Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума (джен)

С утра Гарри получил записку, в которой Гермиона оповестила, что будет ждать его после завтрака у озера. Это могло означать две вещи: или она согласна на переговоры, или решила утопить его в озере. Гарри предпочитал мыслить оптимистично: в любом из случаев они получат хоть какое-то разрешение всей этой истории. За пару минут проглотив овсянку, Гарри, насвистывая незатейливый мотивчик и ловя непонимающие взгляды товарищей по факультету, явно удивленных такой стремительной переменой его настроения, поторопился к выходу.

Денек выдался погожий, и многие студенты завтракали снаружи, удобно расположившись под раскидистыми ветвями деревьев. Под одним таким деревом Гарри заметил и Гермиону. На несколько мгновений он застыл в нерешительности, молча разглядывая ее профиль — что и следовало ожидать от Гермионы, даже в такой момент она сидела с книгой на коленях, сосредоточенно разглядывая открытую страницу. Гарри вдруг показалось, что он не видел Гермиону очень, очень давно.

Словно почувствовав его взгляд, Гермиона подняла голову и нетерпеливо махнула рукой: мол, не стой на месте. Гарри не нужно было повторять дважды. Он с готовностью подбежал ближе и уселся на траву, подвернув под себя ноги. Склонил голову набок.

— Ну? — спросила Гермиона.

— Ну, — сказал Гарри. — Я даже не знаю, с чего начать.

Она закатила глаза, а он только и смог, что неловко рассмеяться. Сердце снова зашлось в учащенном ритме. Просто взять и сказать правду... Иногда это так сложно! Гарри сделал глубокий вдох. Но без этого ведь никуда.

И он начал говорить. Не особо задумываясь, просто вываливая неоформленным слипшимся комом все мысли и переживания последних месяцев, как пытался следовать советам Сириуса, как абсолютно все, от Драко Малфоя и Луны Лавгуд сказали ему, что он делает все не так...

Гермиона слушала его со странно-отрешенным выражением. С таким лицом она обычно пыталась вникнуть в особенно закрученный абзац из учебника по нумерологии. Гарри мысленно поздравил себя: и надо же было умудриться так все запутать. Он замолчал и остался сидеть с позаимствованным у Сириуса видом побитого щенка.

Гермиона открыла рот, чтобы что-то сказать. Закрыла. И надолго уставилась на временами идущую зыбкой рябью гладь озера. Гарри ее не отвлекал.

— Ну и ну, — сказала она наконец. — Честно говоря...

И снова замолчала.

— Честно говоря? — поторопил ее Гарри.

— Честно говоря, я даже не знаю, это хуже или лучше того, что я придумала про тебя и Крама.

Это было почти как удар под дых. Разве теперь, когда они прояснили все недоразумения, все проблемы не должны магическим образом разрешиться? А как же хваленая сила дружбы и искренности?

— Ну теперь-то что? — спросил он несчастным голосом. — Разве то, что я начудил чудес, считая, что делаю это ради тебя, не является смягчающим обстоятельством?

— Нет, — отрезала Гермиона. Она зарылась рукой в лохматую копну волос и издала изможденный вздох. — Поверить не могу, что я должна это тебе объяснять. Неужели ты сам не понимаешь?

— Нет! — ответил Гарри совершенно искренне. — То есть, я вижу, что все вышло совсем не так, как я думал, но я даже не понимаю, где ошибся.

— Дай подумать, — Гермиона закатила глаза. — Как насчет: когда решил, что можешь за нас обоих решать, что для нас лучше? Или, может: когда видел, что я не понимаю, что происходит, и для меня это очень тяжело, но даже не соизволил со мной обо всем поговорить? Или даже: когда с чего-то уверился, что лучше меня знаешь, как мне разбираться со своим временем, когда у меня появился больше, чем один друг?

Надо было подождать, пока все сказанное утрамбуется в голове, но Гарри, не удержавшись, выпалил:

— Но что плохого в том, что я думаю, как будет лучше для других? Разве не это — забота? Разве не это — любовь? Что в этом плохого?

— То, что у "других" есть своя голова на плечах! — Гермиона вытаращилась на него так, будто он сморозил страшную глупость. Но... Но разве... — Знаешь, кто обычно думает, что имеет право решать за других, что для них лучше?

"Профессор Дамблдор", — подумала часть Гарри, сохранившая щепотку трезвой иронии. Он не мог сказать это вслух, но ведь это правда. Это правда, и... И от таких мыслей Гарри сделалось неуютно. Профессор Дамблдор делал то, что должен был, но если Гарри каким-то образом вел себя так же не в глобальных вопросах спасения мира, а просто в отношениях со своими близкими... Это ведь не очень хороший знак?

— Диктаторы, вот кто, — жестко ответила Гермиона на собственный вопрос. — Я не говорю, что это про тебя, но сама идея... Разве ты не видишь, насколько она неправильная?

— Я просто не хочу, чтобы дорогим мне людям было больно, — слабо парировал Гарри. Что-то в словах Гермионы очень больно кололо, но он никак не мог понять, что это: непонимание или зерно истины.

— Но ты не должен брать ответственность за чужие чувства, — голос Гермионы слегка смягчился. Гарри даже почудилось беспокойство в ее взгляде. — Почему ты так упрямо это делаешь? Почему бы просто не думать о том, что чувствуешь ты?

Он открыл рот, но горло вдруг стянуло тесной удавкой. Почему? Потому что. Потому что иногда Сириусу так плохо, что только Гарри может о нем позаботиться, и тут уже не до собственного страха и одиночества. Потому что мама и папа нездоровы, и только эгоистичный идиот может обижаться или злиться из-за того, что они почти не реагируют на его присутствие. Потому что Снейп так и остался израненным ершистым подростком, и оставаться его другом можно только если ходить вокруг него на мягких лапах и игнорировать все бездумные колкости. Потому что Невиллу нужна помощь, о которой сам он не может попросить. Потому что...

— Потому что я делаю это всю жизнь, — прошептал Гарри. — Потому что если я не подумаю о других, то никто не подумает, даже они сами. Потому что какая разница, что чувствую я, если всем вокруг всегда еще хуже? Потому что... Потому что только я...

Он бессильно уставился на побледневшую Гермиону, чьи контуры начинали стремительно размываться. Потому что к чужой боли невозможно оставаться равнодушным. Потому что боль — это то, что сводит людей с ума. Потому что это все равно, что заклятие Круциатус. Потому что...

— Ох, Гарри... — выдохнула Гермиона испуганно. Он почувствовал ее руки на своих плечах и благодарно уткнулся в ворот ее мантии, до крови кусая губы. — Но ты же не Бог! Никто не должен волочить на себе такую тяжесть, это... Это просто неправильно!

Его губы разъехались в улыбке. Почему, ну почему у него не может быть так просто, как у Гермионы с ее четкими "правильно" и "неправильно"? На что ему это понимание про то, что у каждого свое "правильно", что этих "правильно" миллионы, что жизнь просто не работает в категориях "правильно" и "неправильно"? Разве ему легче от того, что он понимает, что Сириус прав по-своему, и Снейп прав по-своему, и Грюм прав по-своему, и Драко прав по-своему, и все остальные — все они по-своему правы?

— Я не думаю, что это "неправильно", — услышал Гарри свой далекий голос. — Но... Ты права, это очень, очень тяжело.

— Гарри...

— Ну, это ничего, — продолжил он подсевшим голосом. — Скоро Турнир закончится, и станет легче. Потом... станет легче.

Ведь он справлялся все это время. И несмотря на все ошибки — разве сейчас Гермиона не обнимает его так крепко, будто боится, что он растворится в воздухе? Разве сейчас он не чувствует, что их связь крепка как никогда? Разве это не повод надеяться на то, что в конце концов все образуется?

— Если ты продолжишь в таком духе, то однажды просто сломаешься! — с горячностью возразила Гермиона. — Человеческой выносливости есть предел, уж я-то об этом знаю. Ты должен мне пообещать. Пообещай, что хотя бы ответственность за мои чувства ты взваливать на себя не будешь.

— Мне дать Непреложный Обет? — Гарри выпрямился, и привычная озорная улыбка непринужденно скользнула на губы.

Гермиона ткнула его в плечо, совсем легонько.

— Вот только не надо сейчас натягивать свою шутовскую маску. Можно подумать, тебе весело.

— Можно подумать? — удивился Гарри. — Ты снова со мной разговариваешь, чем не повод для веселья?

Гермиона сощурилась. Нет? Не хочет дать ему отшутиться и соскользнуть с темы? Гарри вздохнул и посерьезнел.

— Есть вещи, которые я просто не могу перестать волочить, — сказал он мягко. — Есть вещи, которые мне просто нужно закончить. Даже если это очень сложно, и всем вокруг кажется, что я вот-вот сломаюсь. Но я не сломаюсь. Обещаю.

Это было не совсем то обещание, о котором Гермиона просила.

И Гарри даже не был уверен, что сможет его выполнить. Но...

В конце концов, слизеринец он или нет?