же она была права...

А земля была все дальше. Еще один взгляд вниз, и его стошнит.

Метла совершила мертвую петлю, и Невилл завопил от ужаса.

У него бы давно разжались пальцы, если бы голос аварийной сиреной не вопил в его ушах, раскалывая голову: "НЕОТПУСКАЙМЕТЛУНЕОТПУСКАЙМЕТЛУНЕОТПУСКАЙМЕТЛУ!"

А метлу тем временем понесло дальше, вверх, вбок, вниз, мертвая петля, вверх...

У Невилла хватало сил только на то, чтобы зажмуриться и цепляться за древко, как цепляется за обломки плота потерпевший крушение утопающий. Но влажные от пота ладони уже начинали соскальзывать...

Минерва Макгонагалл разбирала бумаги в своем кабинете, когда мимо ее окна на сумасшедшей скорости, крутясь волчком и мотаясь из стороны в сторону, пролетел на метле Невилл Лонгботтом.

Сначала Минерва понадеялась, что уставшие от бумажной работы глаза ее подвели, и мимо просто пролетела какая-нибудь крупная птица из запретного леса, раскормленная щедрым Хагридом. Но подскочив к окну, она с ужасом убедилась, что не ошиблась: это был действительно Невилл Лонгботтом и действительно на метле. Впрочем, последнее было ненадолго: оконное стекло и разделявшее их расстояние блокировало все звуки, но Минерва не сомневалась, что последующее падение Невилла с метлы сопровождалось крайне неприятным хрустом.

Минерва с ужасом смотрела, как ее ученик распластался на земле, похожий на груду тряпья. В голове пронеслись мысли "бедный ребенок" и "скорее, за мадам Помфри!", за которыми тут же последовали чуть более прозаичные "как же я скажу Августе?" и "но как же планы Дамблдора?" и совсем уж не поэтические "а как же репутация Хогвартса как школы с нулевой смертностью?" и "по крайней мере мы продержались сорок восемь лет".

А потом Минерва, уже собравшаяся выбежать из кабинета и поспешить к месту бедствия, увидела, как мадам Хуч помогает дрожащей фигурке встать на ноги, и с облегчением опустилась обратно в кресло.

Слава Мерлину, обошлось.

Но такими темпами, — подумала Минерва мрачно, — кубок школы по Квиддичу Гриффиндору не светит еще лет семь.

Мадам Хуч увела плачущего Невилла в больничное крыло. Гарри с сочувствием смотрел им вслед. В детстве ему казалось очень глупым и беспочвенным беспокойство Ремуса, когда Сириус покупал ему метлы, но тогда Гарри даже представить себе не мог, что с метлы можно навернуться таким образом. Для Гарри летать было так же просто, как ходить — да, можно налететь на что-то, если зазеваешься, но получить серьезную травму нужно еще постараться.

Сухое "хрясь", с которым сломалось запястье Невилла, развеяло это заблуждение.

— Смотрите, напоминалка этого кретина Лонгботтома, — Гарри присмотрелся к тому, что демонстрировал ему и остальным слизеринцам Драко, и с мрачным холодком узнал стеклянный шарик, который Невилл получил сегодня утром.

У Гарри было несколько гипотез, объясняющих, почему Драко с первых дней проникся к Невиллу такой неприязнью, но он не был до конца уверен ни в одной из них.

— Может, забросить ее на дерево? — Драко изобразил задумчивость под одобрительные взгляды слизеринцев и взбешенные — гриффиндорцев. — Посмотрим, как он будет ее доставать.

Если бы Гарри и Драко умели обмениваться мыслями, Гарри очень навязчиво ткнул бы его в побагровевшие щеки, насупленные лица и сжатые кулаки их однокурсников с Гриффиндора, но ни один из них не владел легилименцией, а если Гарри скажет что-то такое прямым текстом и при всех, то это только подстегнет Драко.

Кроме того, напоминалку это Невиллу не вернет — в худшем случае, она просто разобьется в ходе потасовки: конечно, на эти штуки накладывали чары сверхпрочности при производстве, но Гарри это не помешало в свое время случайно раздавить ту, что купил ему Сириус.

А еще, мадам Хуч запретила им прикасаться к метлам под угрозой исключения, но это Драко, похоже, беспокоило не больше, чем недовольство гриффиндорцев. И хоть бы кто ему об этом напомнил — Гарри со слабой надеждой покосился на Нотта, который периодически играл в их обществе голос разума, но тот молча наблюдал за происходящим с непроницаемым лицом. Вероятно, его девиз по жизни звучал как "давай людям совершать глупости, если тебя это не коснется".

И все опять сводилось к Гарри. С мысленным вздохом он сосредоточился, воскрешая в памяти все те разы, когда он выпрашивал у Сириуса в Косом переулке какую-нибудь сомнительную штуку. И с распахнутыми глазами подскочил к Драко.

— Погоди, это настоящая напоминалка? У меня никогда такой не было, можно я посмотрю?

Драко покосился на него с неудовольствием, но нехотя уронил стеклянный шарик в его протянутую руку.

— Серьезно, Поттер? — у слизеринцев была эта дурацкая привычка обращаться друг к другу по фамилии, если в разговоре участвовало больше двух человек. — Никогда не видел этих костылей для людей с дырявой памятью?

— Ну, — Гарри подбросил шарик в руке, — мой крестный считает, что если твоя голова о чем-то забыла, значит, она хотела об этом забыть, так что у нас дома таких не было. Может, лучше подаришь ее мне?

— Твой крестный очень мудрый человек, — сказал Забини то ли с иронией, то ли серьезно.

Драко пренебрежительно пожал плечами.

— Забирай.

— Эй! — возмутился гриффиндорец с огненно-рыжими волосами, Уизли-кто-он-там. — Это не твое!

— Конечно, не мое, — подтвердил Гарри спокойно. — Этим же вечером верну, сам понимаешь.

Слизеринцы загоготали. Со стороны гриффиндорцев донеслось еще несколько гневных выкриков.

Гарри пожал плечами.

Он прекрасно понимал, что никто из присутствующих, вне зависимости от факультета, ему не поверил, но это их проблемы, верно? Возможно, он только что вбил последний гвоздь в крышку своей репутации, но Сириус говорил, что Мародеров в школьные годы тоже любили далеко не все, а мама и вовсе какое-то время называла папу заносчивым болваном. Главное, что дело обошлось малой кровью... если только младший Уизли сейчас не набросится на него с кулаками.

Но от дальнейшей стычки их спасала вернувшаяся мадам Хуч, и оставшееся время они провели в воздухе. Гарри безмятежно парил на метле, радуясь, что Драко забыл о своем обещании потребовать демонстрацию финта Вронского на первом же занятии, и единственное, что его смущало, были полные осуждения взгляды Гермионы, которые та время от времени на него кидала.

С ней нужно было поговорить, от этого зависела деятельность АСМР, и кроме того, Гарри обнаружил, что ему очень неуютно от мысли, что Гермиона может решить, что он злой. Для начала Гарри хотел остаться хотя бы на стадии "жутко странного типа".

Но возможность поговорить выдалась только после ужина, и даже тогда...

— Гермиона!

— Уйди.

— Да подожди же!

— Я с тобой не разговариваю.

"Очень в духе девочки, с которой к середине первой недели не разговаривает половина ее курса", — подумал Гарри кисло, но продолжил преследовать Гермиону, быстро шагающую по коридору. Он попытался прикинуть, сколько времени у него есть, чтобы произнести речь в защиту подсудимого. Как далеко гостиная Гриффиндора от Большого зала?

— Драко собирался закинуть эту несчастную напоминалку на дерево, что я должен был делать? Сбить его с метлы?

— Конечно, нет! Нам же запретили трогать метлы, — возмутилась Гермиона. — Ты должен был подождать возвращения мадам Хуч и пожаловаться на Малфоя — это то, что собиралась сделать я, пока ты все не испортил.

Гарри хотел напомнить ей, что по возвращении мадам Хуч несколько гриффиндорцев именно это и попытались сделать, но вышло все настолько сбивчиво и невнятно (ситуацию еще больше запутала Пэнси Паркинсон, выступившая с совершенно противоположной версией и поддержавший ее Драко), что мадам Хуч просто не стала разбираться в межфакультетских дрязгах и приказала всем седлать метлы. Потом решил, что Гермиона и так все отлично помнит, но слишком на него злится, чтобы посмотреть правде в глаза.

— Я, э-э, должен Драко кое-за-что. И не знаю как у вас, но в Слизерине не принято стучать на соседей по спальне, — если ты от этого ничего не выигрываешь, конечно, но об этой части Гарри благоразумно умолчал.

— Вот именно! — подтвердила Гермиона торжествующе, услышав только то, что хотела услышать. — У вас в Слизерине! Ты самый настоящий слизеринец, Гарри Поттер, не отпирайся.

— А это что за предрассудки? — возмутился Гарри. — Уж от тебя я такого не ожидал.

Гермиона гордо промолчала.

Гарри Поттер, самый несносный человек в Хогвартсе (конечно, был еще Малфой, но для него у Гермионы был эпитет пожестче), все еще преследовал ее по коридору. Не без удовлетворения Гермиона заметила, что он здорово запыхался, подстраиваясь под ее летящий шаг (от которого за версту должно было сквозить негодованием), но это удовлетворение быстро затерялось за злостью: и почему некоторые люди не понимают, что когда разговор окончен, то это значит, что он окончен? Окончен Окончательно и Бесповоротно.

Гермиона недовольно покосилась через плечо и прошипела как рассерженная кошка:

— Ну что еще?

— И когда ты снова начнешь со мной разговаривать?

Гермиону так и подмывало ответить "никогда", но она все-таки отчеканила правильный ответ:

— Когда ты вернешь Невиллу его напоминалку.

Поттер обогнал ее, и Гермионе пришлось затормозить, чтобы не врезаться в него. Она хотела обойти неожиданную преграду сбоку, но Очень Серьезный Взгляд все-таки заставил ее подождать еще пару секунд.

— Гермиона, — сказал Поттер тихо. — Я очень хочу кое-что тебе рассказать, но для этого ты должна пообещать, что больше этого никто не услышит. Ты обещаешь? Я говорю это только потому, что ты свое слово точно сдержишь.

Услышать это было почти лестно, но Гермиона все равно заколебалась. В этот раз в жестокой схватке сошлись ее Принципиальность и Любопытство. Победило Любопытство — Волшебная Шляпа совсем не просто так чуть не отправила ее в Когтевран.

— Обещаю, — сказала Гермиона мрачно. От того, что она услышит от Поттера еще пару предложений, хуже не станет, так ведь? Хотя речь шла о Поттере... — Что за большая тайна?

Гарри огляделся по сторонам, убедился, что в коридоре они одни, и еще тише признался:

— Я уже вернул Невиллу напоминалку.

Что?

— Ты врешь.

— Можешь сама проверить. Хотя, ну, я просто послал школьную сову без имени отправителя и попросил его хотя бы недельку об этом не кричать, но тебе он, наверное, скажет. Но ты серьезно не должна никому говорить, что это был я!

Гермиона почувствовала, что у нее закипает мозг — в обществе Гарри Поттера это происходило до неприятного часто. Она посмотрела на него, не скрывая изумления:

— Ты сделал хорошую правильную вещь и не хочешь, чтобы кто-то об этом знал?! Ты... Ты...

— Очень странный тип, — подсказал ей Поттер. Почему-то он улыбался. — Так что, я прощен?

Если это правда... Но ведь проверить очень легко, они оба это понимают...

— Я подумаю об этом, — наконец смилостивилась Гермиона.

— Отлично! — Поттер просиял, нагло истолковав это как согласие. — Потому что мне очень нужна твоя помощь.

Волшебные Слова мигом выбили из головы Гермионы все остальное. Гарри сложил руки в молитвенном жесте.

— Ты же сможешь научить меня заклинанию Алохомора, правда?

"Метла — все равно самый бессмысленный способ перемещения в мире, где есть трансгрессия, порталы и камины."

"Хотя тебя, конечно, расщепит при первой же попытке трансгрессировать."

"И не стоит даже говорить о том разе, когда ты чуть не захлебнулся каминной золой."

"Может быть, однажды ты научишься левитировать без всего. Вряд ли, конечно, но выглядело бы неплохо."

Ремарки внутреннего голоса никакого утешения не приносили, но они и не были рассчитаны на это.

Невилл с перебинтованной рукой уныло смотрел на темнеющее сентябрьское небо. Где-то там без него начинался ужин. В мире, где люди не падали с метлы на первом же уроке полетов так, чтобы их до вечера упекли в больничное крыло. И не теряли напоминалки в тот же день, когда им их присылали.

Невилл тяжело вздохнул.

По ту сторону окна приземлилась взъерошенная школьная сова-сипуха и требовательно постучалась когтистой лапкой в стекло. К другой лапке был привязан какой-то сверток.

Невилл огляделся. Мадам Помфри куда-то вышла.

Делать нечего: он встал с койки и здоровой рукой, повозившись немного с запором, открыл окно. Сова проскочила внутрь и вытянула лапку, растопырив когти.

— Это мне? — удивился Невилл. Сова многозначительно ухнула, как бы напоминая, что он был змееустом, а не совоустом. К сожалению.

Невилл отвязал сверток, и сова тотчас выпорхнула обратно, устремившись назад к совятне. Невилл сел обратно на кровать и одной рукой принялся возиться со свертком. Вознаграждая за непосильные труды, ему на колени выпал белый стеклянный шарик: его напоминалка.

Не веря своему счастью, Невилл сжал ее в руке. Та прилежно вспыхнула красным.

Покачав головой, Невилл водрузил ее на тумбочку и снова обратился к бежевой бумаге, в которую был запакован неожиданный сюрприз. На обратной ее стороне было что-то написано.

"Думаю, тебе это еще пригодится.

Я прошел через некоторые трудности, чтобы вернуть ее тебе, так что буду очень признателен, если хотя бы неделю чудесное воссоединение останется в тайне.

Анонимный Доброжелатель."

Невилл уставился на загадочную подпись.

Анонимный Доброжелатель? Это еще что такое?

Анонимный Доброжелатель... А.Д.

— Альбус Дамблдор?..

Следующе занятие АСМР прошло в несколько более напряженной обстановке, и Гарри догадывался почему: наверняка соседи по комнате рассказали Невиллу свою версию произошедшего после его падения с метлы. Хотя Гарри надеялся, что возвращенная в тот же день напоминалка должна была его успокоить, похоже, анонимная записка только все запутала.

Конечно, он мог просто рассказать Невиллу все как есть, но во-первых, Гарри не был уверен, что тот, в отличие от Гермионы, сможет держать язык за зубами, а во-вторых, это превратило бы забавную шутку с интригующим финалом в обычный акт благотворительности, что, конечно, тоже неплохо, но совсем не так интересно.

Поэтому Гарри отдал Невиллу несколько копий своих детских тетрадей по зельеварению (любезно сделанных Сириусом и отосланных с Буклей) и решил, что правда сама выплывет наружу, когда и если это будет нужно. Пятницы все трое ждали с замиранием сердца.

На следующем уроке Зельеварения Невилл не расплавил котел — Гарри счел это прогрессом. Ничего путного, правда, он все равно сварить не смог, но Гарри знал только одного человека, который по любому предмету смог бы подтянуть себя с отметки ниже нуля сразу до Превосходно. Невилл не был Гермионой Грейнджер.

Снейп, окинув пренебрежительным взглядом густую бордовую жижу, бурлящую в котле Невилла, скривил губы и бросил презрительное "слабо, очень слабо", но так он реагировал почти на все потуги гриффиндорцев сварить зелье гербицида; исключением стала только Гермиона — здесь он не нашел, к чему придраться. А вот Гарри и Драко за свои зелья получили баллы, хотя содержимое котла Драко отставало по качеству и от варианта Гермионы, и от варианта Гарри — или по ошибке, или из-за поспешности Драко подогревал котел на среднем огне не десять, а девять секунд. Но Снейп был верен себе — любую удобную возможность он использовал, чтобы наградить баллами свой факультет.

Под конец занятия, когда все уже начали собирать вещи, Снейп, не глядя на Гарри, бросил:

— Поттер, задержитесь.

Гарри, раздираемый любопытством пополам с опаской, покорно остался за партой. Он надеялся, ему не придется выслушивать нотацию о том, что он за неделю так и не приделал Лонгботтому руки в нужное место — должен же Снейп понимать...

Но Снейп приказал остаться совсем по другому поводу.

— До меня тут дошли интересные слухи, — сообщил он опасно мягким голосом, поймав недоуменный взгляд Гарри, — что теперь это вы доводите детей до слез, прикарманивая их личные вещи.

Гарри недоверчиво уставился на него. Не может быть! Неужели единственным человеком, уверенным в его относительной невиновности, останется Гермиона?

Гарри возмутился:

— Поверить не могу, и вы туда же? Я в тот же день вернул Невиллу его несчастную напоминалку, мне что, до седьмого курса теперь будут припоминать эту историю? — он со злой обидой посмотрел в бесстрастное лицо Снейпа. — Я думал, уж вы-то должны понять, что я никогда бы не стал заниматься такими вещами!

Снейп хмыкнул. Как обычно, было ни за что не догадаться, о чем он думает.

— Не делайте такое лицо, Поттер, я всего лишь исполняю обязанности декана: мне нужно иметь представление о том, что творится на моем факультете.

С большим трудом Гарри заставил себя прекратить сверлить Снейпа мрачным взглядом. Конечно, он сам виноват, что недооценил последствия своего опрометчивого поступка. Вот только менее обидно от этого не становилось — разве он не хотел как лучше?

Снейп, казалось, полностью ушел в свои мысли. В груди зудело. Не выдержав, Гарри окликнул его:

— Профессор Снейп, вы на самом деле решили, что я...

— Нет, Поттер, я догадывался, что вы сделали это по другим причинам, — отмахнулся Снейп, поднимаясь с места. — Хотя не скрою, у меня были опасения, что в вас взыграет... дурная наследственность.

Гарри до боли сжал кулаки — взамен облегчения, разлившегося внутри после успокаивающего начала, снова накатило негодование.

— Если вы про Сириуса...

Снейп махнул рукой, обрывая его на полуслове. Желтоватое лицо исказило презрение, как и всегда, когда речь заходила о Сириусе, но опасения не подтвердились:

— Нет, в этот раз я говорил не о вашем драгоценном крестном. Вставайте, мы опаздываем.

Снейп прошел мимо Гарри, и тот повиновался чисто машинально.

Что?

Куда?

У Гарри сегодня больше не было уроков, да и у Снейпа, кажется, тоже.

Подхватив сумку, Гарри поспешил вперед, с трудом поспевая за размашистым шагом профессора.

— Извините, но опаздываем куда?

Снейп косо глянул на него через плечо.

— В больницу Святого Мунго, и я рассчитываю вернуться до ужина. Не все могут похвастаться таким количеством свободного времени, как слизеринские первокурсники.

Гарри ошеломленно застыл на месте. Потом, спохватившись, бросился догонять Снейпа.

— Вы отведете меня к родителям? Правда? — спросил он дрогнувшим голосом. Он думал... Он думал, что до самого Рождества не увидит маму с папой...

— Нет, я иду туда, чтобы организовать вам стажировку. Хватит задавать глупые вопросы.

Гарри пропустил его ядовитый тон мимо ушей, и копившаяся в нем обида мгновенно улетучилась. Ему пришлось прикусить язык, чтобы не вывалить на Снейпа все слова благодарности, вертящиеся на языке, — что-то ему подсказывало, что такое пылкое проявление чувств тот бы не оценил.

"...И нет, Сириус, я не скажу тебе, кто мой любимый преподаватель. Это большой секрет, и этот человек все равно не преподавал в твое время. Но в школе все замечательно. До сих пор скучаю по тебе и по дому — это, я думаю, не изменится, — но здесь обо мне тоже заботятся, так что я справляюсь.

С любовью,

Гарри.

P. S. Профессор Макгонагалл просила передать, что если ты еще раз попробуешь прислать мне Пряничные Петарды, она скажет Филчу просматривать всю мою почту. (Одна петарда чуть не прилетела за преподавательский стол, честное слово, это было случайностью, а не попыткой вызвать у профессора Квирелла сердечный приступ.) Так что в следующий раз можешь прислать Перцовые Петарды, о них она пока ничего не говорила. "

Во второй половине октября Невилл впервые получил от Снейпа "удовлетворительно" за свои потуги. Гарри к тому времени уже почти смирился с манерой преподавания Снейпа, но все равно испытал ни с чем не сравнимую гордость, показав Невиллу оттопыренный большой палец. Невилл несмело улыбнулся в ответ. Об истории с напоминалкой все уже давно забыли, и если между ними теперь и оставалось какое-то напряжение, Гарри надеялся, что оно развеется естественным путем.

Еще медленнее, чем обучение Невилла, продвигалось дело с запретным коридором на третьем этаже. Под руководством Гермионы Гарри быстро освоил отпирающее заклинание, но как назло, именно тогда, когда он находил время выбраться под покровом ночи из спальни, что-то обязательно шло не так: то Пивз подкарауливал ночных гуляк, то Филч бдительно сторожил запертую дверь, а один раз Гарри чуть не столкнулся в полутемном коридоре с профессором Квиреллом, что-то бормочущим себе под нос — похоже, бедняга ходил во сне.

Но сегодня был Хэллоуин, и Гарри твердо знал, что если удастся улизнуть до окончания праздничного пиршества, ничто не помешает ему добраться до заветной двери. Во внутреннем кармане мантии у него были припрятаны мантия-невидимка и сквозное зеркало — вдруг опять понадобится совет Сириуса?

По Большому залу, окрашенному в оранжевые и желтые тона, стаями носились летучие мыши. Многие слизеринцы, глядя на них, презрительно морщились, но Гарри как ни в чем ни бывало подкармливал одну, достаточно настырную, чтобы приземлиться на рукав его мантии, своей порцией тыквенного пирога. Драко разглагольствовал о том, как пышно праздновали этот день у него дома, а Забини и Нотт спорили, правда ли в канун Хэллоуина темные проклятия выходят сильнее, чем в обычные дни. Как раз тогда, когда Гарри уже подумывал потихоньку выбраться из-за стола и направиться к своей цели, в зал влетел профессор Квирелл с перекошенным от страха лицом. Гарри даже успел усмехнуться в ответ на презрительное предположение Драко, мол, профессор небось испугался говорящего скелета на входе, когда вся праздничная атмосфера вечера оказалась разбита громовым:

— Тролль! В подземелье...

Гарри понадобилась вся его выдержка, чтобы не поддаться панике, как Паркинсон, истошно завопившая, что не хочет умирать такой молодой. Он очень хорошо понимал ее чувства: если свирепый тролль наткнется на одинокую жертву... Как хорошо, что он сегодня не успел отправиться на поиски приключений!

Дамблдор смог взять ситуацию под контроль прежде, чем паника перетекла в суматошное и неорганизованное бегство — четкие и понятные приказы успокоили, казалось, даже метавшихся под потолком летучих мышей.

Первокурсники сгрудились вокруг старост. Гарри старался держаться поближе к Драко — в обществе друга ему было спокойнее.

В порядке ли все остальные?

Покрутив головой, Гарри с облегчением заметил лохматую макушку Гермионы рядом с раздающим указания старостой-Уизли. Невилл, как он слышал, остался в гостиной Гриффиндора — для него тридцать первое октября не было праздничным днем.

Выходя из зала, Гарри успел заметить, как за поворотом лестницы исчезла знакомая черная мантия. Гарри растерянно потянул Драко за рукав и кивнул в ту сторону:

— А куда пошел профессор Снейп? Разве он не должен, ну, быть с нами?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Драко нервно. Он спускался вниз, перескакивая через ступеньку. На них дохнуло холодом. — Может, пошел искать тролля.

— Куда, на верхние этажи? — фыркнул Гарри. — Тролль же...

Он замер как вкопанный, пораженный страшным осознанием.

Профессор Квирелл сказал, что тролль был в подземелье. Спальни Слизерина были в подземелье. Подземелья Хогвартса были просторными, но шанс, что стая шумных детей и подростков на пути в гостиную наткнется на тролля, отличающегося острым звериным обонянием, был опасно близок к "наверняка нас сожрут".

Ничего не объясняя Драко, Гарри рванулся вперед, пытаясь протиснуться к ближайшему старосте.

— Эй! — окликнул он тонким голосом высокую девушку со значком. — Скажи всем остановиться! Мы же идем прямо к троллю!

Староста с досадой отмахнулась от него и побежала ловить свалившуюся с ног Гринграсс — Гарри сомневался, что она вообще утрудила себя тем, чтобы осознать, что попытался сказать ей перепуганный до смерти первокурсник.

— Не стой столбом на дороге, Поттер! — рявкнул Пьюси, отпихивая его плечом, но Гарри даже не посмотрел на него. Что же делать? Если он закричит, то только поднимет еще большую панику. Наверняка кто-нибудь потеряет голову от страха и побежит куда глаза глядят — многие вокруг выглядели как на грани нервного срыва.

Но старосты его не слушают и ведут весь факультет на верную смерть! У Гарри была с собой мантия-невидимка, но под нее едва ли поместятся хотя бы три человека...

Его снова толкнули, и Гарри налетел на Драко, чуть не сбив того с ног.

Драко? У Драко был авторитет Малфоя, но сейчас от этого толку не будет, нужно что-то значительнее... Кто-то...

Гарри осенило. Он крепко схватил Драко за руку и бросился против течения людского потока, пробиваясь наверх.

— Поттер, ты спятил?! — заорал на него Драко, пытаясь высвободить руку, но Гарри держал крепко.

— Квирелл сказал, что тролль в подземелье! — крикнул Гарри в ответ. — Старосты меня не слушают, мы должны догнать Снейпа!

Драко вытаращил глаза.

Вырвавшись из толпы, они бросились вверх по лестнице.

— Мы будем — сидеть на — отработках — до конца года, — задыхаясь пробормотал Драко, преодолевая ступень за ступенью.

Гарри не волновали отработки, он лихорадочно соображал: куда мог деться Снейп? Вдруг на третий этаж? Если за той дверью спрятано что-то ценное или опасное, Снейпу могли поручить это защитить...

Они преодолели еще один лестничный пролет, свернули в боковой коридор и... услышали тяжелые шаркающие шаги.

В нос ударила страшная вонь — Гарри сморщил нос, а у Драко и вовсе выступили слезы на глазах.

— О нет, — пробормотал Драко. — Не может быть.

Тролль был не в подземелье.

Вдалеке показалась зловещая громадина. Лунный свет проник сквозь узкое окно и отразился на ощеренных желтых клыках. Под серой бугристой кожей перекатывались огромные мышцы.

Они столкнулись лицом к лицу с горным троллем.

Гарри осознал, что если он хочет когда-нибудь вернуться домой, счет идет на секунды.

Распахнув форму он залез во внутренний карман и, на ходу расправляя ее, вытащил мантию-невидимку. Прозрачная ткань накрыла их с Драко — тот в изумлении уставился на невесомый полог, отделивший их от мира.

— Что это? — прошептал он потрясенно.

— Мантия-невидимка, — тихо ответил Гарри и медленно потянул его за руку. Если они не будут шуметь, может быть...

Тролль взревел. Бесполезно: он почуял добычу.

Снося дубинкой каменных горгулий на стенах, тролль бросился вперед. Гарри побежал, за руку таща Драко за собой. Вопль так и рвался с губ, но Гарри знал, что если закричит — им обоим крышка. Так, по крайней мере, тролль не знал, где именно его жертвы находятся, пусть и преследовал их по запаху.

Они выбежали к лестнице, осознали всю опасность открытой территории — тролль мог просто прыгнуть на них сверху — и свернули в другой коридор. Побежали по нему, до боли сжимая ладони друг друга.

Коридор кончался тупиком, но дверь одного кабинета была приоткрыта. Они залетели внутрь, Драко выхватил палочку и взвизгнул:

— Коллопортус!

С сухим щелчком дверь запечаталась. Драко сжал его руку еще сильнее, пошатнувшись от усталости — в заклинание он вложил все свои силы, но...

— Этого не хватит, Гарри, — прошептал он с отчаянием. — Тролль сломает дверь.

Гарри зажмурился.

Должен быть выход, должен быть какой-то выход. Ведь в школе полно учителей, нужно только дать им знать, куда идти. Как авроры, которые переговариваются на миссиях...

— Ты ведь не владеешь чарами Патронуса? — спросил Гарри без особой надежды. Драко помотал головой. Тяжелые шаги в коридоре раздавались все ближе.

Но ведь были другие способы, не все могли вызвать телесного патронуса, Ремус вот не мог, мог только Сириус, и...

Зеркало.

Дрожащей рукой Гарри рывком вытащил зеркальце из кармана и даже не глядя в него завопил:

— Сириус! Пошли патронуса Макгонагалл, центральный коридор на третьем этаже!

Заворачивая в центральный коридор, Минерва успела увидеть, как сквозь пустой дверной проем в дальний кабинет влетает Снейп — вероятно, троллю понадобилось ударить дубинкой раза три, чтобы снести высокие хогвартские двери с петель.

Первым делом Минерва послала патронус Снейпу, зная, что он, должно быть, находится к центральному коридору на третьем этаже ближе всех. Она и сама добралась бы достаточно оперативно, но продвижение здорово замедлял полубессознательный от страха профессор Квирелл, за которым она приглядывала. Нашелся преподаватель Защиты! Оставался бы учить своему маггловедению, так понесло ведь невесть куда.

Но Минерве не нужно было находиться в кабинете, чтобы осветивший дальнюю часть коридора зеленый отсвет оповестил, что угроза тролля устранена. Вот только — вовремя ли?

Не обращая внимания на грохот от рухнувшей на пол туши тролля, сотрясший, должно быть, сам фундамент замка, Минерва ворвалась в кабинет вслед за Снейпом. Квирелл, пошатываясь, побрел за ней и то ли нервно хихикнул, то ли всхлипнул при виде мертвого тролля, но Минерву громадный зловонный труп волновал в последнюю очередь.

— Северус, где... — начала она, но тут ее внимание привлекло шевеление в дальнем углу кабинета. Словно из ниоткуда выплыли две дрожащие фигурки в слизеринских мантиях: Гарри Поттер и Драко Малфой. Ну конечно, мантия Джеймса...

Минерва почувствовала, как от гнева у нее белеют губы. Блэк! — вот что выходит, если доверять таким людям детей на воспитание. И куда Поттера чуть было не завели гены и воспитание двух главных искателей приключений Хогвартса своего времени? Она раскрыла рот, чтобы разразиться яростной нотацией, но Снейп опередил ее, рявкнув:

— Поттер! О чем, черт возьми, вы думали?! И вы, Малфой — уж вам-то Люциус должен был вбить хоть толику здравого рассудка!

Минерва медленно выпустила воздух. Несмотря на то, что зеленые оторочки мантий были прямо перед глазами, на секунду она забыла, что этот Поттер был не ее подопечным. Но как же мальчик похож на Джеймса...

Спохватившись, она отвернулась и выпустила из палочки серебристую кошку.

"Иди к Сириусу и скажи, что с Гарри все в порядке."

Гарри, тем временем, что-то пробормотал, но язык у него заплетался — то ли от пережитого ужаса, то ли от страха перед деканом — Минерва редко видела, чтобы лицо Снейпа так перекашивалось от ярости.

А еще он был очень бледным и стоял немного скособочившись. Опустив взгляд, Минерва с беспокойством отметила, что пола его мантии с одной стороны была пропитана кровью. Неужели не совладал с любимцем Хагрида? Каких же усилий тогда ему стоило домчаться сюда с раненной ногой? Минерва не могла сказать, что ей по-настоящему нравился Снейп — ни в его школьные годы, ни сейчас, — но она бесспорно его уважала, и сейчас это чувство она ощутила с неожиданной силой.

— Что вы там мямлите, Поттер? — Снейп постепенно брал себя в руки, но ноздри у него все еще гневно раздувались. Вместо Гарри подал голос Малфой, до этого нервно переводивший взгляд со Снейпа на Минерву и обратно. Он ткнул пальцем на зажмурившегося Квирелла:

— Он сказал, что тролль в подземелье! Это совершенно точно не подземелье! И Дамблдор...

— Профессор Дамблдор, Малфой, — прошипел Снейп.

— И директор отправил нас всех вниз! — от испуга Малфой постепенно переходил к бешенству. — Дамблдор хотел отправить нас всех на верную смерть! Скажете, нет?!

— Или, — вдруг произнес Гарри тихо, но совершенно отчетливо, ни к кому, как будто, не обращаясь, — Дамблдор с самого начала знал, что тролль не в подземельях.

— Держите свои нелепые домыслы при себе, Поттер! — немедленно взвился Снейп. Гарри вжал голову в плечи.

Минерва мысленно покачала головой. Мальчик был опасно проницательным. Возможно, и возмущение Снейпа, каким бы правдоподобным лицедеем тот ни был, его не обманет. Она покосилась на Квирелла.

— Это неважно, — сказал, наконец, Гарри нерешительно. — Мы думали, что тролль в подземелье, и весь факультет шел вниз, и старосты не стали меня слушать, поэтому мы... я потащил Драко искать вас, профессор, потому что вас они бы послушали. И это была моя идея, в смысле, я буквально силком потащил Драко с собой, так что он вообще ни в чем не виноват.

Значит, это все-таки была не нелепая авантюра, а попытка защитить других?

Минерва вздохнула, испытывая одновременно и удивление, и смутную гордость.

Это правда, ее, как и многих, смущало распределение Гарри Поттера на Слизерин, да и слухи доходили разные. Но мальчик действительно был сыном своих родителей. Если бы только Джеймс и Лили могли видеть его сейчас...

И все-таки...

— И все-таки, мистер Поттер, вам следует знать, что если директор Хогвартса отдает какие-либо указания, у него есть на то причины, — Минерва выступила вперед. На сердце было тяжело, но без этого все равно не обойтись. Тем более, дай Снейпу волю, и он назначит воспитаннику Сириуса Блэка отработки до конца учебного года. — Благородные намерения не оправдывают того, что вы подвергли себя смертельной опасности. И вы ведь даже не знали, сможете ли найти профессора Снейпа! Как заместитель директора, я вынуждена оштрафовать каждого из вас на пять факультетских баллов.

Малфой прожег ее мрачным взглядом. Того же Минерва ожидала от Снейпа, но тот, косо взглянув на нее, обронил кое-что похлеще:

— Пятнадцать баллов Поттеру за то, что думает о своем факультете. Что, впрочем, не отменяет неописуемой глупости вашего поступка, так что не надейтесь, что я избавлю вас от отработок. Задержитесь завтра после урока, и мы обсудим ваше наказание. Что до вас, Малфой, я лично напишу вашему отцу. А теперь марш в спальни.

Минерва ошеломленно уставилась на Снейпа. Тот ответил ей едкой ухмылкой. Что за ребенок!

"Северус, тебе что, настолько хочется выиграть межфакультетское соревнование седьмой раз подряд?"

Конечно, Минерва бы заметила, попытайся даже такой умелый легилимент, как Снейп, прочитать ее мысли, но что-то подсказало ей, что он понял ее без слов. И ответ так же четко отразился в его взгляде:

"Да."

— С ума сойти, — пробормотал Драко, когда они очутились в коридоре и медленно побрели в сторону спален. — Профессор Снейп напишет моему отцу? Ха. Мне больше интересно, что мой отец напишет попечительскому совету, когда узнает, что меня чуть не сожрал тролль.

Гарри не ответил — он подумал о том, что скажет Сириус при следующем разговоре, и в груди неприятно засосало. Сириус поймет? Ведь поймет же?

— Но знаешь, есть и хорошая сторона, — продолжил Драко задумчиво. — Ты получил баллы для Слизерина, мы сделали что-то на благо всего факультета, а мне даже наказания не прилетело. Спасибо, кстати.

Гарри все-таки улыбнулся.

— Так мы теперь в расчете за Пьюси?

Они в молчании дошли до конца коридора. Затем Драко пожал плечами.

— Забудь о старых долгах. Мы друзья.

В спальне Забини и Нотт заставили их пять раз повторить всю историю от начала до конца, и на следующий день весь факультет был уже в курсе. Что бы там Драко ни говорил, Гарри оказался совершенно не готов к мощной волне подбадривающего гула и одобрительных взглядов, когда утром они вышли в общую гостиную. Драко светился самодовольством и прошествовал к выходу с таким достоинством и уверенностью в себе, словно его только что избрали министром магии на пожизненный срок. Гарри, не знающий, куда себя девать, шел следом, но внутри у него все таяло: впервые он почувствовал себя частью своего факультета, а не случайным вторженцем из другого мира. Оставались, конечно, и те, кто косился недобро, но какое ему дело? Главное, что для многих он в этот день стал героем.

А за завтраком произошло непредвиденное: Букля уронила ему в тарелку с овсянкой письмо.

Угрожающе красного цвета.

— Серьезно, Сириус? — неверяще пробормотал Гарри. — Серьезно?

Вытащив громовещатель из каши, он вздохнул и решительно распечатал его. И в тот же миг над слизеринским столом пронесся зычный голос его крестного.

— Гарри Джеймс Поттер! — рявкнуло письмо. Гарри ответил обиженным взглядом. К сожалению, номер не прошел — будь Сириус прямо перед ним, наверняка бы усовестился орать на любимого крестника, но поскольку сообщение было записано заранее... — Когда я говорил, что ты можешь влезать в любые не смертельные неприятности, я имел в виду НЕ. СМЕРТЕЛЬНЫЕ. Дикий тролль это смертельно!

Теперь их слушали все. Гарри украдкой покосился на преподавательский стол и без удивления обнаружил, что Снейп смотрит на вопящее письмо с выражением чистейшего презрения. Едва ли он считал взбучку незаслуженной — скорее всего, ему просто был настолько неприятен голос Сириуса. И почему же они так друг друга ненавидят?

— Я чуть не умер от беспокойства! — тем временем, продолжало разливаться письмо. Его слушал уже весь зал. Гарри почувствовал, что у него краснеют щеки: не из-за неловкости, но от стыда — да, он все еще считал, что вчера у него не было выбора, но ведь страшно представить, каково было Сириусу, когда посреди ночи в зеркале объявился Гарри и начал требовать помощи. А ведь Гарри даже не связался с ним еще раз, позже — боялся и оттягивал неизбежное... — Но!

Громовещатель выдержал театральную паузу.

И продолжил совершенно нормальным, пусть и магически усиленным голосом.

— Но вообще-то, отлично сработано. Я тобой горжусь, и твой отец гордился бы тоже.

Письмо выкинуло сальто, повертелось, словно оглядываясь, и добавило:

— И вам всем тоже лучше гордиться моим крестником, поняли?

И взорвалось тучкой золы, осыпавшейся в остывающую овсянку.

Гарри потрясенно молчал. Все вокруг него — тоже.

Наконец, Забини тихонько присвистнул. Раздались первые смешки, и вскоре засмеялись уже все вокруг. Гарри смеялся тоже, сбрасывая остатки нервного напряжения.

Сириус был самым лучшим крестным на земле.

За преподавательским столом Минерва Макгонагалл и Северус Снейп независимо друг от друга одновременно пришли к одинаковой мысли:

Сириус Блэк — это ошибка вселенной.

После урока Зельеварения Гарри, как и было оговорено, остался на своем месте. Перспектива отработок у Снейпа его не слишком пугала. Что такого страшного тот может заставить его делать? Оттирать котлы? У Гарри полно опыта. Резать слизняков на ингредиенты? И вовсе полезное дело.

— Я надеюсь, вы осознаете, — начал Снейп вместо вступления, когда они остались одни, — что самое глупое, что вы можете сейчас сделать, это болтать о ваших несносных гипотезах про степень знания и незнания господина директора.

— Разумеется, — ответил Гарри обиженно. Он не был дураком, вчера он просто не до конца пришел в себя от шока.

— Я не так часто соглашаюсь с Минервой Макгонагалл, но она сказала верно: если директор велит вам что-то, ваше дело — сказать "да, сэр" и подчиниться.

— Неужели профессор Дамблдор никогда не ошибается? — не выдержал Гарри. — В смысле, я понимаю, что он великий волшебник и знает гораздо больше нас всех, но...

— Нет, Поттер, вы не понимаете. Иначе не задавались бы этим вопросом, — Снейп потер переносицу, будто один этот разговор причинял ему головную боль. — Пошевелите мозгами. Разумеется, никто не может быть прав всегда, даже он. Но сглупить настолько, чтобы это мог заметить даже первокурсник? Нелепость.

А ведь и правда. Чтобы Альбус Дамблдор не додумался до того, что смог осознать первокурсник через десять минут...

Гарри склонил голову, признавая чужую правоту.

Но тогда...

— Но тогда, что на самом деле...

— А вот это, — твердо прервал его Снейп, — уже не вашего ума дело.

Гарри поборол раздражение. У Снейпа должны быть причины скрывать от него таинственные планы Дамблдора. На то они, все-таки, и таинственные планы.

Снейп, сильно хромая — с самого утра он припадал на одну ногу, но от прямого вопроса только отмахнулся, — отошел к своему столу и вернулся со стопкой каких-то бумаг. Они приземлились на стол перед Гарри. Тот немедленно пробежался глазами по верхней из них.

"Побочные эффекты снотворного зелья. Гермиона Грейнджер. 1 курс."

Это... их домашнее задание на сегодняшний урок?

— Раз уж вы считаете себя достаточно компетентным, чтобы взваливать на себя обузу в виде дополнительной подготовки учеников, не вижу причин, по которым я не могу сбросить на вас самую скучную часть моей работы.

Снейп хочет, чтобы он проверял домашние задания первокурсников?!

Гарри слышал, что на седьмом курсе можно напроситься к какому-нибудь преподавателю в учебные ассистенты, но это... Вау, если одним словом.

Он поднял сияющий взгляд на Снейпа.

— Вы правда настолько уверены в моих знаниях?

Тот пренебрежительно фыркнул.

— Я уверен в своих преподавательских способностях, что бы вы там себе ни думали. Но если я увижу, что вы не были достаточно внимательны или завысили хоть одну оценку, вы до конца года отправитесь помогать Аргусу протирать полы в коридорах. Приступайте.

В первом квиддичном матче Слизерин разбил Гриффиндор за рекордно-короткий срок: Терренс Хиггс поймал снитч, когда счет составлял всего 10:0 в пользу Гриффиндора. Никто ничего другого и не ждал, но Невилл все равно ощутил укол зависти, наблюдая, как дружно рукоплещет серебристо-зеленый сегмент болельщиков.

Когда Невилл спускался с трибун, он вдруг ощутил сильный толчок в спину. Этого оказалось достаточно, чтобы он потерял равновесие, с ужасом почувствовал, как земля уходит из-под ног, и полетел вниз. Невилл непременно переломал бы себе все кости, не поймай его внизу Хагрид.

Гермиона испуганно охнула, запричитал профессор Квирелл, а Малфой, как обычно, выкрикнул что-то издевательское, но Невилл не слушал никого из них. Одной рукой держась за одежду Хагрида, он лихорадочно искал взглядом того, кто мог это сделать.

Малфой и его дружки? Вряд ли, толкнули как будто магией, а первокурсники пока не владели невербальной. А вот Снейп, стоявший неподалеку, мог бы.

В последнее время у Невилла складывалось впечатление, что тот замышляет против него что-то недоброе. Даже не беря в расчет уроки зельеварения, где Снейп в равной мере притеснял всех гриффиндорцев, зловещий профессор продолжал третировать Невилла и в коридорах Хогвартса. Буквально на днях он снял с Невилла десять баллов просто за то, что Невилл перепутал лестницы и по ошибке оказался рядом с запретным коридором. А чего стоила история, когда Невилл застрял ногой в исчезающей ступеньке, и Снейп не только спугнул пришедшего было на выручку профессора Квирелла, но еще и вдоволь прошелся по неуклюжести Мальчика-Который-Победил-Темного-Лорда-Но-Не-Хогвартскую-Систему-Лестниц, прежде чем соизволить, наконец, ему помочь.

Невилл попробовал было поделиться своими опасениями с Гермионой, но та только отмахнулась: "он же Учитель, Невилл, конечно он не может желать тебе чего-то действительно плохого". С Гарри и говорить было бесполезно — тот, как и все слизеринцы, души не чаял в своем декане. У Невилла остался только один товарищ, полностью разделявший его страхи — голос в голове, твердо уверенный в том, что Снейп вознамерился его убить. Впрочем, это мало о чем говорило — по мнению голоса, Невилла мечтала убить половина волшебного мира, включая Альбуса Дамблдора, Драко Малфоя, Квиринуса Квирелла и Гарри Поттера.

Та часть Невилла, которой не чужд был садизм, находила утешение в том, что поврежденная где-то нога Снейпа, видимо, не торопилась заживать, и по все сильнее выстужавшимся коридорам замка тот бродил хромая и с крайне кислым выражением лица.

Но было кое-что, что пугало Невилла немногим меньше, чем козни Снейпа, и это были приближающиеся рождественские каникулы. Бабушка наверняка уже знала от профессора Макгонагалл, какие плачевные результаты у Невилла по всем предметам кроме Травологии, Истории Магии и — с переменным успехом — Зельеварения. Он ожидал с порога услышать тысячу и один упрек в том, как он не дотягивает до своих родителей, и, может, даже в том, что не остановил голыми руками вторгшегося в замок тролля — об этом инциденте написали в Ежедневном пророке.

До начала каникул оставалось три дня, когда Гарри, скрепя сердце, отправился в запретный коридор. Поначалу он честно решил прислушаться к мудрости Снейпа и принимать все, что когда-либо говорил Дамблдор, всерьез. Потом он вдруг вспомнил, что первые слова, услышанные им от великого чародея, были "олух, пузырь, остаток, уловка", и это снова поселило в душе Гарри сомнения. А потом неподалеку от него близнецы Уизли как ни в чем ни бывало затеяли обсуждение своего вояжа в запретный коридор, и Гарри, не выдержав, поинтересовался, что же они там обнаружили.

Уизли внимательно посмотрели на него, а потом скорбно произнесли:

— Видишь ли, о юный Поттер...

— Мы бы, конечно, не возражали поделиться с тобой нашей обретенной внеземной мудростью...

— Но ты все равно не поверишь, если мы просто расскажем.

О, это был вызов. И Гарри никак не мог его проигнорировать.

Поэтому за три дня до начала каникул он набросил на себя мантию-невидимку, выскользнул из гостиной Слизерина и неспеша направился на третий этаж. В этот раз удача была на его стороне: в коридорах ему не попались ни Филч, ни миссис Норрис.

За дверью его поприветствовало знакомое глухое рычание. Гарри сглотнул вязкую слюну и вытащил палочку.

— Алохомора!

Дверь щелкнула.

Очень медленно Гарри потянул за ручку.

Ему хватило одного взгляда, чтобы немедленно захлопнуть дверь снова и выдохнуть слова запирающего заклинания.

Нет. Нет-нет-нет, нет, не-а, он обещал Сириусу, что больше никаких смертельно опасных приключений, и пусть Сириус и привил своему крестнику стойкую симпатию ко всем представителям семейства псовых, Гарри все равно предпочитал собак поменьше. И с одной головой. И, кстати, ему показалось, или чудовищный трехголовый пес стоял на люке?

Покачав головой, Гарри пошел назад. Сердце билось так поспешно, что о возвращении в спальню не могло быть и речи — он ни за что не заснет в таком состоянии. Надо прогуляться по пустым коридорам, развеяться.

Похоже, слова Дамблдора действительно нужно было воспринимать всерьез. Гарри стоит почаще прислушиваться и к нему, и к тому, что говорит Снейп. И, кстати о Снейпе, кажется, Гарри догадывался, что произошло с его ногой. И если его догадка верна, чудо, что ноги у Снейпа вообще остались, ровно как и все остальные конечности.

Гарри свернул в очередной коридор, потом в еще один, остановился перед приоткрытой дверью в какой-то заброшенный класс и уже хотел повернуть назад, как что-то словно повлекло его внутрь.

Похоже, обычный кабинет, который вышел из использования, но...

У противоположной стены стояло массивное золотое зеркало.

Зеркало совершенно не вписывалось в общий антураж заброшенной классной комнаты, а еще выглядело как минимум на несколько веков древнее, чем участок стены, к которому было прислонено, а это о многом говорило, учитывая, что дело было в Хогвартсе, замке с жутко длинной многовековой историей.

Даже не пытаясь побороть любопытство, Гарри медленно подошел к зеркалу. Может, это что-то вроде Сквозного?

Сначала зеркальная поверхность отражала только комнату вокруг: все-таки, Гарри был в мантии-невидимке, но потом...

Зеркало отразило сразу три силуэта.

Не сдержав потрясенного вскрика, Гарри обернулся, схватил рукой воздух, рывком развернулся обратно к зеркалу и приник к гладкому стеклу, словно пытаясь проникнуть на ту сторону.

На ту сторону, где рядом с ним, здоровые и улыбающиеся, стояли его родители.

Весь день после бессонной ночи Гарри двигался как умирающая муха. Он ушел из комнаты с Зеркалом с рассветом, и сделать это его заставили только шаркающие шаги Филча в коридоре — через мантию-невидимку тот видеть не мог, но вдруг Зеркало покажет и ему исполнение его заветной мечты, а заветной мечтой Филча всегда была и оставалась успешная поимка нарушителей школьных правил.

Обдумав все еще раз, Гарри уже не сомневался в том, что Зеркало показывает заветные желания — Джеймс и Лили Поттеры уже никогда не станут здоровыми и счастливыми, поэтому отражение не могло иметь ничего общего с их реальностью.

Вот только свою притягательность Зеркало от этого не теряло. Гарри знал, что никогда не увидит своих родителей такими: маму, с блестящими аккуратно расчесанными волосами, глядящую на него с ласковой улыбкой, папу, с гордостью кладущего ладонь ему на плечо или задорно взъерошивающему волосы на затылке сына. Пускай это хоть трижды обман, разве не превосходит он реальность?

Оставшиеся до возвращения домой дни, раньше казавшиеся вечностью, вдруг превратились в обычные два дня, которые пролетят быстрее, чем Гарри заметит. А что если за время каникул Зеркало куда-то перенесут? Мелькнула шальная мысль не садиться на Хогвартс-экспресс, остаться на каникулы в школе — Сириус и Дом-на-отшибе никуда не денутся, а когда еще выпадет шанс побыть с мамой и папой, не являющимися бледными тенями тех людей, которыми они когда-то были?

Не в силах держать все это себе, на следующую ночь Гарри позвал с собой Драко.

— Ночные прогулки по школе? Серьезно? Мы что, гриффиндорцы?

Гарри уверенно вел его по полутемному коридору, и только покров мантии-невидимки позволил Драко расслабиться и не оборачиваться через плечо каждые полминуты. Мантия эта впечатляла: Драко мог понять, когда перед ним магический артефакт действительно великой силы. Затея Гарри впечатляла чуть меньше, но нельзя отрицать, что ему стало любопытно — зеркало, показывающее твое заветное желание? Драко даже не был уверен, есть ли у него такое — обычно он и так мог получить все, что захочет. Новая метла? Отец и так купит. Кубок школы? Профессор Снейп позаботится о том, чтобы тот достался Слизерину.

— Поверь, это того стоит, — Гарри странно-мечтательно улыбнулся. Драко понимал, почему это так важно для него — если бы после войны все пошло по-другому, и его собственные родители оказались, например, в Азкабане, он точно бы знал, что захочет увидеть в зеркале. Но пока...

Вопреки опасениям, озвученным Гарри, нужная комната по-прежнему была открыта. И зеркало — Зеркало — было там; как и с мантией, Драко хватило одного взгляда, чтобы понять: да, это что-то могущественное.

На мгновение в памяти всплыли слова отца: "никогда не приближайся к могущественным артефактам, если не уверен, как они действуют и сможешь ли ты с этим справиться", но Гарри уже подталкивал его вперед, и Драко не мог спасовать у него на глазах.

Осторожно, готовый в любой момент выхватить палочку, Драко приблизился к Зеркалу.

Зеркало показало его семью.

А?

Драко озадаченно перевел взгляд с отца на мать и обратно.

Гарри ошибся? Это просто было Зеркало Семейных Ценностей? Зеркало Родительской Любви? Может, оно специально установлено для тех детей, которые плохо переносят разлуку с домом?

Затем Драко начал замечать несостыковки.

Во-первых, его родители выглядели очень уж беззаботными. С Драко об этом никогда не говорили, но он все равно чувствовал: над домом Малфоев всегда висело какое-то смутное беспокойство. В ранней седине в волосах у мамы, морщинках у ее глаз, тяжелом взгляде, которым Люциус Малфой порой смотрел в окно в грозовые вечера. Всего этого в Зеркале не было.

И — еще более вопиющее несоответствие, — отец был одет в рубашку с закатанными рукавами. Он никогда не закатывал рукава — Драко знал, что на предплечье у него была Черная Метка, не сошедшая даже после исчезновения Темного Лорда. Вот откуда бралась почва для обещаний "Наш Лорд вернется".

И тогда Драко понял.

Это была его семья, но над ней больше не висел страх, что Темный Лорд вернется и накажет неверных, отступившихся от него, чтобы защитить себя и свои семьи.

Драко отступил на шаг. Потом отвернулся, с гневом и болью посмотрел на Гарри, выглядящим сбитым с толку.

— Это не Зеркало желаний! — выплюнул Драко яростно. — Это Зеркало искушения! Я не этого хочу! Я не предатель!

— Драко, что...

— Это какая-то темная магия! — озвучив все это, Драко почувствовал, что ему стало чуть-чуть полегче. Конечно, никакое это не его желание. Как и любой уважающий себя чистокровный, он с гордостью встанет под знамена Темного Лорда, если тот вернется. Немного успокоившись, Драко требовательно махнул рукой. — Мы должны вернуться в спальню. Наверняка это опасно, тебе тоже не стоит тут оставаться, вдруг...

— Я никуда не уйду, — отрезал Гарри.

Драко несколько секунд посмотрел ему в глаза, прочел во взгляде несокрушимую решимость и, негодующе покачав головой, выбежал из комнаты.

Пусть Гарри Поттер занимается, чем душе угодно. Друзья или нет, но Драко не обязан вытаскивать его из неприятностей каждый раз. Закладывать его профессору Снейпу Драко, конечно, тоже не станет, но раз этот упрямец не хочет прислушиваться к мудрым предупреждениям — сам виноват.

На обратном пути Драко удивительно повезло: ни Филч со своей кошкой, ни кто-то из преподавателей ему по дороге не встретились.

За какой-то один вечер на Невилла навалилось столько всего, что голова шла кругом.

После ужина Малфой подкараулил его в коридоре и пальнул заклятием склеивания ног. Как назло, рядом не оказалось ни учителей, ни других гриффиндорцев, и еще какой-то участок коридора Невиллу пришлось совершенно по-идиотски пропрыгать под язвительные комментарии внутреннего голоса, после чего он наткнулся на Гарри, который, конечно, поспешил наложить контрзаклятие. Иногда Невилл задавался вопросом, когда его сокурсники успевали учить все эти дополнительные заклинания. Он сам с трудом успевал даже за основной программой профессора Флитвика.

— Спасибо, — пробормотал Невилл неловко. Буркнул, уже мрачнее: — Ненавижу Малфоя.

— О. Он сегодня, э-э, немного в расстроенных чувствах, — Гарри явно почувствовал себя неловко. Ну да, они же были друзья не разлей вода. — В этом есть и моя вина тоже, так что...

Невилл покачал головой. И нравилось же некоторым взваливать на себя чужую ответственность.

— Знаешь, — продолжил Гарри задумчиво. — Возможно, я знаю способ тебя приободрить.

А потом выяснилось, что у Гарри есть мантия-невидимка.

И что он предлагает Невиллу нарушить правила и остаться в коридорах после отбоя.

Тот ни за что бы не согласился, если бы не кипел от обиды на Малфоя и злости на самого себя. Может быть, пора уже было преодолевать собственную бесхарактерность. Завтра он должен будет сесть на Хогвартс-экспресс и отправиться к бабушке, а уж там точно о прогулках после отбоя нечего будет и думать.

Гарри привел его в комнату с большим зеркалом, причем двигался он в этой комнате с такой непринужденностью, словно это был его дом родной, да и на зеркало смотрел с нежностью. И вскоре Невилл понял почему.

На секунду он увидел там своих родителей, Фрэнка и Алису Лонгботтом, и себя рядом с ними, без шрама на лбу. Но только на секунду.

Затем в голове с неожиданной яростью взвился внутренний скептик:

"Что за чушь?! Это не может быть правдой!"

И отражение вдруг пошло рябью. А когда Невилл осмелился вглядеться в Зеркало снова, оно показывало уже совсем другую картину.

Сначала Невилл подумал, что это какой-то незнакомый человек, но затем заметил шрам на лбу, и все стало ясно. Это был он, но не он в то же время: юноша, значительно выше, очень отощавший и побледневший. На лице застыло мертвенно-надменное выражение, плечи гордо расправлены, подбородок вздернут. Руки сжимали длинную чужую палочку. Невилл встретился взглядом со своим отражением, и глаза по ту сторону зеркала вдруг сверкнули багрянцем.

Крик застрял у Невилла в горле.

Зажмурившись, он бросился прочь.

Гарри озадаченно проводил умчавшегося Невилла взглядом. Он начинал замечать некоторую закономерность. Может, это с ним что-то не так?

Гарри растерянно потер лоб и пробормотал:

— Ну не Гермионе же предлагать проверить.

Ответом ему послужил чей-то мягкий смешок.

Гарри подскочил на месте и зашарил по карманам в поисках волшебной палочки. А потом до его мозга дошло, кто именно восседает на парте у стены комнаты.

— Извини, Гарри, но я чувствую необходимость вмешаться до того, как ты приведешь сюда всю школу, — дружелюбно сообщил Альбус Дамблдор.

Гарри обескураженно молчал. Сейчас Дамблдор спросит, почему он не в постели, и вряд ли в этом случае удастся перевести стрелки встречным вопросом "а почему не в постели вы?", как советовал ему поступать Драко в затруднительном положении.

— Я думаю, излишне спрашивать, почему ты не в постели в такой час, — продолжил Дамблдор все тем же дружелюбным тоном.

Нет, еще хуже, он даже спрашивать не собирался.

Гарри запаниковал и выдал первое, что пришло на ум — встречное:

— Видимо, мне тоже не стоит спрашивать, почему не в постели вы, сэр.

О Мерлин.

Он серьезно это сказал?

Даже Сириус не поверит, когда узнает.

Гарри испуганно посмотрел на Дамблдора, но тот только рассмеялся, покачав головой. Голубые глаза за очками-половинками радостно сверкали.

— Да, Гарри, думаю, не стоит.

Спохватившись, Гарри убрал палочку обратно в карман.

Полгода в обществе других слизеринцев плохо на него влияли — почему он вообще так испугался Дамблдора? Сириус и Ремус всегда говорили о нем с большим уважением и любовью, и Гарри сомневался, что Мародеров ни разу не ловил за ночными прогулками сам директор.

Да, хорошие манеры первокурсников явно волновали Дамблдора в последнюю очередь. Он задумчиво созерцал что-то за спиной Гарри.

— Я вижу, ты уже догадался, что показывает это Зеркало, не так ли?

Ах да. Зеркало.

— Я так думал, — ответил Гарри неуверенно. — Но сейчас уже не знаю, не ошибся ли. Вы, получается, видели, как отреагировал Невилл.

— Нет-нет, Гарри, ты понял все правильно, — успокоил его Дамблдор. — Зеркало Еиналеж действительно показывает нам сокровенные желания нашей души. Но в этом и его опасность. Ты, Гарри, хочешь увидеть своих родителей здоровыми, и это очень простая и очень чистая мечта. Но есть и желания другого рода — и осознание их может больно ударить по людям определенного склада. Иногда неспособность принять свои настоящие желания сводит людей с ума скорее любых заклятий.

Гарри задумался.

Что такого страшного мог увидеть Драко? И уж тем более — Невилл?

— А вы знаете... — он запнулся, но Дамблдор понял.

— Я не знаю, что увидел в Зеркале Невилл или юный Малфой. У меня есть определенные догадки — одна вселяющая надежду и одна — напротив, — но это только догадки.

Догадки — это все-таки больше, чем ничего, тем более если это догадки Альбуса Дамблдора. Но Гарри не стал настаивать. Он понимал, что Дамблдор не сказал бы ему, даже если бы знал наверняка.

А еще — Дамблдору было известно, что вчера сюда приходил Драко?

— Вы были здесь и вчера, — сказал Гарри уверенно.

Возражений не последовало.

— И позавчера, верно, профессор?

А вот это был выпад наугад, скорее интуитивный, чем обоснованный доводами рассудка, но Дамблдор снова не возразил. Гарри вдруг вспомнил поговорку: "все коридоры Хогвартса ведут к директору". А случайно ли он нашел эту комнату?

— Признаться, сначала я был удивлен твоим выбором, — сказал Дамблдор негромко. — Среди твоих друзей Драко Малфой далеко не в первую очередь создает впечатление человека, у которого могут быть неисполнимые желания. Похоже, ты оказался проницательнее меня.

— Я не думал ни о чем таком, — возразил Гарри неловко, не желая принимать незаслуженную похвалу. — Драко мой лучший друг, естественно, я сначала подумал о нем, а не о Невилле.

Это же не было упреком, верно? Вряд ли дружная неприязнь факультета Слизерин к директору Хогвартса могла быть взаимной — Дамблдор все-таки не того масштаба человек.

Развеяв его опасения, Дамблдор кивнул.

— Дружба это всегда прекрасно. Я уверен, школьные годы Сириуса Блэка оказались бы куда более несчастливыми, не окажись рядом с ним твоего отца. Иногда, впрочем, дружба может кончиться довольно трагично, но я последний, кто осудил бы тебя за стремление верить в лучшее в людях — я и сам по-прежнему имею привычку так делать, — взгляд Дамблдора на миг затуманился, но, моргнув и снова взяв себя в руки, он продолжил: — Завтра это Зеркало перенесут в другое место.

Слова отдались в голове тяжелым чугунным звоном.

— Перенесут? Почему?

Значит, не зря он боялся... Но это же нечестно! Почему нельзя просто оставить Зеркало в покое? Разве оно кому-то мешает? Нет, наверное, просто нужно директору для других целей, но тогда...

— А куда его унесут? Как вы думаете, я мог бы...

— Нет, Гарри, — прервал его Дамблдор тихо, но твердо. — Я бы не хотел, чтобы ты когда-либо смотрелся в него снова. Мираж Зеркала Еиналеж сладок, но мечты — это всегда только мечты. В них нет правды, нет настоящей жизни...

— Я знаю! — перебил Гарри, от злости позабыв о том, кто перед ним. Его волновало только Зеркало. — Вы думаете, я могу хоть на секунду забыть о том, что мои родители никогда не покинут больницу Святого Мунго? Это же мой единственный шанс увидеть их здоровыми, как вы не понимаете?!

Дамблдор медленно покачал головой, вдруг постарев на глазах. Его голос стал глубже, печальнее:

— Понимаю ли я? Молодым свойственно забывать, что не только они терпят потери. Но Зеркало не вернет Джеймсу и Лили их здоровье, как не может вернуть мне мою семью.

Гарри будто бы выплеснули в лицо струю ледяной воды. Под прошибающим холодом осознания пламя его гнева съежилось и погасло, оставив за собой только жгучее чувство стыда.

— Я не знал, — прошептал он потрясенно. — Сэр, простите, честное слово, я не подумал об этом.

Дамблдор не выглядел рассерженным или осуждающим, и от этого чувство раскаяния сделалось еще более невыносимым. Конечно, за свою долгую жизнь Дамблдор потерял куда больше, чем Гарри мог себе даже представить — ну почему он не подумал, прежде чем говорить такое?

— Твои извинения принимаются, но мне важно не это, — от пронизывающего взгляда ярко-голубых глаз Гарри сделалось немного не по себе. — Мне кажется важным, чтобы ты понял урок, которому учит нас Зеркало Еиналеж. Как думаешь, ты будешь в порядке?

Будет ли он в порядке?

Завтра он сядет в Хогвартс-экспресс. Он поедет домой. Увидит Сириуса, который ждал его эти долгие четыре месяца.

— Да, — прошептал Гарри едва слышно. — У меня есть семья, к которой я возвращаюсь.

Дамблдор улыбнулся ему.

— Тогда тебе лучше отправиться в спальню. Боюсь, профессор Снейп не придет в восторг, если узнает, что его подающий надежды подопечный без присмотра разгуливает по школе ночью. Что бы об этом ни думал твой крестный.

Незадолго до того, когда Хогвартс-экспресс подъезжал к Лондону, Гарри плавно перетек из купе, которое делил с Драко, Крэббом и Гойлом, в купе Гермионы. Он объяснил, что пока не готов травмировать своего гриффиндорского-до-мозга-и-костей крестного триумфальным появлением в кругу товарищей по факультету, и Драко его понял. Гарри смутно подозревал, что сам Драко тоже не горит желанием предстать перед своими родителями в компании мальчика, как две капли воды похожего на Джеймса Поттера. Имели ли на этот счет какие-то соображения Крэбб и Гойл, Гарри сомневался, но Драко за четыре месяца неплохо выдрессировал их открывать рот только тогда, когда ему это нужно. Гарри такой подход не слишком одобрял — зачем дружить с людьми, которые начинают раздражать тебя с третьей реплики в разговоре? — но не мог отрицать, что в качестве группы поддержки иметь при себе двух бугаев, которые без всякой магии готовы дать твоему обидчику в зубы, было удобно.

Вообще-то, Гарри думал, что Гермиона едет в одном купе с Невиллом и немного удивился, обнаружив ее в одиночестве.

— Привет, — поздоровался он, отвлекая ее внимание от учебника трансфигурации за второй курс. Это нечестно, почему Гермиона уже грызет программу второго курса, когда у него веревки все еще извиваются на манер ленточных червей, из которых были трансфигурированы?

— Привет, — отозвалась Гермиона, закладывая книгу закладкой. Похоже, она была рада его видеть. Гарри не сказал бы, что за прошедшее время ее отношение к нему так уж сильно смягчилось. Гермиона начала видеть в нем человека, а не слизеринца, но этот человек нравился ей далеко не всегда. Сейчас Гермионе, скорее всего, просто было одиноко.

— Я думал, ты поедешь с Невиллом, — признался Гарри, усевшись напротив нее. И все-таки, часть него почувствовала облегчение: знать бы, как Невилл поведет себя с ним после вчерашнего...

Гермиона пожала плечами.

— Может быть, я тоже так думала. Но Невилл с утра сам не свой. Он такой... мрачный. В смысле, еще хуже, чем обычно.

О, если бы Гермиона знала, что Гарри приложил к этому руку, его, вероятно, вытурили бы из купе немедленно.

— Да... — сказал он напряженно. — Интересно, что с ним? Наверное, беспокоится из-за встречи с бабушкой?

И это предположение было не так далеко от правды.

Невилл Лонгботтом сидел в купе в "гордом"/удручающем одиночестве и с тяжелым сердцем ждал прибытия в Лондон. Сцена болезненно напоминала аналогичную из начала учебного года, только в этот раз отшельничество было сознательным, да Тревор нервно скакал по купе в бессмысленных попытках найти путь на волю — дверь была плотно закрыта.

Невилл не хотел ни с кем разговаривать.

Всю ночь ему снились зеленые вспышки и ледяной смех, и об этом он тоже не собирался никому говорить.

Он чувствовал себя больным и несчастным. Чувство только усилилось, когда поезд остановился, тряхнув вагонами.

Невилл протолкался сквозь толпу возбужденных возвращением домой студентов.

Бабушка ждала его на платформе.

Невилл обнял ее, потому что это, наверное, было правильным. Он правда соскучился, но собственные чувства казались ему зыбкими и фальшивыми.

Что пыталось сказать зеркало? Гарри говорил, что оно показывает желания, но Невилл совершенно точно не хотел иметь ничего общего с тем тощим бледным юношей из зазеркалья. Или он действительно ничегошеньки не понимал в своих желаниях?

— Минерва писала, ты делаешь успехи в травологии, — заметила бабушка, оглядывая его придирчивым взглядом, от которого Невилл всегда остро ощущал себя неухоженным и неопрятным. — Это надо понимать так, что по остальным предметам ты не блещешь?

Невилл неловко пожал плечами. Зачем отрицать правду?

После долгого молчания бабушка сказала:

— Твой отец тоже любил растения. Я купила саженцы паффопода, посмотришь, приживутся ли они в нашем саду.

Невилл неуверенно улыбнулся.

— Сейчас же зима.

— А для чего придумали магию, глупый мальчик?

Они пошли прочь: мимо Гермионы, взахлеб рассказывающей что-то родителям; мимо Гарри, повисшего на шее у своего крестного; мимо шумной семьи Уизли; мимо Малфоя, которого обнимала женщина с такими же светлыми волосами...

"Забудь", — сказал ледяной голос внутри него, но Невилл не понял, о чем именно тот предлагает ему забыть. Он предпочел не спрашивать.

* * *

Самую малость, но Гарри боялся возвращения домой. Он боялся, что Хогвартс что-то изменил в нем, изменил так быстро и незаметно, что обнаружится это только когда Гарри вернется домой, но не почувствует себя "дома", потому что уже стал частью совсем другого мира. Другой реальности.

Его опасения оказались напрасными.

В мире не было ничего правильнее и реальнее, чем Сириус: его крепких объятий, его теплых мозолистых ладоней, его звучного лающего смеха. Сириус совсем не изменился, разве что, как обычно, отощал за осень. Они возвращались домой на мопеде, и все, о чем думал Гарри, прижавшись к спине Сириуса и вцепившись руками в его костлявые бока: как хорошо снова оказаться дома.

Ремус не поехал на вокзал из-за неважного самочувствия — полнолуние было всего несколько дней назад, — но встретил их на пороге, осунувшийся, и тем не менее радостный. На нем была старая шерстяная мантия Сириуса — Гарри подозревал, что Сириусу удалось-таки всучить ему теплую одежду под предлогом холодов.

Снег приятно хрустел под ногами.

Весь вечер Гарри взахлеб делился своими впечатлениями о Хогвартсе. Про большинство его приключений уже было известно из писем и переговоров по сквозному зеркалу, но истории воспринимаются совсем по-другому, когда рассказываешь их вживую. Гарри рассказал про самозванное назначение себя на должность хогвартского шута; про финт Волшебной Шляпы, когда та оказалась на голове у Мальчика-Который-Выжил; про АСМР; про то, как потерял пять баллов, пытаясь протащить с урока травологии парочку волшебных бобов в кармане; про свои проблемы с трансфигурацией; про тролля; про запланированную на апрель когтевранскими старшекурсниками экспедицию на дно озера в пузыреголовом заклинании с целью изучения местной фауны и, конечно, установления дипломатических отношений с русалками; про то, что в гостиной Слизерина очень легко найти кого-то, кто согласен скоротать вечер за шахматной партией... Гарри умолчал только о трех вещах: своих отношениях с деканом, своем лучшем друге и о Зеркале Еиналеж. Он понимал, что рано или поздно наружу выплывет правда и про Снейпа, и про Малфоя, но решил не торопить события. Что до Зеркала... Нет. Это было личным.

Впрочем, Гарри как бы невзначай упомянул, что в ночь накануне отъезда профессор Дамблдор застукал его за вечерней прогулкой.

— В последний день перед каникулами? — фыркнул Сириус. — Ну ты даешь. И что? Влетело?

— Неа, — Гарри пожал плечами. — Мы просто поговорили.

— Правда? — заинтересовался Ремус. — А о чем, если не секрет?

Да уж, любопытство тут было оправданно — вряд ли такой занятой человек, как Дамблдор, болтает с каждым встречным.

— О моих родителях.

В каком-то смысле это было правдой.

Гарри посмотрел на Сириуса.

— Профессор Дамблдор сказал, что твоя юность была бы намного несчастнее без моего отца.

Тот усмехнулся, немного грустно.

— Это уж точно, — он бросил долгий взгляд на темнеющее за окном небо. Встряхнулся. — Я видел в журнале посещений, к родителям тебя пускают. Они что, не могли найти тебе в провожатые никого получше Снейпа?

Ну началось.

Гарри с крайне сосредоточенным видом добавил в свою чашку чая еще одну ложку клубнично-абрикосового варенья, чтобы дать себе время обдумать ответ. Честно говоря, он надеялся, что Сириус проявит невнимательность и не станет заморачиваться, расшифровывая корявый почерк Снейпа (как ни странно, все комментарии к домашним работам и записи на доске Снейп писал совершенно по-другому, очень разборчиво).

Помощь пришла с неожиданной стороны.

— Снейп его декан, — возразил Ремус. — И сам там частый гость. По-моему, это естественный выбор. Тем более, раз их отправляют вместе, значит, все не так плохо, верно, Гарри?

— Профессор Снейп нормально ко мне относится, — подтвердил Гарри, ни на кого не глядя. Он сосредоточенно размешивал чай. — Я же в Слизерине, помните?

— Гарри, ну не за столом же, — возмутился Сириус укоризненно, за что немедленно словил пинок от Ремуса. Впрочем, Гарри не расстроился — он прекрасно понял, что в этот раз Сириус просто постарался увести разговор от неприятной для всех темы.

Перед сном Сириус очень долго сидел на краю его кровати, сжимая руку Гарри в своей. Гарри уже снял очки, поэтому не мог как следует разглядеть выражение его лица, но тепло чужой ладони говорило лучше любых выражений.

— Ты сильно скучал без меня? — спросил Гарри, уже засыпая.

— Ты еще не уехал, а я уже скучаю снова, — ответил Сириус негромко и сжал его руку крепче.

В канун Рождества они отправились в Косой Переулок покупать подарки. Ремус уже оправился достаточно, чтобы сопровождать их, и все трое отлично провели утро в кафе Флориана Фортескью, позавтракав особым зимним мороженым с согревающим пряным сиропом. Затем они разделились, чтобы каждый смог без спешки зайти в нужные магазины.

Украшенные к Рождеству витрины яркими отсветами окрашивали скопившиеся на обочине извилистой улицы сугробы. Повсюду были развешаны гирлянды, зачарованные фигурки зверей прыгали по ветвям выставленных у дверей елок с раскидистыми ветвями, а продавцы Греющего Глинтвейна радушно зазывали в свои ларьки. В магазинчиках тут и там встречались знакомые лица: проходя мимо магазина метел, Гарри увидел разглядывающего Нимбус-2000 Симуса Финнигана, в лавке канцелярских принадлежностей его окликнула Трейси Дэвис, а в книжном он задержался, болтая с Терри Бутом, с которым они часто работали вместе на травологии.

Ломать голову над подарками долго не пришлось — у Гарри было полно идей.

Ремусу он купил рекомендованную продавцом недавно вышедшую книгу со сложным названием "Либерализация взглядов магического сообщества" — по туманному объяснению Гарри продавец решил, что у него есть магглорожденный друг, озабоченный закостенелостью взглядов окружающих волшебников, но в книге оказались разделы и про отношения с гоблинами и кентаврами, и про политическую систему, и про проблему оборотней.

Для Драко он выбрал записную книжку в толстой черной обложке с серебряными уголками и очень хорошей бумагой: раскрываясь, книжка сама вспоминала, на какой странице ты остановился, обладала встроенной проверкой правописания и — самое важное — открывалась только на голос своего владельца.

Гарри не был уверен, достаточно ли близко они приятельствуют с Гермионой и — особенно после того, что случилось, — с Невиллом, поэтому, чтобы не поставить никого в неловкое положение, ограничился большими красивыми открытками, на которых без остановки кружились снежные хлопья, а по небу время от времени пролетали не запряженные никем сани с подарками. Открытки он, воспользовавшись лежавшим на прилавке пером, подписал и тут же отправил — аренда совы в праздничное время стоила десять кнатов.

Затем Гарри все-таки пришлось остановиться и крепко задуматься. Он уже знал, что подарит Сириусу, но затруднение подступило с другой стороны.

Гарри до самого конца не был уверен, следует ли ему дарить что-то Снейпу — никогда раньше они даже письмами не обменивались, и вообще, непонятно, как его профессор отреагирует на такой жест. Не сочтет ли излишней фамильярностью?

Но, — в конце концов решил Гарри, — должны же у него появиться хоть какие-то привилегии после двух месяцев проверки домашних работ первокурсников.

Побродив немного между книжных полок — продавцы Флориш и Блоттс уже давно не удивлялись, когда люди по десять раз выходили и заходили в магазин, ничего не покупая: в конце концов, почетное звание главных постоянных покупателей держали за собой, в основном, ученики и выпускники Когтеврана, — Гарри понял, что затея с книгами бессмысленна, поскольку он не имеет ни малейшего представления о том, что есть, а чего нет в личной библиотеке Снейпа. Вместо этого Гарри обратился к беспроигрышному варианту: купил набор флаконов с индексом прочности ХХХХ — однажды он попробовал подсчитать, сколько стеклянных флаконов разбивают за неделю на занятиях зельеварения и пришел в ужас. Такой подарок точно где-нибудь да пригодится.

Потратив чуть-чуть времени на то, чтобы арендовать еще несколько сов и отправить их к адресатам — он совершенно точно не собирался взваливать столько всего на Буклю, тем более в праздник, — Гарри, наконец, отправился в последний магазин, куда ему нужно было зайти: "Волшебный зверинец".

Ранее они со всех сторон обсудили этот вопрос с Ремусом, и тот согласился, что идея, пришедшая Гарри в голову, звучит довольно неплохо. У Сириуса не было своей совы — раньше она ему была и не нужна, потому что постоянной переписки он почти ни с кем не поддерживал. Теперь же ему приходилось ждать прилета Букли, чтобы отправить Гарри письмо, а это было не слишком удобно. Да, сова была бы отличным подарком, но Гарри придумал кое-что еще интереснее.

Запах и гвалт внутри магазинчика оказались те еще, но Гарри чувствовал себя в окружении пищащих, мяукающих, каркающих, квакающих, шипящих и рычащих животных вполне спокойно — все-таки, он все детство провел практически в сердце дикой природы.

— Чем могу помочь? — поинтересовалась ведьма за прилавком, вычищая рыжую кошачью шерсть из-под своего обручального кольца. Криволапый кот, спрыгнувший с ее колен при виде посетителя, смерил Гарри тяжелым взглядом.

Через десять минут Гарри вышел из магазина, держа в руках тяжелую клетку, — как раз вовремя: Сириус и Ремус уже спешили ему навстречу.

— Ого. А это кто? — Сириус присел на корточки, чуть ли не уткнувшись носом в железные прутья.

В клетке, нахохлившись, сидел внушительных размеров ворон с лоснящимися черными перьями, длинным изогнутым клювом и светящимися умом бусинками-глазами.

— Твой рождественский подарок, — сообщил Гарри невозмутимо. — Долгожитель, непривередлив в еде, если что, позаботится о себе сам, может таскать посылки, неподъемные для сов, точно преодолеет любую непогоду, а также — предположительно — умнее нас с тобой. Это все продавщица сказала.

Ворон гордо каркнул, соглашаясь с лестными характеристиками.

Сириус восхищенно покачал головой.

— Вот спасибо. А я уж боялся, что придется вызывать моего тупого домовика таскать почту.

— Идея, кстати, здравая, — ввернул Ремус. — Кто-то же должен стирать твои носки, когда я уеду.

— Ремус, заткнись, — Сириус сделал страшное лицо, потом выпрямился, перехватывая у Гарри тяжелую клетку. — Это очень круто. А знаешь, как круто будешь выглядеть ты, когда петарды в Большой зал тебе начнет таскать огромный гаркающий ворон?

— На то и расчет, — Гарри широко улыбнулся.

Профессор Макгонагалл точно придет в восторг.

— У него есть имя?

— Конечно, — Гарри прищурился. На секунду заколебался, но потом вспомнил все идиотские шутки про Слизерин, которые Сириус когда-либо шутил, и с мстительным удовольствием заявил: — Его зовут Салазар.

Ремус торопливо отвернулся — по вздрагивающим плечам стало ясно, что шутка пришлась ему по душе.

Сириус посмотрел на Гарри со страдальческим выражением лица — кажется, это и называют взглядом побитой собаки?

— Гарри, — трагически прошептал он, — какое плохое зло я тебе сделал, чтобы заслужить такое отношение?

— Не понимаю о чем ты, — Гарри пожал плечами и беззаботно зашагал вперед.

Настроение было праздничным.

Сегодняшнее Рождество было особенным — впервые подарки, аккуратной стопкой сложенные у кровати, были не только от членов семьи, но и от друзей.

Ведь теперь у Гарри были друзья.

Гарри удивился и обрадовался, когда обнаружил, что Гермиона тоже прислала ему открытку, а к ней в придачу плитку красиво упакованного шоколада без сахара. А вот от Невилла ничего не было, но Гарри постарался не слишком из-за этого расстраиваться. Они еще успеют прояснить все недоразумения. Ремус определенно состоял в тайном заговоре с Гермионой: от него Гарри получил большой мешок шоколадных яблок — это были яблоки, заколдованные ощущаться на языке как шоколад, но при этом сохранять все свои полезные свойства.

Самым оригинальным оказался подарок Драко: это был стеклянный шарик на подставке, внутри которого в буране разноцветных снежинок вместе с горным троллем лихо отплясывали две маленькие фигурки в слизеринских мантиях. Сделана эта штука явно была на заказ. С широкой улыбкой Гарри поставил шарик на книжную полку над своей кроватью. Память о подвиге.

Когда Гарри разворачивал последний сверток — подарки Сириуса он старался оставлять напоследок, — в открытое окно влетела взъерошенная бурая сова, уронила что-то на его постель и сразу же вылетела прочь, даже не оставшись передохнуть или хотя бы выпить воды. Заинтригованный, Гарри вскочил с пола и взял в руки конверт. На желтоватой бумаге не было ни слова, поэтому он торопливо залез внутрь и вытащил оттуда пергамент странно знакомого вида. Не без удивления Гарри обнаружил, что это его эссе по Зельеварению — они сдавали это задание в последний учебный день перед каникулами.

Под последней строчкой было выведено: "Превосходно".

И все — ни записки, ни пожелания счастливого Рождества.

Несколько секунд Гарри озадаченно смотрел на свое эссе, а потом, не выдержав, рассмеялся. Да уж, Снейп и в Рождество Снейп. Зато теперь не нужно переживать о своей оценке до конца каникул — тема была непростой, поэтому Гарри слегка беспокоился за эту работу.

Рождественское утро прошло не хуже вчерашнего: в Доме-на-отшибе стояла оживленная и радостная атмосфера. Букля и Салазар, пока еще только привыкая друг к другу, кружили вокруг рождественской ели: та была серебристо-зеленой, но Сириус уравновесил это "торжество слизеринского безобразия" золотыми и красными гирляндами. Окна в честь праздника хлопали не беспорядочно, а отчетливо выстукивали ритм рождественского гимна.

Гарри сидел за столом в своем новом бирюзовом джемпере, вывязанный на котором снитч периодически оживал и начинал порхать по ткани — подарок Сириуса, — и жевал яблоко — подарок Ремуса, — слушая, как взрослые обсуждают его рассказ про трехголового пса.

Из-за эпопеи с Зеркалом у Гарри из головы совершенно вылетела вся история с запретным коридором, и он вспомнил о ней только теперь. К сожалению, ни у Сириуса, ни у Ремуса не нашлось идей, как можно обойти злобную трехголовую псину, если, конечно, не считать совета Сириуса уже сейчас начать попытки стать анимагом и надеяться, что твоя анимагическая форма тоже окажется псом — так сказать, по семейной традиции.

— Но это интересно, — заметил Ремус. — Дамблдор не стал бы просто так держать в Хогвартсе такого опасного зверя.

— Точно. В наше-то время ограничивался оборотнем в Визжащей Хижине.

Ремус, словно не слыша, продолжил:

— Собака что-то охраняет, но почему это что-то должно быть в Хогвартсе?

— А где? Гоблины, похоже, теряют хватку. Помнишь, летом кто-то вломился в Гринготтс.

Гарри вспомнил, как удивился в июле Сириус, прочитав в газете заметку о неудавшемся ограблении. Тогда крестный поспешно успокоил его тем, что даже если какие-нибудь прохвосты выведут из банка все золото, Сириус запросто сколотит еще одно состояние на распродаже всего хлама, что валяется в доме его семьи, и Гарри вскоре забыл об этой истории.

Ремус нахмурился, припоминая.

— И содержимое взломанного сейфа как раз забрали накануне, да?

Они с Сириусом обменялись задумчивыми взглядами.

— Хотите сказать, у собаки та вещь, что была в сейфе? — уточнил Гарри, чтобы убедиться, что правильно понял их выводы.

Драко как-то пожаловался, что когда родители говорят о чем-то действительно важном, его выдворяют из комнаты, и приходится идти на ухищрения вроде подслушивания под дверью или допроса с пристрастием эльфа-домовика. Гарри был рад, что Сириус придерживался на этот счет ровно противоположного мнения: чем больше ребенок знает, тем меньше шансов, что любопытство заведет его куда не следует.

— Мы этого не знаем, — возразил Ремус.

— Но вполне возможно, — добавил Сириус, поднимаясь из-за стола. — В любом случае, только не лезь к той псине в зубы, ладно? Захочешь поиграть с собакой, лучше напиши мне. А я пойду черкну пару ответов — проверим, как Салли справляется со своими обязанностями.

Он подхватил со стола пачку открыток и, дождавшись, пока ворон приземлится на его плечо, потопал наверх.

Гарри порадовался, когда понял, сколько поздравлений получил Сириус. Похоже, Ремус сдержал свое слово и действительно заставил Сириуса прекратить свою политику изоляции. Это было особенно важно, учитывая, что с наступлением нового года сам Ремус собрался уезжать — по его словам, в путешествие, но, вероятно, на очередные поиски работы: в новый год с новыми надеждами.

Что касается надежд самого Гарри, чем больше он об этом думал, тем сильнее таинственный люк под лапами трехголового пса разжигал его любопытство. Должен быть какой-то способ его обойти. Осталось этот способ отыскать.

Похоже, на какое-то время ему следовало перебраться ночевать в библиотеку Хогвартса.

Вечером 31 декабря 1991 года Невилл Лонгботтом сидел в своей комнате и переводил взгляд с открытки, присланной ему Гарри Поттером, на окно. И там, и там шел снег, но в одном случае — мягкого голубоватого оттенка, нарисованный, а в другом — колючий, белый и настоящий.

Только неимоверным усилием воли Невилл не позволил своему внутреннему параноику однозначно убедить его в том, что Гарри нарочно решил сыграть с ним злую шутку накануне каникул. В пользу этой теории говорило многое, но Невилл все равно не хотел верить. Это было бы слишком больно.

"Правда не изменится от того, что ты ее боишься", — снова и снова язвил внутренний голос. У него был аргумент почти на все, и каждое логическое построение вело к одинаковому итогу: Мальчик-Который-Выжил был обречен на одиночество.

Бабушка меня любит — "С чего ты взял?" — Она сказала, что гордится тем, что я оказался в Гриффиндоре — "Посмотрим, как она будет гордиться после результатов летних экзаменов".

Гермиона прислала мне подарок — "Маггловские безделушки, отправленные из жалости" — Но она общается со мной в школе — "Все еще из жалости и потому, что другие ее не выносят" — Я отлично ее выношу — "Но тебе-то она не ровня".

Гарри отправил мне открытку, несмотря ни на что — "Как настоящий слизеринец, он хочет использовать Мальчика-Который-Выжил" — Но он помогает мне — "Чтобы выглядеть лучше в глазах других".

И так всегда.

Отложив, наконец, открытку, Невилл встал со стула и, подойдя к окну, приложился к холодному стеклу лбом, успокаивая дергающий шрам. До этого года след, оставленный Тем-Кого-Нельзя-Называть, вел себя как обычный старый шрам, и лишь после того, как Невилл оказался перед странным зеркалом, тот начинал время от времени жечь или наливаться болью. Невилл только надеялся, что это не симптом какой-то смертельной и неизлечимой болезни.

За окном было темно, и только влетающие в стекло мелкие недружелюбные снежинки выделялись на фоне общего сумрака. Что же все это значит? Невилл не хочет на самом деле становиться тем юношей с красными глазами, ведь так?

"Ты боишься, боишься, боишься посмотреть правде в глаза."

Невилл тяжело вздохнул.

В дальнем конце укрытого мраком и снегом сада выступали очертания миниатюрной теплицы, которую бабушка соорудила для него, чтобы Невилл смог возиться с растениями даже в разгар зимы. Завтра он проверит, как поживают ростки паффопода.

А снег все падал и падал.

— Мне кажется, это ты боишься поверить хоть кому-то, — сказал Невилл тихо, не зная наверняка, к какой из своих сторон обращается.

Ответом ему было яростное шипение.

Остаток каникул пролетел незаметно: Гарри и глазом моргнуть не успел, как снова оказался на платформе 9¾. В этот раз Ремуса с ними не было, и Гарри гораздо сильнее ощущал угрызения совести при мысли, что оставляет Сириуса одного. Другая часть него, однако, стремилась в Хогвартс: Гарри соскучился по друзьям, соскучился по урокам и преподавателям, и по самому замку, который так быстро стал для него вторым домом. Забраться бы поскорее в огромное кожаное кресло перед камином с учебником и слушать краем уха, как слизеринцы постарше обмениваются последними сплетнями, а Драко хвастается чем-нибудь перед Паркинсон...

— Запомнил про собаку? — спросил Сириус на прощание, как бы на всякий случай.

— Не лезть в зубы, — отчитался Гарри. Конечно, он не полезет. Сначала найдет, как эти зубы обезвредить.

— Точно, — Сириус притянул его к себе, и по тому, как судорожно его рука на мгновение сжала мантию Гарри, тот понял, каких трудов крестному стоит сдерживать свою тоску перед разлукой.

— Я приеду на Пасху, это совсем скоро, — пообещал Гарри, надеясь хоть немного его успокоить.

— Ага. Беги на поезд, пока он не ушел без тебя.

Гарри махал Сириусу из окна до тех пор, пока платформа не скрылась из виду.

После этого он подхватил свой тяжеленный чемодан и отправился на поиски Драко.

Как выяснилось позже, каникулы не пошли Драко на пользу. Гарри не знал, что уж там происходило у него дома, но его друг вернулся оттуда с еще более самодовольным и боевым настроем, чем раньше. Его неприязнь к Невиллу тоже возросла многократно.

Однажды Гарри, не выдержав, все-таки спросил прямо, в чем вообще проблема, на что Драко только пожал плечами и ответил, что его бесит, когда всякие ничтожества купаются в славе и почете ни за что. На взгляд Гарри, Невилл меньше всего походил на человека, который наслаждается своей славой, но переубедить Драко всегда было задачкой не из легких — он умел заговаривать зубы так мастерски, что только через полчаса после того, как ты согласился с ним по всем пунктам, до тебя доходило, что все его аргументы, если выкинуть обертку красивых слов, яйца выеденного не стоили. О да, Драко определенно ждала большая карьера в Министерстве магии.

Рано или поздно все это просто не могло не закончиться какой-нибудь некрасивой историей и, разумеется, так оно и случилось.

* * *

Дни в Хогвартсе тянулись довольно безрадостно. Стоило Невиллу снова оказаться под каменными сводами замка, как вернулись и ночные кошмары. В них он видел перед собой руки с бледными длинными пальцами. Пальцы крепко сжимали волшебную палочку, из которой вдруг без предупреждения вырывалась вспышка зеленого света, в которой таяла комната вокруг и родители Невилла. А когда тот, ослепленный, отворачивался, то оказывался лицом к лицу со старинным зеркалом, в котором видел уже известного ему взрослого себя-не себя, и со страшным осознанием того, кто же сейчас использовал смертельное проклятие, Невилл просыпался, ощущая болезненное жжение во лбу. Он несколько раз подумывал обратиться к мадам Помфри за снотворным, но так и не решился — вдруг она начнет задавать вопросы, а он не сможет убедительно солгать? Врал он все так же плохо: заикался, сбивался и молча краснел при любой попытке.

Из-за постоянного недосыпания на уроках Невилл был еще невнимательнее обычного: за первую неделю он успел получить отработку у профессора Снейпа и еще одну — не такую ужасную, но все-таки, — у профессора Синистры за опрокинутый и разбитый телескоп. Гермиона никак не могла взять в толк, что с ним происходит и почему он все время такой измученный, но Невилл отмалчивался — просто не мог рассказать ей про Зеркало, как и про свои кошмары. А кто сможет признаться в том, что ему снятся сны, где он своими руками убивает собственных родителей?

По схожим причинам Невилл так и не смог заставить себя поговорить с Гарри. Тот сам пытался сделать это несколько раз, но даже его терпение не было безграничным — наверняка уже скоро ему надоест, и Невилл испытывал по этому поводу смешанные чувства облегчения и тоски.

А одним утром, когда Невилл сидел в Большом зале и без аппетита ковырялся ложкой в овсянке, скользя рассеянным взглядом по преподавательскому столу, он вдруг отчетливо услышал:

"Философский камень."

— Что? — спросил он растерянно.

— Что? — непонимающе переспросил сидящий рядом с ним Рон.

Невилл покачал головой.

И что это было?

"Я ничего не говорил", — сварливо отозвался внутренний голос.

Это было странно — раньше тот никогда не отпирался и не отнекивался от своих слов.

"Говорю же, это не я."

"А, да забудь."

В последнее время разговоры в голове Невилла все больше напоминали полноценные диалоги с незримым собеседником, а не внутренние споры с самим собой. И это тоже пугало.

— Эй, Лонгботтом, — окликнул его проходящий мимо Малфой. Невилл мысленно застонал. Да что же за день такой? — Пытаешься порадовать всех перед Днем Святого Валентина и уморить себя голодом?

— Тебе-то какое дело, сколько он ест? — недовольно откликнулся Рон, за что Невилл немедленно почувствовал прилив благодарности. Он так и не подружился со своими соседями по спальне, но если что-то неприятное происходило в их присутствии, те обычно вступались.

Малфой смерил Рона презрительным взглядом.

— А ты куда лезешь, Уизли? Надеешься, что поделятся кнатом-другим из фонда пожертвований военным сироткам?

Рон побагровел.

"Да скажи ты хоть что-нибудь, пугало для битья."

Не выдержав, Невилл обернулся.

— Чего тебе нужно, Малфой?

Малфой, как будто, только этого и ждал: на его губах заиграла гадливая ухмылка. Он что-то задумал, но что?

Ответ пришел сразу же.

— Не хочешь показать, на что все-таки способен Мальчик-Который-Выжил? Можем устроить в полночь. Или ты растерял все навыки с тех пор, как вылез из колыбели?

Он что, сейчас предлагает магическую дуэль? Серьезно?

Да Малфой совсем из ума выжил. И какая муха его укусила? Мало, что ли, издевок в коридорах? Можно подумать, Невилл и так не понимает, что в схватке один на один у него ни шанса нет.

Невилл открыл рот, чтобы попросить Малфоя найти себе другого дурака, но его опередил Рон, стукнувший кулаком по столу и без колебаний заявивший:

— Отлично! Я буду его секундантом. Невилл тебя так отметелит, что Снейпу придется собирать твои гнилые ошметки по всему замку.

Невилл уставился на него с ужасом и потрясением. Какого...

Малфой фыркнул.

— Держи карман шире. Значит, в полночь, в трофейном зале.

Невилл беспомощно поискал глазами Гарри. Если кто-то еще мог остановить творящееся безумие, так это он.

К его удивлению, Гарри нашелся неподалеку, причем у гриффиндорского стола: сблизив головы, они обсуждали что-то с близнецами Уизли.

— Эй, Поттер! — громко окликнул его Малфой. — Будешь моим секундантом?

— Конечно! — отозвался Гарри немедленно, вскидывая голову. — А с кем?

Тут он заметил выражение лица Невилла и вздрогнул, но либо решил, что отступать поздно, либо ему все-таки было все равно. Попрощавшись с близнецами, он бросил быстрый взгляд на Невилла и вместе с Малфоем отошел к своему столу.

— И о чем это Поттер говорил с Фредом и Джорджем? — протянул Рон задумчиво. И это сейчас его больше всего волнует?!

Невилл, не выдержав, возмутился:

— Зачем ты это сделал? Я же в жизни не побью Малфоя!

— Да брось, — Рон махнул рукой. Он выглядел слегка смущенно, словно и сам понимал, что вспылил и хватил лишку, но отступать не хотел. — Нет, ты видел его самодовольную морду? Я уверен, сам он в жизни не сражался на магической дуэли, боялся ручки запачкать, так что, ну, вы будете на равных условиях. И в одном он вообще-то прав: ты победил Сам-Знаешь-Кого, неужели какому-то Малфою не наваляешь? Гриффиндорец ты или нет?

"И знаешь, он прав. Кто там недавно хвастался, что бабушка гордится своим внучком-львенком?"

Я тебя ненавижу, — подумал Невилл расстроенно. Как будто бы он победил Того-Кого-Нельзя-Называть своими силами, а не по какому-то странному стечению обстоятельств.

Но теперь-то что делать? Рон решил все за него.

— Пойду напишу официальный вызов на дуэль, — пробормотал Невилл мрачно. Бабушка еще давно озаботилась тем, чтобы вбить ему в голову все эти кодексы чести чистокровных волшебников.

— Зачем? — удивился Рон. — Мы же просто школьники.

Хотя Уизли тоже были чистокровными, похоже, в их семье воспитание было совсем другим. Рону можно только позавидовать.

— Дуэль это дуэль, — не то, чтобы Невилл сам горел желанием это делать. С тяжелым сердцем он встал из-за стола.

Деваться некуда.

Когда пришло письмо, Драко в очередной раз рассказывал историю с вызовом на дуэль — на этот раз для только что подтянувшегося Забини. Из всех присутствующих лишь Гарри чувствовал себя откровенно неуютно — остальные или восхищенно смотрели на Драко, или демонстрировали полное равнодушие, как уткнувшийся в учебник истории Нотт. Впрочем, теперь в это общество все-таки внесли долю здорового скепсиса.

— И ты серьезно пойдешь ночью биться с Лонгботтомом на дуэли? — Забини недоверчиво выгнул брови.

— Конечно! Драко от него места мокрого не оставит! — возбужденно выкрикнула Паркинсон. Крэбб и Гойл одобрительно закивали.

Малфой развел руками:

— Похоже, у публики однозначное мнение на этот счет.

— А по-моему, бредовая затея, — Забини пожал плечами. — Кто бы там кого ни побил, вас точно застукает Филч.

— К тому же, он все-таки Мальчик-Который-Выжил, — шепотом поддержала его Гринграсс. — Вдруг ты его проклянешь, а проклятие как возьмет и отрикошетит?

— Да ничего вы не понимаете! — замахала руками Паркинсон. Ей явно пришлась по душе роль глашатая Малфоя. — Этот Лонгботтом рядом с Драко просто ничто. А если поймают, так профессор Снейп все уладит. Драко и Поттер ведь его любимчики.

Гарри, не удержавшись, хмыкнул. Он не сомневался, что если Снейп однажды застукает его за ночной прогулкой, ему придется оттирать грязные котлы до самой Пасхи, и никакое звание любимчика тут не поможет. Хотя сейчас это все равно не имело никакого значения.

Из всех присутствующих только Гарри знал, что Драко и не собирался появляться на дуэли. План был таков: после ужина Драко пошлет Филчу анонимную записку с временем и местом, после чего Филч, разумеется, примчится в трофейный зал, и Невилл получит очередную порцию неприятностей. Вполне слизеринский способ разобраться со своим неприятелем.

Гарри, в свою очередь, планировал около одиннадцати вечера выскользнуть под мантией из подземелий, подкараулить Невилла у гостиной Гриффиндора и объяснить ситуацию. В итоге единственным пострадавшим окажется напрасно подорвавшийся со своего места Филч, и уж ему-то Гарри сочувствовать не собирался — не было в замке другого человека, который вызывал бы у детей такую дружную неприязнь.

Как это обычно бывает с планами, которые звучат очень хорошо и очень продуманно, и план Драко, и план Гарри провалился, даже не успев начаться.

В гостиной возникла группа второкурсников, один из которых подошел к ним и протянул Драко письмо:

— Тебе тут просили передать, Малфой.

Драко, тщательно замаскировав удивление, буркнул что-то благодарное и, оглядев конверт со всех сторон, сломал печать. Гарри немедленно перегнулся через его плечо. Это явно было не письмо из дома, так что он решил, что имеет на это полное право — друзья они или нет?

"Я, Невилл, наследник Благородного и Древнейшего Дома Лонгботтомов,

принимаю вызов на магическую дуэль от Драко, наследника Благородного и Древнейшего Дома Малфоев,

которая произойдет сегодня в полночь, двадцатого числа первого месяца,

в Зале трофеев Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.

1992 год."

— Что там? — спросила Паркинсон нетерпеливо.

— Ничего особенного, — Драко торопливо свернул пергамент прежде, чем в него успел заглянуть кто-то еще. Гарри заметил, что пальцы у него слегка подрагивали. — Профессор Снейп сказал подойти по поводу моего эссе. Не буду заставлять его ждать. Поттер, сходи со мной? При тебе он точно занудствовать не станет.

Гарри кивнул, понимая, зачем это все затевается.

Они вышли из гостиной и углубились в подземелья, пока Драко не нашел закуток, показавшийся ему достаточно тихим и уединенным.

— Что за черт! — прошипел он рассерженно, напоминая потревоженную змею. — Этот кретин Лонгботтом — кто вообще составляет официальные вызовы раньше четвертого курса?

Гарри пожал плечами.

— Я правильно понимаю, что...

— Теперь я не могу отказаться, не уронив честь моего Дома, — закончил Драко мрачно. — И надо же ему было все испортить!

Гарри многозначительно промолчал.

— Нас наверняка застукают, — простонал Драко, ударив кулаком по стене. Покосился на Гарри. — И чего ты так смотришь?

— Думаю, говорить тебе "я же говорил" или нет, — Гарри тоже привалился к стене. Он лихорадочно соображал, можно ли как-то выкрутиться из ситуации.

— Что ты мне говорил?

— Что не нужно делать то, за что ты не готов отвечать, если все покатится к черту.

Это был бы хороший урок для Драко, но было слишком много "но".

Во-первых, если их действительно поймают — а Гарри в этом почти не сомневался, ведь магические дуэли не могли проходить бесшумно, даже если сражаются не Дамблдор с Гриндевальдом, а два неумелых первогодки, — то поймают всех, включая Невилла и самого Гарри.

Во-вторых, если дуэль состоится, Драко точно разнесет Невилла, а у того и так огромные проблемы с чувством собственного достоинства. Это будет больно во всех смыслах.

В-третьих, если Драко попадет в неприятности из-за дуэли, он только больше обозлится на Невилла и может выкинуть еще что похлеще.

Нет, нужно было что-то придумать. Хорошо хоть Драко не успел отправить записку Филчу.

— Злорадствовать это не по-дружески, — сообщил Драко обиженно, не найдясь с контраргументом.

Да, пожалуй. Но насколько по-дружески позволять друзьям совершать глупые ошибки? Раз уж на то пошло...

— Слушай, Драко, — Гарри задумчиво потер лоб. — А если я окажу тебе одну дружескую услугу, ты окажешь дружескую услугу мне в ответ?

* * *

Остаток дня Рон, ощущая свою ответственность за импульсивное согласие, провел с Невиллом, выуживая из памяти ценные советы, которые могли бы пригодиться в предстоящем столкновении. Невилл сомневался, что советы от того, кто сам в дуэлях ни разу не участвовал, могут как-то помочь, но не идти же, в самом деле, к профессору Флитвику. Да и он сейчас был благодарен любой поддержке.

А к вечеру обо всем узнала Гермиона.

Невилл предпочел бы, чтобы она вообще не слышала о дуэли — в ее реакции сомневаться не приходилось, иначе Невилл уже давно попросил бы попробовать научить его хоть какому-нибудь защитному заклинанию. Пока же он предполагал, что будет вынужден кидаться в Малфоя снопами искр в надежде поджечь ему мантию, прятаться от ответных выпадов за стендами с наградами и в крайнем случае последовать совету Рона и пнуть Малфоя в живот. Он переворошил все свои конспекты по Заклинаниям, но полезных для реального боя вещей там было мало, и те же воспламеняющие чары у Невилла выходили через раз.

Они с Роном сидели у камина, ожидая, пока народ начнет расходиться по спальням, когда портрет Полной Дамы отодвинулся, и в гостиную ворвалась Гермиона с сумкой под мышкой и очень нехорошим выражением лица.

— Это правда? — осведомилась она требовательно, подлетая к Невиллу. — Парвати сказала, что ты ночью собираешься драться с Малфоем. Это правда или нет?

Невилл с несчастным видом кивнул. Гермиона чуть не задохнулась от возмущения.

— Но дуэли ведь против правил! Не говоря о том, что это будет ночью! И не говоря о том, что Малфой наверняка просто хочет выманить тебя и натравить Филча или учителей! Вы получите отработки, и потеряете кучу баллов Гриффиндора, и... И... И может, вас вообще исключат!

Невилл кивнул с еще более несчастным видом. Обо всем этом он тоже уже успел подумать. Но что делать?

— Малфой не сможет не прийти, Невилл послал официальный ответ на вызов, — возразил Рон, хмурясь. Они с Гермионой мягко говоря не ладили. — В смысле, нормальный человек, может, и плюнул бы, но этот хмырь Малфой помешан на традициях.

— Это в любом случае огромная глупость! — Гермиона смерила Рона негодующим взглядом и снова повернулась к Невиллу. — Дуэль! Как тебе такое в голову пришло?

— Мне не приходило, — вяло защитился Невилл. — Это Малфой ко мне пристал.

— Но ты же мог не соглашаться!

— Я и не соглашался...

Рон нервно кашлянул.

— Я... немного согласился за него.

— Рональд Уизли! — последний раз Гермиона выглядела такой рассерженной, когда из-за матча по квиддичу отменили дополнительные занятия по Трансфигурации. Невилл поежился. — Если самому ровно не сидится, может, хотя бы других не будешь втягивать в неприятности?!

— Как будто тебе не все равно! — Рон тоже начал заводиться. — Только о баллах и волнуешься! Раз вы с Невиллом друзья, сама бы давно могла поставить Малфоя на место, уж тебе-то это точно по силам. Или ты слишком занята зубрильской болтовней со своим любимым слизеринцем Поттером? Сравнили уже свою домашку по астрономии?

На мгновение Гермиона потеряла дар речи от возмущения. Невилл закрыл лицо руками. Он ненавидел, когда люди ругаются.

— Перестаньте, — попросил он жалобно. — Гермиона права, я не должен был связываться с Малфоем. Но Рон тоже прав, теперь уже ничего не сделаешь.

— Я иду с вами, — сказала Гермиона резко.

Невиллу показалось, что он ослышался.

— Чего? — переспросил Рон недоверчиво, испытывая, должно быть, схожие чувства.

— Чего слышал. Вы двое ни за что этого не сделаете, но я просто скажу Малфою, что если он не прекратит весь этот балаган, я немедленно зову профессора Макгонагалл. И я на самом деле это сделаю, если никто так и не проявит хоть капельку здравомыслия. И только попробуй еще раз сказать, что мне все равно!

Невилл посмотрел на Гермиону сквозь просвет между пальцами. Это звучало... скорее наивно, чем обнадеживающе. Но в то же время он испытал всплеск настоящего счастья. Даже Гермиона не сможет вытащить его из неприятностей, но теперь-то никакой внутренний голос не будет иметь права настаивать на том, что она просто иногда помогает ему с домашкой из жалости.

Они дождались, пока в гостиной не осталось никого, кроме близнецов Уизли и Ли Джордана, которых уж точно не могло возмутить их намерение улизнуть в коридор после отбоя, и медленно, замирая от каждого шороха в сумрачном замке, направились к Залу трофеев. Один раз они чуть не попались идущему куда-то профессору Квиреллу, но Рон вовремя утянул их в пустой класс. От нервов у Невилла начало дергать шрам, но за пятнадцать минут до назначенного часа они, наконец, оказались в нужном зале.

Время тянулось медленно. Невилл все время беспокойно прислушивался — не доносятся ли шаркающие шаги Филча? Но Филч не шел — видимо, пока что патрулировал другую часть замка. Не шли, однако, и Малфой с Гарри. Прошло пять минут.

Десять.

Тринадцать...

— Осталось две минуты, — сказал Рон, и в его голосе впервые прозвучало сомнение. — Но Малфой же не может не прийти, да?

— А я вам говорила, — отозвалась Гермиона язвительно. Она рассматривала таблички рядом с наградами, но нервно переминалась с ноги на ногу, тем самым выдавая свою тревогу. — Конечно, он не придет! Малфой мерзавец, но не дурак.

— Он должен прийти, — пробурчал Рон. — Наверняка просто хочет козырнуть пунктуальностью.

Оставалась одна минута.

И наконец, в отдалении часы пробили полночь.

— Теперь-то мы можем пойти назад? — мрачно осведомилась Гермиона. Она повернулась, чтобы сказать что-то еще, но тут же осеклась и ахнула. Невилл и Рон тоже замерли на месте, изумленно наблюдая, как из ниоткуда в середину Трофейного зала вплывает чья-то фигура.

Сперва щель в пространстве приоткрыла ноги, затем пошла выше, демонстрируя школьную мантию с нашивкой в виде змеи на груди.

— Рад приветствовать вас в этот вечер, уважаемые господа и дамы, — сообщила обезглавленная фигура таинственным шепотом.

И только затем капюшон невидимости спал с головы.

С виноватой улыбкой посреди витрин с трофеями стоял Гарри Поттер.

План, с какой стороны ни посмотри, казался замечательным. Как секундант, Гарри имел полное право выступить вместо Драко — только и нужно было соврать, что тот плохо себя чувствует. Взамен он заставил Драко пообещать оставить Невилла в покое до конца года, и после такого ему точно будет очень неудобно нарушить слово. Кроме того, Гарри, конечно, не собирался поддаваться, но он сможет хотя бы постараться сделать так, чтобы поражение Невилла не выглядело слишком унизительным.

В общем, все казалось идеальным.

К сожалению, судя по реакции гриффиндорского трио, они так не считали. Уизли выглядел озадаченным. Невилл смотрел очень мрачно. Гермиона

...которой, к слову, здесь быть не должно...

явно боролась с желанием кого-нибудь задушить. Вероятнее всего, кого-то конкретного.

Гарри вздохнул. Пора было запомнить, что его красивые жесты никто здесь в должной мере оценить неспособен.

— А где Малфой? — Уизли первый нарушил гнетущее молчание.

— Малфой заболел, я вместо него, — ответил Гарри с непроницаемым лицом. — Так что, в общем, вы все можете быть свободны, мы с Невиллом и вдвоем разберемся. А то я, знаете, чувствую себя слишком в меньшинстве.

Чем меньше народу увидит поражение Невилла, тем лучше для него, так?

Невилл слегка втянул голову в плечи.

Рон нахмурился, колеблясь.

Гермиона громко хмыкнула.

— Я так не думаю.

Ну кто бы сомневался.

— Это еще почему?

Что Гермиона вообще здесь забыла? Вот уж кого до этого вечера даже представить было сложно вне спален после отбоя.

— Из-за ваших глупостей я все еще не в постели. Раз уж я все равно здесь, то собираюсь по крайней мере получить интересный опыт, — Гермиона с вызовом скрестила руки на груди. Уизли и Невилл наградили ее одинаково удивленными взглядами.

— Поверить не могу, что ты не в Когтевране, — пробормотал Гарри, испытывая смесь раздражения и восхищения.

Разумеется, после этого Уизли заявил, что тогда и он остается. Ну и ладно. Основной план не меняется. Гарри просто даст Невиллу показать все, на что тот способен, потом выбьет палочку у него из рук и закончит на какой-нибудь веселой ноте вроде "ты хорошо постарался" или "вау, еще немного, и я бы продул".

Гермиона и Уизли отступили к стене, чтобы не мешать им. Гарри вытащил палочку и церемонно поклонился. Ему еще не приходилось сражаться на дуэлях, и он особо ими не интересовался, но успел изучить нужный раздел в книге, которую одолжил ему Драко. А вот Невилл, хоть и двигался неловко, уверенно знал все ритуальные движения. Но что Гарри не нравилось, так это не покидавшее его лица угрюмое выражение. Чем он так недоволен? Драко нет, они вообще могли бы превратить все это в дружескую потасовку, если бы Невилл перестал, наконец, дуться на него ни за что.

Невилл атаковал первым — Гарри без труда отразил слабенькое режущее заклинание, затем еще одно. Третье даже не понадобилось блокировать: оно развеялось в воздухе, даже не достигнув цели. С каждым неудачным залпом губы Невилла сжимались все сильнее и сильнее. Щеки раскраснелись.

— Инсендио! Инсендио! Инсендио!!!

Гарри выпустил Агуаменти, потушив занявшееся было на деревянном постаменте пламя, хотя и не сомневался, что то немедленно потухло бы через пару секунд и без его вмешательства. Отпрыгнул в сторону, уходя от следующей атаки, снова выставил блок...

— Почему ты не нападаешь?! — выкрикнул Невилл, явно не заботясь, прибежит на шум какой-то там Филч или нет. Верно, что такое школьный завхоз рядом с Мальчиком-Который-Выжил?

Невилл побагровел еще сильнее. Его пальцы, сжимающие палочку, побелели от напряжения. Да в чем дело?

— Эй, ну полегче, — Гарри пригнулся, и очередное режущее пролетело над его головой. Сзади ничего не разбилось, так что вряд ли оно пролетело сильно далеко. — Ты не слишком нервничаешь?

Запоздало он осознал, что это прозвучало слегка похоже на издевку. Невилл посмотрел на него чуть ли не с ненавистью.

— Хватит надо мной смеяться! Диффиндо!

— Протего! — на этот раз Гарри почувствовал, что для отражения заклятия потребовались некоторые усилия. Похоже, Невилл не на шутку разозлился. — Когда это я над тобой смеялся?

Слышать такое было не слишком приятно. Гарри не хотел никого тыкать носом в свои заслуги, но вообще-то за этот год он сделал для Невилла ой как не мало.

— Ты забрал мою напоминалку! Ты отвел меня к этому странному Зеркалу! Что ты еще задумал со своим Малфоем?!

Гарри потерял дар речи от возмущения. Серьезно?!

Он едва успел вовремя отразить следующий выпад, а затем уже сам вскинул палочку и выкрикнул заклинание, которому научил его Сириус:

— Экспеллиармус!

Красный луч, вырвавшийся из кончика его палочки, вырвал оружие из рук Невилла и даже слегка оттолкнул его, от чего он потерял равновесие и рухнул назад. Гарри отступил на шаг, переводя дыхание — заклинание было не его уровня, и он мало практиковался: чудо, что вообще сработало.

— Ничего из перечисленного я не делал с целью насолить тебе, — сказал Гарри ровно, немного отдышавшись. Часть него требовала немедленно протянуть Невиллу руку и помочь подняться, но другая часть взбунтовалась, уязвленная несправедливой обидой. Гарри обернулся на Гермиону: а она что скажет?

Но от расшифровки хмурых бровей подруги его отвлекло движение в дверях. Гарри чуть не выронил палочку от удивления: торжественной походкой в Трофейный зал вплывал Драко Малфой.

* * *

У Драко было много времени, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию.

Разумеется, про ответственность за свои поступки Гарри наговорил ерунды — суть настоящей хитрости и заключалась в том, чтобы любыми средствами избежать наказания за свои ошибки. Но Драко не мог не признать, что итоговому решению не хватало... изящности.

Да, Гарри взял ситуацию в свои руки и предложил выход, который вроде как приносил выгоду обоим: Драко махом избавился от всех проблем с ночной дуэлью, а Гарри выторговал полгода спокойствия для своего драгоценного Лонгботтома — непонятно, правда, зачем ему это нужно, но у всех свои планы. А с Драко не убудет, если он несколько месяцев погоняет какого-нибудь другого дрожащего неудачника.

Но все-таки, это целиком и полностью была инициатива Гарри. Он все это придумал, он все это исполнял, а Драко остался как бы и не при делах. И это был первый недостаток.

Во-вторых, пока Гарри рылся в его книге "Кодекс магических дуэлей", Драко неожиданно засомневался, можно ли так попустительски к этим дуэлям относиться. Первокурсники Хогвартса они или нет, но в его жилах текла кровь древнего и благородного Дома Малфоев. Да и Лонгботтомы, если уж на то пошло, входили в список Священных Двадцати Восьми. Неужели мелкие школьные интрижки были выше вековых традиций?

В-третьих, — и это Драко обнаружил уже после того, как Гарри в своей мантии-невидимке бесшумно выскользнул из спальни, — он волновался. Не за исход глупой дуэли, конечно — Гарри был в сто раз сильнее Лонгботтома, — а за самого Гарри.

В Хогвартсе Драко впервые за всю жизнь обрел настоящего друга — кого-то, кто был равен ему по уму и способностям. Это было важнее его надуманной вражды с Мальчиком-Который-Выжил, подстегиваемой неуверенностью в себе после того случая с Зеркалом и раздраженным напутствием отца "Если кто-то настолько не дает тебе жить, то расправься с ним, а не жалуйся мне в тридцатый раз за день, Драко".

Да и не факт, что их бы поймали.

Драко может в два счета разделается с Лонгботтомом, а потом они с Гарри спрячутся под мантией и вернутся в гостиную, оставив глупых гриффиндорцев разбираться с последствиями.

До Трофейного зала он домчался бегом и только за поворотом притормозил и, придав себе должный величественный вид, отправился на свою первую дуэль.

* * *

— Что за? Ты же заболел? — Уизли удивленно вытаращился на Драко.

У Гарри в голове крутились похожие вопросы. Что Драко здесь забыл? Разве они обо всем не договорились? И что теперь делать?

— Мне стало лучше, — сообщил Драко невозмутимо. — Чистая кровь изгоняет любые болезни, если ты не знал. Впрочем, предателей крови это не касается.

— Эм... — вклинился Гарри, порядком уставший от того, что сегодня, видимо, все его планы были обречены полететь коту под хвост. — Слушай, если ты пришел на свою дуэль, то мы тут уже...

Краем глаза он заметил какое-то движение. Запоздало понял: Невилл дотянулся до своей палочки. Не то чтобы, конечно, это представляло какую-то...

— Баубиллиус!

С кончика палочки Невилла сорвался ослепляющий зигзаг молнии. Гарри без раздумий бросился на пол — профессор Флитвик всего раз упоминал это заклятие, и кто бы помнил, какой эффект оно вызывает, но не нужно было быть чемпионом дуэли, чтобы понять: на своем нынешнем уровне можно и не мечтать его отразить.

Молния попала в витрину позади Гарри, и та взорвалась звонкими брызгами осколков. Гермиона вскрикнула. Невилл закрыл рот рукой — он сам явно не ожидал такого эффекта.

И конечно же, в дверях немедленно оказалась шипящая миссис Норрис. Да уж, такой шум даже специально не проигнорируешь. В дальнем конце коридора уже слышалась тяжелая поступь Филча.

У Гарри было меньше минуты, чтобы сообразить, что делать.

Впятером они, горстка неорганизованных детей, ни за что не убегут от Филча, знавшего замок как свои пять пальцев. У Гарри была мантия-невидимка, но под ней помещались два... нет, наверное, три человека. Конечно, останется он сам и... Кто? У кого проблем будет меньше всего?

Ответ был очевиден.

Не обращая внимания на испуганный писк Невилла, Гарри схватил его за плечо, подхватил под руку Драко и толкнул их обоих в объятия Уизли. Он едва успел набросить на них покров невидимости и приложить палец к губам, как в дверях появился раскрасневшийся Филч: плечи его вздымались и опускались, лицо блестело от пота, но глаза-щелочки светились черным триумфом.

— Нарушители! — проскрипел он торжествующе. При виде разбитой витрины восторг проявился на искаженном лице еще отчетливее. — Ага, порча школьного имущества! Ну точно легко не отделаетесь, вы двое.

Да, Драко, Невилл и Уизли были надежно спрятаны под мантией-невидимкой. Оставались только...

Гермиона потрясенно уставилась на Гарри. Судя по ее лицу, она просто не могла поверить, что это происходит с ней, наяву.

Гарри нервно сглотнул.

В своем арифметическом расчете "как сделать так, чтобы со Слизерина и Гриффиндора вычли баллов поровну" и "у кого самая лучшая репутация среди учителей" он не учел одну очень важную переменную.

Реакцию Гермионы Грейнджер.

Всю дорогу к кабинету профессору Макгонагалл Гарри гадал, как поведет себя Гермиона. Пока что та молчала, игнорируя чувственные и сочные описания пыток, которые, по словам Филча, когда-то было разрешено применять к ученикам Хогвартса. Но Гарри был совсем не уверен, что в кабинете заместителя директора Гермиона не расколется и не выдаст их всех с головой. Выглядела она чересчур бледной и время от времени бросала на Гарри осуждающие взгляды.

Профессора Макгонагалл в кабинете не оказалось — видимо, за ней только послали. Гермиона отвернулась к окну. Гарри мрачным взглядом буравил пол. Он начинал нервничать, и ему это не нравилось — папа и Сириус сто раз попадали в передряги, не уважая школьные правила, да и на его счету было уже столько нарушений... Вот только все эти нарушения были несерьезными, вроде небольшого приворовывания на травологии, фейерверков в школьном дворе или зачаровывание снеговиков для нападения на старост. Гарри никогда не попадался на ночных прогулках (Дамблдор не считался) или за чем-то действительно плохим (с троллем тоже особый случай). Но сейчас они разбили витрину в Трофейном зале, и это точно грозило огромными неприятностями.

А еще он втянул в это Гермиону.

Нет, конечно, изначально она втянулась сама, но Гарри подозревал, что это успокаивает ее гнев не больше, чем успокаивало его угрызения совести.

— А еще юным колдунчикам вырывали ногти, — Филч тоже все никак не мог уняться. — Они вырастали заново — волшебные силы, знаете ли, — и тогда их можно было выдрать снова. Хорошие времена были, Средневековье...

Как же Гарри его сейчас ненавидел. Кто вообще пустил такого человека работать в школе? У Снейпа хотя бы было оправдание — он был профессионалом своего дела. Но Филч? Рядом с ним образцом человеколюбия казались даже Крэбб и Гойл.

— Я слышал, в Средневековье можно было забрасывать кошек камнями, и тебе ничего за это не было, — если глупая перепалка поможет отвлечься от переживаний, значит быть глупой перепалке.

Филч развернулся к нему и нагнулся так, что потемневшее от гнева лицо оказалось прямо напротив лица Гарри. Изо рта у него несло луковой похлебкой — гадость.

— Что ты сказал, мальчик?

Гарри очень постарался не податься назад.

— Что-то про кошек?

— Боюсь, вам придется отложить эту крайне увлекательную беседу до другого раза, — раздался холодный голос.

Гарри чуть не застонал. Лучшего времени, чтобы появиться в дверях, было не выбрать, так, профессор Макгонагалл?

Филч ткнул в них с Гермионой пальцем и яростно выплюнул:

— Эти двое маленьких... нарушителей... взорвали своей магией стенд в Зале Трофеев, в самом сердце Хогвартса!

— Я уже осведомлена, спасибо, Аргус, — что ж, похоже, Макгонагалл тоже была не слишком высокого мнения о Филче. Вряд ли это чем-то поможет, но... — Вы можете идти.

Филч обиженно нахмурился.

— Надеюсь, они понесут более чем заслуженное наказание за свои пакости, — он мрачно сверкнул глазами и неторопливо прошаркал в коридор. Профессор Макгонагалл резким движением палочки захлопнула за ним дверь. Затем повернулась к ним.

Гарри потупился. От бравады, которой он козырял в перепалке с Филчем, под суровым взглядом гриффиндорского декана не осталось и следа.

— Ну что ж, мистер Поттер, вы потрудитесь объяснить, какие намерения на этот раз завели вас по ту сторону школьных правил?

Мне не должно быть стыдно, — напомнил себе Гарри. Он не сделал ничего плохого. Ведь не сделал же?

— Я... Я показывал Гермионе, как применять чары щита, — эта идея пришла ему в голову по пути сюда. Профессор Макгонагалл может заставить его палочку продемонстрировать все последние заклинания — Ремус рассказывал про такую магию, — и ее наверняка заинтересует, почему Гарри использовал Протего столько раз подряд. Правда, тогда выходило, что витрину он разбил обезоруживающим заклятием, но... магия ведь иногда работала странным образом. — А потом мы должны были попрактиковаться, но я промахнулся и вышло, что витрина разбилась... Но ее ведь можно починить? Честное слово, я не хотел.

Гарри и сам понимал, что его версия звучит очень неубедительно. Профессор Макгонагалл смотрела на него крайне скептически. Должно быть, единственное, что не позволяло ей немедленно объявить его лжецом — это то, что здесь была Гермиона, которая одним своим присутствием придавала истории хотя бы налет правдоподобности.

— Почти любой ущерб замку можно "починить", мистер Поттер. Это не делает факт вашего проступка менее возмутительным. Я надеюсь, вы понимаете, что ваша история дает больше вопросов, чем ответов, — профессор Макгонагалл поджала губы. — Почему вы практиковались в Трофейном зале? Да еще и ночью? Если мне не изменяет память, правила школы не запрещают тренировать стандартные заклинания в классах для самоподготовки. И тем более мне непонятно, зачем мисс Грейнджер обращаться за помощью к вам, когда инструкция к Чарам Щита есть в Стандартной книге заклинаний. Раньше ей не составляло труда осваивать дополнительный материал по книгам, не так ли? Нет-нет, молчите, — прервала она Гарри, завидев, что тот открыл рот. — Мне интересно, что имеет сказать по этому поводу сама мисс Грейнджер.

Гарри нервно обернулся на Гермиону. Сейчас будет плохо.

Гермиона неловко переминалась с ноги на ногу, очевидно, надеясь продавить каменную кладку пола и провалиться куда-нибудь под Хогвартс.

— Мисс Грейнджер, я жду, — поторопила ее профессор Макгонагалл. Ее терпение вот-вот грозило иссякнуть.

Гермиона, возможно, тоже почувствовав это, вскинула голову и на одном дыхании выпалила:

— Гарри правда помогал мне, профессор. Раньше мы занимались в классах, но дело в том, дело в том, что многим нашим однокурсникам не нравится, что мы дружим, потому что, вы понимаете, мы из Гриффиндора и Слизерина.

Гарри поспешил придать своему лицу должное скорбное выражение. А в голове у него огромными искрящимися буквами мигало "Ч-Е-Г-О?". Гермиона Грейнджер врет преподавателю? Гермиона Грейнджер врет преподавателю, чтобы их выгородить?

Профессор Макгонагалл тоже выглядела слегка растерянной. Похоже, она ожидала совсем не этого.

Гермиона снова опустила голову. Вряд ли она так замечательно играла — скорее всего, ей тоже было чудовищно стыдно и неуютно.

Профессор Макгонагалл кашлянула. Затем произнесла, несколько мягче, чем все предыдущие упреки:

— Вы оба должны понимать, что подобное ни в коей мере не является оправданием для ночных прогулок по школе, не говоря уже о порче школьного имущества. Это, в отличие от межфакультетской дружбы, запрещено правилами Хогвартса. Вам будут назначены отработки, и я снимаю с каждого из вас по двадцать баллов.

Гарри чуть не рассмеялся от облегчения. Двадцать баллов! За погром в Трофейном зале! Да с Маркуса Флинта недавно сняли все двадцать пять за то, что тот попробовал проклясть гриффиндорского вратаря в коридоре.

— Я рассчитываю на ваше благоразумие и надеюсь, что этого не повторится, — добавила профессор Макгонагалл уже строже. — Мисс Грейнджер, я провожу вас в спальню. Мистер Поттер, за вами сейчас зайдет ваш декан.

Они с Гермионой даже не успели обменяться прощальными взглядами. И Гарри остался в кабинете один.

Минутное облегчение снова сменилось нервной дрожью: декан? Профессор Макгонагалл, может, и поверила в красивую сказочку, но Снейпа таким не проведешь. Гарри боялся даже представлять его реакцию, поэтому просто остался стоять, нервно дергая серебристо-зеленый галстук, пока узел не пришел в совершеннейший беспорядок. Гарри уже подумывал развязать и завязать его заново, но тут за ним явились. Как обычно, с непроницаемым лицом.

Даже не заговаривая с Гарри, Снейп жестом приказал идти за ним. Гарри, с самым мрачным предчувствием, поплелся следом, вниз.

Снейп заговорил не раньше, чем они достигли подземелий.

— Дуэль в Трофейном зале? — осведомился он насмешливо. — Каждый раз, когда я думаю, что размахом детской тупости меня уже не поразить, мои ученики спешат доказать обратное.

Гарри, как раз в этот момент раздумывающий, станет ли Снейп допытываться до истинной подоплеки происходящего, от неожиданности споткнулся.

Слухи не врали, и Снейп правда умел читать мысли?

— Откуда вы знаете? — кое-как выдавил Гарри, с трудом восстановив равновесие и бросившись вдогонку преподавателю — Снейп и не думал замедлять шаг.

— Полагаю, Малфой решил, что выгораживать идиотов-подопечных — мое любимое занятие, — ирония из этих слов так и сочилась. — На всякий случай поспешу разочаровать и вас: если вы не в состоянии держаться подальше от неприятностей, то это только ваши проблемы. Вы получили по заслугам и будете получать и впредь, если не научитесь вести себя осмотрительнее и не подставлять свою шею ради тех, кто этого все равно не оценит.

— Если Драко все вам рассказал, нельзя сказать, что он не оценил мой широкий жест, — возразил Гарри, хотя внутри него все вопило о том, что спорить сейчас со Снейпом — это очень плохая идея.

— О, Малфой несомненно считает вашу дружбу крайне удобной. Вопрос только в том, получите вы сами от нее больше проблем или пользы. Зная Малфоев...

— Я не думаю о дружбе только как о сочетании проблем и пользы, — Гарри и сам осознавал, как беспомощно это звучит, но что поделать, если это правда? Ему многое нравилось в слизеринской философии, но было там и то, что он не принимал категорически.

— Именно поэтому я чувствую себя в своем праве, называя вас идиотом.

Гарри порядком надоело разговаривать с чужим затылком. Он мрачно уставился Снейпу в спину.

— Вы ничего не должны моей матери, но все равно каждые две недели навещаете ее. Разве это — не дружба?

Снейп остановился так резко, что Гарри чуть не налетел на него. Ему вдруг показалось, что в подземельях стала еще градусов на десять холоднее.

— Отучайте себя говорить о том, чего не знаете, — слова, отрывистые и горькие, заставили Гарри поморщиться. Но он же сказал все правильно?.. — Идите в спальню.

— Но...

— Немедленно.

Да, спорить здесь было не о чем.

С тяжелым сердцем он завернул за угол, пробормотал "двадцать восемь", подождал, пока часть стены отъедет в сторону, и скользнул в гостиную.

Драко ждал его на диване, с мантией-невидимкой на коленях.

— Сильно влетело? — осведомился он первым делом.

— Да не очень, — Гарри покачал головой. — Двадцать баллов и отработки, не знаю, правда, с кем.

— Чего ты тогда такой убитый?

Гарри неопределенно пожал плечами. Он не мог рассказать Драко, о чем говорил со Снейпом.

— Все равно как-то паршиво все вышло. Я думал, получится очередная проделка в духе хогвартского шута, а в итоге...

— В итоге мы отделались малой кровью, — возразил Драко. — Будет хорошим уроком на будущее. Я буду лучше продумывать свои планы, а ты — не пихать под мантию кого попало. Лонгботтом и Уизли? Даже не буду спрашивать, что это было — надеюсь, паника. Кстати, держи.

Гарри только покачал головой и с благодарностью принял свою мантию-невидимку. Ему стало легче от одного прикосновения легкой шелковистой ткани.

И от мысли, сколько раз ее предыдущий владелец попадался со своими авантюрами.

Драко встал с дивана и направился в спальню, но Гарри его окликнул:

— Слушай... Как по-твоему, я идиот?

Драко посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Затем беззаботно пожал плечами.

— Да нет, не думаю. Вообще-то, мне кажется, ты гораздо умнее... зубрилки Грейнджер, например, — на мгновение Гарри показалось, что он хотел сказать не это, но — неважно. — Ты просто... с большими, большими странностями. Но я не против. Это интересно, шут ты гороховый.

Гарри, не выдержав, фыркнул.

— Не против? Да что ты? Благодарю за снисхождение, продолжу быть интересным маленьким шутом при Вашем Величестве, лорд Малфой.

Драко тоже рассмеялся, откинув голову назад. И на памяти Гарри это был первый раз, когда он посмеялся над собственными напыщенными манерами.

Последствия оказались далеко не такими страшными, как представлялось в первый вечер.

На денек Гарри сделался объектом насмешек за слизеринским столом — потерять факультетские баллы из-за того, что тебя поймали за ночными безобразиями, как какого-то гриффиндорца, — такое у них не одобрялось, — но все забыли об этом так же быстро, как забывали о совершенно неизящных попытках Флинта вывести из строя членов гриффиндорской команды по квиддичу.

Снейп держался холодно и отстраненно недели две, но когда наступил назначенный день, они как обычно направились в больницу Святого Мунго вдвоем, а там профессор как бы... не размякал, конечно, но в некоторой степени отставлял в сторону свой прочный щит из ехидства и безразличия.

Не говорить о том, чего не знаешь... Но как узнать? Снейп явно не собирался откровенничать с Гарри, а мама не могла сделать это чисто физически. А больше никому и не доверишься — информация от третьих лиц, умышленно или нет, редко бывала полностью правдивой. Гарри очень хотел знать больше. Просто не знал как.

Записку от профессора Макгонагалл, объясняющую суть его отработки, Гарри получил за завтраком через день после своего фиаско. Он этому почти обрадовался — шанс поговорить с Гермионой все никак не выдавался (может, она его избегала?), но теперь-то встречи не избежать, а чем дольше она откладывалась, тем больше Гарри боялся того, что Гермиона ему выскажет. Предложи ему кто-то выбор между еще одной выволочкой от профессора Макгонагалл и серьезным разговором с Гермионой Грейнджер, он бы еще крепко задумался.

Отработку им назначили у профессора Кеттлберна, преподавателя Ухода за магическими существами — предмета, которого у первокурсников не было, но это никого не волновало. Профессор недавно лишился очередной пары пальцев, и пока он привыкал к новым протезам, ему периодически требовалась помощь. Ну, Гарри всегда был рад новым знакомствам.

Когда он, запыхавшись, прибежал на место отработки — первоначально его просили подойти к кабинету Ухода за магическими существами, но записка на двери отправила его на свежий воздух, к вольерам, где содержались те волшебные существа, которые сейчас изучали студенты, — и профессор, и Гермиона уже были там.

— Вы как раз вовремя, мистер Поттер! — бодро поприветствовал его профессор Кеттлберн, волшебник в годах, уже не обладающий полным комплектом частей тела, но явно не испытывающий недостатка в энтузиазме. Гарри не нужно было спрашивать, почему профессор так сказал — лучше любых слов говорили перевернутые ящики, внутри которых мерцало оранжевое пламя, и снующие тут и там саламандры, от соприкосновения с раскаленными телами которых январский снег с шипением таял. — Кто-то — и я сильно подозреваю в этом господ Уизли, — решил подшутить, выпустив этих очаровательных крошек, так что нам надо поторопиться и вернуть их, пока они не разбежались по всей территории замка и не умерли от нехватки огня. Вон там лежат защитные перчатки, не забудьте надеть, если не хотите обзавестись такими же замечательными искусственными пальцами.

Гарри успел бросить Гермионе только быстрое "привет" — сейчас было не до разборок. Саламандры, довольные открывшейся им свободой, резвились в снегу.

Ловить саламандр оказалось опасно, но весело. Если сначала утро и казалось морозным, то Гарри очень быстро согрелся, гоняясь за белоснежными ящерицами, не намеренными так просто отправляться обратно в заключение. Профессор Кеттлберн с огромным воодушевлением отдавал своим подопечным указания, а Гарри и Гермиона носились туда-сюда, стараясь уберечься от ожогов. Один раз очень верткий детеныш плюнул огнем ему в грудь, но поскольку тот был совсем юным, Гарри отделался прожженной мантией. И наконец, последняя ящерица отправилась в ящик-духовку. Профессор Кеттлберн по новой наложил все запирающие заклятия, осмотрел ящики и, видимо, остался доволен результатами. Похвалив их за старание, он сказал подойти сюда завтра в это же время — им предстояла еще неделя совместной работы.

Гермиона так запыхалась, что догнать ее не составило никакого труда. Гарри громко окликнул ее:

— Гермиона! Ты опять со мной не разговариваешь?

Гермиона обернулась на него через плечо и выразительно подняла брови, странно напомнив в этот момент Драко.

— По-моему, мы только что разговаривали.

— "Ложись, саламандра сейчас харкнет тебе в лицо!" это не совсем разговор...

Гермиона фыркнула. Гарри, окончательно нагнав ее, пошел с ней в ногу.

— Слушай, я знаю, что ты злишься из-за того, что тебе пришлось соврать профессору Макгонагалл...

— Я ей не врала, если ты не заметил, — возразила Гермиона надменно, словно одна такая мысль казалась ей величайшей глупостью. — Мы действительно помогаем друг другу с учебой, и на моем факультете действительно не одобряют, что я с тобой якшаюсь. На твоем, я думаю, тоже.

— ...Вау.

Это было очень... по-слизерински.

Конечно, Гарри не стал говорить об этом вслух.

— Хорошо, отлично, если ты так думаешь, — одной проблемой меньше. — Тогда — если почему я оставил нас двоих...

— Гарри, — решительно прервала его Гермиона. — Я не дура, и я умею считать. Конечно, для Рона Уизли было бы неплохо получить хороший урок, но тогда с вас бы сняли по пятьдесят баллов, а Гриффиндор и так на последнем месте.

Гарри одернул себя прежде, чем у него вырвалось очередное идиотское "вау".

Он ожидал совсем не этого.

— То есть, ты не... Подожди, а в чем тогда проблема?

Что-то не сходилось. Гермиона все равно на него обижалась. Но если она понимала все мотивы его поступков, то почему?

— В том, что я не оправдания и не умные причины от тебя хочу услышать, — Гермиона нахмурилась и ускорила шаг. Снег звучно скрипел под ее ботинками. Гарри тоже пришлось пойти быстрее.

Не причины и не оправдания? А что тогда?

Гермиону вряд ли впечатлило его озадаченное выражение лица. Покачав головой, она пробормотала:

— Даже не могу понять, это потому что ты слизеринец или потому что ты далеко не такой умный, как про себя думаешь.

Гарри постарался не обращать внимание на то, что его назвали идиотом второй раз за два дня. С кем не бывает? Зато Драко сказал, что он умный.

Но при чем тут его факультет? Он что, опять производит впечатление расчетливой холодной змеи, неспособной на человеческие... Гарри замер.

— А-а, — он совершенно по-дурацки разинул рот. — Так ты просто хочешь, чтобы я извинился?

Как выяснилось, едко молчать Гермиона умеет не хуже Снейпа.

— Извини, конечно! Мне на самом деле жутко неловко из-за того, что все так вышло, я просто...

— Не подумал о том, что чувства иногда нужно высказывать словами через рот, если ты расстроил своего друга?

...В общем, да. Пару лет назад у Гарри бы точно не возникло с этим проблем. В чем же дело? Он на самом деле ослизеринился в плохом смысле слова, переобщавшись с Драко и Снейпом, или просто Гермиона, с ее вечной суровостью и мышлением конструкциями "Х, потому что Х" сбили его с толку? Или все сразу?

И — стоп. Она ведь только что назвала его своим другом?

— Дурак — это повышение от очень странного типа? — уточнил Гарри на всякий случай. Идти по сугробам вдруг стало очень легко.

Гермиона наконец-то улыбнулась. Снег пушистыми хлопьями оседал на ее ало-золотом шарфе.

— А сам как думаешь?

"...Просто из любопытства: а сколько конечностей было у профессора Кеттлберна, когда у него учились вы с Ремусом?

Я бы хотел, чтобы отработки у, например, профессора Макгонагалл были такими же веселыми, как у него. Сначала было трудно, особенно Гермионе — она, кажется, все детство провела за книжками, даже в саду не играя, — но мы втянулись. Выгребать звериные какашки — так себе веселье, но вчера мы играли с шишугами, а еще Кеттлберн рассказал нам кучу всего интересного. И не только про зверей, ты знал, что у него рекорд по испытательным срокам среди учителей? Я чувствую в нем родственную душу. Скорей бы у нас тоже начался Уход за существами!

Завтра последний день отработок, даже немного жалко, но вторую ночную дуэль я затевать не буду, Макгонагалл догадается. Я почти задумался о том, чтобы стать магозоологом, но передумал — играть в квиддич с протезами будет сложно, да?

Скучаю,

Гарри.

P.S. Когда прилетает Салазар, я на самом деле чувствую себя самым классным за столом.

P.P.S. А вот моим товарищам по факультету имя понравилось."

В отличие от учебы и отработок, поиски информации о трехголовых псах продвигались далеко не так успешно. Гарри тратил по часу каждый день перед ужином, обкладываясь книгами в библиотеке, но нужной информации не было ни в "Фантастических зверях и местах их обитания", ни в "Чудовищах Магической Британии", ни в остальных книгах, которые он проштудировал в надежде отыскать упоминания странного существа. Чем дальше, тем сильнее росло любопытство: что такое запретное спрятано в люке под лапами пса? Что неизвестный могущественный волшебник пытался украсть из Гринготтса? Может быть, Гарри нужно было научиться проводить поиски более систематизировано, но как это обычно бывало, начав читать какую-то книгу, даже убедившись, что ничего полезного там нет, ему было очень сложно отложить ее в сторону и перейти к следующей — Гарри не привык оставлять что-то недочитанным, если только это не было совсем уж невозможной скукотищей.

В конце концов, он плюнул на все и решил рискнуть. Профессор Кеттлберн всегда был рад поделиться знаниями по своему предмету, и каким бы подозрительным ни был вопрос Гарри, вполне возможно, энтузиазм профессора перевесит здравый смысл — обычно ведь так и случалось. Поэтому в финальный день отработок, когда последняя шишуга была накормлена и Гермиона умчалась дописывать сочинение по Трансфигурации, а профессор Кеттлберн решил рассказать забавную (в его представлении) историю о том, как он остался без ноги, Гарри решил, что это подходящий момент, чтобы ввернуть:

— А мне друг рассказывал, что его за ногу тяпнула трехголовая собака. Вы таких видели, профессор?

Цепкий внимательный взгляд единственного глаза тут же оказался прикован к нему. Гарри постарался выглядеть как можно невиннее: это ведь почти не ложь, он на самом деле подозревал, что хромота Снейпа после Хэллоуина может быть как-то связана с коридором на третьем этаже...

— В самом деле? Если ваш друг не врет, то он большой везунчик — я слышал о трехголовых собаках так мало, что даже не могу быть уверен, правда ли они существуют... Вы не найдете упоминания о них в книгах господина Скамандера, ровно как и в большинстве других крупных научных работ.

Гарри мысленно хмыкнул. О, он заметил.

— Но о них ведь должно быть хоть что-нибудь?

Профессор Кеттлберн пожал плечами.

— Говорят, такие собаки есть в Греции, но их описание по большей части сводятся к повторению древних легенд.

Греция? Это уже что-то — теперь хоть понятно, в каком направлении двигаться.

Поблагодарив профессора Кеттлберна, Гарри направился прямиком в библиотеку. Полчаса блужданий между книжных рядов, и он нашел нужный отдел. Так... "Греческая магическая традиция", "Величайшие греческие колдуны", "Отражение магического присутствия в маггловском сознании на примере мифов и легенд об Олимпийских Богах"... Профессор Кеттлберн сказал, что ему нужны древние легенды, может быть, в самом деле начать с мифов?

Но тут внимание Гарри привлекла потрепанная книга, лежащая поперек выставленных в ряд фолиантов. На ее корешке было вытеснено "Легенды о Противостоянии Смерти". Конечно, Гарри не устоял перед искушением.

К его разочарованию, "легенды" оказались всего лишь набором преданий разных народов, в которых фигурировала Смерть. Начиналась книга и вовсе с его любимой сказки Барда Бидля о Трех Братьях — в любое другое время Гарри с удовольствием ее перечитал, но сейчас он пришел не за этим. Проглядывая содержание Гарри решил было, что книга оказалась в греческом отделе случайно, но затем наткнулся на некий Миф об Орфее и Эвридике. Ни на что особо не надеясь, он открыл нужную страницу и пробежался глазами по тексту. Затем, вздрогнув, принялся читать заново, теперь уже внимательно. В мифе упоминался трехголовый пес.

Орфей, одаренный волшебник и музыкант, не смог смириться с потерей своей возлюбленной и сквозь арку между миром живых и миром мертвых шагнул по ту сторону смерти, чтобы привести ее назад. И когда дорогу ему заступил огромный трехголовый пес... Орфей сыграл ему на арфе.

Гарри закрыл книгу. Растерянно потер лоб.

Он не умел играть на арфе и даже не представлял, где ее взять.

Но теперь у него была зацепка.

Поставив книгу на место, Гарри продолжил поиски, пока не нашел фолиант под названием "Греция: Магические мифы и Мифическая магия". Она почти вся была посвящена разбору того, что в греческих легендах несло под собой реальную основу, а что реальностью не подтверждалось. И эта книга говорила, что трехглавые псы существуют, хоть и очень редки, и когда-то их даже пытались использовать в качестве сторожевых собак, но страшный вид и грозный нрав не могли компенсировать их роковой недостаток: чудовища засыпали от звуков любой музыки.

С колотящимся сердцем Гарри захлопнул книгу.

Вот. Вот оно.

Вот только он по-прежнему не умел играть ни на одном инструменте. Да что там, он даже петь не умел.

Ну... Было бы желание, да?

Пока что Гарри видел только один вариант. Но с его исполнением была проблема, очевидная уже сейчас. Питомцы Драко и Нотта — совы, у Забини кошка, а Крэббу и Гойлу, к счастью, не доверили воспитание домашних любимцев. Так где же...

На выходе из библиотеки Гарри столкнулся с Невиллом.

Они не разговаривали друг с другом с самой дуэли: как ни крути, Гарри подозревал, что выпущенная ему в голову жуткая молния довольно однозначно свидетельствовала: по некоторым (совершенно глупым и нелепым) причинам Невилл теперь настроен против него. Захочет объясниться — заведет разговор сам.

Поэтому заминка в дверях вышла неловкой.

Гарри уже собирался обойти Мальчика-Не-Слишком-К-Нему-Расположенного боком и направиться в спальню, но тот вдруг робко позвал его по имени:

— Гарри?

— К твои услугам, — пробормотал Гарри, приподнимая вымышленную шляпу. И теперь что?

— Я... — Невилл пришибленно разглядывал свои ботинки. — Я хотел извиниться.

День приятных открытий.

Гарри очень хотелось подуться на Невилла подольше — все-таки, произошедшее сильно его задело, да и сам Невилл целую неделю мялся, прежде чем начать этот разговор. Но... Сутулый и с поникшей головой, Невилл выглядел очень... грустно. Надо было обладать каменным сердцем, чтобы отвергнуть его извинения.

— Без проблем, — ответил Гарри быстро. Невилл вскинул голову: в его глазах промелькнуло что-то похожее на надежду. Немного подумав, Гарри, не без колебаний, добавил: — Если что, я правда имел в виду все то, что сказал в ту ночь. Я не знал, что ты увидишь в Зеркале. Я видел там своих выздоровевших родителей. Они, эм, они в Мунго. Навсегда.

— Я знаю, — пробормотал Невилл растерянно. — Бабушка мне рассказывала... Но я не знал, что ты видишь их там.

— Ну да, я же не говорил, — Гарри пожал плечами. Ему хотелось закончить этот разговор побыстрее. — В общем, друзья?

В улыбке торопливо кивнувшего Невилла было столько облегчения, что Гарри и сам почувствовал себя лучше.

И вдруг он кое-о-чем вспомнил.

Ох, и странно же это прозвучит. Но после всего, что Гарри уже успел устроить перед Невиллом за эти полгода, одной странностью больше...

Набрав в грудь побольше воздуха, Гарри выпалил:

— Слушай, Невилл... Можно мне одолжить твою жабу?

Профессор Флитвик, несомненно, очень удивился, когда после урока Заклинаний Гарри заявил ему, что хочет вступить в Хор Лягушек. Нормальные люди записывались туда в начале года, и Гарри пришлось состряпать более-менее убедительную историю, согласно которой его крестный только на этих каникулах дал ему послушать, как играет на гитаре (правдивая часть), и Гарри так впечатлился, что сам загорелся желанием попробовать себя в музыке (не правдивая часть).

Как хороший педагог, профессор Флитвик не мог не смягчиться при виде искреннего желания у своего ученика научиться чему-то новому и разрешил Гарри побыть в хоре на правах "запасного игрока". Ему предстояло многому научиться.

На Тревора Гарри возлагал куда больше надежд, чем на собственный музыкальный талант. Невилл предупредил о том, что его жаба очень свободолюбивая, но, как ни странно, от Гарри Тревор ни разу не сбегал: вырвавшись из-под опеки своего хозяина, жаба смирно сидела у Гарри в кармане или на ладони и никак не реагировала на зов свободы. Не будь Гарри так уверен в искренней привязанности Невилла к своему любимцу, непременно решил бы, что дело в его с Тревором отношениях, а не в характере жабы.

В Хоре Лягушек дела продвигались со скрипом. Профессор Флитвик сказал, что природные задатки у Гарри есть, но из-за того, что тот никогда их не развивал, ему предстояло учиться и учиться. Как и с заклинаниями, формула успеха, по мнению профессора, была одна: сосредоточенность и практика. И Гарри практиковался — а что делать? Он не сомневался, что если сунется к трехголовой собаке сейчас, та может и не распознать его музыкальные потуги как пение. И тогда уж точно "прощай, нога, привет, стажировка у профессора Кеттлберна".

Нехотя, Гарри вынужден был признать, что Тревор гораздо более музыкально одарен, чем он сам. Всего пара занятий, и Тревор смог вплетать свое скрипучее кваканье в мелодичный хор остальных земноводных. Гарри подумал было использовать саму жабу вместо музыкального инструмента и своего вокала, но вдруг Тревор получит от встречи с трехголовым чудовищем такой стресс, что растеряется и не сможет петь? Надо было предусмотреть все.

Школьная жизнь резко стала очень суматошной. Гарри приходилось как-то умещать в свой распорядок дня уроки, домашние задания, занятия в Хоре Лягушек, сходки АСМР, переписку с Сириусом и при этом еще следить за Драко — тот пока держал слово и не донимал Невилла, но Невилл был далеко не единственным учеником Хогвартса, представлявшим собой легкую мишень для насмешек.

Гарри пытался почаще отвлекать Драко, переводя его деструктивные порывы в более мирное русло. По вечерам они обычно сходились в ожесточенных схватках за шахматной доской. В Слизерине в волшебные шахматы играли немного по-другому: тут совершенно не возбранялись переговоры с вражеской армией и попытки склонить их на свою сторону, убедив в полной некомпетентности их полководца. И Драко обладал редким даром убеждения — большую часть партий Гарри проигрывал, покинутый своими неверными подданными.

Так прошел февраль, затем март. Приближались экзамены, и это тоже не добавляло свободного времени. Гарри решил, что начнет действовать, вернувшись с пасхальных каникул, и Сириусу, конечно, совершенно незачем знать, что за музыкальную аферу затеял его крестник.

* * *

Философский камень.

В какой-то момент эти слова стали рефреном, выжженным в его мозгу. Невилл не знал, откуда в его голове эти слова и почему они так прочно там засели, но словосочетание постоянно вертелось в его мыслях, сводя с ума.

Философский камень.

А Невилл тут при чем? Внутренний голос все так же отнекивался, мол, ко мне этот заскок никакого отношения не имеет. И Невилл понял, что тот не врет: в конце концов, они были едины, и Невилл бы заметил ложь, если бы так долго искал ее специально. Но тогда — откуда?

Философский камень.

Тревор в эти дни дичился его еще сильнее. По словам Гарри, Тревор отлично влился в Хор Лягушек, но любви к хозяину ему это не прибавило. Невилл чувствовал себя довольно жалким: как можно надеяться, что кто-то когда-то его полюбит, если даже собственный домашний любимец пытается сбежать при первой возможности?

Философский камень.

Не выдержав, Невилл поинтересовался у Гермионы, не знает ли та, что за камень такой. Гермиона, разумеется, знала и привела ему исчерпывающую справку, но Невилл так и не понял, какое отношение это может иметь к нему.

Философский камень.

Его ночные кошмары снова участились, и когда пасхальные каникулы, наконец, наступили, Невилл с огромным облегчением сел в Хогвартс-экспресс, отправлявшийся в Лондон.

Когда Невилл уплетал подаренное бабушкой пасхальное яйцо, стараясь не перемазаться шоколадом по уши, голос в его голове вдруг ожил после почти двухдневного молчания.

"Знаешь", — сказал он. "А ведь философский камень, наверное, в Хогвартсе."

Невилл подавился. Зашелся в приступе кашля, кое-как обрел способность снова дышать и негодующе уставился в висящее на стене зеркало.

— С чего ты взял? — пробормотал он неуверенно.

"Мы уехали, и все это время ни слова о нем не слышим."

Это было правдой — навязчивая мысль ослабевала по мере удаления Хогвартс-экспресса от замка, пока не затихла совсем. Сложно описать, какое облегчение испытал Невилл, когда пугающие слова перестали наводнять его сознание каждые несколько минут.

Но ведь это совсем необязательно означало, что камень в Хогвартсе. Можно придумать тысячу других причин, почему в школе его одолевают эти мысли.

"Да? И каких же?"

Ну...

Это же Хогвартс! В Хогвартсе постоянно происходит что-то странное и необъяснимое. И вовсе необязательно оно должно иметь к нему отношение. Он Мальчик-Который-Выжил, свое большое приключение он пережил в младенческом возрасте, хватит с него.

"Подумай о том, что ты получил бы, стань камень твоим."

Бесконечное золото? Бессмертие? Невилл не был уверен, что хочет что-то из этого. Деньги это, наверное, неплохо, но он ведь и так не бедствует. Что до вечной жизни... Если в ней будет столько же неприятностей, сколько сейчас, он лучше ограничится средней продолжительностью.

"Какой же ты жалкий."

Невилл думал, что на этом спор закончен, но ожившая алчность, которую он в себе даже не подозревал, продолжала:

"Ты смог бы обрести величие. Добиться могущества, о котором многие даже мечтать не могут. Дело в том, что камень зовет нас, разве нет? Он знает, в чьих руках принесет истинную пользу, он хочет, чтобы его хозяином стал..."

Невилл снова посмотрел на свое побледневшее отражение. Испуганный, вспотевший, с липнущими к влажному лбу волосами, скрывающими шрам. Хозяин философского камня?

— Глупости, — сказал Невилл, стараясь звучать решительно.

— Невилл, с кем ты разговариваешь? — раздался из-за стены сварливый голос бабушки.

— Ни с кем! — крикнул Невилл поспешно.

Хозяин философского камня? Вот же придумал.

* * *

И вот, настала пора возвращаться в Хогвартс. На платформе Невилл испытывал смешанные чувства. Часть него скучала по свободе, которая открывалась, когда он вырывался из-под неусыпного надзора бабушки и ее бесконечных замечаний: "Невилл, не сутулься", "Невилл, сколько можно все ронять?", "Невилл, немедленно в постель". А еще там будут Гермиона и Гарри. Но с другой стороны, в Хогвартсе все тоже было далеко не гладко. Невилл не сомневался, что стоит ему вернуться в замок, как снова придут и ночные кошмары, и настойчивый зов камня, или что там это было. Не говоря уже о профессоре Снейпе. Хорошо еще Малфой по каким-то причинам утихомирился и последние несколько месяцев почти его не доставал. К тому же, приближались экзамены...

— Я надеюсь услышать о хороших результатах твоего первого года обучения, мой мальчик, — сурово напутствовала бабушка на прощание. Невилл только неловко пожал плечами и пообещал постараться. Если бы одних стараний было достаточно...

Невилл старался не смотреть из окна поезда: вид других учеников, прощающихся со своими родителями, всегда вызывал у него неприятное чувство, от которого становилось тесно в груди. Он закрыл глаза, надеясь продремать хотя бы часть поездки. Возможно, это его последний шанс нормально выспаться.

* * *

Хогвартс не приготовил для него никаких сюрпризов. Невилл учился (чаще — получая "Слабо", чем "Удовлетворительно"), проводил время в общей гостиной (чаще — тихо сидя в сторонке, чем общаясь с кем-то), спал в кровати с плотно задернутым пологом (чаще — ворочаясь с боку на бок, чем засыпая с надеждой, что сегодня удастся поспать спокойно) и пытался не замечать шепота о камне, к которому теперь подключился и его собственный внутренний голос, который спал и видел себя новым владельцем могущественной вещицы.

Если бы Невилл был постарше, он, наверное, попробовал бы изучать окклюменцию, но ему хватало ума понять, что в таком возрасте кому-то настолько бесталанному и начинать бесполезно.

Гермиона с головой ушла в учебу, и чем ближе были экзамены, тем реже она отрывала взгляд от книг и конспектов.

Гарри все время выглядел так, будто куда-то опаздывает, и виделись они только, когда он забирал или приносил Тревора, да на сходках АСМР, которые случались теперь не чаще раза в неделю.

Да, пожалуй, Невилл чувствовал себя одиноко. Он старался сосредоточиться на экзаменах, не обращая внимания на тревожные слухи, циркулирующие по школе. Говорили, в Запретном лесу кто-то убивает единорогов. Говорили, профессор Снейп работает над тем, чтобы психологическим давлением довести профессора Квирелла, его конкурента на посту преподавателя Защиты от Темных Искусств, до самоубийства. Говорили, пожар, одной ночью вспыхнувший в хижине лесничего, произошел из-за того, что тот пытался вырастить там дракона, а профессор Дамблдор потом всю историю замял. Говорили, профессор Прорицания опять стала злоупотреблять спиртным.

Невилл просто хотел подготовиться к экзаменам.

Но незадолго до первого экзамена случилось такое, что на какое-то время начисто выбило из головы все мысли об учебе.

Если кем-то в жизни руководила богиня удачи, то Невилл жил под опекой богини неудачи — только этим можно объяснить, почему он снова начал так часто натыкаться на профессора Снейпа в коридорах. Обычно тот просто проходил мимо, не удостаивая какого-то жалкого первокурсника даже презрительным взглядом, хотя пару раз снисходил до того, чтобы снять с Гриффиндора несколько баллов за криво повязанный галстук или бег по коридору в погоне за Тревором.

В этот раз, впрочем, своей жертвой профессор Снейп выбрал не его, а профессора Квирелла. Невилл просто завернул за угол и совершенно растерялся, увидев этих двоих, беседующих футах в десяти от него — причем, профессор Квирелл был весь скукожившийся и дрожащий, а профессор Снейп выглядел мрачнее тучи. Невилл удивился было, что не услышал их из-за угла, но потом вспомнил, что законы распространения звуков в Хогвартсе не поддавались никакому разумному объяснению.

Заметив его, профессор Снейп бросил на него странный взгляд, в котором досада смешивалась с настороженностью. Профессор Квирелл, наоборот, отвернулся. А в голове у Невилла вдруг как никогда ярко полыхнуло

"ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ".

Пробормотав какие-то извинения, Невилл поспешил прочь, прежде чем с Гриффиндора опять сняли баллы за какую-то ерунду.

Что это было? Почему мысль в голове оказалась такой яростной? Профессор Снейп просто посмотрел на него, и...

А что если профессор Снейп хочет получить философский камень?

Невилл замер посреди коридора, озаренный этой мыслью.

Профессор Снейп был ужасным человеком. Вполне в его духе захотеть обладать несметными богатствами и вечной жизнью.

"Ну, нельзя не признать, что все в нем так и кричит о нереализованных амбициях."

Но тогда почему он не украл его до сих пор?

"А, то есть теперь ты не споришь с тем, что камень в Хогвартсе?"

Хранить безумно могущественную вещь в школе? Исходя из того, что Невилл слышал от семикурсников об их истории обучения, это не казалось таким уж маловероятным...

"Браво. Аплодисменты маленькому гению. Мне нужно говорить "а я говорил", или ты и сам дойдешь до того, что нужно чаще ко мне прислушиваться?"

Но тогда... Где именно?

"В кабинете Дамблдора. Либо в запретном коридоре. Одно из этих мест должно быть очевидной приманкой, а второе истинным расположением, но из того, что мы знаем о Дамблдоре, можно сказать только, что мы ничего не знаем о Дамблдоре. Невозможно предсказать, что творится в его голове. Одно из двух."

Тут Невилл воспрял духом. Зачем беспокоиться о камне, если тот был под надзором профессора Дамблдора?

"Чего?"

Какой бы устрашающей фигурой ни был профессор Снейп, до величайшего чародея их времени ему далеко. Он никогда не наложит руки на камень.

"Ты так это оставишь? Бросишь камень на злоупотребление выжившему из ума старику?"

Это совершенно точно не его дело. Дело Невилла — сдать экзамены и перейти на второй курс. Взрослые проблемы пусть решают взрослые. Пока Дамблдор в Хогвартсе, камню ничего не грозит.

Нужно было повторить даты к экзамену по истории магии.

"Ты."

"Просто."

"Безнадежен."

Подступающие экзамены пугали Гарри не так сильно, как большую часть его сокурсников. Конечно, он слегка нервничал — первые экзамены, как-никак, — но большая часть школьных предметов давалась ему легко, и беспокойство вызывали разве что Трансфигурация и История магии. Крэбб и Гойл вот по очевидным причинам нервничали, но почему-то так ни разу и не обратились за помощью ни к Гарри, ни к Драко, ни к Нотту. Возможно, считали это бесполезным, хотя то, что Невилл в последнее время стабильно получал Удовлетворительно на Зельеварении вроде бы доказывало, что безнадежных случаев в учебе не бывает и зависит все от количества вложенных усилий.

Впрочем, у Гарри была гора других дел. Вернувшись в Хогвартс, он понял, что откладывать дальше некуда, и в первую же ночь отправился в запретный коридор на третьем этаже. Он очень боялся, что что-то пойдет не так и его тактика не сработает, но, как выяснилось, книги как всегда оказались правы, а занятия под руководством профессора Флитвика принесли свои плоды: Гарри запел незамысловатый пасхальный гимн, который они разучивали перед каникулами, и в ту же секунду все три пары глаз собаки сонно захлопали, а затем и вовсе закрылись. Подогнув мощные лапы, чудовище свернулось в огромный клубок бурого меха и сладко засопело, напоминая в этот момент обычного щенка, который всего лишь случайно вылакал несколько литров костероста.

К сожалению, на этом дело застопорилось. Гарри открыл люк, на котором, как ни странно, никаких замков не висело, но сквозь открывшийся темный лаз ничего было не разглядеть. Гарри на секунду прервал пение, чтобы шепнуть "Люмос", но огонька на конце палочки явно было недостаточно, чтобы разогнать всю скопившуюся внизу тьму.

Гарри потратил две недели, круглые сутки пытаясь довести свой Люмос до совершенства (и к концу этих двух недель Забини составил петицию, под которой подписались все обитатели их спальни, с требованием, чтобы Гарри или прекратил свои эксперименты в ночное время, или переехал жить к девочкам), прежде чем понял, что можно было поступить проще.

На свою следующую вылазку Гарри взял с собой пачку "Беззвучных Соцветий доктора Фойерверкуса". Вспыхнувший огненный цветок озарил странное растение, испуганно извивающееся и прячущее свои усики-побеги. Чем бы это растение ни являлось, Гарри по счастливой случайности нашел способ справиться и с ним. Вот только прыгать в люк, который не имел ничего похожего на веревочную лестницу, чтобы выбраться обратно, все равно не вариант. И Гарри снова отступил.

В этот раз он сразу догадался поискать легкий путь, прежде чем пытаться взломать запирающие заклятия на сарае для школьных метел, — за сикль Деррек, загонщик их сборной, успевший здорово разочароваться в квиддиче после того, как на одном из матчей заработал сильное сотрясение, столкнувшись лбом с бладжером от Уизли, согласился одолжить Гарри метлу.

Как выяснилось, это было лишним: в следующей же комнате после места обитания светобоязненного растения, нашлись другие метлы. И крылатые ключи.

И здесь Гарри наткнулся на настоящий тупик. Дело было не в том, что он не мог определить, какой именно ключ требуется для закрытой двери в следующее помещение, хотя рябящее мельтешение нескольких лишних сотен и правда здорово мешало.

Метла Деррека летала медленнее, чем ключи.

Все четыре местные метлы летали медленнее, чем ключи.

Гарри считал, что из него выйдет очень талантливый ловец, но не было совершенно никакого шанса, что он сумеет этот ключ поймать.

О чем думали создатели этой комнаты? Если ключ и не должны поймать, то зачем оставлять метлы? А если должны, то почему не сделать метлы быстрее? Или... — тут Гарри озарило, — четыре метлы нужны для того, чтобы ключ загнало четыре игрока?

Это было бы интересным нововведением для Квиддича. Снитч, летающий быстрее гоночных метел, и четыре ловца. Тогда никто не критиковал бы их позицию как слишком оторванную от остальной команды. Гарри решил запомнить эту мысль на будущее и, выбираясь обратно на третий этаж, вернулся к обдумыванию секретов запретного коридора.

Где ему взять еще трех человек? Драко неплохо летал, но согласится ли он на еще одну ночную авантюру? Хорошей кандидатурой были близнецы Уизли, но они вряд ли согласятся объединиться с Малфоем... Как все было бы проще, появись этот запретный коридор на старших курсах Гарри, когда он уже стал бы капитаном сборной Слизерина по Квиддичу!

Только повернув за угол в конце коридора Гарри осознал: он так глубоко ушел в свои мысли, что начисто забыл снова надеть мантию-невидимку, которую убрал в карман перед тем, как оседлать метлу. И осознать это ему помог Снейп, который очень невовремя завернул в тот самый коридор, откуда Гарри хотел побыстрее убраться.

Сириус как-то сказал, что нет на свете ничего более неловкого, чем случайно встретить своего бывшего школьного учителя в баре, но сейчас Гарри был готов с ним поспорить: встретить своего школьного учителя после отбоя в коридоре, где, по-хорошему, в это время не должно быть ни одного из вас, даст любым встречам в баре сто очков вперед.

— Поттер! — каким-то образом, Снейп смог прошипеть его фамилию даже при полном отсутствии в ней шипящих согласных. — Что, раздери вас горгулья, вы здесь забыли? Вы не слышали, что говорил Директор в начале учебного года?

Это был справедливый упрек. С другой стороны...

— Профессор Дамблдор сказал, что в этот коридор нельзя входить всем, кто не хочет умереть мучительной смертью, профессор, я слушал, — Гарри постарался говорить не слишком вызывающе — на сегодняшнем занятии Снейп выглядел крайне довольным его зельем (то есть, почти не хмурился и бросил ему скупое "превосходно"), но вряд ли добродушный настрой мог продержаться так долго.

Снейп вскинул брови.

— Надеюсь, вы не собираетесь использовать в качестве оправдания суицидальные наклонности.

— Нет, конечно, — возмутился Гарри. Он всего-то познакомился поближе с трехголовой собакой, мечтающей сожрать каждого, кто оказывается с ней в одной комнате — казалось бы, что тут самоубийственного? — Но мне казалось, профессор Дамблдор имел в виду не только студентов. Преподавателям разрешено заходить в этот коридор, профессор?

Он, конечно, очень сильно рисковал вызвать очередную вспышку негодования, но если вдруг ситуацию удастся вывернуть так, чтобы из учителя, застукавшего ученика в неположенном месте, они превратились в подельников, которые оба совершили одно и то же преступление...

Снейп фыркнул.

— Поттер, вы пытаетесь меня шантажировать?

Ого. Это была ступень на порядок выше. Гарри стоило подумать об этом раньше. К слову, а слизеринская этика позволяет шантажировать своих друзей?

Снейпу хватило одного взгляда, чтобы покачать головой и выдать:

— Понятно. Правильное решение.

Ну что ж. Во всяком случае, Снейп больше не выглядел особо разъяренным. Может, все еще обойдется...

— Идите за мной, — приказал он просто, и Гарри ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Они спустились по лестнице, игнорируя сонные портреты, разбуженные их шагами и теперь дивящихся тому, что ночью по замку шатаются преподаватели в сопровождении первокурсников с метлами. И снова до самых подземелий Снейп не позволял разрушить гнетущее молчание. У Гарри мелькнула мысль, что это его отработанная техника устрашения. Интересно, как преподаватели прививают уважение седьмому курсу, где всем уже известны их коронные приемчики?

В этот раз, однако, Снейп не отправил его в спальню, а завел прямиком в свой кабинет. Гарри мысленно вздохнул. Похоже, сегодня он так просто не отделается.

— Итак, — Снейп уселся за свой стол и сложил руки в замок. Гарри остался стоять, вытянувшись в струнку и всячески демонстрируя испуганное почтение. Потом Снейп выгнул бровь, и пришлось встать нормально. Ну да, на декана Слизерина такие уловки не действовали. — Вы потрудитесь объяснить мне, что делали в коридоре, куда запрещен вход любому ученику?

Близнецы Уизли, Ли Джордан, Хейди Макэвой, Кассиус Уоррингтон, Тина Свифт, квартет пятикурсников Когтеврана, пойманных Филчем... И это только те, о ком Гарри знал. Ах да, еще сам Снейп. Похоже, запрет профессора Дамблдора был не слишком эффективен.

— Искал место, где можно попрактиковаться в осветительных чарах? — попробовал Гарри на удачу. Он не совсем понимал, что от него хочет услышать Снейп, если они оба и так знали, что Гарри там делал. Проверяет, как хорошо его подопечный-слизеринец придумывает отмазки? — Можете спросить Забини, он на самом деле составил петицию, чтобы выселить меня, если я и дальше буду мешать всем спать по ночам.

— Я так понимаю, практиковаться в заклинании вы планировали верхом на метле? — уточнил Снейп ядовито.

Ах да, еще метла.

— Ну, я не был уверен, что на земле еще остались места, где люди не просыпаются каждые десять минут, чтобы запустить в меня ботинком, — ладно, это даже звучало глупо. Гарри вздохнул. — К слову, а что там делали вы, профессор?

— Не в вашей компетенции устраивать допрос своему декану, — оборвал его Снейп. Темные брови снова сошлись к переносице.

Ну не ждать же следующего визита в Мунго!

— А мы можем, эм... — Гарри на секунду замялся, опасаясь возможной реакции Снейпа на такое предложение, — на пару минут выйти за рамки профессиональных отношений?

Снейп окинул его внимательным взглядом. Затем, едва скривив губы, покачал головой.

— Могу похвалить вас за талант к поиску лазеек, но своим безрассудным поведением вы в который раз доказываете, что не заслуживаете моего доверия. Я разрешаю вам задать этот вопрос снова не раньше, чем вы сможете хотя бы семестр провести, не влипнув в какую-нибудь историю, и изучите основы окклюменции.

Это было обидно. Но справедливо. Но обидно.

Гарри попытался поймать взгляд Снейпа, но тот смотрел поверх его головы, как и почти всегда, когда отчитывал его: Гарри догадывался, что в такие моменты Снейпу было сложно смотреть ему в глаза по личным причинам. Все, кто когда-либо знал чету Поттеров, почему-то считали своим священным долгом сказать Гарри, что он жутко похож на отца, но глаза у него мамины. Как будто бы он сам не знал.

Снейп, наконец, отвлекся от размышлений, в которые не был посвящен никто кроме него самого.

— Вы помните, что я сказал вам в Хэллоуин?

— Если профессор Дамблдор что-то говорит, то каким бы глупым указание ни казалось, я должен ему подчиниться, — отчеканил Гарри. Снейп развел руками.

— Так что же? Директор разрешал вам подходить к коридору на третьем этаже?

— Нет, — врать смысла не было. — Но ведь прямого запрета...

— Хватит. Искать. Лазейки. Вы отлично поняли, что имел в виду Директор.

— "Не подходи, а то убьет"?

— Именно. Если я еще хоть раз увижу вас там...

— Я понял, — пробормотал Гарри. Так могли начаться и настоящие неприятности — плевать на баллы и отработки, но если авантюры ставили под угрозу отношения с другими людьми...

— В самом деле? — осведомился Снейп скептически. Разумеется, его этот лепет мало впечатлил.

— В самом деле, — подтвердил Гарри уныло. — Ноги моей там не будет, слово слизеринца.

— Поттер.

— Я шучу, сэр, — от колючего взгляда Снейпа Гарри поежился. Ладно, видимо, шутки сейчас и вправду не к месту. — Обещаю, что не подойду к коридору, если профессор Дамблдор этого от меня не захочет.

Эта формулировка удовлетворила его больше: коротко кивнув, Снейп разрешил идти.

В гостиную Гарри возвращался в невеселом расположении духа. Казалось бы, все обошлось. Но, похоже, ему придется смириться с тем, что главным приключением конца года станут итоговые экзамены.

"Как думаешь, какова вероятность, что ты не завалил ни один экзамен?"

Невилл не хотел об этом думать. Если даже Гермиона причитала о своих возможных ошибках, что уж говорить о нем? Он просто радовался, что все закончилось. Неделю до объявления результатов экзаменов он собирался провести, насколько это возможно, в тишине и покое. А потом... потом он поедет домой, и из его головы исчезнут, наконец, мысли о...

"...возможном могуществе и отличном шансе стать властелином мира..."

...философском камне.

Невилл стал чаще приглядываться к профессору Дамблдору во время трапез в Большом зале. Вид старого волшебника его успокаивал, внушал чувство безопасности. Впрочем, неприязнь другой его части к Дамблдору, казалось, возросла еще больше. Вероятно, та искала, на кого повесить ответственность за выбор в пользу бездействия. Невилла же знание о том, что от него ничего не зависит, успокаивало. Так было всю жизнь и, видимо, останется еще надолго, потому что готовности что-то менять он в себе не чувствовал.

И все было спокойно, пока одним днем пышная сова с повязанным на лапку значком Министерства магии не уронила на середину преподавательского стола письмо. Профессор Дамблдор вытащил конверт из тарелки с супом, с любопытством осмотрел его, распечатал и углубился в чтение. А затем, как ни в чем ни бывало поднялся с директорского кресла и прошествовал к выходу. Следом в холл выглянул сразу с десяток любопытных лиц, но директора там уже не было.

Слух разнесся быстро: профессора Дамблдора по какому-то срочному вопросу вызвали в Министерство, и совершенно неясно, когда он теперь вернется.

Невилл нервно размалывал в тарелке куриную котлету.

"Знаешь, по-моему, судьба дает тебе знак."

Знак о том, что она ненавидит Невилла Лонгботтома? Нашли сенсацию.

Он мысленно застонал.

— Итак, ты хочешь сказать, что философский камень в Хогвартсе?

— Почему ты так на меня смотришь? — Невилл неловко поерзал на пуфике. В этот жаркий летний денек общая гостиная Гриффиндора почти пустовала, поэтому они могли говорить здесь, не боясь, что их услышит куча народа.

— Я думаю, у меня есть на это причины, — Гермиона поджала губы, слегка напомнив профессора Макгонагалл. Невилл озвучил ей все те аргументы, которыми до того убеждал сам себя, но, кажется, Гермиона не очень поверила. — И ты решил, что его хочет украсть профессор Снейп?

— Я в этом уверен, — нет, уверен он не был, но шансов убедить Гермиону и так было немного. — Поэтому я, ну... Я подумал, что раз профессор Дамблдор уехал и больше никто не защищает камень, может быть, я должен, эм, забрать его сам до того, как это сделает кто-то еще...

"Я так тобой горжусь."

— Ты рехнулся?

Пожалуй, этого следовало ожидать.

Невилл попробовал еще раз.

— Но кто-то же должен это сделать? А когда профессор Дамблдор вернется, я отдам камень ему, и...

"Ты рехнулся?!"

Этого тоже следовало ожидать.

Гермиона тяжело вздохнула.

— Послушай, Невилл. У тебя нет никаких доказательств: ни про камень, ни про профессора Снейпа, ни про то, что ты вообще сумеешь забрать камень. Ты ведь даже не знаешь, где он!

Невилл молча посмотрел на Гермиону. Та дернула плечом.

— Хорошо, допустим, очевидно, что камень в запретном коридоре. Но это не отменяет всего остального! Почему ты думаешь, что если Николас Фламель по каким-то причинам вдруг отдал свой камень профессору Дамблдору, тот не оградил его достаточным количеством охранных чар, чтобы никто не наложил на него руки? Особенно — парочка первокурсников?

Невилл помялся. Он не был уверен, что хочет вслух сказать то, что собирался произнести, но... Наклонив голову поближе к Гермионе, он шепнул:

— Мне кажется, камень мог назначить меня его Избранником.

"В голове это правда звучало лучше."

Гермиона наградила его самым скептичным взглядом, на который только была способна. И крепко над чем-то задумалась.

"Это забавно. Сейчас она скажет что-нибудь про то, как твой титул Мальчика-Который-Выжил вызвал у тебя звездную болезнь и что не весь мир вертится вокруг тебя, а потом перестанет с тобой разговаривать, и ты сможешь, наконец, пойти за камнем в одиночку, как и нужно было сделать с самого начала."

Замолчи.

— Я нигде про такое не читала, — сказала Гермиона неуверенно. — А это возможно? В смысле, ты все-таки Мальчик-Который-Выжил, может, твой шрам от темного проклятия и правда улавливает какие-то резонансы могущественных волшебных вещей...

"Я передумал, мы можем назначить ее нашим приспешником, когда начнем захватывать мир с помощью философского камня. Из нее выйдет хороший идеолог."

Да замолчи же.

— Я не знаю, — честно сказал Невилл. — В истории, ну, не было других прецедентов, чтобы проверить. Но камень сводит меня с ума, понимаешь? Мне придется пойти туда сегодня ночью. У меня просто нет выбора. С самого обеда в голове только одна мысль и стучит. Это не просто так, я чувствую. Это должен быть я. Не профессор Макгонагалл, не кто-то еще.

"Знаешь, ты очень быстро меняешь свою точку зрения, стоит чему-то непонятному поорать в твоей голове полдня. Это называется плохая устойчивость перед психологическими атаками."

Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, ЗАМОЛЧИ.

Гермиона снова вздохнула. Было видно, что она борется с собой. Но Невилл, несмотря на всю свою неуверенность в себе и тому, как другие люди к нему относятся, знал ответ Гермионы с того самого момента, как она не бросила его на ночной дуэли.

* * *

Они с Драко доигрывали шахматную партию в гостиной, когда Гарри передали письмо.

— Надеюсь, не из министерства, — пошутил Драко и немедленно воспользовался тем, что Гарри отвлекся на конверт, чтобы уговорить его ферзя срубить собственную ладью. Диверсия уже мало на что влияла, потому что к этому моменту больше половины оставшихся в живых фигур Гарри стало тройными агентами, работающими на Малфоя. Партия была безнадежно проиграна, поэтому Гарри сосредоточился на письме. Его король, возмущенный "безразличием правителя к верноподданным, проливающим кровь за родину ради никому не известных целей большой политики" громко объявил о капитуляции. Драко перегнулся через доску, чтобы заглянуть в письмо.

"Дорогой Гарри,

твоему другу сегодня может очень пригодиться твоя помощь.

Запретный коридор на третьем этаже, после заката.

А.Д."

— Что это? — спросил Драко заинтересованно. — Какой-то шифр?

— Не представляю, — пробормотал Гарри. Поправил очки и перечитал письмо еще раз. — А.Д... Вот же!

Драко даже подскочил от его вскрика.

— Чего? Ты знаешь, кто это написал?

— Понятия не имею! Но так нечестно! Я первый занял псевдоним Анонимный Доброжелатель!

— Ты все еще уверен, что это хорошая идея? — спросила Гермиона через пять минут молчаливого бдения перед запертой дверью, из-за которой доносилось угрожающее рычание.

— Нет, — честно ответил Невилл. — Но у нас есть выбор?

"Нет."

Он проигнорировал услужливую подсказку голоса, поскольку и сам все отлично знал.

— Мне очень не нравится это рычание, — снова сказала Гермиона, еще через две минуты. В руке у нее была волшебная палочка, но она все никак не могла решиться произнести отпирающее заклинание — возможно, ей передалась львиная доля неуверенности Невилла. — У меня много теорий, какое чудовище может охранять камень, и ни одна мне не нравится. Но все равно, хорошо было бы узнать, с чем мы имеем дело, прежде чем соваться в пасть химере, дракону или...

Подсказка пришла из самого неожиданного места — из ниоткуда:

— Огромному рослому Церберу, — помогла Гермионе пустота.

Они оба подскочили.

Невилл вжался в стену, Гермиона взмахнула палочкой, но не нашлась, какое произнести заклинание — что сделаешь против зловещего невидимого духа?

Впрочем, нет, Гермиона все еще соображала куда быстрее Невилла.

— Гарри Поттер! — прорычала она, и ее щеки заалели от гнева. — Если ты еще раз подкрадешься ко мне со спины...

Гарри торопливо стащил с себя мантию-невидимку. Невилл испытал повторный шок ужаса: рядом с ним стоял Драко Малфой, с независимым видом разглядывающий дверь. Ко всему прочему, оба держали в руках метлы.

— Что вы двое здесь делаете? — возмущенно поинтересовалась Гермиона. О, она прекрасно помнила, чем все закончилось, когда они четверо оказались ночью в одном помещении в прошлый раз. — И почему у вас метлы?

Гарри и Малфой переглянулись.

— Это... Очень сложная история. А у нас, наверное, не так много времени, — Гарри прошел мимо Невилла с Гермионой и приложил ухо к косяку. Нечто из-за двери в ответ рявкнуло.

Только тут до Невилла дошел смысл сообщения из пустоты: Цербер?!

— Тем более, мы не обязаны перед вами отчитываться, — добавил Малфой, державшийся, как и всегда, высокомерно, но на дверь поглядывающий с видимым беспокойством.

— Только давайте не будем ругаться! — торопливо попросил Гарри, прежде чем Гермиона успела ответить что-нибудь резкое. — Серьезно, нам лучше сосредоточиться на... На том, за чем вы сюда пришли. Кстати, за чем?

— Ты не знаешь? — выдохнул Невилл изумленно. Нет, он, конечно, никому кроме Гермионы не рассказывал о философском камне, так что узнать об этом от него Гарри не мог, но... Что тогда он вообще здесь делает?

— Это очень сложная история, — повторил Гарри с нажимом. — В смысле, я знаю, что там хранится что-то очень ценное, но вот подробности...

— Философский камень, — пробормотал Невилл.

— Понятно, — Гарри задумчиво погладил дверную ручку. Резко обернулся. — В смысле, философский камень?! Тот самый?

Судя по лицу Драко, он был ошеломлен не меньше своего приятеля — Невилл вообще не помнил, когда еще его лицо настолько четко отражало какие-то истинные эмоции.

Похоже, Гермиона решила предоставить все объяснения Невиллу, потому что сама подошла к повороту и принялась наблюдать, не приближается ли к коридору кто-то из учителей. Вот и сэкономили время...

— Там философский камень, — повторил Невилл угрюмо. — И мы думаем, что профессор Снейп... — Гермиона бросила суровый взгляд через плечо, и он торопливо поправился: — Вернее, я думаю, что профессор Снейп хочет его украсть.

Гарри вытаращил глаза.

— Что за бред? — немедленно возмутился Малфой. — Тебе и правда лишь бы дырявость своих мозгов продемонстрировать, Лонгботтом?

Невилл мрачно посмотрел на него, но не ответил. Время покажет.

"Лучше бы ты сам хоть раз ему показал, тряпка."

Гарри, тем временем, о чем-то глубоко задумался. Потер лоб, поморщился, яростно тряхнул головой и, наконец, твердо заявил:

— Нет, это не Снейп. В смысле, он правда слишком уж часто бывает в этом коридоре, но вы что, детективы не читали? Самая подозрительная личность просто не может быть настоящим преступником. Если кто-то и хочет украсть камень, то это... — он снова задумался. Затем просиял, словно на него снизошло озарение: — Ну конечно! Хагрид!

Тут пришел черед Невилла таращиться на Гарри как на сумасшедшего. Тот ответил уверенным взглядом.

— На него же вообще невозможно подумать, но при этом — он тот самый человек, который попытался нелегально вырастить в своей хижине дракона. И вообще, он наверняка только притворяется дремучей глухоманью, которая двух слов связать не может, а на самом деле... Что он может скрывать в своей густой бороде?

"Поздравляю, теперь ты не единственный Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума."

Гарри должен шутить. Просто обязан.

Невилл чувствовал себя настолько растерянно, что даже обратился к Малфою:

— А ты что об этом думаешь?

Малфой надменно хмыкнул.

— Разумеется, главный злодей это Дамблдор.

— Это как вообще? — Гарри нахмурился. — Хочешь сказать, он хочет украсть камень у самого себя? Я понимаю, мы говорим про Дамблдора, но это даже для него перебор.

Малфой снисходительно ему улыбнулся. Затем все же снизошел до того, чтобы поделиться своей внеземной мудростью.

— Если я правильно помню, философский камень изобрел Николас Фламель, так? Наверняка он просто одолжил его Дамблдору на хранение, а тот хочет оставить его себе, и поэтому собрался организовать ложное похищение с помощью одной из своих пешек. А сам уехал, чтобы на него не подумали. Вот будет забавно, если внизу нас ждет профессор Макгонагалл, а?

Невилл обхватил голову руками. Его мозги медленно начинали закипать.

Да что же это такое? Он не был готов к такому количеству точек зрения. Профессор Снейп, Хагрид, профессор Дамблдор, профессор Макгонагалл... Почему бы сразу не предложить профессора прорицаний, например? Неспроста же она так активно спивается?

"Ты начинаешь думать в правильном направлении. Это хорошо."

"Но я голосую за гипотезу Дамблдора."

— Надеюсь, я никого не отвлекаю, — раздался ядовитый голос Гермионы. Она снова подошла к ним, должно быть, осознав, что без ее контроля это обсуждение может затянуться до следующего утра. — Но по-моему, у нас здесь не сходка юных детективов. Идем мы туда или нет?

Ах да. За всеми сумасшедшими теориями Невилл почти забыл, зачем они сюда явились. А ведь время утекало...

— Алохомора, — пробормотал Гарри, наставив палочку на дверь. Та скрипнула. Гарри недоуменно нахмурился. — Э-э, я не почувствовал, что заклинание сработало. Вы уже ее открыли, да?

— Мы не открывали, — Невилл покачал головой, ощущая, как смыкаются на сердце ледяные когти страха.

Все это время дверь была не заперта?

Значит, кто бы ни шел за камнем, он уже намного опережал их... Сколько же времени они потеряли!

— Пойдем, — поторопил их Гарри. Судя по напряженному лицу, его посетили все те же мысли. Он взялся за дверную ручку.

— Подожди, а Цербер? — спохватилась Гермиона, но Гарри только мотнул головой, распахнул дверь и во весь голос запел песню, в которой Невилл узнал командный гимн "Паддлмир Юнайтед".

— Из трясин, болот Квирдитча...

"Вау, он правда свихнулся."

"Вау, это громадная спящая трехголовая псина, которая может перекусить любого первокурсника пополам?"

Не прекращая пения, Гарри, как ни в чем ни бывало прошествовав к открытому люку, возле которого завалилась на пол огромная гора серо-бурого меха и валялась чья-то забытая арфа, протянул Малфою что-то, подозрительно похожее на магический фейерверк. Гарри дождался, пока тот подожжет его и запустит вниз, и только затем оседлал метлу. Жестом он предложил Гермионе сесть позади него и кивнул Малфою, чтобы тот сделал то же.

Малфой на это только поморщился.

— Ты хочешь, чтобы я сел на одну метлу с Лонгботтомом? Серьезно?

— Бейте бладжеры сильнее, — пропел Гарри на угрожающе низкой ноте. Ответ был достаточно говорящий.

Малфой негодующе покачал головой, пробормотал что-то про то, что никакая дружба такие долги не спишет, и залез на метлу.

Невилл мысленно застонал, но заставил себя подойти к ней.

— Надеюсь, ты расшибешься, — бросил Малфой через плечо, когда Невилл неуверенно устроился у него за спиной. И метнулся в люк.

Их спуск начался.

По выражению лиц его спутников можно было примерно прикинуть их общий настрой.

Гермиона вела себя собранно и бдительно оглядывалась по сторонам, надеясь заранее заметить подступающую опасность: ей поход за камнем представлялся очередным испытанием, финальным экзаменом в череде уже сданных.

Драко осматривался с холодным любопытством: он увязался за Гарри по долгу дружбы и теперь всячески старался замаскировать свою заинтересованность, но не мог не понимать, что невольно стал частью чего-то грандиозного. И пока что не мог решить, нравится ему это или нет.

Невилл казался испуганным, как и всегда, когда сталкивался с чем-то непонятным, но иногда в его взгляде мелькало что-то странное: твердое, но не поддающееся расшифровке. Как будто он знал обо всем происходящем больше, чем говорил, или просто скрывал какую-то другую тайну.

Что до самого Гарри — он чувствовал страшное возбуждение. Это было Настоящее Приключение. Не просто какая-то удачная проделка, как навозная бомба под дверью кабинета Филча, или совместный заговор с Пивзом против профессора Бинса, но испытание, полное опасностей, да еще и с маячившей в конце наградой: защитить философский камень от Хагрида/профессора Макгонагалл/нового Темного Лорда/кого-угодно и стать героем в глазах всей школы. Сириус и Ремус будут им гордиться. Профессор Дамблдор будет им гордиться. Может быть, даже Снейп, пусть и не покажет этого, втайне одобрит его действия.

И у Гарри была самая настоящая команда верных спутников, почти как Мародеры. Он даже мог найти определенные сходства с первым составом: ответственной отличнице Гермионе был прямой путь в старосты, как Ремусу; Драко, на правах наследника Древнего Рода, который в конце концов наверняка хотя бы частично отвергнет ценности своей семьи, мог сойти за Сириуса; про Хвоста Гарри знал мало, но из того, что слышал, уяснил, что тот был неуклюжим и слегка трусоватым, что, в общем, подходило Невиллу; и, конечно, сам Гарри, объединяющий их всех, как когда-то делал отец. Что могло быть лучше?

С такой командой им ничего не стоило разобраться с ключами, пусть даже Невилл наотрез отказался подходить к метлам после того, как Драко как бы случайно приложил его головой о стену при спуске. В этот раз нужный ключ отличало помятое крыло, и втроем они — даже при том, что полеты не были сильной стороной Гермионы, — смогли загнать ключ в ловушку.

Сложности начались в следующей комнате.

Там находилась громадная шахматная доска, и первой мыслью Гарри было не "ого, эти белые фигуры выглядят угрожающе" и даже не "интересно, а мы не можем просто протиснуться бочком?", но "мерлиновы подштанники, если вот эти черные пешки затеют против меня восстание, оно выйдет кровавее, чем у гоблинов в восемнадцатом веке".

— Как думаете, это шахматы по-слизерински или по-гриффиндорски? — уточнил он опасливо.

— Шахматы по-гриффиндорски — это когда ты со злости бросаешь победившему противнику шахматную доску в голову, а потом год проводишь в Азкабане за непредумышленное убийство? — Драко постучал носком ботинка по громадной белой клетке. — Тогда сомневаюсь.

— Шахматы по-гриффиндорски — это классические шахматы, — поправила его Гермиона. Драко закатил глаза.

Гарри же задумчиво рассматривал фигуры. Огромные... Куда сложнее повелевать такими громадинами, чем маленькими фигурками из своего набора. Чувство ответственности как-то... больше, что ли. Но не выиграв, они не попадут на другую сторону, к дверям, расположенным на том конце зала, — это было вполне очевидно.

Гарри посмотрел на ряд безликих белых фигур и попробовал заговорить с ними:

— Эм... Мы готовы начинать.

Ничего не произошло.

Никакого тебе е2-е4.

— Может быть, нам нужно самим встать на доску? — предположила Гермиона.

Гарри потер лоб. Если защитой камня заведовал профессор Дамблдор...

— Это могло бы быть в духе профессора Дамблдора, — произнес он неуверенно — все-таки, не так уж хорошо они с директором знакомы, чтобы запросто судить о его мотивах. — Про то, чтобы разделять ответственность со своими подчиненными, а не просто отправлять их сражаться... Он ведь и сам участвовал в последней войне.

Драко звучно фыркнул.

— О нет, вот это как раз совершенно не в духе Дамблдора. Но вполне в его духе пытаться заставить всех поверить, что это в его духе...

Гарри только покачал головой. Не время сейчас спорить.

— Невилл, встань на место короля, — скомандовал он после короткого раздумия. Пожалуй, это самая безопасная позиция на всей доске. Если только они не проиграют, но тогда уже и переживать будет не о чем. — А тебе, Гермиона, наверное, стоит стать ладьей.

— Я буду ферзем, — заявил Драко, не дожидаясь его указаний. Следовало ожидать, что он захочет быть самой сильной фигурой в игре. Гарри не возражал.

— Тогда я буду пешкой, — он встал на g7, потеснив предыдущую обитательницу черной клетки. Скорее всего, они будут делать короткую рокировку, и, если только что-то не пойдет чудовищно не так, он проведет большую часть игры, прикрывая Невилла и свободно обдумывая тактику, не отвлекаясь на необходимость перебегать с клетки на клетку.

Разумеется, чудовищно не так все пошло практически с самого начала.

Во-первых, им с Драко стоило заранее определиться, кто из них будет руководить партией. Они этого не сделали, в результате чего через каждые три хода принимались спорить о том, как поступить дальше. И дело жутко осложнилось, когда Драко, пользуясь умением ферзя ходить на любое количество клеток, оказался на противоположной стороне доски. Им приходилось перекрикиваться через ряды фигур, и Гарри уже чувствовал, как саднит горло. И действия все равно выходили несогласованными: пока он отчаянно пытался защитить их королевский фланг и Невилла, Гермиона и Драко проводили атаку на белого короля, отдавшего предпочтение длинной рокировке.

И отсюда вытекала проблема номер два: Гермиона и Драко не могли работать сообща. Совсем. Гарри всерьез боялся, что они вцепятся друг другу в волосы, если окажутся на соседних клетках. Он всегда знал, что Драко (совершенно несправедливо) презирает Гермиону из-за ее происхождения, но даже не представлял, до какой степени это чувство взаимно.

Это была катастрофа. Поражение надвигалось, медленно, но неумолимо.

С наступлением нового хода Гарри не выдержал и заорал на пререкающихся Драко и Гермиону — беспорядок на крайних трех линиях завел его очень далеко на территорию белых и позволил это сделать:

— Хватит! Заткнитесь хоть на секунду, пока мы не потеряли вообще все шансы!

Оба посмотрели на него чрезвычайно оскорбленно, но у Гарри не было времени, чтобы щадить их чувства, ровно как и на то, чтобы позабавиться их внезапному сходству. Белые совершили полномасштабный прорыв по ферзевому флангу, пока Драко и Гермиона были заняты своими безуспешными попытками пробить оборону белого короля. Только вопрос времени, когда под угрозой окажется Невилл — его защита была в полнейшем раздрае: сдвоенные пешки, форточка, превратившаяся в полномасштабные распахнутые ворота...

У забившегося в угол белого короля вот форточки не было, но как поставить ему линейный мат, если вторая черная ладья уже покоилась в руинах, а Гермионе и Малфою было не пробить защиту из пешек и белой ладьи?

— У тебя есть какие-то идеи, или что? — сварливо окликнула его Гермиона. Гарри вскинул руку.

— Дайте мне подумать!

Он глубоко вздохнул, приказывая себе успокоиться.

Итак, какие преимущества у них были? Гарри постарался отстраниться от мыслей о том, что ждало их за дверями, от восприятия партии как только одной ступеньки в череде испытаний, от своих друзей, находившихся на доске.

Была партия.

Были фигуры.

Был черный король, чья жизнь висела на волоске.

И был он, игрок. Что можно предпринять, чтобы отсрочить мат?

Пожалуй, ничего: положение короля безнадежно.

Значит, нужно поставить мат быстрее.

В конечном итоге значение имели только короли. Они слишком увлеклись тем, чтобы выводить из-под опасности самих себя, но ведь они — только фигуры, сам Гарри так и вовсе пешка. Был момент, когда он мог обменять себя на белого коня, но не стал, испугавшись, что без его руководства все развалится. Они с самого начала играли неправильно.

И Гарри взглянул на позицию по-новому.

От последнего ряда его отделяла горизонталь, а также защищающая ее ладья. Если бы только они могли избавиться от нее... Белый ферзь и остальные фигуры слишком далеко на черной половине, собственные пешки помешают им вернуться достаточно быстро. Был еще слон неподалеку, но и от него можно избавиться, если только...

— Драко, — позвал Гарри неожиданно спокойно. От прошлых выкриков его голос слегка хрипел. — Ты можешь срубить пешку рядом со мной?

— Ты слепой? — осведомился Драко мрачно — затянувшаяся партия не сказалась положительно и на его нраве тоже. — Меня сожрет слон, и что тогда?

— Тогда слона съем я, — подала голос Гермиона. Кажется, она что-то высчитывала. — И меня съест ладья...

— А я пройду в ферзи, — закончил Гарри все так же спокойно. — Мы выиграем.

Все трое молча уставились друг на друга. Единая комбинация, в котором Драко и Гермиона должны будут пожертвовать собой... Да, легко понять, почему они не кипели энтузиазмом.

— Это просто игра, — напомнил им Гарри. — Нам нужно выиграть.

Он обернулся на Невилла, но тот все так же молча стоял на g8. Его лицо было в тени от стоявшего рядом чернопольного белого слона.

— И конечно, жертвы нужно начинать с меня, — Драко негодующе покачал головой, но по его глазам Гарри видел: он и сам понимает, что выбора нет. — Ладно уж. Грейнджер, не вздумай напортачить.

Гермиона возмущенно посмотрела на него, но ничего не сказала, осознавая серьезность ситуации.

Драко Малфой жертвует собой ради высшей цели. Звучит как неплохой заголовок для первой главы книги о личностном росте. Но Гарри не успел вдоволь насладиться этой мыслью: белый слон преодолел отделяющее их расстояние и тяжелой рукой уложил Драко на доску. Тот свалился без единого звука, неподвижный и бессознательный. Гермиона прижала ладонь ко рту, а Гарри почувствовал себя так, словно твердая поверхность уходит у него из-под ног.

Это просто игра, — торопливо напомнил он себе, глядя, как его друга оттаскивают прочь с доски. Просто игра, с Драко все в порядке, это только игра.

И теперь Гермионе предстояло сделать то же самое.

Гарри ощутил легкую тошноту. Не откажется ли она вообще после такого жуткого зрелища?

Но Гермиона, смертельно побледнев, пошла по горизонтали и оттолкнула белого слона прочь. Усилием воли Гарри не позволил себе отвести глаза. Выступила белая ладья, и все повторилось. Со стороны Невилла раздалось невнятное поскуливание.

Гарри сделал глубокий вдох. Он ведь не ошибся? Только бы его выбор оказался правильным!

Гарри решительно шагнул вперед и объявил:

— Превращаюсь в ферзя.

Ладья двинулась назад, но защитить ее было некому: Гарри срубил ее, снова оказавшись на одной линии с никем не прикрытым королем. Онемевшими губами он произнес:

— Мат.

Ему под ноги полетела белая корона.

Путь был свободен, но Гарри замер в нерешительности.

Должны ли они продолжать? Может быть, надо взять Драко и Гермиону и попробовать выбраться? Им нужна помощь мадам Помфри...

К нему подошел Невилл с покрасневшими глазами. Гарри не мог его осуждать, поскольку и сам был на грани слез. Почему то, что задумывалось веселым приключением, так резко обернулось самым суровым испытанием в его жизни?

Снейп ведь предупреждал меня, — подумал Гарри отстраненно. Вот только отступать было поздно.

— Пошли, — бросил он Невиллу, не глядя на него. — Заберем этот несчастный камень и поспешим в больничное крыло.

Невилл молча кивнул. Гарри знал, что должен был как-то его поддержать. За год это стало почти рефлексом. Вот только как? Он и сам теперь не был уверен, что поступает правильно.

"Твоему другу сегодня может очень пригодиться твоя помощь".

Чего скрывать, Гарри самому пригодилась бы чья-нибудь помощь. Он снова глубоко вдохнул. И взял Невилла за руку.

Тепло чужой ладони успокаивало. Он вспомнил концепцию дружбы Снейпа, подразумевавшую обмен чем-то. Но все-таки это было неправильно. Не осознанный обмен. Дружить — значит только делиться чем-то с другими. И даже если с тобой не всегда делились в ответ... обычно это было так. Не потому, что что-то тебе должны. Потому что так правильно, и невозможно иначе.

Они с Невиллом делились друг с другом человеческим теплом, стоя на этой каменной шахматной доске.

— Идем, — снова позвал Гарри. И потянул Невилла к закрытым дверям.Примечание к частиЕсли мне еще раз выделят в ПБ нынешнее выделение речи внутреннего голоса как ошибку, я прострелю шашлык. Так задумано.

Невилл изо всех сил старался не думать о том, что было бы, не оглуши огромного горного тролля тот, кто проходил здесь до них. Он помнил рассказ Гарри о событиях Хэллоуина, и если тогда двум первокурсникам удалось избежать чудовищной смерти только благодаря вмешательству преподавателя, то в сегодняшнюю ночь на такую роскошь рассчитывать не приходилось.

К счастью, следующая комната выглядела более безобидно: всего-то стол и какие-то флаконы. Всяко лучше безликих шахматных фигур выше твоего роста или зловонной туши тролля. Но и на флаконы Невилл посматривал с опаской.

— Как думаешь, что это? — спросил он у Гарри, ставшего пугающе молчаливым после победы в шахматной партии.

Тот пожал плечами.

— Пузырьки с чем-то. С зельями, может быть? — в зеленых глазах снова вспыхнул огонек возбуждения. — Я давно думал, что профессор Дамблдор вполне мог попросить Снейпа помочь ему с защитой коридора. Тогда...

Высвободив руку — на мгновение Невилл ощутил пустоту, — Гарри прытко подбежал к столу. Невилл медленно подошел следом и вздрогнул, когда впереди и позади них вспыхнуло пламя, отрезающее пути к отступлению.

Голос в голове почти весело воскликнул: ловушка!

Но Гарри, казалось, было наплевать. Он углубился во внимательное изучение стихотворения, написанного на пергаменте. Невилл тоже прочитал его разок. Разумеется, у него только голова закружилась — это было даже хуже рецептов зелий второго курса, которые Гарри пробовал обсуждать с Гермионой.

Сам Гарри тоже выглядел несколько обескураженным. Он поднял взгляд на Невилла.

— Это не зельеварение. Это логическая задачка. Логическая задачка — это не зельеварение, — произнес он мрачно и отчетливо. — Очень странно, что я чувствую себя жестоко обманутым?

Невилл растерянно покачал головой и задал животрепещущий вопрос:

— Но ты можешь ее решить?

Гарри вздохнул:

— Вот где пригодилась бы Гермиона... Я попробую.

И он погрузился в размышления. Невилл взволнованно наблюдал за его беззвучно шевелившимися губами.

"Там есть яд. Он может тебя отравить, ты об этом подумал?"

Да сколько можно? Невилл тряхнул головой. Он не хотел сейчас слушать параноидальные бредни своего альтер-эго.

"Конечно, не подумал. Тебе вообще следовало бы думать почаще, не считаешь? Посмотри на себя, по пути сюда твои спутники проделывали за тебя всю работу. Кто усыпил псину? Кто отпугнул дьявольские силки? Кто поймал ключ? Кто выиграл в шахматы? Разве не тебе нужен камень? Разве не ты должен быть их лидером?"

Но Невилл никогда не хотел быть лидером! Он просто... Кто он такой, чтобы ставить себя выше других?

"Мальчик-Который-Выжил? Легенда магического мира? Победитель Темного Лорда? Серьезно, почему бы нам не поменяться местами? Я из твоего тела бы выжал куда больше пользы."

Как же заставить голос замолчать?

Но ведь его критика была по-своему правдивой. За всю дорогу Невилл действительно не сделал совершенно ничего, чтобы помочь своим друзьям, просто висел мертвым балластом. Гермиона и даже Малфой пожертвовали собой, чтобы открыть им путь, а что сделал он?

"Есть еще испытание за этой дверью", — веско напомнил голос. "Послушай. Слышишь?"

И Невилл услышал снова, ярко и отчетливо: философский камень.

Совсем близко. Камень был совсем близко.

— По-моему, я решил, — сообщил Гарри, отвлекая его от внутреннего диалога. — Для возвращения — самая правая. А вперед проведет вот эта.

И он коснулся пальцем маленькой бутылочки. При этом лица Гарри не покидало выражение некоторого сомнения, и Невилл посчитал себя обязанным спросить:

— А ты уверен, что это не яд?

Гарри рассмеялся, без особого веселья.

— Знаешь, что сказал Хагрид, когда его вытащили из горящей хижины и набросились с упреками, мол, он ведь мог сгореть заживо? "Если бы я сгорел, то сгорел бы". По-моему, это очень мудрые слова. Если там яд... мы об этом узнаем.

Это были самые не обнадеживающие слова, которые только можно было сказать в такой ситуации. Следовало отдать Гарри должное за честность, но...

"А ну брось."

"Он все правильно решил, сам пошевели мозгами и проверь."

Невилл изумленно вытаращил глаза. С каких это пор хоть какая-то из его частей что-то смыслила в логических задачах? Или это она теперь решила его отравить?

"Люблю, когда ты мыслишь в таком направлении."

— Ну, выбора-то нет, верно? — пробормотал Невилл и нерешительно взял в руки бутылек. — Тогда... Я пошел?

Камень звал его.

Как ни удивительно, Гарри только кивнул.

Это было странно. Вообще-то, Невилл был уверен наверняка — тот заспорит.

"Ему просто не терпится от тебя отделаться."

— Почему-то я думал, что ты бросишься меня останавливать, — сказал Невилл неловко.

Гарри поднял брови. Дернул плечом.

— Мне, конечно, хотелось бы... Но ты же вроде как своей миссией считаешь спасение камня. Я понимаю, что это твое дело больше, чем мое. Так что... Иди лучше, пока во мне говорит разум, а не та часть, что вопит не пускать тебя, ладно?

Он виновато улыбнулся и сунул руки в карманы мантии, словно ему тоже стало неловко. Отблески черного пламени плясали в его круглых очках, освещая лицо неровным светом.

Гарри выглядел... круто.

"Честное слово, я предпочел бы оказаться в его голове. Ну чего ты встал столбом? Двигай к камню!"

— Спасибо, — пробормотал Невилл, сам не зная за что именно. Наверное, — За все.

— Нет проблем, — Гарри помешкал, потом, видно, на что-то решился и, подойдя на шаг ближе, сунул Невиллу свою палочку. — Не спрашивай, зачем, просто интуиция. Мне сегодня уже не понадобится, а тебе, может, пригодится, и у меня хоть не будет ощущения, что я бросаю тебя совсем одного.

Невилл машинально принял чужую палочку, откликнувшуюся намеком на тепло. Он и сам пользовался отцовской, так что не видел проблемы в том, что она была сделана не под него, но... Неужели Гарри действительно просто так отдает ему свое единственное оружие?

— Удачи, — шепнул Гарри.

— Тебе тоже, — Невилл вздохнул и, одним глотком опустошив бутылочку, зажмурился и прошел сквозь черное пламя. Оно не обжигало, все равно что путешествие по каминной сети: только короче и окончилось в последнем зале.

У противоположной стены стояло печально знакомое Зеркало, и именно оно в первое мгновение заняло все внимание Невилла. Лишь затем он обратил внимание на человека, стоявшего посередине комнаты.

"Это просто смешно."

"Если мы выживем, ты извинишься перед Гарри за то, что не воспринял всерьез его гипотезу, потому что даже Хагрид был менее нелепой кандидатурой."

"Зачем ему камень? Оплатить услуги логопеда?"

Но когда профессор Квирелл заговорил, он больше не заикался.

— Отлично, что ты появился, Лонгботтом. Я битый час пытаюсь разгадать загадку Зеркала...

"Смотри, это шпилька в сторону твоей непунктуальности..."

Ты можешь хоть в такую минуту побыть капельку серьезным?!

— ...Но ты — именно то, что мне нужно, Мальчик-Который-Выжил. Да, невинный первокурсник... Вполне в духе Дамблдора, — и бледное лицо профессора Квирелла странно исказилось. — Помоги мне получить философский камень, и, возможно, мой повелитель соблаговолит оставить тебя в живых.

Повелитель? Значит, профессор Квирелл всего лишь инструмент?

— Живее, Лонгботтом.

Не думая, что делает, подгоняемый наущениями внутреннего голоса, Невилл вскинул палочку, но профессору Квиреллу хватило одного взмаха своей, чтобы та отлетела назад. Невилл проводил ее отчаянным взглядом: палочка исчезла во всполохах черного пламени. Интересно, Гарри уже ушел назад? Мог бы подобрать свою палочку и...

"Помочь он тебе все равно не сможет."

Голос тоже помрачнел, словно осознав, наконец, масштаб грозившей им опасности.

"Делай, как он говорит."

На негнущихся ногах Невилл подошел ближе. От одного взгляда на золотистую раму Зеркала шрам закололо.

"Спроси, точно ли он оставит нас в живых, если мы отдадим ему камень."

Не буду!

"Спроси!"

"Дай ему понять, что готов сотрудничать. Он же взрослый волшебник, ему ничего не стоит тебя в капусту порубить!"

— Зачем вам камень? — спросил Невилл вместо этого. Профессор Квирелл вздернул бровь.

И тут в комнате раздался смех. Он слетал не с губ Квирелла, смеялся не Невилл и даже не голос в его голове. Чужой холодный смех, который все это время преследовал его в кошмарах, доносился из-за спины профессора.

— Можешь сказать ему, — раздался чужой-знакомый голос, от одного звука которого Невилла бросило в дрожь.

Профессор Квирелл криво усмехнулся.

— Я намерен помочь моему повелителю, Темному Лорду, возвратить себе былое могущество.

Невилл почувствовал, как каждая клетка его тела наливается тяжелым напряжением. Темному Лорду? Тому самому Темному Лорду?

"Ты знаешь много Темных Лордов? Гриндевальд, насколько мне известно, уже вышел на пенсию."

Хоть на пенсию, а не в могилу! Нет, выходит, Тот-Кого-Нельзя-Называть все же был жив...

И бабушка была права с самого начала.

"Знаешь, твоя бабушка все-таки умный человек. Может, стоило почаще ее слушать?"

Невилл закрыл глаза. Его мир рушился, и он был очень удивлен, когда, снова открыв их, обнаружил, что пол под ногами не пошел глубокими трещинами и вообще ничего разрушительного не произошло. Как будто...

"Потом будешь осознавать масштабы трагедии", — безжалостно заявил ему голос. "Сосредоточься на том, как выбраться отсюда живым. Я бы не стал рассчитывать на то, что убивающее проклятие отскочит от тебя два раза подряд."

Но Невилл обязан был спросить:

— Он... Он здесь?

— Мой господин всегда со мной, — на секунду профессор Квирелл прикрыл глаза, улыбаясь со смесью священного ужаса и восторга, но когда открыл их, снова стал выглядеть предельно сосредоточенным. — Встань перед Зеркалом.

"Погоди, Темный Лорд живет в его голове?"

В интонации прозвучало что-то очень странное, но у Невилла не было времени раздумывать: кто знает, как поступит профессор Квирелл, если его разозлить?

Невилл встал перед Зеркалом и, словно делая прыжок на глубину с большой высоты, заглянул в него.

Философский камень...

Он должен был увидеть, как отдает камень профессору Дамблдору. Может, тогда все сработало бы по первоначальному замыслу старого мудрого волшебника, и все было бы в порядке. Но, очевидно, старые мудрые волшебники обычно не ожидают испорченности от одиннадцатилетних ребят.

Вместо этого Невилл увидел знакомую картину: он, повзрослевший, дышащий могуществом и гордостью. А в руках... В руках у него был багровый кусок кристалла. Философский камень.

Это твое желание! — возмущенно обратился он к концентрированной алчности внутри себя. Не мое!

"Какая разница?"

Такая, что у них не получится достать камень. Не получится, если глупая жадная сторона не умерит свои аппетиты и не поймет, что они не должны хотеть камень для себя...

"Но я хочу! Я хочу для нас могущества! Что в этом плохого?"

То, что так камень не достать! Прекрати это!

"Я не могу! Зеркало показывает истинные желания, его не обмануть. И это желание — не что-то, что можно преодолеть, это — Философский. Камень. Ты просто не понимаешь, как многого..."

Это не поможет!

Невилл, дрожа, уставился в Зеркало. Отражение ответило ему взглядом, в котором надменность и насмешка сочетались с покровительственным выражением. Камень кровавыми отсветами отражался в глазах, которые словно говорили: дай позаботиться о тебе, дай позаботиться о судьбе мира.

Невилл опустил голову. И, повернувшись к профессору Квиреллу, безнадежно произнес:

— Я не могу достать камень.

Время шло.

Невилл молчал, и даже голос в голове соизволил заткнуться. Профессор Квирелл тоже ничего не говорил — что бы он там ни ожидал, все шло явно не по его плану.

Зеркало продолжало демонстрировать картину, которую Невилл предпочел бы не видеть никогда в жизни.

— Что показало тебе Зеркало? — спросил, наконец, профессор Квирелл.

Невилл прикусил губу. Он и друзьям-то не смог об этом рассказать, а теперь перед ним стоял целый... вернее, даже целых два темных волшебника, и он должен...

"Сказать все как есть. Слушай, вот уж кто тебя точно не осудит."

И правда — профессору Квиреллу нечем его попрекнуть, он и сам такой же. Но было все же нечто невыносимо унизительное в том, что Невилл оказался на одном уровне с ним... И с убийцей своих родителей.

— Я вижу себя могущественным волшебником, — произнес Невилл чужим голосом. — Я внушаю страх и уважение, и я подчинил себе силу философского камня.

Профессор Квирелл покосился на него со смесью любопытства и недоверия.

— Я должен в это поверить? — спросил он обманчиво мягко, поглаживая пальцем свою волшебную палочку. — В то, что Мальчик-Который-Выжил мечтает стать следующим Темным Лордом?

Невилл не ответил. Комнату снова заполнил страшный ледяной смех, от звука которого хотелось съежиться и стать как можно незаметнее, надеясь, что неясная угроза обойдет стороной.

— Он не лжет, — с наслаждением резюмировал голос. — О нет, он не лжет. Дай мне поговорить с ним, Квирелл.

Оцепенев, Невилл наблюдал, как профессор Квирелл освобождает свою голову от тюрбана и медленно поворачивается к нему спиной.

Невилл думал, что хуже бессознательного тела Гермионы и своего отражения в Зеркале не увидит сегодня уже ничего, но он чудовищно ошибался. Из затылка Квирелла росло чужое лицо — лицо Того-Кого-Нельзя-Называть. И выражение этого лица обладало жутким сходством с тем, что Невилл видел в Зеркале.

Внутри у него что-то натянулось, туго, как струна.

— Невилл Лонгботтом, — произнесло изуродованное лицо с покровительственной усмешкой. — Похоже, наши души менее несхожи, чем предполагала судьба.

"Не подходи к нему."

Предупреждение внутреннего голоса прозвучало неожиданно, и Невилл вдруг обнаружил, что прежде спокойная часть него теперь взволновалась, точно озеро в хмурую ветренную погоду. Она словно силилась что-то понять, но перестала понимать даже саму себя. Ничего удивительного, что голова у Невилла просто раскалывалась: спереди жгло шрам, сзади, в затылке, собралась свинцовая перекатывающаяся тяжесть.

— Не желаешь ли присоединиться ко мне, мальчик? — спросило лицо с легкой усмешкой, сверкая багрянцем в глазах. — Я мог бы привести тебя к могуществу. Я с легкостью дал бы тебе то, о чем сейчас ты смеешь лишь мечтать...

Все было слишком нереальным. Он не мог вот так просто стоять лицом к лицу с величайшим темным волшебником своего времени и вести переговоры о своем будущем. Возможно поэтому Невиллу вдруг стало горьковато-смешно. Темный Лорд почти дословно повторял ему то, что ранее он слышал от собственного внутреннего голоса.

И Невилл дал свой ответ уже тогда.

"Да и кстати я первый предложил."

"Действуй."

"Ну же."

Невилл отступил на шаг, словно пораженный чужими словами, и его рука метнулась вперед, сжимая собственную палочку — палочку, которая обычно имеется у волшебников в количестве одной штуки.

Реакция профессора Квирелла — или Темного Лорда? — была мгновенной: это было невербальное заклинание, экономившее время на его произнесение, но и Невилл не разжал губ. Ответную магию сотворил даже не он: что-то внутри него вдруг подалось вперед, и Невилл позволил себе то, чего боялся и избегал все эти годы: на короткое мгновение уступить контроль, позволив другой своей части побыть у руля.

Магия схлестнулась, как накатывают друг на друга две огромные морские волны. И что-то было не так: Невилл успел это осознать за ту долю секунды, когда волосы у него на голове встали дыбом, а в глазах защипало от невнятного, но чудовищного предчувствия. Воздух наэлектризовался — ужасающей болью полоснуло шрам на лбу, зигзаг которого теперь словно впечатался в сам череп. Палочка в руке нагрелась, а затем разлетелась в щепки, раня ладонь — раздался истошный вопль Квирелла: "НЕТ НЕ БРОСАЙТЕ", который поглотил чудовищный грохот, разрывающий перепонки — мир утонул в ослепительной вспышке, не имевшей цвета — и Невилл —

полетел

куда-то

вниз

стремительно, теряя крупицы сознания.

Он вдруг почувствовал, как что-то чуждое заполонило его тело, причиняя непереносимую разрывающую боль, но в ту же секунду, когда он понял, что еще мгновение, и эта боль убьет его, ее что-то приглушило — точно плотную вуаль накинули — и вторженец оказался замурован в глухой стене, на другом конце его мира.

Но почва продолжала скользить под ногами, рассасываться, норовя затянуть его в пучину, точно зыбучий песок, глубже, еще глубже, туда, где тьма была столь непроглядной, что он уже не отыскал бы себя, но...

"Невилл!"

Его звали по имени. Кто-то звал его по имени, и это имя стало канатом, за который можно ухватиться, впиться пальцами до боли, обдирая кожу и ногти-

"Невилл!"

Он схватился за имя, полез вверх, пока снова не почувствовал под ногами твердыню своего сознания, и...

"Я здесь."

"Ты здесь?"

— Да, я здесь, — пробормотал Невилл с трудом, вглядываясь в чьи-то голубые глаза напротив.

А потом он заснул.

* * *

Гарри наблюдал за всем молча. Любые слова, которые он мог сказать в этот день, казалось, уже давно кончились.

Он стоял в коридоре на третьем этаже рядом со Снейпом, и ни одна сила во вселенной не смогла бы заставить его сейчас сдвинуться с места.

В обычно пустынном коридоре стояла страшная суета. Профессор Макгонагалл о чем-то громко спорила со Снейпом, но Гарри не понимал ни слова. Профессор Флитвик причитал о чем-то, расхаживая кругами. Хагрид был внутри, воркуя над погруженным в дурманный сон "Пушком". Присутствовала и мадам Помфри; Гермиона и Драко были в больничном крыле, но их благополучию ничего не угрожало, поэтому она покинула свой пост.

И все эти люди дожидались Альбуса Дамблдора.

Когда профессор Дамблдор, наконец, появился, неся на руках — сердце Гарри, казалось, уже навсегда онемевшее, вдруг екнуло, — Невилла, все разговоры и движения остановились, точно на коридор упала сеть заклятий оцепенения.

— Он жив, — объявил профессор Дамблдор спокойно, но выглядел он при этом старым и усталым, даже больше, чем когда они разговаривали о Зеркале. — Думаю, все будет в порядке. Поппи, Филиус, пожалуйста, доставьте мальчика в больничное крыло.

И он бережно положил Невилла на сооруженные тут же носилки, которые профессор Флитвик поспешил поднять в воздух. Профессор Дамблдор проводил троицу взглядом, затем повернулся к профессору Макгонагалл.

— Минерва, тебя я попрошу написать его бабушке. Скажи, что Невиллу пришлось вынести серьезное испытание, но он справился.

Целых две секунды в душе Минервы Макгонагалл происходила очевидная даже окружающим внутренняя борьба, но затем она ограничилась строгим взглядом, который Гарри расшифровал как "потом я потребую объяснений", и удалилась с неестественно прямой спиной.

В коридоре их осталось трое.

Профессор Дамблдор подошел к ним и остановился напротив Гарри. Что-то протянул ему, и Гарри понадобилось некоторое время, чтобы сообразить: это была его палочка.

— Полагаю, это принадлежит тебе, — произнес профессор Дамблдор спокойно.

— Полагаю, что так, сэр, — чужим голосом ответил Гарри и плотно сомкнул пальцы вокруг деревянной рукояти. По венам побежало тепло — к нему только что словно вернулась частичка души. Гарри вдруг понял, что снова способен говорить и думать. — Профессор Дамблдор. Я бы хотел вас кое о чем спросить.

Вместо директора ему ответил Снейп: успокоившийся было после жаркого спора с профессором Макгонагалл, теперь он снова стоял с гримасой раздражения на лице.

— Вы не в том положении, чтобы задавать директору вопросы, Поттер. Как декан вашего факультета, я готов всерьез рассмотреть вопрос о вашем исключении. Если мне не изменяет память, не так давно вы пообещали, что ноги вашей не будет в этом коридоре. Разумеется, нельзя сказать, что слово Поттера когда-либо что-то значило...

Гарри не почувствовал себя уязвленным, не почувствовал гнева из-за шпильки в адрес своего отца, не почувствовал даже азарта, который иногда накатывал на него во время пререканий со Снейпом. Он просто чудовищно устал.

— Я не нарушал своего слова, профессор, — возразил он с прохладцей. — Я сказал, что меня не будет здесь, если директор того не захочет.

Снейп наградил его очередным взглядом свысока.

— Уж не хотите ли вы сказать...

— Боюсь, что так, Северус, — профессор Дамблдор развел руками. Взгляд Снейпа метнулся к нему: в черных глазах мелькнуло изумление, затем неверие, затем что-то похожее на злость.

— Дамблдор, вы не...

— И именно об этом, — Гарри слегка повысил голос. — Я хотел бы поговорить.

Снейп точно еще припомнит ему эту дерзость, но сейчас у Гарри не было сил для мыслей о будущем. Время вообще стало восприниматься странно: казалось, он получил письмо от некого А.Д. не меньше года назад...

— Вы знали о том, что происходит, профессор, — сказал Гарри, задрав голову и требовательно глядя прямо в голубые глаза за очками-половинками. — Как тогда, с Зеркалом, вы знали обо всем с самого начала. Вы хотели, чтобы это произошло.

— Поттер, — снова зашипел Снейп, но профессор Дамблдор вскинул руку, обрывая его.

— Никому не известно все, что происходит в этом мире, Гарри, — произнес Дамблдор задумчиво, но не отводя взгляд. — И никто не может в полной мере управлять чужими жизнями. Я думаю, ты это понимаешь.

— Это не ответ! — Гарри начинал злиться. Дамблдор попросту увиливал, уходя в общие рассуждения. Неужели он думал, что делает это незаметно? — Вы осознанно подвергли Невилла не пойми какой опасности, и ради чего? Что такого важного Невилл должен был сделать, чего не могли сделать за него вы?

Дамблдор вздохнул. Переглянулся со Снейпом, вызвав внутри Гарри новую бурю негодования — если сейчас его просто оставят за пределами разговора...

— Сегодняшней ночью Невилл подвергся страшной опасности, — подтвердил Дамблдор очевидное. — Но мне странно слышать упреки в этом от тебя, Гарри. Разве ты не поступил так же, как я? Как и меня, тебя наверняка одолевали сомнения, стоит ли позволять Невиллу отправиться за философским камнем, стоит ли уступить ему право идти вперед одному — ведь почти любой ваш преподаватель назовет тебя более талантливым и готовым к опасностям, не так ли? Однако ты отпустил его, ты позволил Невиллу самому выбирать свою участь. Потому что ты, как и я, веришь в него.

Сразу несколько различных возражений столкнулись в сознании Гарри, но пока они боролись за право быть высказанным первым, сверху навалились собственные возражения и на эти возражения.

Но вы взрослый! — Но ты сам ненавидишь, когда тебя не воспринимают всерьез!

Но я хотя бы был там! — Но кто направил тебя туда?

Но я даже не подозревал, что все настолько серьезно! — И что, искать теперь оправдание в своем невежестве?

И, наконец: но почему просто не признать, что мы оба ошиблись?

"Но изменил ли бы я свое решение, если бы знал, чем все кончится, с самого начала?"

Да.

"Но как после этого почувствовал бы себя Невилл?"

И на это ответить было нечего.

— У каждого есть свое предназначение, Гарри, — только не снова... Гарри открыл было рот, но одного взгляда Дамблдора было достаточно, чтобы он передумал перебивать его. — И у некоторых — более определенное, чем у других. Твоему другу Невиллу предстоит испытание, возможно, куда более суровое, чем то, что вам пришлось пережить сегодня. Как ты понимаешь, я не могу открыть тебе детали, не здесь и не сейчас. Но поверь мне, когда я скажу: если бы была хоть малейшая возможность взять тяжесть его доли на себя, я бы сделал это с величайшей радостью.

Профессор Дамблдор не лгал — Гарри чувствовал это сердцем. Но все же...

Он вдруг вспомнил, как заканчивал шахматную партию. Он был вынужден отстраниться от испытания, взглянуть на все как на игру, на своих друзей — как на шахматные фигуры. И частью этих фигур ему пришлось пожертвовать.

И в конце концов, партия завершилась их победой.

Не так ли профессор Дамблдор приучил себя смотреть на мир? И не для того ли шахматная доска была поставлена в череду испытаний, чтобы Гарри понял его?

Теперь он пребывал в страшной растерянности. Минуту назад "правильное" и "неправильное" было более-менее очевидным разделением, но теперь все перепуталось. Он был почти готов признать чужую правоту, вот только...

— Но я был на доске, сэр, — произнес Гарри хрипло, не боясь, что его речь покажется несвязной — профессор Дамблдор наверняка поймет, о чем он. — Я был на доске. В этом отличие.

Профессор Дамблдор на это только улыбнулся.

— Разумеется. Но и сейчас мы все находимся на шахматной доске. Как и в той партии, в реальной жизни не существует игроков — только фигуры.

Гарри закрыл глаза.

В этот момент он решил, что верит Альбусу Дамблдору.

— Северус, загляни ко мне, когда отведешь Гарри в спальню, — распорядился профессор Дамблдор добродушно. — Ему точно стоит отдохнуть.

Вниз Гарри шел очень медленно — тело точно налилось свинцом. К его удивлению, Снейп не летел впереди, как обычно, а степенно шагал рядом, погрузившись в свои мысли. Наконец, он спросил, уже без издевки, с которой говорил там, наверху:

— Ну что, Поттер? Довольны вы итогами беседы с величайшим чародеем нашего времени?

Гарри поднял упавшую на грудь голову. В глазах Снейпа была насмешка, но не злая и не жалящая.

— Не знаю, — признался Гарри. — Тогда мне показалось, что он ответил на все мои вопросы, а теперь думаю, и ощущение, точно я ни на один не получил полный ответ. Зато сколько прибавилось новых.

Снейп криво усмехнулся и безжалостно напутствовал:

— Привыкайте. Это обычное состояние после разговоров с директором.

Путь назад в реальность сквозь мешанину снов и сбивающих с толку образов был долгим и запутанным. Казалось, он заблудился здесь навсегда, но что-то — упрямство, прежде ему не свойственное? — неизменно толкало вперед, навстречу свету. Сбиваясь со счету на поворотах, перешагивая через собственные воспоминания, он шел к едва заметно брезжившему золотистому отблеску на горизонте.

А потом...

— Доброе утро, Невилл, — с улыбкой поприветствовал его Альбус Дамблдор.

Воспоминания возвращались толчками, постепенно заполняя пробелы в сознании. Он был в последнем зале, напротив Зеркала...

— Тот-Кого-Нельзя-Называть, сэр, — просипел Невилл невнятно. Откашлялся. — Он жив.

— Боюсь, что так, — легко согласился профессор Дамблдор, проявив куда большее хладнокровие, чем можно было ожидать в такой ситуации. Ему только что сообщили о возвращении самого жуткого темного мага последних десятилетий, а он... ничего не предпринимал? Должно быть, на лице Невилла отразилось это непонимание, потому что профессор Дамблдор покачал головой и мягко продолжил: — Едва ли Волдеморт сейчас представляет какую-либо опасность. Тело Квирелла разрушено, как и Зеркало Еиналеж. Философский Камень затерян где-то вне времени и пространства, поэтому в ближайшее время нам не стоит ожидать возвращения Волдеморта во всем его могуществе. Но, отвечая на твой незаданный вопрос, он вернется — несомненно, он вернется.

Невилл зажмурился. Профессор Дамблдор называл Темного Лорда по имени, и лишь огромным усилием воли он остановил себя от того, чтобы попросить прекратить так делать. Это имя... Это имя вызывало целую бурю чувств, а внутреннего смятения и так хватало.

— Тело профессора Квирелла разрушилось? — переспросил он вместо этого. — Как это вышло? Почему он умер, а я нет?

И значило ли это, что именно Невилл послужил причиной его смерти? Убийство Того-Кого-Нельзя-Называть в годовалом возрасте, похоже, можно было списать, но судьба явно не собиралась позволить ему обнулить счетчик мертвецов.

— Произошел магический резонанс, когда твоя магия столкнулась с магией Волдеморта. Такое случается редко, но все же случается. Причины возникновения этого феномена не до конца изучены, поэтому нам, вероятно, не стоит углубляться в подробности, однако ты видел результат: столкновение уничтожило зал, и Квирелла, и древний магический артефакт, однако не затронуло тебя и, следует полагать, не затронуло дух Волдеморта, лишившегося, однако, своего убежища в чужом человеческом теле. Он обрек на смерть своего приспешника, но сам едва ли пострадал сверх того ущерба, что нанесла ему ваша первая встреча.

Невилл молча выслушал объяснение, пытаясь разобраться в случившемся. Значит, его магия по каким-то причинам не могла взаимодействовать с магией Того-Кого-Нельзя-Называть? Но почему? По той же причине, из-за которой тот не смог убить младенца в хэллоуинскую ночь?

— И так будет всегда? — спросил Невилл хрипло. — Моя магия... несовместима с магией Сами-Знаете-Кого?

— Я бы не стал рассчитывать на это, как на спасение от всех бед, которые может причинить тебе Волдеморт, Невилл, — на этот раз профессор Дамблдор практически выделил голосом непроизносимое имя. Невилл закусил губу. В ушах стучала кровь. Он только проснулся, но уже чувствовал себя таким изможденным. Свет, заливающий больничное крыло, больно резал глаза.

— Для ребенка, который только что одержал свою первую большую победу, ты выглядишь очень удрученно.

Невилл снова поднял взгляд на профессора Дамблдора. Тот говорил ласково, но в его словах Невилл не смог прочесть ничего, кроме открытой издевки. Победы? Он что, шутит?

— Я ничего не смог сделать! — выплюнул Невилл со злостью, которую не испытывал, казалось, со времен полночной дуэли. Такого гнева не вызвал у него даже Тот-Кого-Нельзя-Называть, откуда же теперь взялась эта вспышка ярости? Минуту назад все было нормально, но теперь ему казалось, что он ненавидел Дамблдора всю свою жизнь. — Гарри провел нас через все испытания. Гарри, Гермиона и даже Драко Малфой сделали в сотню раз больше, чем я! И даже когда я остался один, я ничего не смог сделать. Я не достал камень, потому что был его недостоин, Сами-Знаете-Кто на свободе, и я справился с ним хуже, чем сделал это в младенчестве. Так о какой победе вы сейчас говорите, сэр?

В горле засаднило — Невилл понадеялся, что от крика, а не от подступающих слез.

Дамблдор смотрел на него с грустью, но без удивления. Как будто бы Невилл нуждался в его сочувствии! Его и так жалели все, кому не лень — даже Темный Лорд не счел своего экс-победителя достойным соперником, а из жалости предложил примкнуть к нему. Хватит.

— Никто не стал бы требовать от одиннадцатилетнего мальчика красивой и безоговорочной победы над силами зла, превосходящими воображение любого нормального человека, — произнес Дамблдор твердо. Невиллу захотелось заткнуть уши, но было поздно: — Ты остался жив и здоров, и это само по себе огромное достижение, которым могли похвастаться далеко не многие взрослые волшебники после столкновения с Волдемортом. Не пренебрегай этим, Невилл, не пренебрегай своей исключительностью. Волдеморт...

— Не произносите это имя!

Это имя, оно словно подтачивало что-то внутри него, какую-то стену, за которой скрывалось то, о чем Невилл не хотел думать.

Дамблдор покачал головой.

— Имя не стоит того, чтобы его бояться. Как, впрочем, и тот человек, который скрывается за этим именем.

— Мне все равно, — головная боль вернулась, и больше всего на свете Невиллу хотелось свернуться в клубочек и проспать еще сутки, в тишине и покое. Он едва осознавал, в каком тоне говорит с могущественным старым чародеем, о котором всегда так лестно отзывалась бабушка. Плевать. Пусть даже и не заслужил он отдыха, но сейчас мечтать он мог только об этом. — Я не хочу слышать это имя. Он убил моих родителей, думаете, для меня это легко?

Невилл не знал, откуда пришли эти слова — он никогда не думал об этом так. Ему просто хотелось, чтобы Дамблдор перестал произносить имя Того-Кого-Нельзя-Называть. И что-то внутри подсказало: именно это фраза могла заставить Дамблдора остановиться.

Боль во взгляде старила Дамблдора, но во всяком случае, это его осадило. Он вздохнул и как бы через силу согласился:

— Что ж, возможно, еще не время.

Не время... Невилл покачал головой и уставился в потолок. Он не хотел говорить.

Дамблдор, однако, не сдавался.

— Может быть, осталось что-то, что ты хочешь мне сказать? Есть ли еще какие-то вопросы, ответы на которые тебе хотелось бы услышать?

Тысячи.

Почему Тот-Кого-Нельзя-Называть потерпел поражение в ту ночь? Почему временами у Невилла болел шрам? Почему он слышал в голове странный голос? Почему он не может доверять людям? Почему его так не любит профессор Снейп? Почему он видел в Зеркале то, что видел? Почему философский камень был в школе и почему Дамблдор не мог защитить его сам? Где теперь может быть Тот-Кого-Нельзя-Называть? Действительно ли Невилл однажды сам может превратиться в Темного Лорда? Почему, наконец, его ненавидит даже собственная жаба?

Но Невилл не произнес ни один из этих вопросов. Он встретил взгляд голубых глаз, пронзительный и внимательный. Ему показалось, словно что-то коснулось его: не вполне осознавая, что происходит, Невилл почувствовал, как из глубин его сознания выдвинулась непрошибаемая каменная стена.

— Мне нечего вам сказать, профессор.

Дамблдор медленно кивнул. Он поднялся со стула, примостившегося у койки, оправил складки мантии и доброжелательно улыбнулся, словно и не было между ними этого холодного обмена любезностями. На миг Невиллу стало стыдно за свое поведение, но только на миг.

— Тогда отдыхай, Невилл, ты это заслужил. И помни: твой враг не здесь.

Невилл не ответил, даже не стал провожать долговязую фигуру взглядом. Не здесь? А где же?

Только тогда он осознал, что с самого момента пробуждения не слышал ни слова от своего внутреннего голоса.

* * *

Если что и омрачало праздничный пир, то это товарищи по факультету, раз за разом спрашивающие у Гарри и Драко, что же на самом деле произошло в запретном коридоре. И дело было даже не в том, что они не хотели отвечать: и летающие ключи, и волшебные шахматы были отличным материалом для историй — друзья с удовольствием пересказывали случившееся, временами приукрашая повествование слегка вымышленными, но красочными подробностями. Вот только они на самом деле не знали, что произошло с Невиллом в последнем зале.

Гарри не сомневался, что знали Снейп и профессор Дамблдор, но они не посчитали нужным делиться этим знанием с широкой публикой. Знал, разумеется, и Невилл, но он вышел из больничного крыла аккурат перед пиршеством, и теперь сидел вдали, за гриффиндорским столом, никак не реагируя на попытки соседей его расшевелить. Было очевидно, что даже если Гарри спросит его лично, тот ничего не расскажет.

По школе ходили самые разные слухи: о магической дуэли профессора Квирелла и профессора Дамблдора, о покушении на жизнь Невилла, о покушении на жизнь Квирелла, о политических интригах Николаса Фламеля... Кто-то поговаривал о возвращении Темного Лорда, но об этом за слизеринским столом шушукались уже лет десять, так что такой сенсацией никого было не удивить. Разумеется, никто понятия не имел о том, что же произошло на самом деле.

Гарри старался об этом не думать. Он наслаждался праздником и всеобщим вниманием: профессор Дамблдор наградил каждого из четверки пятью десятками баллов, снабдив это красивой, пусть и ни о чем не говорящей речью, и теперь Слизерин праздновал заслуженно выигранный кубок школы.

Гарри надеялся, что Снейп гордится им хотя бы чуть-чуть.

* * *

Тик. Так. Тик. Так. Тик. Так.

Бум. Врум. Бум. Врум.

Бамц. Трямц. Трямц. Трямц. Бамц.

Ших. Жжих. Ших. Жжих.

Иногда Северус ненавидел кабинет Дамблдора. Совершенно непостижимо, как можно сосредоточиться, когда твои бесконечные приборы и побрякушки издают всевозможные звуки, словно специально предназначенные для того, чтобы отвлекать внимание. А еще вечно выбирающий самое неудобное время, чтобы самовозгореться, феникс...

Гробовая тишина подземелий — вот что было его идеалом.

— Невилл владеет окклюменцией, Северус, — сообщил Дамблдор. Он сидел за столом, сложив руки в замок, и глядел поверх своих невыносимых приборов.

Окклюменцией? Чушь.

— Он не мог освоить окклюменцию за год, — возразил Северус и кисло напомнил: — Я видел его мысли на своем первом уроке. Более открытое сознание только у младенцев.

Да, и именно тогда Мальчик-Который-Выжил впервые пожелал ему смерти. В дальнейшем и мысли читать было не нужно, чтобы расшифровать выражение лица этого несносного ребенка.

Дамблдор развел руками.

— Однако, факт остается фактом. Поэтому мы не можем узнать, что на самом деле произошло с ним и Квиреллом.

— Но магический резонанс...

— На самом деле объясняет не многое, потому что возникает, как правило, когда сталкивается что-то схожее.

— Так какая же это загадка? — Северус скривил губы. — Крестраж в мальчике.

— Крестраж в мальчике и дух Волдеморта в Квирелле. Однако во втором случае, мы имеем то, что осталось от его души, на свободе и мертвого носителя, а в первом... — Дамблдор помолчал. Как и всегда, когда он глубоко уходил в свои мысли, его голубые глаза затуманились, глядя куда-то сквозь очертания окружающего мира. — Если крестраж свободен настолько, чтобы вмешиваться своей силой, то почему он не покинул тело Невилла или не взял его под контроль, когда тот ослаб? А если нет, то отчего случился резонанс?

— А мы уверены, что он в самом деле не под контролем? — осведомился Северус мрачно. Отсюда могла вылезти серьезная проблема. — Это объяснило бы окклюменцию. Вы говорили с ним, Дамблдор, и к какому выводу пришли?

— Нет, — ответ был твердым.

— Нет?

Дамблдор вздохнул.

— Не скрою, в нем есть что-то, что напоминает мне молодого Тома Риддла. Но этот ребенок не одержим. Просто... очень несчастен.

Северус фыркнул, но ничего не сказал. Они уже не раз обсуждали Невилла Лонгботтома, и их впечатления, как это бывало не раз, оказались диаметрально противоположными.

Дамблдор и его привычка верить в лучшее в людях. Дамблдор и его надежды, которые он на всех возлагал.

И к слову о надеждах.

— Вы не сказали мне, — начал Северус, тщательно подобранными и выверенными словами, — что в погоню за камнем будет вовлечен и мой факультет тоже.

И все равно это прозвучало жалобой обиженного ребенка. Каждый. Раз.

— Верно, не сказал, — не стал спорить Дамблдор. — Впрочем, разве мог я быть уверен? Мы лишь предоставляем возможности, Северус, а не вершим чужие судьбы.

— Только не уходите снова в софистику, — попросил Северус, даже не пытаясь скрыть свое неудовольствие. — Не вам, в случае чего, предстоит крайне длинный и неприятный разговор с Люциусом Малфоем.

— О да, со мной у Люциуса, вероятно, разговор будет короткий, — и он еще усмехается! — Но Северус, мне показалось, что в первую очередь тебя волновал далеко не юный мистер Малфой.

И опять за свое.

— Не понимаю, о чем вы, — бросил Северус ледяным тоном. Отошел от директорского стола на несколько шагов, прекрасно осознавая, что вид у него скорее глупый, чем независимый. Так же — Каждый. Раз. И почему только в присутствии Дамблдора он так остро ощущает нелепость своего поведения? Северус постарался вложить в интонации побольше яда. — Я был бы крайне признателен, если бы в дальнейшем вы хотя бы извещали меня о подобных... возможностях.

Он не ждал ответа, прекрасно зная, что его не будет. Дамблдор редко связывал себя обещаниями, когда не был уверен, что сможет их выполнить, — уж за это ему следовало отдать должное.

— Я свободен? — уточнил Северус отрывисто. Разговор пора было заканчивать.

— Разумеется, — Дамблдор взглянул на него с ласковой насмешкой. — Ах да, Северус...

Он замер в полушаге от двери. Полуобернулся, вопросительно вскинув брови.

— Тебе действительно пора учиться не бояться своих чувств.

Со смешанным чувством досады и оторопи Северус вылетел прочь.

Не дождется.

Поездка на Хогвартс-экспрессе до Лондона пролетела в один миг — Гарри показалось, поезд буквально только что начал свое движение, но вот они уже проезжали пригород, и ему снова пришлось торопливо перебираться в купе к Гермионе, чье одиночество на этот раз скрашивала троица из семейства Уизли. Полночная дуэль и сотрудничество с близнецами в исследовании запретного коридора сделали свое дело: присутствие Гарри все восприняли как должное, а Рон даже попытался завести с ним разговор о тех самых шахматах, который Гарри непременно бы поддержал, если бы уже не обмусолил эту тему вдоль и поперек с Драко и другими слизеринцами.

На душе было почти легко: веселая компания, смеющаяся вместе со всеми Гермиона, хорошие оценки за экзамены, близящаяся встреча с Сириусом... И только отсутствие Невилла слегка омрачало этот безоблачный день.

Они с Гермионой немного задержались, пропуская вперед всех остальных, чтобы не толкаться в хлынувшем на волю потоке студентов.

Гермиону беспокоило то же, что и Гарри.

— Знаешь, он сам не свой последние дни, — поделилась она, разглядывая носки своих туфлей. Как будто бы чувствовала себя виноватой — как будто кто-то в здравом уме мог обвинить в этом ее.

— Я так и понял, — Гарри кивнул и пододвинулся, пропуская мимо себя Терри Бута с его огромным чемоданом. — Но это же можно понять. Не знаю, что произошло в конце, но сколько он проторчал в больничном крыле... Вряд ли было легко.

— От простого физического или магического истощения такого эффекта бы не было, — резонно возразила Гермиона. Она — как всегда — была права, но Гарри — как всегда — душевное спокойствие окружающих заботило больше, чем необходимость немедленно докопаться до истины.

— Я уверен, все образуется, — заверил он с притворной беззаботностью и лениво потянулся. — Нам всем не помешает два месяца отдохнуть от приключенческой неразберихи, ага?

Было бы странно, успокой Гермиону эти слова до конца, но все же, ее взгляд несколько смягчился, и посадка головы стала не такой напряженной.

— Я надеюсь, что ты прав, Гарри.

О, он сам надеялся на это не меньше.

Хаос на платформе 9¾ уже стал чем-то привычным, и Гарри без труда ориентировался в нем, прокладывая путь сквозь гомонящую толпу учеников Хогвартса и их родителей. Сириуса найти было несложно — делу очень помогал Салазар, с хриплым карканьем наворачивающий круги над головой своего хозяина.

Еще минуту назад, утешая Гермиону, Гарри чувствовал себя жутко взрослым и ответственным, героем, прошедшим невероятное испытание и теперь заботящимся о своих спутниках. Стоило ему увидеть Сириуса, и это самоощущение испарилось быстрее, чем неудачное зелье в котле под "Эванеско" Снейпа. Он снова был ребенком, и этот ребенок чудовищно соскучился по дому.

— Могу донести тебя до мопеда, но на него мы сесть не сможем, если ты так и будешь висеть у меня на шее, — предупредил Сириус с ласковой насмешкой, когда приветственное объятие слишком уж затянулось. Гарри знал, что Сириус чувствует все то же самое, — по радостной вибрации, которая сотрясала грудь крестного всегда, когда он хотел рассмеяться полной грудью, но ради приличия сдерживал себя.

— И тебе не будет тяжело? Я вообще-то вырос.

Сириус насмешливо фыркнул.

— Не смеши меня, мы с Джеймсом таскали друг друга на спине, даже когда нам стукнул двадцатник. Так-то.

Но Гарри все-таки расцепил руки и пошел рядом, стараясь попадать вровень с широким шагом Сириуса, который ничуть не замедляла тележка с тяжеленным чемоданом и совиной клеткой.

— Ты ни за что не поверишь, что произошло со мной в конце года, — заявил Гарри гордо. Этого момента он ждал все последние несколько дней напролет.

— Неужели получил "Превосходно" за все экзамены?

— Ну... Почти за все. Но это еще лучше!

И, крепко вцепившись в предплечье Сириуса, Гарри принялся взахлеб пересказывать все то, чем уже сотню раз делился со своими однокурсниками, но никогда прежде — с таким возбуждением.

* * *

Если какой-то разговор и мог оказаться неприятнее, чем беседа с Дамблдором, то это было предстоящее объяснение с бабушкой. Ничего удивительного, что Невилл боялся этого момента с той самой минуты, как его нога коснулась платформы 9¾. Сейчас как никогда пригодилась бы язвительная поддержка внутреннего голоса, но тот не подавал признаков жизни с тех пор, как Невилл стокнулся с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Всю жизнь Невилл мечтал избавиться от назойливого и малоприятного спутника в своей голове, и вот теперь его заветное желание исполнилось. Так откуда же это чувство сосущего одиночества?

Пока они добирались домой, бабушка была немногословна. Невилл тоже не знал, о чем поговорить, и почел за благо молчать.

Большое Объяснение случилось за вечерним чаем.

— Альбус Дамблдор недавно прислал мне сову — к его чести, с более подробным объяснением, чем то, что я получила от Минервы, — сообщила бабушка, размеренно постукивая длинным, похожим на коготь ногтем по лакированной столешнице.

Невилл знал, что добра от такого начала разговора можно не ждать. Профессор Макгонагалл была жесткой, но хотя бы не так много знала. А вот с Дамблдора бы сталось рассказать во всех подробностях и про его позорное поражение в битве за камень, и про то, как непочтительно Невилл вел себя в больничном крыле. И это не говоря о том, что была сломана палочка отца, почитавшаяся бабушкой чуть ли не как родовая реликвия. Да, влип он по полной.

Не дождавшись от внука никакой реакции, бабушка продолжила:

— Он сказал, что в конце этого года тебе пришлось снова столкнуться с убийцей своих родителей. И ты снова победил.

Невиллу пришлось оторвать взгляд от чаинок, плававших на поверхности бурой полупрозрачной жидкости, и со смесью недоверия и обиды посмотреть на бабушку.

— Я не победил, — буркнул он негромко.

Бабушка с раздражением поджала накрашенные губы.

— Ты остался жив, глупый мальчик, разумеется, ты победил.

Для нее это было словно чем-то самим собой разумеющимся. И она сказала почти в точности то, что пытался внушить ему Дамблдор, вот только в этом случае искушение поверить почему-то было гораздо сильнее. Возможно потому, что это бы означало: практически впервые бабушка признает за ним какие-то заслуги.

Невилл промолчал.

Бабушка тоже молчала, покачивая полупустую чашку в руке, словно пытаясь гадать на своем наборе чаинок. Когда она снова заговорила, ее голос был тише и слегка надтреснут.

— Ты выжил, Невилл. Снова. Ты сделал то, что не смог сделать Фрэнк. И это самое главное.

Невилл закрыл глаза.

Он боялся, боялся поверить, что кто-то мог видеть в его провале нечто большее, чем очередное доказательство его никчемности; что-то, чего можно не стыдиться, а может даже и испытывать гордость.

"Не пренебрегай своей исключительностью".

— Я не знаю, справлюсь ли я в следующий раз, — прошептал Невилл. — Всем это кажется самим собой разумеющимся. Но ведь это нечестно. Я снова выживаю там, где не выжили более... достойные.

— Не говори глупостей, — сурово оборвала его бабушка. — Если ты снова выжил, встретившись с ним один на один, значит ты был достоин выжить. Ты пошел туда по своей воле, и не пытайся убедить меня, что теперь у меня нет повода гордиться своим внуком. Какой смысл жаловаться на "нечестность"? В честном мире родители не переживают своих детей. И довольно об этом.

— Я сломал палочку отца.

— И для палочки волшебника нет большей чести, чем уйти в схватке, на поле боя.

Бабушка говорила тоном, не терпящим пререканий.

И Невиллу вдруг стало легче.

Конечно, он все еще не был согласен со всем, что сейчас услышал, но в этом доме у Августы Лонгботтом все же был непререкаемый авторитет. И если ей угодно считать провал своего внука подвигом... Он не будет спорить.

— Завтра мы отправимся в Косой Переулок за новой палочкой, — бабушка поднялась со своего места и напоследок крепко сжала плечо Невилла. — Чтобы в следующий раз ты снова был готов.

Невилл покорно кивнул. И, не выдержав, вскинул голову и несмело спросил еще раз:

— Ты правда мной гордишься?

Бабушка фыркнула, словно он сморозил величайшую глупость.

— Разумеется. И будет неплохо, если ты продолжишь в том же духе.

Конец первого года.Примечание к частиЯ хотел бы сказать огромное спасибо за все отзывы, отклики, дискуссии в комментариях и правки в публичной бете. Я читаю все, и для меня это очень много значит.

Спасибо, что остаетесь с нами.

И он открылся, чувствуя, как вбирает что-то, впитывает некую субстанцию до последней капли, переполняясь бурлящей энергией.

Драко очень хотелось усесться поудобнее, но он знал, что ерзанье на месте только выдаст его нервозность. Он и так превосходно представлял, как неудачно выглядит щуплый двенадцатилетний мальчик в объятиях черного кожаного кресла весьма немалых размеров, и тут не помогало даже (несомненно врожденное) умение держать себя с величайшим достоинством и аристократичностью. Тут вообще могло помочь только время.

Его отец, Люциус Малфой, сидел в кресле напротив, и вот он как раз смотрелся именно так, как нужно. В идеально сидящей по фигуре дорогой мантии, с белесой гривой волос, собранных в хвост шелковой черной лентой, он представлял собой воплощение того, как должен выглядеть глава дома Малфоев. И с ним сейчас Драко предстояло выдержать один из Серьезных Разговоров.

Серьезные Разговоры с отцом делились на два типа: хорошие — когда Драко дорастал до новой ступени доверия, и отец объяснял ему что-нибудь важное, связанное с их семьей, политической обстановкой, магией или новыми событиями в их мире; и плохие — когда Драко с чем-то напортачил, и это что-то было достаточно важным, чтобы послужить поводом для выговора. Понять, к какому типу относится предстоящий разговор, было невозможно до самого его начала.

В этот раз, впрочем, кое-какие догадки у Драко были. Наверняка отцу необходимо было узнать, что именно произошло в Хогвартсе в конце года. В письмах можно было говорить откровенно лишь настолько, насколько позволительно доверять свои помыслы бумаге — эту истину Драко усвоил едва ли не в младенчестве. Теперь, разумеется, отец ждал от него полного отчета.

И Драко рассказал о произошедшем, так полно, как мог это сделать, не выставив себя в дурном свете. В этом варианте событий он, конечно, отправился с Гарри не из каких-то там дружеских побуждений, а исключительно потому, что чувствовал необходимость стать свидетелем возможно самого важного проишествия в Хогвартсе за последние несколько лет. Не такое уж лукавство — при желании, Драко мог убедить в этом даже себя самого.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он в конце, потому что задумчивый вид отца его обеспокоил. — Я ведь отлично справился, не так ли? Слизерин выиграл кубок школы во многом благодаря мне.

— Есть вещи куда важнее кубка школы, — не преминул напомнить отец сурово, но затем смягчился. — Впрочем, я не умаляю твоих достижений. Если продолжишь в том же духе, на пятом курсе никто не осмелится сказать, что ты стал старостой только благодаря своей фамилии.

Драко довольно улыбнулся: от похвалы отца по позвоночнику пробежало приятное тепло.

— Однако, — отец вернулся к менторскому тону. — скажу прямо, я не в восторге от твоей пагубной привычки бросаться в омут с головой. Пусть ты еще ребенок, но ты Малфой. Горный тролль, Философский Камень... Следует быть осмотрительнее. Не говоря уже о компании, к которой ты оказался причислен. Связь с Мальчиком-Который-Выжил может оказаться полезной, что бы ты по поводу Лонгботтома ни думал, но грязнокровка...

Драко возмущенно выдохнул. Как будто он сам был в восторге от компании зазнайки Грейнджер! Может, пользы от нее и было побольше, чем от Лонгботтома, но менее невыносимой она от этого не становилась.

— Откуда мне было знать, что она там будет? Я думал, мы с Гарри отправимся за камнем вдвоем.

— Я не просто так сказал про осмотрительность, — в голосе отца прозвучала сталь. — Нужно думать своей головой, а не полагаться на то, что это сделает за тебя некто Поттер.

Драко выждал, не последует ли за этим еще какой-то комментарий про Гарри, но отец не собирался ничего добавлять, пока не заметил его вопросительный взгляд. Он слегка качнул головой.

— Нет, по этому пункту я не имею больших претензий. Его родители заперты в Мунго до конца своих дней, а Сириус Блэк, пусть и выжжен с родового гобелена и совершенно несносен как человек, но все же твой двоюродный дядя. Поттер попал на Слизерин, и если ты считаешь его достойным своей дружбы, это твое право. Разумеется, Теодор Нотт, в моих глазах, куда более подходящая кандидатура, но и я в свое время нашел неплохого друга и союзника в полукровке.

Драко мигом стало легче дышать. Его давно страшил час, когда придется завести речь о Гарри — не все же семь лет скрывать личность человека, ставшего его лучшим другом, — потому что реакцию отца предсказать было невозможно. К счастью, все обошлось.

— Я боюсь того, — продолжил отец, словно этого лирического отступления и не было, — что ты, сам того не заметив, послужишь планам Дамблдора, направленным против нас.

— Этого не произойдет! — горячо возразил Драко. Не отличить белого от черного? Неужели отец в самом деле считает его таким глупцом?

— Это вполне может произойти, если ты продолжишь безрассудствовать, — безжалостно припечатал отец. — До меня, к слову, дошли слухи, что к поддержке вашего преподавателя Защиты от Темных Искусств приложил руку сам Темный Лорд...

Отец не мог всерьез в это верить, верно?

— Но это просто слухи. Нет ни одного доказательства...

— Верно, — да, конечно, отец в это не верил. Но рассматривал все варианты, потому что... (боялся?) считал, что нужно быть готовым ко всему. Да, именно так. Самая здравая позиция. — Каждый год не самые светлые умы все угрозы Хогвартса норовят списать на возвращение Темного Лорда. Однако, никогда не знаешь, в какой момент слухи окажутся истинными. Но в тот самый миг, Драко, когда ты осознаешь, что произошло то, чего все мы ожидаем...

— Я должен буду немедленно занять правильную сторону. Я знаю.

Драко проговорил это без малейшего колебания — одна из тех заученных аксиом, которую он смог бы повторить, даже разбуди его кто-нибудь посреди ночи. Малфои всегда будут на стороне победителя.

Отец кивнул, довольный его ответом. И на этом Серьезный Разговор был окончен.

Драко вышел из гостиной, чувствуя себя на подъеме — впредь он совершенно точно не разочарует отца! — повернул за угол и чуть не наткнулся на Добби. Окинул потрепанного домовика брезгливым взглядом. Его что, звали?

— Не путайся под ногами, — рявкнул Драко на Добби и сразу же почувствовал себя еще лучше. Каблуки звонко отстукивали его шаги по каменной облицовке.

Он — Драко Малфой. Он всегда знает, что делает.

В последнее время Сириус стал намного легче на подъем, и в Лондон они обычно ездили, перебрасываясь шутками и находясь в приподнятом расположении духа. Сегодня, однако, крестный был мрачен, и Гарри приходилось ежеминутно гасить возникающие угрызения совести. В конце концов, Сириусу эта поездка тоже пойдет на пользу: нельзя же вечно бегать от прошлого!

Мопед с ревом затормозил у грязной подворотни, откуда несло гнилью, и затих, возмущенно фыркнув напоследок. Было раннее утро, и магглы еще не проснулись. Сириус, в свою очередь, даже не ложился.

— Это здесь, — сообщил Сириус отрывисто, оказавшись на твердой земле. — Площадь Гриммо, 12.

Между замызганным домом номер 11 и облупившимся тринадцатым находился еще один фасад, такого же плачевного вида. Да, об этом доме явно уже много лет никто не заботился.

— Помни, что шуметь нельзя, — Сириус передернул плечами — было очевидно, как некомфортно ему даже просто находиться здесь, но Гарри приказал себе не обращать внимания. Сириуса не удалось бы подбить на эту вылазку, если бы тот понимал, что не сможет это выдержать. — Давай, заходи.

Он распахнул старинную черную дверь, и Гарри, ощущая некоторый внутренний трепет, вошел в родовой особняк Блэков.

В школе Драко очень много рассказывал об особняке Малфоев. Гарри, конечно, не мог представить дома лучше, чем Дом-на-отшибе, но у старинных родовых гнездышек волшебников определенно имелся свой шарм. Не загореться желанием посетить одно такое было почти невозможно, и, взвесив все "за" и "против", Гарри решил, что вытащить Сириуса в так удобно имевшийся у него во владении дом в Лондоне гораздо проще, чем отпроситься в гости к Малфоям. Дело оставалось за малым — уговорить Сириуса. Оказалось это очень нелегкой задачей: Гарри давно знал, что у Сириуса были очень плохие отношения со своей семьей, но даже не подозревал, насколько прочно укоренилось в нем отвращение к дому, где проходили его детские годы. Потребовался месяц упрашиваний и уговоров, чтобы Сириус, скрепя сердце, согласился отвезти его на площадь Гриммо.

Прихожая, в которой они оказались, войдя в дом, была мрачной и недружелюбной. Здесь Сириус задерживаться не собирался: они сразу же прошли дальше, мимо портретов на стенах и — Гарри поежился — доски с отрубленными головами домовиков. Сириус шагал широко и быстро, а Гарри ничего не оставалось, кроме как поспевать за ним, оглядываясь по сторонам и впитывая суровую мрачность старинного особняка. Остановились они в гостиной.

Сириус плюхнулся на подлокотник дивана, подняв облачко пыли, и закинул ногу на ногу. С некоторой желчностью поинтересовался:

— Ну и как тебе? Приятная обстановка, ничего не скажешь?

Особняк Блэков являл собой полную противоположность Дома-на-отшибе. И едва ли это было случайностью.

— Тут не очень уютно, — дипломатично согласился Гарри. — Но мне все равно интересно. Ты можешь просто посидеть здесь, а я пока все посмотрю...

— Вот еще. Я скорее снова перееду сюда, чем позволю тебе шататься по этому дому в одиночку. Тут и в лучшие времена хватало всякой пакости, а уж что могло развестись сейчас...

С этим не поспоришь: даже отсюда Гарри мог разглядеть в примостившихся у стен шкафчиках вещи весьма угрожающего вида, вроде покрытого слоем пыли графина с кровью или ржавых арбалетных болтов, явно не раз применявшихся по назначению.

Внимание Гарри привлек старинный фамильный гобелен, покрывавший собой значительный участок стены. Он знал, что Сириуса там не найдет, но любопытство все равно заставило его подойти и попробовать отыскать хотя бы ту выжженную дырку, где некогда находилось имя его крестного. Вместо этого в глаза сразу бросилось "Беллатриса Блэк". Гарри тяжело сглотнул и перевел взгляд. Нарцисса Блэк — а вот и Драко Малфой. А выше — вот оно: пустое пятно, выделяющийся изъян гобелена. Гарри коснулся его пальцем, перевел слегка вбок...

— Я смотрел старые списки сборных в Хогвартсе, — сказал он, обернувшись через плечо. — Ты никогда не говорил, что твой брат был слизеринским ловцом.

Сириус нехотя поднялся с дивана и встал рядом, хмуро разглядывая пятно, заменявшее его на фамильном древе.

— Я вообще не особо распространялся о своей семье, как ты мог заметить.

Выше Регулуса Блэка находились родители Сириуса: Орион и Вальбурга. И этот отрезок дерева казался таким маленьким в масштабе целого гобелена. Гарри постарался понять, каково это — взять и отринуть всех этих людей, только из-за того, что ваши взгляды в чем-то не сошлись... и не смог. Его собственные родители не всегда даже понимали кто он, но несмотря на это, Гарри раз за разом приходил в их палату в больнице Святого Мунго, потому что они все еще были его мамой и папой. Неважно, как повернулась судьба.

— И ты правда никогда не жалел о своем выборе? — спросил Гарри тихо, не сводя взгляда с точки "Регулус Блэк". Брат и отец Сириуса умерли незадолго до падения Того-Кого-Нельзя-Называть, а мать пережила их обоих. Она умерла, когда Гарри было пять: он помнил, что остался дома с Ремусом, когда Сириус, после очень долгой беседы с другом за закрытой дверью, все-таки отправился на похороны.

Сириус как-то странно усмехнулся.

— О выборе? Нет, о выборе я не жалел.

— Когда умерла твоя мать...

— Я думал, что, наконец, вздохну спокойно. Черт, Гарри, нам обязательно об этом говорить?

Гарри не смог заставить себя продолжать: в глазах Сириуса появилось злое загнанное выражение, выносить которое было попросту невозможно. Покачав головой, он отошел к шкафу, сделав вид, что крайне заинтересовался массивным золотым медальоном с выгравированной на его поверхности буквой S.

Сириус показал ему другие комнаты, скупо объясняя, где что находится. Кабинет отца, родительские спальни, затем его собственная — здесь Гарри задержался подольше, не в силах побороть любопытство: каким был Сириус в школьные годы, когда еще не сбежал из дома? Только здесь антураж выделялся из мрачно-слизеринского однообразия: при взгляде на гриффиндорские знамена на стенах Гарри вдруг сделалось слегка неуютно. Только сейчас он в полной мере осознал, почему для Сириуса было так важно увидеть своего крестника в Гриффиндоре.

"Я ни в чем не виноват", — напомнил он себе, но легче не стало.

От самокопаний Гарри отвлекла единственная магическая фотография среди вырезок из маггловских журналов: Мародеры, все четверо. Он переступил через разбросанные на полу книги и подошел к стене, со светлой грустью вглядываясь в беззаботное лицо отца. В Доме-на-отшибе было много фотографий его родителей, но в каждой можно было увидеть что-то новое, а эту Гарри прежде никогда не встречал.

— Школьные годы, — протянул Сириус задумчиво. — Никогда не думал, что буду по ним скучать. Это сейчас я понимаю, что та эпоха была лучшей.

— Ты говорил, что первые годы на войне казались тебе веселыми, — напомнил Гарри и сам вздрогнул, осознав, как странно это звучит.

Сириус кривовато усмехнулся.

— Конечно. Тогда все мы думали, что это очередное приключение. И очень быстро поменяли свое мнение, увидев, как наши товарищи гибли десятками. Потом еще прошел слух, что Волдеморт охотится за Поттерами, и твоему отцу, — Сириус коснулся пальцем плеча улыбающегося Джеймса Поттера на фотографии, — пришлось отсиживаться дома. О Хвосте говорить нечего, а с Ремусом... Ну, у нас в отношениях тогда все было далеко не гладко. Вот и выходило, что я опять сгрызал себя в одиночестве. Приятного мало.

Неужели не было никого, кто мог бы скрасить это одиночество? Перед глазами снова встал огромный гобелен.

— Твои отец и брат погибли в семьдесят девятом, — Гарри почти ненавидел себя за то, что снова поднимал эту тему, но ему вдруг показалось очень важным узнать: — Они... Они были Пожирателями?

— Мои родители не сражались в войне, — Сириус наградил светлеющее небо за окном мрачным взглядом, словно это оно было виновато во всех его бедах. — Но не сомневайся, они разделяли идеологию Волдеморта. А вот Регулус принял метку, еще в школе. Идиот.

Теперь ясно, почему Сириус не горел желанием рассказывать что-то о своем младшем брате. Гарри неловко переступил с ноги на ногу.

— Точно, ты мне кое о чем напомнил, — Сириус рывком отвернулся от окна. — Подождешь здесь, ладно? В моей комнате ничего опасного нет, только не выходи отсюда.

Гарри послушно уселся на кровать. Напомнил? О чем?

Сириус ушел — судя по звукам, в соседнюю комнату. Дверь за ним затворилась, и, похоже, сработали чары звукоизоляции: больше Гарри его не слышал, оставшись наедине со вздохами, стонами и скрипами старого дома. Через несколько минут раздалось шарканье и в спальню Сириуса просунул голову лысый домовик со злобной гримасой на лице. Гарри с интересом уставился на него в ответ. Это и есть тот самый Кикимер, которого Ремус так настойчиво советовал Сириусу взять в новый дом?

— Незнакомцы шастают по дому, хотя и ноги здесь их быть не должно, ох, что бы сказала госпожа... — хрипло пробормотал домовик, бочком протискиваясь в спальню. Что, интересно, ему тут нужно? Истосковался по человеческому обществу? Вряд ли Сириус уделял ему много внимания, даже когда раз в несколько лет заглядывал сюда за новыми книгами для крестника.

— Привет, — поздоровался Гарри, не сводя с домовика внимательного взгляда. — Ты, должно быть, Кикимер?

— Кикимер, я Кикимер, — подтвердил домовик и, опустив голову, буркнул: — Щенок знает мое имя, кто мог сказать ему, неужели паршивое яблоко с семейного древа? Водит сюда кого попало, как будто у него есть на это право, паршивая овца великого Рода...

Гарри проигнорировал грубость: ничего удивительного, если Кикимер слегка не в себе, после стольких-то лет одиночества. Что важнее: вот кто мог послужить неиссякаемым источником знаний о Регулусе Блэке — Пожиратель или нет, Гарри слишком заинтересовался им еще когда только узнал, что тот тоже играл в Квиддич на позиции слизеринского ловца. И даже не придется расстраивать Сириуса! Только бы успеть до его возвращения...

— Слушай, — Гарри соскочил с кровати и уселся на корточки перед домовиком, отчего тот шарахнулся назад, гневно потрясая висячими ушами, — ты же должен помнить Регулуса?

Домовик вытаращился на него, словно Гарри сказал что-то невероятно странное. Неужели безумие пожрало его память?..

— Кикимер?

— Конечно, конечно, я помню хозяина Регулуса, — домовик покачал головой, все еще поглядывая на Гарри с недружелюбным недоверием. — Хозяин Сириус был мерзким мальчишкой, он разбил сердце своей матери, но хозяин Регулус, о, хозяйка всегда была довольна хозяином Регулусом, своим любимым сыном. Он был хорошим мальчиком, очень добрым, очень послушным...

Налитые кровью глаза домовика затянуло мечтательной дымкой, но затем он встрепенулся и снова воззрился на Гарри с подозрением. Забурчал, едва слышно:

— Щенок пришел вынюхивать тайны молодого хозяина, но Кикимер не выдаст их, о нет, Кикимер не предаст хозяина Регулуса...

— Не нужны мне никакие тайны твоих хозяев, — возразил Гарри громко. Кикимер правда думал, что он его не слышит? Или кодекс домовых эльфов из благородных семей не позволял грубить волшебникам в лицо? Но допускал злобное бурчание под нос? Нет, наверное, это особенность самого Кикимера. — Я просто хотел узнать что-нибудь про Регулуса Блэка. Я тоже хочу быть слизеринским ловцом, и я слышал, что и он играл на этой позиции, — тут на Гарри снизошло вдохновение, и он прибавил: — Знаешь, я надеюсь когда-нибудь стать таким же хорошим игроком, как Регулус.

— Хозяйка всегда гордилась хозяином Регулусом, совершенно верно, — с достоинством подтвердил домовик. В его обращении к вторженцу появилась некоторая покровительственность. Похоже, в гордости за достижения Регулуса Кикимер вполне мог помериться с покойной Вальбургой. — Он был таким талантливым мальчиком, всегда радовал своих бедных родителей, не то, что некоторые...

Возможно, Гарри просто показалось, но после его слов о принадлежности к Слизерину, домовик точно слегка расслабился.

И что же выходило? По словам Кикимера, Регулус был добрым, но это как-то не состыковывалось с его дальнейшей службой Волдеморту. Хотя домовики всегда пристрастны, если речь об их хозяевах, верно? Но все-таки... Гарри решился спросить напрямик.

— Значит, ты считал Регулуса добрым человеком?

Домовик снисходительно посмотрел на него. Похоже, убедившись в том, что Гарри не собирается шпынять его, как, вероятно, делал Сириус, он потихоньку начинал чувствовать себя увереннее.

— Хозяин Регулус был очень добр к Кикимеру, о да, очень добр. Хозяин Регулус так плакал, когда хозяйка приказала обезглавить старую матушку Кикимера... Хозяин был даже слишком добр к домовикам, он сделал для Кикимера то, что не сделал бы ни один волшебник. Бедный, наивный хозяин Регулус... — его голос упал до хриплого шепота.

И тут в коридоре раздались шаги. Гарри поспешно вскочил на ноги, Кикимер тоже вздрогнул и поприветствовал вошедшего в спальню Сириуса злобным взглядом. Но его неприязнь к хозяину была взаимной.

— Знакомишься с местной фауной, Гарри? — на лице Сириуса явственно проступило отвращение, но он постарался не смотреть на домовика и вместо этого кинул Гарри то, что принес. Гарри рефлекторно выставил руки, ловя... спортивную мантию зеленого цвета: исходя из того, что Сириус только что вытащил ее откуда-то из закромов, лет ей должно было быть немало, но выглядела она почти неношеной.

— Можно и новую купить, но на этой куча полезных чар типа регулировки температуры, отталкивания влаги и всего такого. И главное, даже что-то вроде страховки было: помнится, семикурсник-пуффендуец как-то влетел в Регулуса, и они оба навернулись с нехилой такой высоты, но кости из них переломал только один — к сожалению, не носитель фамилии Блэк. Я подумал, может, тебе пригодится. По части безопасности с моим стариком не сравнится ни один из нынешних производителей квиддичной формы.

Гарри посмотрел на мантию совсем другими глазами. Он читал про разные способы зачаровывать спортивный инвентарь и знал, как сложно это сделать так, чтобы наложенные заклинания не мешались во время игры. Должно быть, отец Сириуса был выдающимся волшебником.

Гарри покосился на Кикимера — тот в ответ ревностно сузил глаза. Вот кому вряд ли понравится расхищение бывшего гардероба Регулуса.

— А ты не против, Кикимер? — он сам не знал, что дернуло его задать подобный вопрос домовому эльфу. В магическом мире они не считались ровней волшебникам и не имели права голоса, но все-таки... Именно Гарри был гостем в доме на площади Гриммо.

Кикимер сверкнул глазами, затем опустил голову и прошаркал прочь, бормоча что-то про разграбление сокровищ Блэков. Прямого ответа от него не последовало.

Сириус проводил домовика неприязненным взглядом.

— Его-то чего спрашивать?

Гарри пожал плечами.

— Стараюсь быть вежливым?

Сириус только головой покачал.

— Ты меня иногда удивляешь. Кикимер, кстати, тоже: обычно он такую истерику закатывает, когда я "расхищаю" что-то из "драгоценных реликвий благородного и древнейшего"... Ну ты понял. Ладно. Давай заглянем в библиотеку тебе за книгами и пойдем уже отсюда. У меня мурашки по коже от этой дыры.

Доски забора вокруг дома дедушки Элджи прилегали друг к другу достаточно плотно, чтобы Невилл мог не бояться, что Тревор убежит от нелюбимого хозяина в дикие земли, где его уже никто и никогда не найдет. К сожалению, это было единственным положительным моментом в ситуации: Невилл всерьез опасался, что по прошествии еще пары лет он устанет от вечных погонь за своим питомцем настолько, что просто махнет рукой и позволит Тревору жить так, как пожелает его жабья душа. Может быть, даже отдаст Гарри, если тот все еще захочет остаться участником хора лягушек.

...И если Гарри захочет с ним знаться, конечно, потому что ни от него, ни от Гермионы за все лето не было ни весточки. Бабушка один раз спросила, почему школьные друзья ему не пишут, и Невилла чуть не перекосило от неловкости.

Может быть, у Гермионы все еще нет совы, и она физически не может написать ему письмо.

Может быть, Гарри уехал в путешествие на все лето и тоже остался без связи.

Но в глубине души Невилл знал: незачем искать внешние проблемы, когда все можно объяснить куда проще — друзья забыли о нем.

Да и могли ли они все называться друзьями, действительно? У Гермионы просто выбор был не велик: только ко второй половине года она смогла хоть немного поумерить свою категоричность и перестать выводить из себя подавляющее большинство тех, кто находился в ее обществе дольше двух минут. Гарри... Гарри оставил его одного разбираться с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Да, тогда все казалось правильным, но оглядываясь назад теперь, Невилл уже не мог не задаваться вопросом: а не искал ли Гарри предлог, чтобы отделаться от него поскорее, когда понял, какой никчемный из Невилла спутник в приключении? От этих мыслей ему поначалу становилось жутко плохо, но мало-помалу Невилл свыкался с идеей своей брошенности. А сейчас он должен был найти Тревора.

Пробираясь сквозь заросли нестриженной травы, Невилл вдруг вспомнил, как однажды наткнулся на змею в собственному саду. Тогда он понял, что умеет говорить на парселтанге, но это было так давно... И в тот раз с ним был его вездесущий спутник. Спутник, который тоже его покинул: и каким неудачником надо быть, чтобы от тебя отказалось даже собственное альтер-эго?

"Рад, что ты настолько по мне скучаешь."

Невилл так и подскочил. Сердце заколотилось с бешеной скоростью. Он ослышался? Придумал с безнадеги? Или с ним и вправду сейчас заговорил...

"Лучше ищи свою жабу."

Невилл медленно подошел к забору и прислонился к нему спиной, ощущая дрожь в коленках. Голос вернулся. Звучал слегка раздраженно, но был прежним, таким, каким он его помнил.

— Где ты был? — спросил Невилл шепотом. — Я тебя все лето не слышал.

Что-то внутри него самодовольно усмехнулось.

"Мы теперь обо всем друг перед другом отчитываемся? Не припоминаю между нами такой близости."

— Ты смеешься? Мы буквально одно целое! — несмелая радость и облегчение понемногу сменялись обидой. Невилл успел забыть, какой несносной бывала его вторая половина.

"Одно целое? Не так давно ты вообще меня принимать отказывался."

Невилл промолчал, сердито разглядывая примятую его ногами траву. Тревором там, разумеется, и не пахло.

"Я не думаю, что мы одно целое."

Теперь голос прозвучал слегка задумчиво. Издевки в нем не было — значит, это не попытка оскорбить?

— А что тогда?

"Что-то... другое. Разное. Но пока я полностью не уверен, что именно такое — я, своими догадками с тобой я делиться не собираюсь. Может, в кои-то веки научишься шевелить мозгами сам."

Отлично. Просто великолепно. Невилл со злостью пнул подвернувший под ногу камень и побрел в другой конец сада, уже не особо приглядываясь к дороге, по которой шел. Что с ним не так, если ответвление его собственного сознания считает себя чем-то полностью независимым? Да еще и исчезает на целую вечность, точно так и надо... Мог бы хоть предупредить, раз такой самостоятельный!

Что-то в нем шевельнулось. Невилл попробовал прислушаться к своим ощущениям, но как обычно ничего не понял. Внутренний голос вдруг снова обратил на себя внимание:

"Ты что, на самом деле надеялся, что я не вернусь?"

Надеялся? Слишком сильное слово. Но не "боялся" же. Хотя... Невилл не мог не признать, что одиночество этим летом наверняка не жалило бы так больно, будь он хотя бы наедине с самим собой, а не с половинкой самого себя.

Но все-таки...

"Я здесь."

"Ты здесь?"

Все лето Невилл не знал точно, кто произнес эти слова — последние перед забытьем: он сам, его альтер-эго или Дамблдор. Но теперь, снова услышав голос, Невилл был уверен, что понял все правильно.

— Я знал, что ты придешь. В глубине души.

— В самом деле, сэр? — раздался дрожащий и полный благоговения голосок откуда-то снизу. — Невилл Лонгботтом знал, что Добби придет предупредить его о большой беде?

Августа, Энид и Элджи Лонгботтомы допивали чай, когда большое окно в гостиной взорвалось тысячей острых осколков, которые только чудом не причинили никому вреда. Однако мантия Элджи оказалась пришпилена к креслу впившимися в пухлую обивку кусками стекла, один крупный осколок застрял в пучке волос на затылке у Энид, неровно обрезав несколько прядей и изрядно подпортив ей прическу, а еще несколько — врезались в зыбкую поверхность кремового торта, окатив всех присутствующих дождем из бежевой сладкой массы.

Снаружи, за окном, стоял Невилл, бледный как смерть и выглядевший таким же ошалевшим, как Элджи, судорожно дрыгающий конечностями в попытке освободиться. Августе пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы сохранить хладнокровие.

— Извините его, пожалуйста, — произнесла она по-светски благожелательно. — Невиллу многое пришлось пережить в конце учебного года, боюсь, он еще не до конца оправился от потрясения.

Энид деревянно кивнула и даже попыталась выжать из себя жеманное хихиканье, но в смехе слишком отчетливо проступили высокие истерические нотки. Она откинулась на спинку кресла и лишилась чувств. Ее можно было понять — семейные чаепития обычно не предполагали смертельно опасных происшествий во время десерта. Элджи тоже выглядел маловменяемым, поэтому Августа почла за лучшее взмахом волшебной палочки навести в гостиной хоть какое-то подобие порядка и поспешить в сад: если кого и надо было приводить в чувство в первую очередь, то Невилла.

Возможно, прямое столкновение с Волдемортом отразилось на нем глубже, чем она представляла, надеясь, что дальше его ночных кошмаров, после которых он, бывало, будил криком весь дом, дело не пойдет. Значит, им предстоит серьезный разговор. И начнет его Августа словами "я понимаю, что в том году ты многое пережил, но такими темпами нас скоро просто перестанут приглашать в дом твоего дедушки".

Когда Гарри проснулся утром 31 июля 1992 года, где-то пять минут он провел в постели, просто осмысляя тот факт, что ему уже целых двенадцать лет. На шаг ближе к совершеннолетию. На шаг ближе к тому, чтобы стать взрослым. Гарри сам толком не знал, куда так спешит — возможно, в глубине души был уверен, что все станет намного проще, когда он повзрослеет. Будь на его месте взрослый волшебник, разве пришлось бы Невиллу столкнуться с тем, с чем он столкнулся? Да и Снейп больше не сможет отмахнуться от него так просто; в середине июля они снова встретились в палате Мунго, но Снейп с изяществом истинного мастера соскальзывал с любых тем, касавшихся профессора Дамблдора, Невилла или философского камня. Перестать влипать в неприятности и изучить окклюменцию... Да такое просто невозможно в двенадцать лет!

Внизу Сириус уже готовил завтрак: день рождения крестника был одним из очень немногих поводов, которые могли заставить его встать пораньше. Ремус, к сожалению, приехать не смог, но и вдвоем они отлично провели время, протыкая пальцами причудливой формы колечки разноцветного пара, поднимающиеся от Радужной овсянки профессора Кашиуса. Когда они заканчивали завтрак, в открытые двери, шумя крыльями и переухиваясь между собой, с улицы влетела целая процессия сов, тащившая продолговатый сверток. Судя по озадаченному лицу Сириуса, он к этому никакого отношения не имел. Сова от Гермионы уже прилетела раньше, значит оставался...

— Какому отпрыску чистокровных богатеев ты спас жизнь, чтобы тебе присылали метлы? И зачем? — Сириус попытался было заглянуть в подпись на прилагающемся к свертку конверте, но Гарри быстро перевернул его пустой стороной вверх.

— У детей должны быть свои маленькие тайны, — он шутливо погрозил Сириусу пальцем и принялся срывать оберточную бумагу. Под ней, как и ожидалось, оказалась метла — и какая: Нимбус-2001!

— Ого, — Сириус перегнулся через стол и с интересом провел пальцем по лакированному темному древку рядом с гравировкой. — Они же еще не поступили в продажу, доступны только для предзаказа.

Гарри без лишних слов залез в конверт и вытащил свернутый пергамент.

"С Днем Рождения, Гарри!

Я говорил, что Нимбус-2001 выпустят в этом году, и угадай что. Тебе повезло, что мы не заключили пари.

Отец купил новые метлы всем будущим игрокам сборной Слизерина, так что не переживай, если подарок кажется чересчур грандиозным. Надеюсь полетать с тобой вместе в этом году.

С наилучшими пожеланиями,

твой друг,

Драко Малфой."

Письмо принесло больше вопросов, чем ответов. Место ловца в команде только одно, разве они с Драко не были соперниками? И если на то пошло, почему Драко — вернее, выходит, даже его отец, — так уверен, что Гарри попадет в сборную? Еще раз пробежавшись взглядом по написанному и не найдя там ничего нового, Гарри убрал письмо в карман и перевел взгляд на Сириуса.

— Понимаю, что это кажется тебе странным, но поверь, мне это кажется не менее странным.

Сириус только развел руками.

— Маленькие тайны, да?

Он был очень понимающим.

* * *

Остаток лета пролетел незаметно: казалось, Гарри и моргнуть не успел, как уже пришла пора отправиться в Косой переулок, покупать учебники и пополнять запасы школьных принадлежностей.

— Семь книг Локхарта? — удивился Сириус, когда заглянул в список нужных книг. — А не многовато на один учебный год?

Гарри пожал плечами.

— Может быть, это очень полезные книги?

Кажется, когда-то давно ему попадалась одна из книг Локхарта, и вроде бы она даже была по-своему интересной, но что-то в ней отвратило Гарри настолько, что ни одного другого труда этого писателя он в руках не держал. Вот только никак не удавалось вспомнить, что же такое это было. А теперь вот появился шанс освежить воспоминания.

Прогулка по Косому переулку, как всегда, приносила массу положительных эмоций. Приятно было окунуться в оживленную атмосферу, которая царила здесь все время, но особенно — перед началом нового учебного года. Тут и там мелькали знакомые лица, и Гарри то и дело останавливался поболтать с кем-нибудь из своих однокурсников, поэтому поход за покупками затянулся. Но Сириус не возражал: похоже, теперь он ничего не имел против того, чтобы находиться в гуще толпы, сколько бы старых знакомых ни окликало его по имени.

Гарри и Сириус как раз подходили к Флориш и Блоттс, когда оттуда вылетел человек, в котором Гарри безошибочно определил отца Драко, Люциуса Малфоя. Фамильные черты было ни с чем не спутать, но вот все остальное... Роскошные одежды и не менее роскошные волосы находились в полном беспорядке, тонкие черты лица искажала ярость, а под глазом красовался совершенно не-аристократичный фингал.

Следом за Люциусом торопливо просеменил Драко, но Гарри успел только кратко переглянуться со своим школьным другом. Сириус проводил спешащую парочку удивленным взглядом, а потом вдруг запрокинул голову и расхохотался.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу самого мистера Совершенство с таким синячищем под глазом, — выдохнул он, едва дыша. — Глядишь, еще какая детская мечта сбудется.

— Ты знаешь Люциуса Малфоя с детства? — опешил Гарри. Мать Драко, как он теперь знал, была кузиной Сириуса, но почему-то Гарри никогда не задумывался о том, что и с отцом его друга Сириус мог быть знаком уже давно.

— О, его часто приглашали на приемы к Блэкам, — Сириус скривился так, словно ему попалась конфета Берти Боттс со вкусом скисшего молока. — Заменял меня в качестве танцевального партнера дорогой Беллы, когда я, наконец, начал отказываться участвовать в этом фарсе. А мой младший брат тем временем вальсировал с будущей леди Малфой — вот уж превратности судьбы, — Сириус фыркнул. — Но кто, интересно, его так?

Гарри и сам задумался было над этим, но его тут же отвлек знакомый голос: кто-то громко звал его по имени.

По ступеням книжного магазина спускалась Гермиона Грейнджер, подросшая за лето и уже нагруженная покупками. Гарри просиял.

— Сириус, это Гермиона, — представил он подругу вопросительно поднявшему брови крестному.

— Ах вот оно что, — Сириус кивнул и с улыбкой протянул Гермионе руку. Та несмело ответила на рукопожатие.

— Вы крестный Гарри, да?

— Точно. А ты — самая умная ведьма на первом курсе, верно? Гарри много о тебе рассказывал.

Щеки Гермионы порозовели — было видно, что комплимент ей польстил.

— Гермиона, — вклинился Гарри в обмен любезностями, подгоняемый любопытством. — Что там внутри случилось? Мы только что видели Малфоя-старшего.

— И выглядел он не очень презентабельно, — добавил Сириус с ухмылкой.

— О, — Гермиона поморщилась. — Они, как бы сказать, сцепились с мистером Уизли, папой Рона. Представляешь, Гарри? На глазах у Гилдероя Локхарта! Это было ужасно! Страшно представить, что он подумал.

— Надо будет купить Артуру бутылку огневиски, — пробормотал Сириус себе под нос. Гермиона странно на него посмотрела, но дальнейшему разговору помешали вышедшие вслед за дочерью мистер и миссис Грейнджер. Последовал очередной ритуал знакомств, после чего Грейнджеры всей семьей отправились к мадам Малкин за новой мантией. Гарри очень долго махал им вслед: он и не подозревал, как сильно соскучился по школьным друзьям, пока не увидел их вживую. Сириус, немного понаблюдав за этим, потрепал его по голове.

— Талантливая магглорожденная с замечательной улыбкой, — резюмировал он. — Если она станет твоей Лили, я вас благословляю.

— Чего?! — возмутился Гарри. — Вот еще! Ты просто не знаешь Гермиону. Она не моя Лили, она мой Ремус Люпин.

Сириус снова расхохотался. На них начали оборачиваться прохожие.

— Ну как скажешь, — наконец, снизошел Сириус. — Ладно, пойдем внутрь. Мне обязательно нужно пожать руку Артуру Уизли, пока он не ушел.

В последнюю ночь под родной крышей Невиллу приснился новый кошмар.

Страшные сны были для него не в новинку: бабушка сказала, что это естественная реакция психики на пережитые им ужасные события, и Невиллу не осталось ничего, кроме как смириться с ними. Ему часто снились зеленые вспышки света, почти так же часто — зеркало Еиналеж, перед которым он проводил вечность, пока не становился дряхлым старцем, так и не сумевшим достать философский камень. В других кошмарах нередко фигурировали профессор Квирелл или профессор Снейп. Иногда во снах он становился Невиллом-из-Зеркала, и это были одни из худших кошмаров: в них он пытал или убивал близких ему людей: бабушку, Гермиону, Гарри... Однажды Невиллу приснилось, что внутренний голос обрел свое телесное воплощение: вылез у него из затылка, сверкая багряными глазами и заходясь тонким высоким смехом.

Но сегодняшний кошмар был другим. Словно бы более реальным.

Он шел по длинному темному коридору

(своего сознания?)

и шел очень долго, сбившись со счету на втором десятке поворотов. Коридор был запутанный, переплетался сам с собой, как огромная длинная змея, и едва ли имел конец.

Но он шел.

"Не ходи туда", — отчетливо произнес голос разума/внутренний голос. И остался позади, когда он продолжил шагать. Пустая голова без единой мысли казалась неестественно легкой.

И наконец: коридор окончился массивной дверью — дверью без ручки. Он толкнул ее, и она поддалась.

Он вошел в просторную залу: несмотря на размах пустого пространства, темные стены с тонким серебристым орнаментом давили на плечи, а от выложенного каменной плиткой пола несло могильным холодом. Посреди залы стоял громоздкий трон из неизвестного черного материала: его очертания были какими-то дымчатыми, расплывающимися по краям — так во снах выглядят многие вещи, но из-за четкости всего остального, эти неясные линии казались неправильными и ненастоящими, притянутыми из другой реальности.

На троне сидел... кто-то.

Он боялся (не мог?) поднять взгляд выше впалой груди, обтянутой тканью черного балахона. На подлокотниках, увенчанных тусклыми медными набалдашниками, возлежали бледные руки с тонкими длинными пальцами: они отнюдь не казались хрупкими, больше напоминая клыки дикого зверя, готовые в любой момент впиться тебе в горло.

Может быть, Кто-то пытался с ним заговорить. Но до него не доносилось ни звука.

Может быть, он сам пытался заговорить. Но знал, что его не слышно.

Между ними проходила незримая стена, которую было не преодолеть ни телом, ни словами, ни мыслями. Возможно, он мог ее разбить, но не раньше, чем решил бы расстаться со своей жизнью. Эту стену нужно было сохранить любой ценой.

И он пошел назад.

Не произошло ничего по-настоящему страшного, но когда Невилл рывком вынырнул из сна и очутился в своей постели, задыхающийся и запутавшийся в одеяле, его переполняло чувство безотчетного животного ужаса. Он не мог даже кричать.

* * *

Пропев финальный гудок, Хогвартс-экспресс тронулся с места, отправляясь в свой неблизкий путь до школы чародейства и волшебства. В этот раз Невилл не хотел долго бродить по вагону в поисках свободного купе, поэтому просто зашел в первое, где увидел знакомые лица: Рон, Симус и Дин ехали вместе и уже горячо обменивались впечатлениями от летних каникул.

— Привет, Невилл, — поздоровался Дин, прервав свой рассказ о футбольном матче, на котором побывал накануне отъезда. Симус помахал рукой, пусть и не особо энергично. Невилл понимал, что представляет собой не самую приятную компанию: Рон еще в начале прошлого года пожаловался, что он своим мрачным видом здорово гасит абстрактную дружелюбную атмосферу гриффиндорской спальни, но Невилл ничего не мог с собой поделать — сейчас он просто не мог оставаться один.

— Моя сестра в этом году едет в Хогвартс, — Рон подвинулся, уступая ему место рядом с собой. — Представляешь, Невилл, она от тебя просто без ума.

— Чего? — Невилл вытаращил глаза. Рон был тем еще шутником, но тут он даже примерно не понял, в чем соль шутки.

— Того самого, — Рон выпятил нижнюю губу и развел руками. — Понимаешь, она вбила себе в голову, что ты самый крутой волшебник нашего времени, раз еще в колыбели разделался с Сам-Знаешь-Кем, и теперь просто мечтает увидеть тебя вживую. Ты не подумай, я ей честно сказал, что ты, ну, максимум средняя лига, но это как бобы об стенку кидать. В общем, не пугайся, если заметишь, что она на тебя пялится.

Максимум средняя лига? Пялится? Невилл даже не знал, от какой фразы испытал больший дискомфорт.

— А я хочу пробоваться на ловца, — сообщил Симус, спасая их купе от повисшего неловкого молчания. — Профессор Макгонагалл нас просто сожрет, если мы и в этом году проиграем кубок Слизерину.

— А что ты хочешь? — Рон пожал плечами. — У них же Снейп.

Разговор ушел в русло дружного обсуждения недостатков профессора Снейпа, и Невилл почувствовал себя немного лучше. Он не сомневался, что и в этом году будет страдать на Зельеварении, даже если Гарри и Гермиона продолжат ему помогать. Теперь Невилл знал, что они не забыли про него — переписку воровал сумасшедший эльф-домовик, который сначала попытался предупредить его о некой страшной опасности, которая объявится в Хогвартсе в этом году, а потом взорвал окно в гостиной дедушки Элджи, чуть не убив всех, кто там находился. Невилл даже не стал пытаться объяснить бабушке, что это был не он: маленькие дети всегда сваливают свои шалости на эльфов-домовиков, нечего и думать, что бабушка могла на такое купиться. К счастью, она сама все для себя объяснила, Невиллу даже не пришлось ничего придумывать. И единственное, что его беспокоило теперь — не учинит ли безумный домовик еще какую пакость.

* * *

Гарри вспомнил, что же ему так не понравилось в произведениях Локхарта, стоило ему открыть первую книгу из списка.

Невозможный слог.

Нет, писать Локхарт умел, причем очень неплохо: пейзажи мест, куда закидывала его судьба, портреты встреченных им людей, битвы не на жизнь, а на смерть — все это он описывал красочно и живо, но мерлиновы подштанники, какого же высокого мнения был о себе этот человек! Даже если бы Драко взялся написать автобиографию, он и то едва ли добился бы такого ужасающего результата: весь текст так и пестрил пассажами самолюбования, а от снисходительного тона, которым Локхарт обращался к читателям, Гарри испытывал отчетливое желание отправить книгу в ближайший камин. Он взял за правило заранее читать весь список литературы к школе, но больше двух книг Локхарта в него просто не влезло.

И разумеется, он не обрадовался, когда Драко поделился с ним ужасной новостью: Гилдерой Локхарт должен был стать их преподавателем по Защите от Темных Искусств в этом году.

— По крайней мере, он вроде бы талантливый волшебник, и все такое, — протянул Гарри уныло, но его тон говорил сам за себя. Если и к ученикам у Локхарта такое же отношение, как к читателям, уроки в этом году грозили стать настоящей пыткой, куда уж там профессору Квиреллу.

— Это только на один год, — попробовал утешить его Драко. — Может, на третьем курсе повезет больше.

— Может, назначат уже профессора Снейпа, — поддержал Гойл с глупой ухмылкой.

Гарри едва удержал язык за зубами. Ну сколько можно?! Как вышло, что миф о мечте Снейпа преподавать Защиту настолько плотно укоренился в умах студентов? Они, между прочим, ходили на все те же уроки, что и Гарри, и видели все то же, что и он: горячую любовь на грани одержимости, которой сквозили все слова и действия Снейпа, связанные с Зельеварением. Как люди вообще могут быть настолько слепыми? Они же уже на втором курсе!

Всю дорогу до замка в карете без лошадей Гарри провел в прескверном настроении, и Распределение и представление новых преподавателей его не особо развеселило: в реальной жизни Локхарт теперь внушал ему не меньшее отвращение, чем в роли повествователя. Еще и разоделся не пойми во что: профессор Дамблдор в ярких кричащих нарядах выглядел экстравагантно, но Локхарт в своей цветастой мантии был павлин павлином. Гарри отчаянно надеялся, что несправедлив в своей оценке, и на уроках выяснится невообразимое: в реальности Локхарт приятный человек и замечательный педагог, — но верилось в это мало.

Утешение дарили только презрительные взгляды, которые Снейп время от времени бросал через стол на своего новоиспеченного коллегу. Приятно быть не одиноким в своей неприязни.

* * *

Невилл никогда не был в восторге от традиции проводить трапезы в Большом зале: будь у него выбор, он предпочел бы завтракать, обедать и ужинать где-нибудь в уединенном месте, а не в битком набитом другими учениками помещении. Как тут расслабиться? Но никогда еще он не чувствовал себя в Большом зале так неуютно, как сегодня. Неподалеку от него сидела Гермиона, и хотя с такого расстояния они поговорить не могли, Невилл не сомневался, что совсем скоро ему придется как-то объяснить ей, почему он не ответил ни на одно ее письмо. Впрочем, Гермиона была из семьи магглов и могла не знать о том, насколько нереалистично звучали все объяснения, если в них присутствовали слова "домовой эльф", так что это была меньшая из проблем. Куда большее неудобство доставлял некто Колин Криви — распределенный в Гриффиндор первокурсник, которому не повезло оказаться под боком у Невилла. С какого-то перепугу Невилл стал его героем в тот самый день, когда Колин начал свое знакомство с новейшей историей магии.

— Так здорово, что нам удалось познакомиться в первый же вечер! — наседал на него Колин. Голос у него был раздражающе писклявый. — Я и подумать не мог, что мне так повезет! Знаешь, мне вообще редко везет, я все время проигрываю в "тяни жребий" или "камень-ножницы-бумага" — у волшебников это "камень-ножницы-пергамент", да? В общем, так, вот разве что с магией мне правда повезло — я ведь из семьи магглов, знаешь...

Другим нагоняющим жуть моментом было то, о чем предупреждал Рон: Джинни Уизли, конечно же, тоже попавшая в Гриффиндор, и, конечно же, тоже оказавшаяся неподалеку, начинала сверлить Невилла взглядом каждый раз, когда он смотрел в другую сторону. Она правда думала, что это незаметно?

"Знаешь, мы можем начать организовывать армию фанатичных приспешников."

— Я читал о тебе так много! А это правда, что тебе еще не исполнился год, когда ты победил Сам-Знаешь-Кого? — Колина совершенно не смущало, что Невилл не отвечал ни на одну из его реплик вот уже минут десять.

"Из этого, скажем, выйдет неплохой ревностный слуга, который выполнит любой твой приказ..."

"Нет?"

"Ну может хотя бы официальный фан-клуб?"

"А если я скажу "пожалуйста"?"

Отборочные испытания в команду назначили на вечер пятницы — об этом Гарри узнал, удосужившись изучить доску объявлений в общей гостиной. В первый учебный день он опять подскочил ни свет, ни заря, и теперь у него было слишком много времени перед завтраком. Интересно, серьезная ли конкуренция будет на отборочных? И как вообще сложатся отношения с командой? Гарри не знал близко никого из них: Пьюси, разве что, но как раз эти отношения оставляли желать лучшего. А ведь им, наверное, придется играть вместе... Утешало лишь то, что ловец мало взаимодействовал с основной командой, кроме загонщиков, разве что — надо будет убедиться, что Деррек и Боул на его стороне.

Среди второкурсников за слизеринским столом сегодня весь день царило нездоровое оживление: вторым занятием после обеда у них была Защита от Темных Искусств, и многим не терпелось увидеть Локхарта в деле. Или просто увидеть его вблизи. Гарри, как уважающий себя человек, не относил себя ни к тем, ни к другим.

— Моя мать подумывает сделать Локхарта своим восьмым мужем, — как ни в чем не бывало сообщил Забини за обедом, чем вызвал бурю негодования со стороны близсидящих.

— Это я собираюсь сделать Локхарта своим мужем! — немедленно заявила какая-то третьекурсница.

Такое заявление тут же породило новую волну бессмысленных споров. Когда масло в огонь подлил Майлз Блетчли, заявивший, что Локхарт ни разу не был замечен в связи с женщиной, а значит, у него тут шансов побольше будет, за столом стало невообразимо шумно. Гарри не выдержал и ретировался в холл, не доев свои тосты с ветчиной. С травологии он уже вышел слегка оглохший на одно ухо по вине Дэвис, которой вздумалось изобразить мандрагору в опасной близости от него, и совсем не хотел лишиться слуха окончательно. А еще Гарри очень нужно было поговорить с кем-то разумным, но и Гермиона, и Снейп все еще не закончили трапезу, а больше на ум никто не шел.

Что ж. Все равно сегодня дилемма разрешится: Локхарт окажется или хорошим преподавателем, и тогда Гарри признает, что был к нему несправедлив; или паршивым, и тогда признавать свою неправоту придется всем остальным. Все было очень просто.

После урока Заклинаний им сообщили, что занятие по Защите перенесли в кабинет Истории магии. Само по себе странно, но затем отличился и сам Локхарт, появившийся на двадцать минут позднее начала урока, но зато сияющий и идеально опрятный. К этому моменту до слизеринцев уже дошел слух о разгроме, который учинили в его кабинете вышедшие из-под контроля корнуэльские пикси, но сам Локхарт вел себя так, словно его первый день в новой должности проходил великолепно. Но время от времени он оглядывался назад, словно ожидая, что в класс ворвется остаток выводка пикси, не обезвреженных гриффиндорцами, или — тут Гарри дал волю воображению, — сам профессор Дамблдор с требованием подписать увольнительную.

— Добрый день, класс, — поприветствовал их Локхарт, сверкая белозубой улыбкой. — К сожалению, сегодня вы будете лишены удовольствия созерцать коллекцию моих портретов, поскольку на прошлом занятии мой кабинет, вследствие неудачного стечения обстоятельств, временно вышел из строя. Но не беспокойтесь, у вас еще будет шанс. Не стоит волноваться и за ваших однокурсников — поскольку я там был, никто не пострадал.

Крэбб громко фыркнул, а Драко, лишь слегка понизив голос, протянул:

— Какая жалость.

Если Локхарт думал, что кого-то здесь может обеспокоить судьба гриффиндорцев, он, очевидно, забыл, как обстоят дела в Хогвартсе с межфакультетскими отношениями. Гарри опять почувствовал себя слегка оторванным от коллектива, но постарался не придавать этому значения.

— Увы, теперь мы не сможем устроить запланированную практическую часть, но я придумаю что-нибудь, пока вы будете писать небольшую проверочную работу, — продолжил Локхарт, вытаскивая на свет божий свернутые в трубочку листы с вопросами. — Не беспокойтесь, это всего лишь проверка того, как внимательно вы ознакомились с моими книгами.

— Ты прочитал хоть какие-нибудь книги Локхарта? — пробормотал Драко, сузившимися глазами следя за перемещениями профессора по классу.

— Две штуки, — честно ответил Гарри. — И если ты этого не сделал, я тебя не виню.

Когда все получили проверочные работы, Гарри окинул взглядом сокурсников и оценил выражения их лиц, после чего пришел к выводу, что они с Драко были не одиноки в своем невежестве. Усердно строчили что-то только Булстроуд, Дэвис и Забини — этого, не иначе, просветила мать.

Локхарт, тем временем, ходил по кабинету и сетовал на то, что результаты опроса на прошлом занятии его несколько разочаровали: только один человек ответил правильно на все вопросы. Гарри подозревал, что знает этого человека — с Гермионы сталось бы выучить наизусть даже состав моющего средства миссис Чистикс, если это понадобилось бы для учебы. Что ж, тут Гарри не мог составить ей достойную конкуренцию: из пятидесяти четырех вопросов он знал ответы хорошо если на десять. Он очень старался контролировать себя и не штамповать пассивно-агрессивные ответы (что было довольно сложно, когда все вопросы были типа "какими духами пользуется Гилдерой Локхарт?" и "что вас больше всего привлекает в Гилдерое Локхарте?"), но под конец не сдержался и написал, что идеальным подарком на День рождения для него будет Зелье адекватной самооценки. Стоит спросить Снейпа, существует ли такое зелье вообще, но даже если нет, Гарри был готов внести его в список своих будущих научных открытий вторым пунктом после Антипохмельного зелья. Все — ради избавления мира от зла.

Неподдельное огорчение, проступившее на лице Локхарта, когда он начал просматривать их работы, выглядело почти карикатурным.

— Нет, нет, мой любимый цвет не золотой, хотя я понимаю, откуда идет эта ошибка. Ответ на вопрос про духи содержался в "Встречах с вампирами", это первая книга в вашем списке, неужели вы и ее не прочли? Увы, мистер Малфой, мой идеальный подарок на День рождения — это не деньги, ведь далеко не богатство сделало меня тем выдающимся волшебником, которым я являюсь сейчас... — Локхарт многозначительно вздохнул, перешел к следующему листку, в которому Гарри узнал свой по поставленной в углу чернильной кляксе, и, дойдя до конца, умиленно улыбнулся.

— А вот мистер Поттер, очевидно, беспокоится о том, что я недостаточно себя ценю. Зелье адекватной самооценки... Очень мило с вашей стороны, но не стоит придавать моей ложной скромности слишком большое значение: я вполне осознаю, что являюсь героем, изменившим сотни жизней к лучшему. И это тоже неправильный ответ...

Гарри испытал очень сильно желание приложиться лицом о парту. Драко рядом с ним согнулся в приступе беззвучного хохота. Гарри пнул его под партой, но тот даже не поморщился, и слезы на его глазах явно выступили от смеха, а не от боли.

С урока Гарри вышел в жутком настроении: он не был уверен, что пережил бы это занятие, не отпусти Локхарт их на десять минут раньше. И это ему придется терпеть целый год? Зато Драко по-прежнему веселился от души.

— Знаешь, из него вышел бы неплохой министр магии. Не удивлюсь, если он дальний родственник Фаджа.

— Умоляю, только не накаркай, — даже представить страшно, на что стала бы похожа магическая Британия, возглавь ее Локхарт. Воображение тут же нарисовало Косой переулок, где все витрины обклеены цветными плакатами с лучезарно улыбающимся новоиспеченным министром и слоганом "99% голосов в номинации "самая обаятельная улыбка", 100% голосов избирателей". Гарри передернуло. Уж лучше Фадж.

— Идем в гостиную? — Драко все еще посмеивался — должно быть, его действительно забавляло раздосадованное выражение лица друга, выходившего из себя куда реже, чем он сам.

Они вышли на лестницу — к счастью, несмотря на перерыв длиной в каникулы, память сохранила жизненно необходимое в Хогвартсе знание: каким ступенькам нельзя было доверять. Когда первый этаж был уже близко, Гарри заметил в холле Невилла и Гермиону.

— Я тебя догоню, ладно? — быстро сказал он Драко, но тот, вместо того, чтобы как обычно кивнуть, вдруг нахмурился.

— Ты и в этом году собираешься крутиться в компании неудачника и этой Грейнджер?

Гарри посмотрел на него с прохладным удивлением. Нет, вполне логично, что за лето Драко снова переосмыслил свои взгляды на мир под руководством родителей, но он надеялся, поход за философским камнем окажет на него более глубокое влияние.

— Да, собираюсь, — ответил Гарри ровно. Он не хотел ссориться, но и просто оставить это в подвешенном состоянии между ними было нельзя. — В чем проблема?

Драко пожал плечами.

— Они нам не ровня, вот в чем.

— Невилл чистокровный волшебник, если ты об этом, — сказать это без холода уже не вышло. Стоит указывать, что он сам полукровка, или это и так все помнят?

— Я же не об этом! — Драко раздосадовано мотнул головой. — Чистокровный или нет, этот увалень и заклинания нормального обычно сотворить не может. Нет ничего плохого в том, чтобы оценивать окружающих по справедливости. И совершенно ни к чему дружить с теми, кто этого не достоин, вот я о чем.

Гарри очень хотелось сказать в ответ что-нибудь резкое: например, что Гермиону Драко совершенно точно оценивал не по справедливости, — но тут мимо них, чуть не сбив Гарри с ног, пронесся Локхарт, на ходу помахав захихикавшей стайке третьекурсниц из Пуффендуя.

— Посмотри вот на это, — Гарри ткнул пальцем в спину Локхарта, стремительно направляющегося в сторону профессора Флитвика. Профессор Флитвик попытался избежать этой встречи, нырнув в боковое ответвление коридора, но Локхарт последовал за ним, неотвратимый как стихийное бедствие. — И подумай, к чему может привести стремление ставить себя выше других.

Гарри дал себе десять секунд, чтобы насладиться ошарашенно-возмущенным выражением лица Драко, и бросился догонять Невилла и Гермиону.

— Тише, Снейп идет!

— Ну и мрачный он сегодня...

— Так ведь опять не получил место...

Гарри поклялся себе, что сегодня же вечером пойдет в библиотеку и не выйдет оттуда, пока не найдет формулу заклинания, затыкающего уши. Иначе к концу недели он кого-нибудь убьет. Дело было даже в не надоевшей легенде о Снейпе, мечтающем вырваться из родных подземелий, дело было в том, что Снейп в качестве преподавателя Защиты был недостижимым идеалом, вместо которого ученики Хогвартса получали то Квирелла, то Локхарта. О третьем курсе и думать страшно.

Гарри проводил Снейпа взглядом — выглядел тот и впрямь обозленным, не иначе наткнулся на Локхарта в коридоре, — и вместе с остальными зашел в кабинет истории магии. Гарри никогда не думал, что будет рад видеть профессора Бинса на своем месте, но теперь поменял свое мнение: выбирая из двух зол, происходящих в этом кабинете, он предпочитал нудную, но адекватную лекцию.

Они с Драко как обычно уселись на последний ряд. О произошедшем вчера речи больше не заходило, и Гарри надеялся, что это хороший знак: им нужно было прийти к временному компромиссу, и если этот компромисс будет заключаться в том, что они просто позволят друг другу находиться на диаметрально противоположной позиции — хорошо. Пройдет время, и Гарри придумает, как ненавязчиво и незаметно убедить Драко в его неправоте. Скорее всего, Драко думал так же, потому и успокоился. И это тоже было честно.

Профессор Бинс начал свое нудное повествование. Гарри покрутил в пальцах перо, налил чернила в чернильницу, расстелил перед собой пергамент и под изумленным взглядом Драко достал из сумки "Встречи с вампирами". Поправил очки и открыл первую главу.

— Локхарт? Ты что, собрался это читать? — шепотом спросил Драко, все еще глядя на него как на сумасшедшего.

— Я собрался это перечитывать, — с могильной серьезностью ответил Гарри. Теперь на него оглянулись даже впереди сидящие Нотт и Забини.

— Ты спятил? — с намеком на сочувствие поинтересовался Нотт.

— Тоже решил сделать Локхарта своим мужем? — выдвинул Забини свою гипотезу.

К ним тут же повернулась Булстроуд и возмущенно напомнила:

— Это я тут ответила на самое большое количество вопросов в проверочной, знай свое место, Поттер!

— Да ты все неправильно ответила, я видела! — вмешалась Дэвис.

Гарри сделал глубокий вдох. Интересно, хоть какой-то факультет избежал локхартовской лихорадки? Он поставил бы на Когтевран, но, как вчера сообщил Забини, именно этот ответ был правильным в вопросе "какой факультет заканчивал Гилдерой Локхарт?". В глазах Гарри это сильно подорвало репутацию факультета интеллектуалов.

Убедившись, что однокурсники поглощены спором и уже забыли, с чего этот спор начался, Гарри обмакнул перо в чернильницу, подождал, пока лишняя капля соскользнет с заостренного кончика, и на секунду прикрыл глаза, наслаждаясь значительностью момента, который не портили даже бессмысленные препирания о том, являются ли фиалковый и лиловый одним и тем же цветом или нет. Затем широко распахнул глаза и размашистым почерком вывел: "Критический обзор ляпов в произведениях Г. Локхарта или почему обладатель премии за самую красивую улыбку — шарлатан". Пририсовал к первой букве красивую завитушку и довольно выдохнул. Отлично, начало положено.

— Так вот что ты задумал, — протянул Драко задумчиво. Он в жаркой дискуссии не участвовал, но Гарри против его внимания не возражал. — Неплохая идея. Вот только ты уверен, что они там есть?

— Должны быть, — произнес Гарри убежденно. — Взрослый волшебник, который не в состоянии справиться с шайкой корнуэльских пикси, точно не смог бы побеждать вампиров, троллей и йети.

— Имеет смысл, — согласился Драко. — Но оно того стоит? Мы и так избавимся от него в конце года, а ты хочешь потратить кучу времени и усилий на чтение дрянных книжонок и написания рецензий к ним?

— Мы же не знаем, как именно он уйдет из Хогвартса. Вдруг сам уволится, а потом пойдет мучить детей в каком-нибудь Шармбатоне? Я борюсь с большим злом — не-ком-пе-тент-нос-тью, — Гарри еще немного подумал и нашел те слова, которые точно понравятся Драко. — Если я смогу напечататься в какой-нибудь газете, профессор Дамблдор поймет, что так будет с каждым, и в следующем году мы получим нормального учителя.

Драко поднял брови и посмотрел на него с довольным одобрением. Надо же, управлять чувствами людей словами не так уж сложно даже на факультете, где все привыкли так делать. Гарри улыбнулся и склонился над книгой.

Цель надавить на профессора Дамблдором была хорошим объяснением для тех, кто думал, что надавить на этого человека вообще возможно — Гарри хватило двух встреч с директором, чтобы почувствовать, насколько это заблуждение далеко от истины. Есть, конечно, еще совет попечителей... Но так далеко Гарри не заглядывал. Поставить общественность на уши — этого будет достаточно. Однако первопричиной его действий было даже не это, понимание всех возможностей пришло позже.

В самом начале он просто пришел в невероятное негодование, когда узнал, что на цирк Локхарта купилась самая разумная ученица Хогвартса.

Отборочных Гарри ждал с замиранием сердца. Он уехал из дома всего неделю назад, но уже успел соскучиться по полетам. А ведь если он пройдет в команду, то сможет летать на тренировках каждую неделю...

В вечер пятницы они с Драко напустили на себя торжественный вид. Рисоваться было не перед кем — Нотта и Забини мало интересовал процесс отбора в команду, а Крэбб и Гойл в любом случае взяли бы на себя роль группы поддержки Драко, но все равно — такие важные мероприятия происходят не каждый день. Переодевшись в форму — мантия Регулуса все же была Гарри немного великовата, но наверняка он скоро дорастет, — и взяв свои почти идентичные метлы, в компании Крэбба и Гойла они отправились на поле для квиддича. Флинт и остальная команда уже была там, желающих попробовать тоже набралось не мало: по сути, вакантное место в команде было только одно, но, как Гарри узнал от Деррека, отборочные в слизеринскую сборную проводились ежегодно, и если кто-то показывал лучший результат, чем член старой команды, запросто могла случиться замена. А в этом году, к тому же, выпал шанс бесплатно получить Нимбус-2001 — о щедром подарке Люциуса Малфоя уже знал весь факультет. Ничего удивительного, что пробовать себя в квиддиче сбежались все, кому не лень.

На трибунах народа было немного, но кто-то все-таки пришел. Когда все новички по команде взмыли в воздух и принялись нарезать круги над стадионом, Гарри даже смог бы разглядеть лица болельщиков, если бы не был так поглощен чувством скорости, вышибающим из головы все лишние мысли. Драко держался вровень с ним, победно улыбаясь, словно уже получил свое место в команде. Когда они приземлились, Флинт даже сказал им свое одобрительное "сносно держитесь" — хороший знак.

Испытание ловцов было первым — с маленьким и юрким снитчем лучше было разобраться, пока не стемнело окончательно. На эту позицию желающих, не отсеявшихся разминочным полетом по кругу, было не так много: Гарри с Драко, рослый семикурсник, не особо походивший комплекцией на стереотипного ловца, и четверокурсница, лица которой Гарри даже не помнил.

— Начинаем с мелких, — непререкаемо объявил Флинт и вытащил часы, которые должны были отсчитывать затраченное на поимку снитча время.

— Пойдешь первый?

Драко кивнул: теперь, когда дошло до непосредственного испытания, он немного посерьезнел, хотя и старался глядеть вокруг с прежней самоуверенностью. Гарри молча наблюдал, как он вскочил на метлу и оттолкнулся от земли, стараясь не думать о том, что прямо сейчас они конкуренты и по-хорошему ему стоило бы желать Драко неудачи, сил на что не хватало. Флинт выпустил снитч.

Гарри не оставляло ощущение, что он мог бы поймать этот снитч быстрее, но Драко справился неплохо.

— Две минуты, — объявил Флинт. Гарри только сейчас обратил внимание, что он не использовал "Сонорус" — хватало собственного зычного голоса. Сияющий Драко приземлился перед ними, сжимая в пальцах трепещущий снитч. Флинт коротко кивнул и забрал золотой мячик.

— Видал, Поттер? — Драко дружески пихнул Гарри плечом. Тот натянул улыбку, но все его мысли уже были далеко. Его очередь — вот все, что теперь имело значение.

Прохладный вечерний ветер встрепал волосы, когда Гарри оторвался от земли и, стрелой взмыв ввысь, сделал глубокий вдох. В этот момент его не волновали ни результат Драко, ни итоги отборочных — только он, воздушная стихия и маленькое золотистое пятнышко, вырвавшееся из руки Флинта.

Снитч, точно чуя погоню, сразу же принялся выписывать петли, запутавшие бы кого угодно, но не Гарри — этим вечером он как никогда верил в свой талант. Нимбус-2001 была совсем не то, что его старая 1700: эта реагировала на его движения мгновенно, и Гарри ничего не стоило заставить ее выполнять те же трюки, что и молниеносный золотистый зигзаг, которым стал снитч. Мячик нырнул вниз — Гарри следом — вытянул руку — стремительно приближалась земля, но он успеет-успеет-успеет — (дружный вздох на трибунах) — ветер ударил в лицо: Гарри резко вышел из пике, чувствуя, как маленькие крылышки знакомо щекочут ладонь.

— Полторы минуты, — донесся до него голос Флинта.

Не сдерживая улыбки, Гарри соскочил с метлы и вернул снитч капитану. Поискал глазами Драко: тот стоял неподалеку, потрясенный, но, вопреки опасениям Гарри, не надувшийся.

— Ну как тебе? — он подбежал к другу, краем глаза следя за поднявшейся в небо четверокурсницей.

— Возможно, неплохо, — Драко насмешливо поднял брови. — А возможно, тебе просто повезло.

Гарри попытался ткнуть его локтем, но Драко увернулся.

— Я пошел в гостиную — больше тут нет смысла торчать.

— Ты не останешься посмотреть на других? — вряд ли, конечно, кто-то побьет время Гарри, но все-таки...

— Нет, — коротко ответил Драко и, убедившись, что Гарри не собирается составить ему компанию, побрел к замку. Может быть, поражение все-таки его задело.

Гарри вернулся на свое место. Оставшиеся два кандидата в ловцы показали не особо впечатляющие результаты: если четверокурсница поймала снитч на четвертой минуте, то попытку семикурсника Флинт попросту прервал после пятой: парень оказался именно таким неповоротливым, каким выглядел.

Следующим было испытание вратарей, на котором никто не отличился настолько, чтобы Блетчли мог начать опасаться за свое место.

На загонщиков пробовалось больше всего народу — видимо, бить битой по мячу почему-то казалось простой задачей. Здесь не обошлось без травм, но Флинта это ничуть не смущало: "и без меня знаете, где больничное крыло".

Когда дело дошло до охотников, Гарри вдруг понял, что хочет полетать еще. Невозможно следить за носящимися в небе фигурками и не испытать требовательный зуд во всем теле.

— Чего тебе? — обернулся Флинт, когда Гарри окликнул его.

— Я могу и в этом поучаствовать?

Флинт прищурился. Пожал плечами.

— Валяй.

И он снова был в воздухе.

В отличие от индивидуальных испытаний вратарей и ловцов, и даже испытаний загонщиков, где они слали друг в друга бладжеры по очереди, здесь проверялась сразу вся команда.

Сначала они все выстроились в широкий круг: Гарри, сам Флинт, Монтегю, Пьюси и еще человек десять, имен которых Гарри не знал. Правила были простые: они пасовали друг другу; выронишь мяч трижды — выбываешь. Ловить квоффл было намного легче, чем снитч: да, весил он больше, но как такую громадину вообще можно упустить?

Выбыло пять человек — все новички, — прежде чем Флинт скомандовал перегруппировку. Теперь они летали по всему полю, с теми же правилами. Гарри без удивления обнаружил, что сложнее всего ловить мячи, которые посылал ему Пьюси — злопамятность тоже следовало добавить в список характерных черт представителей их факультета. Но из-за такой ерунды Гарри сдаваться не собирался. Вот он, отличный шанс утереть Пьюси нос, продемонстрировав ему, что и охотник из Гарри отличный. В конце концов, он был сыном Джеймса Поттера.

Когда выбыли еще четверо, Флинт позвал Блетчли: теперь они должны были забивать мячи в кольца. Вратарем Блетчли был хорошим, и это сильно осложняло задачу. Гарри смог забросить один мяч из пяти — Блетчли под конец подмигнул ему и крикнул, что для новичка вполне неплохо. Что по этому поводу думал Флинт, Гарри не знал: капитан команды наблюдал за осадой колец с мрачной сосредоточенностью, ничем не выдавая своих эмоций.

Наконец, их разделили на две команды: Гарри, Монтегю и Хокинг, один из новичков с четвертого курса, против Пьюси, Сайкса и Свифт. Флинт занял вторые ворота, и игра началась.

Гарри чувствовал себя совершенно спокойно: от этой тренировки в его жизни ничего не зависело, поэтому он собирался просто хорошо провести время. Но он даже не подозревал, насколько веселой окажется эта игра.

В детстве у него не было друзей, с которыми можно было бы играть в квиддич вместе, как это обычно делали в семьях, где было двое детей и больше; все, что он делал — летал вокруг Дома-на-отшибе и ловил свой снитч или яблоки, которые кидал ему Сириус. Командная игра оказалась совершенно новым опытом, и каким: ловить и передавать квоффл товарищам, которые вопят "давай, Поттер!", знать, что ты сражаешься с соперником не один на один, а с поддержкой двух других охотников за плечами... Это было совсем не то, что в одиночестве парить над полем, высматривая снитч. То чувство отчуждения от коллектива, которое Гарри так часто испытывал среди других слизеринцев, сегодня исчезло без следа. Он был частью команды.

Лучшим моментом "матча" стала минута, когда он смог перехватить квоффл прямо перед лицом Пьюси, и, рванув к воротам, со всей силы бросить мяч в левое кольцо. Флинту удалось отбить квоффл плечом, но чувство триумфальной победы от этого никуда не делось.

Флинт подхватил устремившийся к земле квоффл и громко объявил:

— Стоп!

Отборочные испытания закончились.

Гарри приземлился на траву, употевший, тяжело дышащий, но невероятно счастливый. Монтегю дружески треснул его по плечу, а Блетчли издалека показал оттопыренный большой палец. На злобные взгляды Пьюси Гарри было плевать: он чувствовал себя восхитительно.

К сожалению, вечер закончился — пора было возвращаться в Хогвартс. Но тут его окликнул Флинт.

— Поттер, иди сюда! Надо поговорить.

Гарри пожал плечами и отделился от остальных студентов, зашагавших к раздевалкам.

Результаты должны объявить только завтра, так что могло понадобиться Флинту?

Драко проснулся уже полчаса назад, но все еще не отдернул изумрудный полог и неподвижно лежал в зеленоватой полутьме. Он плохо спал всю ночь, то и дело просыпаясь и ворочаясь с боку на бок.

Изначально план казался идеальным: обеспечить себе место ловца в команде за счет щедрого пожертвования от имени своей семьи — отличный умный подход, все по-слизерински, а Гарри... Гарри может быть запасным ловцом, или — или вообще кем угодно — у него ведь тоже был Нимбус-2001...

Почему-то, когда день объявления результатов настал, план уже не казался таким блестящим.

Они оба знали, что Гарри сыграл лучше — везение или нет, но это факт. Никогда раньше Драко не волновало, что его действия покажутся нечестными или несправедливыми — кого волнуют чувства менее удачливых? Табу на грязные уловки действовало только в кругу семьи, так говорил отец, а Гарри даже не дальний родственник, он просто...

(твой единственный настоящий друг)

...просто Гарри.

Драко зарылся лицом в подушку.

Он не мог провести весь день в постели — Флинт собирался попросить у Снейпа разрешение занять квиддичное поле, чтобы новый ловец мог сыграться с остальной командой. Вечно прятаться не выйдет, и сделать вид, что проблемы не существует, — тоже. Велико было искушение оттянуть неприятный разговор еще хоть на полчаса. Мешало только осознание: чем раньше он случится, тем меньше свидетелей будет в общей гостиной.

(Когда-то Драко представлял, что свидетелей его слизеринского триумфа всегда должно быть как можно больше. Когда-то — как будто вечность назад.)

Поджав губы, Драко рывком сел на кровати и высунулся наружу, ища взглядом свою мантию. Переодевание заняло куда больше, чем обычно: Драко всегда тратил много времени на то, чтобы привести свой внешний вид в идеальный порядок, но сегодня даже пуговицы рубашки ополчились против него, не желая застегиваться с первого раза. Одевшись, он зачесал назад и тщательно пригладил волосы, бросил быстрый взгляд в висевшее на дальней стене зеркало и, удовлетворенный увиденным, поплелся к выходу из спальни. Крэбб, Гойл и Забини еще дрыхли, Нотт читал что-то на кровати, а постель Гарри — постель Гарри пустовала. Минут десять назад кто-то вышел из комнаты. Значит, он уже знал.

Изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно, Драко вплыл в гостиную. Народу там было не много: пара старшекурсников вовсю корпела над домашними заданиями, да группа перваков играла в плюй-камни. И, конечно, Гарри — напротив доски с объявлениями. Драко видел только вихрастый затылок, но был этому даже рад — боялся увидеть невыносимый укор и разочарование в чужих глазах. Как странно — раньше такие чувства у него вызывали только родители...

— Привет, — тихо поздоровался Драко, приблизившись. Гарри обернулся: выражение его лица было нечитаемым.

После очень долгой паузы он сказал:

— Привет.

Больше Гарри ничего не говорил. Напряжение покалывало кожу.

— Слушай... — начал Драко — и не нашел слов, что случалось с ним очень редко. Он запнулся, помолчал и начал заново: — Слушай, мы же слизеринцы, правильно? В смысле, есть какие-то определенные шаблоны поведения, которым нормально следовать?

Гарри приподнял брови и ничего не сказал. В груди Драко поселилось ужасно неприятное чувство: точно что-то ныло, но чему там ныть?..

— Ты можешь быть запасным ловцом и тренироваться со всеми, и если вдруг...

Выражение лица Гарри не изменилось ни на йоту. Неправильно подобранные слова.

Драко был уверен, что может выговорить путь из любой сложной ситуации, так куда подевалось все его красноречие? Что он должен сказать? Предложить что-то? Польстить? Почему стандартные стратегии здесь не работали?

В конец отчаявшись под пристальным взглядом друга, Драко выпалил:

— Мы можем играть в матчах по очереди!

Гарри молчал. И это не сработало.

Но что тогда? Что? Что он должен сказать, чтобы все снова стало хорошо?

Ответ пришел как-то сам собой. Вариант, над которым Драко бы не задумался ни при каких других обстоятельствах — потому что это было совсем не то, чему его учили.

"Малфои не извиняются и не просят".

Сжав руки в кулаки, Драко с отчаянием выдохнул:

— Ну извини, хорошо? Я знаю, что поступил паршиво, и если ты такой умный, то сам и придумай, как нам выйти из этой ситуации!

И тут Гарри наконец улыбнулся.

Облегчение было сродни тому, что Драко ощутил, когда узнал, что сдал все экзамены первого курса на Превосходно и Выше ожидаемого, только гораздо, гораздо сильнее.

— Все нормально? — спросил он почему-то севшим голосом. — Мы все еще друзья?

Гарри пожал плечами.

— Конечно. Ты же извинился.

В любой другой момент Драко мысленно обвел бы эти слова в рамочку и подписал "рычаг для манипуляции", но сейчас эта мысль едва коснулась его сознания.

— А... Что со сборной?

Гарри ткнул пальцем в листок с новым списком игроков, на который Драко даже не удосужился глянуть. Сперва в глаза бросилось собственное имя, а потом...

Охотники:

Маркус Флинт

Грэхем Монтегю

Гарри Поттер

— Придумал выход из ситуации, я же такой умный, — Гарри подмигнул.

У Драко перехватило дыхание от негодования. Вот же наглый...

— На самом деле, мне его подсказали, — продолжил Гарри уже серьезнее. — Просто меня вчера подозвал Флинт и объяснил, как это у вас тут работает и что раз место ловца уже куплено, я вместо этого могу стать, например, охотником — он считает, что у меня есть потенциал.

Вот оно что. Забавно, что на выход попросили именно Пьюси. Конечно, он провисел в команде только один год, так что все логично, но сложно было не усмотреть в этом иронию судьбы.

— Но ты же все равно хотел быть ловцом... — странно, что Гарри так легко отступил, зная его упрямство. Странно — но приятное доказательство того, что он дорожит их дружбой.

— Если честно... Уже не очень. В смысле, я правда этого хотел, пока не попробовал вчера играть охотником. У меня же не было друзей в детстве, я все время просто ловил снитч в одиночестве, сам с собой. Играть в команде — это совсем другое. Мне, наверное, это и нужно больше всего — чувствовать себя частью чего-то, а не просто одному летать над полем и высматривать шанс одним махом принести сто пятьдесят очков. Так что... — Гарри развел руками. — Я не против, если блистать будешь ты, золотой мальчик. Я уже решил, что место ловца меня не интересует. Мне просто было интересно, что ты скажешь.

Настала очередь Драко долго и выразительно молчать. К сожалению, добиться того же гнетущего эффекта у него не вышло. Он пошел по простому пути.

— Ты же понимаешь, что однажды я тебя убью?

— Может быть, — Гарри беззаботно потянулся. — А может быть, мне повезет.

* * *

Первая учебная неделя оказалась одновременно лучше и хуже, чем ожидал Невилл. Приятным сюрпризом оказалась новая волшебная палочка: он слышал, те из них, что подбирались специально под человека, слушались своего хозяина куда охотнее, чем случайные, но то, что он должен пользоваться палочкой отца, даже не обсуждалось — бабушка придерживалась точки зрения, что передавать волшебные палочки по наследству — это древняя и достойная традиция. Теперь палочка Фрэнка Лонгботтома перестала существовать, и после похода к Олливандеру Невилл обзавелся новой: остролист и перо феникса. Он не думал, что вообще заметит разницу. И ошибся.

Новая палочка вела себя совсем по-другому, когда он сотворял заклинания. Раньше в его руке просто был кусок дерева, теперь же он чувствовал в волшебной палочке союзника: он точно обращался к ней с просьбой о помощи, а она — откликалась. Стоило ли говорить, как это помогало на уроках. Конечно, невнимательность и неуклюжесть никуда не делись, но те заклинания, которые раньше Невиллу пришлось бы осваивать неделю, теперь выходили после вечера непрерывной практики.

Плохой стороной оказались первокурсники, а также осознание: скорее всего, такое будет происходить каждый год. Те, кто уже проучились с Невиллом год, знали, что ничего особенного в Мальчике-Который-Выжил нет. Но для тех, кто видел его в первый раз, он все еще был легендой, вышедшей со страниц книг по новейшей истории магии. Чего стоил один Колин Криви со своим фотоаппаратом. Или сестра Рона — от ее пристальных взглядов исподтишка Невилла дрожь пробирала.

Теперь Невилл дичился людных мест еще больше, коротая время до отбоя или в спальне, или в классах для самообучения или дальних закутках коридоров, как сегодня. Суббота проходила как обычно — до этого момента: момента, когда Невилл услышал голос.

(Если бы только ему платили по сиклю каждый раз, когда он сталкивался с бесплотными голосами.)

Невилл точно знал, что это не его Голос: совсем другой тон, совсем другая манера. Холодное злобное шипение, вот на что это походило.

— Дай мне разорвать... Дай мне убить...

Именно то, что любой рад услышать в тихий субботний вечер. От страха Невиллу сделалось дурно.

— Если это твои проделки, то завязывай, — это обращение к себе же даже ему самому показалось жалким.

"Ты отлично знаешь, что это не я."

— Я уже ничего не знаю.

Страшный голос отдалился, и Невилл с тихим стоном сполз по стене. Облегчения он не почувствовал.

Сколько можно? Почему он даже неделю в Хогвартсе не может провести спокойно?

И что на этот раз? Тот-Кого-Нельзя-Называть вселился в каменную кладку Хогвартса, и скоро его лицо начнет вылезать из стен в кабинете Трансфигурации?

Краем восприятия Невилл почувствовал, что кто-то остановился напротив него, ничего не говоря. Наверное, пялятся. Наверное, смеются. Слишком много нежеланного внимания за одну неделю. Когда же его оставят в покое?

Не открывая глаз, Невилл прикрикнул на неизвестного:

— На что ты смотришь?! Я посмотрел бы на тебя, если бы ты постоянно слышал странные голоса!

Он закусил губу, тяжело дыша. Человек даже не пошевелился. Вместо этого он сказал — очень юным задумчивым голосом:

— Но я их слышу.

Невилл распахнул глаза.

Перед ним стояла светловолосая девочка в мантии с синей оторочкой. Он никогда не видел ее прежде.

— Ты...

— Я — Луна Лавгуд, — девочка мечтательно улыбнулась. — А ты — Мальчик-Который-Не-Любит-Голоса? Приятно познакомиться, даже если это невзаимно.

— Ты познакомился с дочкой главного редактора "Придиры"?! — Гарри не сразу поверил своим ушам.

Вот он — его шанс! Сама судьба ему подыгрывала. Гарри отлично понимал, что Ежедневный Пророк его анти-Локхартовский опус не напечатает, как и любое другое серьезное издание, но "Придира" — "Придира" была его лучшей ставкой. И повезло же...

— Ну да, — Невилл поерзал, поудобнее устраиваясь в корнях дерева. Воскресное утро они трое решили провести на природе, захватив из Большого зала тосты с маслом и джемом. Только так можно было позавтракать вместе — у межфакультетской дружбы были свои трудности.

— Это здорово! — Гарри не смог сдержать бьющее ключом радостное возбуждение. — Обязательно подружись с ней! Ты даже не представляешь, как это может пригодиться в жизни.

Гермиона громко хмыкнула.

— Как это по-слизерински.

Гарри на такие выпады больше не обижался — он верил, что Гермиона теперь не относится к распределению по факультетам так уж серьезно и это просто ее способ лаконично выразить осуждение словам и поступкам, которые казались ей не слишком честными. Он проигнорировал ее.

— И как она тебе? — больше всего Гарри сейчас интересовала новая знакомая Невилла. Луна Лавгуд, насколько она окажется сговорчивой? Удастся ли заинтересовать ее критическим обзором, или нужно сразу набиваться в знакомые к ее отцу?

Невилл неуверенно пожал плечами.

— По-моему, дочь своего отца. Странная, — он помолчал, что-то обдумывая. Неохотно добавил: — Но у нас есть что-то вроде общего интереса.

— Отлично! — Гарри даже не пытался скрыть свое оживление. Гермиона наблюдала за ним со смесью скептицизма и любопытства.

— А что за "Придира"?

Точно, она же магглорожденная и, должно быть, ни одного выпуска в руках не держала. Целый неизведанный и восхитительно-сюрреалистичный мир лежит перед тобой, Гермиона...

— Я никогда ее не читал, — признался Невилл. Надо же, еще один. — Бабушка говорит, что такой бред даже в руках держать стыдно. Там печатают всякие невероятные истории, которые ни одно уважающее себя издательство не напечатает. Сплетни, теории заговора...

— Это лучший журнал на свете! — перебил его Гарри. — Сириус его обожает. Ксенофилиус Лавгуд — самый настоящий гений! Он наверняка отлично сознает, что печатает, ведь просто невозможно сотворить такое неумышленно.

Несколько голов других отдыхающих у озера на миг повернулись к нему, одарив очень странными взглядами. Невилл тоже посмотрел на него как на сумасшедшего. Гарри не почувствовал ни капли смущения — предосудительное удовольствие или нет, но "Придира" подарила им с Сириусом слишком много хороших моментов, чтобы он отзывался о ней пренебрежительно.

Гермиона вдруг нахмурилась.

— Так вот зачем тебе это. Ты надеешься, что они опубликуют твои глупости про профессора Локхарта.

— Именно так, — Гарри и не подумал отнекиваться. — И когда вся страна ознакомится с моими "глупостями", всем станет ясно, что он простой шарлатан.

— Ну-ну, — возмущение, с которым Гермиона первоначально встретила его задумку, к сегодняшнему дню уже перетекло в холодный скептицизм. Она не верила, что у него что-то выйдет. — И как твои успехи? Полагаю, безрезультатно?

— Вовсе нет, — Гарри вытащил из сумки исписанный пергамент и гордо продемонстрировал его друзьям. — В общей сложности я прочитал четыре книги и уже заметил ряд несогласованностей между ними. И уверен, это только начало.

— А я уверена, что ты просто не можешь смириться с тем, что человек может быть одновременно знатоком своего дела и любимцем публики.

Ух ты, это что, был намек на Снейпа? Необычно для Гермионы, но все ее благоразумие вообще куда-то улетучивалось, стоило речи зайти о Локхарте. Это здорово подогревало неприязнь Гарри к преподавателю Защиты.

— А я уверен, что ты просто...

— Ну хватит, — взмолился Невилл. — В который раз вы уже об этом спорите?

И правда, в какой? Гарри почесал затылок.

— Седьмой за неделю, — услужливо подсказала Гермиона. — И все потому, что кое-кто слишком упрямый, чтобы признать свою ошибку.

Гарри знал, что пора остановиться, но не удержался:

— Ты же сейчас о себе?

— Время покажет, — пообещала Гермиона значительно.

Что ж, верно. Время покажет.

А время летело быстро. С тренировок Гарри и Драко приходили совершенно выжатые — Флинт гонял их без всякой жалости, и сил не было даже на разговоры. Если Драко и рассчитывал на особое отношение за финансирование его отцом метел для сборной, то вынужден был жестоко разочароваться: поблажек не делали никому, и даже сам Флинт возвращался в раздевалку пошатываясь и насквозь мокрый от пота. Команда твердо была нацелена на победу.

Несмотря на изматывающий темп, Гарри считал тренировки лучшей частью дня. Было сложно: Флинт и Монтегю кидали квоффл с такой силой, что пальцы немели, и первую неделю Гарри едва мог держать перо — так ныли потом руки, — но он понемногу привыкал.

А еще удалось оценить все привилегии членства в команде: не говоря о возможности летать по несколько раз в неделю, это еще и здорово поднимало авторитет в глазах товарищей по факультету. Были, конечно, и те, кто открыто сомневался в способности хилого второкурсника играть наравне с такими громилами, как Флинт и Монтегю, но Гарри реагировал на мрачные прогнозы пессимистов спокойно: ноябрьский матч против Гриффиндора докажет, что они ошибаются. Кроме того, Флинт мог сколько угодно издеваться над ними на поле, но за его пределами тщательно следил за физической сохранностью своих подопечных — когда Пьюси попытался исподтишка наслать на Гарри проклятие, Флинт очень доходчиво объяснил ему, что еще одна такая выходка, и они отправятся прямиком к декану. Этой угрозы было достаточно — Пьюси отвалил, хотя бы на какое-то время.

Работа с книгами Локхарта продвигалась медленнее, чем хотелось: изначально Гарри планировал закончить первую часть за сентябрь, но теперь сомневался, что уложится и к Хэллоуину. Несоответствия в тексте были, но их приходилось с лупой выискивать по всем книгам. В итоге, к октябрю Гарри уже мог цитировать "Встречи с Вампирами" наизусть, и поводов для гордости он тут не видел. Одно хорошо: на проверочных по Защите от Темных Искусств он теперь получал "Превосходно" за "Превосходно" и боялся только одного — как бы Локхарт не объявил его своим вторым любимым учеником после Гермионы.

— Бросил бы ты это дело, — посоветовал Драко, понаблюдав вечер за его мучениями. — Восемь месяцев осталось, не так уж и много.

— Целая вечность, — процедил Гарри сквозь зубы. Целая вечность самодовольства Гилдероя Локхарта и фирменного взгляда "я-же-тебе-говорила" Гермионы Грейнджер. Нет уж. — Луна Лавгуд написала отцу, и он согласился напечатать меня, когда я закончу. Тем более, чем дальше, тем быстрее пойдет дело. У меня уже куча материала на остальные книги.

— Ну как знаешь, — Драко пожал плечами. — На Хэллоуинский пир-то хоть пойдешь, затворник? Обещают труппу танцующих скелетов.

— Пойду, конечно.

Прошлый год наглядно показал, почему в Хэллоуин лучше не оставаться в одиночестве. Гарри только надеялся, что в этот раз все пройдет спокойно и обойдется без страшных происшествий.

Разумеется, он ошибался.

Хогвартс, когда все преподаватели и студенты собирались в Большом зале по какому-нибудь большому поводу, становился пустынным и таинственным, как старые замки из детских сказок. Он, по-своему, и был этим замком из сказок. Половине Невилла Хогвартс в такие моменты нравился, другая половина чувствовала себя слегка жутковато. Но все подавляла наваливающаяся в конце октября апатия.

Невиллу было проще, когда он проводил тридцать первое октября с бабушкой, — обычно они с трудом достигали взаимопонимания, но годовщина трагедии объединяла их, связывая воедино невосполнимым чувством потери. В Хогвартсе Невилл был один, а Голос мало волновала смерть его родителей — тот вообще с трудом понимал, зачем тащить одно и то же событие через года, будь то чья-то смерть или день рождения — было и было, все в прошлом.

Своим сегодняшним убежищем Невилл выбрал подоконник на четвертом этаже замка: в этом коридоре не было портретов и стояла почти-тишина — по-настоящему тихо в Хогвартсе не было никогда, но некоторое подобие время от времени наблюдалось. Невилл не знал, что будет делать весь вечер — наверное, просто ждать, а потом вернется в спальню, когда та уже не будет пугать своей покинутостью и навевать мысли о том, что он остался последним живым человеком в замке.